Выживший

Висарг Исаев

Выживший

Часть 1: КАМЕННОЕ ДЕТСТВО

Глава 1: НАЧАЛО, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

-–

1. ПЕРВАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Моё первое воспоминание – не лицо матери, не колыбель, не улыбка. Это – звук. Глухой, низкий гул, от которого дрожит земля и звенит стекло в оконной раме. Гул войны. Он был моей первой колыбельной.

Меня ждали. Ждали с тем трепетом и надеждой, с которой ждут первого ребёнка в молодой семье. Отец, чтобы принять меня в свои крепкие руки. Мать, чтобы прижать к груди и шептать сказки.

Но судьба распорядилась иначе. Пока я делал свой первый вздох, отец за тысячи километров от нас гнул спину на чужой стройке, откладывая каждую копейку для нашего будущего. Его не было рядом. Его место заняла Тень. Тень большой беды, которая уже поднималась на нас на перегонки с рассветом.

Через три месяца после моего рождения мама пошла в магазин. Купить молока или просто подышать воздухом, ненадолго оторвавшись от пелёнок и моих криков. Она так и не дошла.

Её сбила машина. Говорили, что видимость была плохой. Говорили, что она не посмотрела по сторонам. Говорили много чего. Но для меня, младенца, остался лишь факт: мама исчезла. Её забрала чужая стальная машина, оставив вместо себя тишину, боль и тело, прикованное к больничной койке.

-–

2. ОБГОРЕВШАЯ ПРАВДА

А через месяц гул войны перестал быть просто фоном. Он пришёл в наш дом с визгом снарядов и запахом гари. Отец, узнав, что происходит, бросил всё. Он сел в первый попутный транспорт и поехал домой. К нам. К маме. Ко мне.

Он так и не доехал.

Снаряд, выпущенный кем-то с неба, разорвался точно в том месте, где должна была пройти его жизнь. Его смерть была такой же абстрактной и чудовищной, как и сама война.

Так, не успев начаться, моя семья закончилась. Остались трое: я, беспомощный младенец; мама, беспомощная в своей больничной кровати; и бабушка. Моя тихая, худая, но несгибаемая бабушка.

Именно её руки стали моим миром. Руки, пахнувшие землёй с огорода и лекарствами, которые она прикладывала к маминым ранам. Руки, которые качали меня под аккомпанемент взрывов. Руки, которые отдавали мне последний кусок хлеба, приговаривая: «Ешь, внучек, расти. Всё наладится».

Она не плакала при мне. Её слезы были тихими и ночными. А днём она была скалой. Скалой, о которую разбивались и голод, и страх, и война.

-–

3. КРУШЕНИЕ МИФА

Я рос под аккомпанемент взрывов. Моими игрушками были осколки снарядов, подобранные на улице, а сказками на ночь – истории о том, каким смелым и добрым был мой отец. Бабушка создала для меня миф о семье, которой не было. И в этом мифе я находил силы жить.

Мне не говорили, что отца нет. Мне говорили, что он уехал в очень далёкий и опасный рейс, откуда долго-долго нет дороги назад. Эта ложь была моим кислородом. Я выстраивал в голове целые миры: как он вернётся, обнимет меня, привезёт диковинные гостинцы. Я рассказывал друзьям, что мой папа – шофёр-герой, и они смотрели на меня с жалостью. Он был моим идеалом, пустым местом, в которое я поместил все свои надежды на спасение.