
Полная версия
Лимес. Вторая Северная
– Я думаю, что им было бы полезно прогуляться пешком.
Несмотря на ранний час, на улице уже стояла жара. Школа находилась всего в нескольких кварталах от микрорайона, в котором располагался дом их семьи.
Почти два десятка лет назад Роберт Гросс, опаздывающий на свой первый рабочий день в городскую консерваторию, решил сократить путь. Свернув с центральной улицы, он оказался на залитом яркой зеленью пустыре и замер, позабыв обо всем.
Словно вышедший из-под кисти художника, живой зелёный тоннель из высоких берез, тянущихся по обеим сторонам улицы, скрывал этот укромный уголок от людских глаз. Между тонкими белоснежными стволами с чёрными пятнами мягко шелестел ветер, порхали птицы и бабочки, а по земле густым ковром, украшенным сотнями васильковых цветов, стелилась яркая трава. Молодая, не успевшая покрыться пылью листва, складывалась в причудливый купол, сквозь мозаику которого пробивались ослепительные солнечные лучи, рисуя на тропинках замысловатые узоры теней. Это место словно было создано для тех, кто искал тихую радость от слияния с природой, для размеренной жизни, полной счастья и любви.
В тот день он опоздал на работу и получил первый и единственный выговор, но не жалел об этом ни секунды. Следующим утром Роберт Гросс привёл свою жену в это место, ставшее любимым с первого взгляда, и сказал, что здесь построит для них дом.
Роберт сдержал своё слово, и вслед за их семьей участки прекрасной, живописной земли, стали покупать другие люди, и почти за двадцать лет пустырь превратился в тихую деревушку, улицы которой полнились детским смехом.
Ванда и Феликс шли в школу молча, лишь изредка поглядывая друг на друга. Их семья была воплощением гармонии. Родители с детства прививали им любовь и чувство доверия к ближним, учили тому, что нет ничего важнее крепких уз семьи, но они были подростками и, вероятно, оттого так часто нарушали царившую в стенах дома идиллию ссорами.
Феликс, хотя и был задирой, умел быстро прощать и, как старший из детей, старался держать себя в руках, однако не мог отказать себе в удовольствии поддразнить свою среднюю сестру. Ванда, только недавно вступившая в переходный возраст, из-за неумения контролировать свои эмоциональные всплески воспринимала каждую его шутку как самое смертельное оскорбление и сначала от всей души трепала брата за чёрные кудри, а после, получив сдачи, заливалась слезами и бежала ябедничать.
И все-таки, несмотря на бесконечные ссоры, они умели иногда находить компромиссы, потому что, последнее чего им хотелось, – это расстраивать родителей. Роберт и Ирина Гросс воспитали своих детей в бесконечной любви друг к другу, научили их быть честными, с самого детства давали им понять, что мнение каждого из них важно. Это был тот самый пример семьи, где у детей не было секретов от родителей.
Ванда была всем сердцем привязана к отцу и, если бы не вороные волосы, являющиеся единственным её отличием, походила на его маленькую копию. Феликс же был похож на мать. Их ярко-зелёные, всегда горящие весельем глаза, встречаясь, становились отражением друг друга. Между ними была особенная связь – связь матери и её долгожданного первенца, её первой радости, гордости, первых бессонных ночей и зарождающихся в сердце тревог.
Младшая из детей, крошечная девочка с любопытными глазами, мечтательная и не по годам серьезная Теона, была для всех настоящим чудом, появившимся в их семье совсем недавно. Каждый из них относился к малышке с трепетом, словно она была фарфоровой куклой, диковиной, непохожей на остальных.
Когда мать и отец принесли в дом эту маленькую жизнь, завёрнутую в хлопковую пелёнку, старшие дети, к удивлению родителей, преисполнились к ней особенным трепетом. И, конечно, это добавило новых поводов для ссор. Феликс и Ванда соперничали между собой за внимание маленькой сестры, дрались за право гладить её пеленки и вскакивали из постелей по ночам, слыша её пронзительный плач.
Такой была их жизнь – полной любви, витавшей в стенах светлого дома, которые служили гарантом бесконечного счастья, безопасности и уверенности в завтрашнем дне. У детей было беззаботное, счастливое детство, и они даже не задумывались о том, что может быть как-то иначе.
Весенний сквер, через который лежал путь в школу, был заучен до дыр. Каждая скамейка, куст и дерево, детская площадка и посыпанная мелким камнем дорожка стали для них продолжением дома, тропкой, соединяющей два крыльца – домашнее и школьное.
Замерев у светофора, в ожидании разрешающего сигнала, Феликс переступил с ноги на ногу и глубоко вздохнув, ткнул сестру в плечо.
– Ты это, извини, – пробормотал он. – Глупо получилось.
– Да, – протянула та. – Я слышала, как мама плакала в ванной. Надо будет извиниться перед ней и перед отцом. Еще и Теону напугали.
Светофор загорелся зелёным, и дети продолжили свой путь. Около ворот школы Феликс резко остановился и схватил сестру за плечо.
– Сколько у тебя сегодня уроков?
– По расписанию пять, но сегодня ведь последний учебный день, и я слышала позавчера, как учителя шептались о том, что отпустят нас после третьего.
– Отлично! – улыбнулся мальчишка. – Я зайду за тобой. У меня осталось немного денег – сэкономил на обедах. Давай сходим на рынок, купим цветы матери.
– И шоколадные пирожные. Отец их любит, – воодушевилась Ванда. – У меня тоже есть немного мелочи.
Майское солнце палило так, словно был июль. От разогретого асфальта поднималась дрожащая дымка, и казалось, что на черной поверхности вполне можно было жарить яичницу. Дождя не было уже несколько недель, и только ленивый не сетовал на это. Окна в здании школы были открыты настежь, но даже это не спасало.
В душных кабинетах ученики пытались слушать преподавателей из последних сил. Каждый из них мыслями был где-то далеко. Впереди были долгожданные каникулы, беззаботные месяцы, никаких домашних заданий и ранних подъемов, только свобода. Дети наперебой делились друг с другом планами на лето, но Ванда почти не слушала, о чем говорила её соседка по парте.
– Ку-ку! – ткнула её в бок блондинка. – Где ты опять витаешь?
– Прости, я задумалась, – виновато улыбнулась Ванда. Её и без того пухлые щёки стали ещё круглее. – Я хочу побыстрее вернуться домой.
– Что, опять с Феликсом подрались? – захихикала Дана.
– Почти, – вздохнула Ванда. – Мы начали бросаться кашей друг в друга за завтраком и случайно попали в маму.
Дана прыснула со смеху, закрывая лицо руками. Ванда не выдержала и захохотала вместе с ней. Подавив приступ смеха, она поведала подруге об их с братом планах о походе на рынок, а после запустила руку в карман рюкзака и замерла.
– О, как же так, – растерянно пробормотала она.
– Что? – Дана отвлеклась от созерцания собственного отражения в маленьком карманном зеркальце.
– Я, кажется, забыла свою мелочь дома. Ну вот, теперь нам хватит только на цветы.
Дана посмотрела на подругу и вдруг тоже нагнулась к своему рюкзаку. Она достала из кошелька ровную купюру и положила на стол.
– Вот, возьми, – сказала блондинка и подняла палец вверх, предупреждая протест подруги. – Не отказывайся. Все равно увидимся летом.
После уроков Ванда выскочила из школы, перепрыгивая через несколько ступенек, и побежала к воротам. Феликс уже ждал её там, лениво прислонившись к стволу дерева. Девчонка вытащила из кармана купюру, которую ей дала подруга и запрыгала на месте.
– Ты где это взяла? – опешил Феликс, глядя на сестру, и почесал в затылке.
– Подруга заняла. Я забыла мелочь дома, а она меня выручила. Я потом ей все верну.
Воспоминания об утренней ссоре отошли на второй план, и дети направились в сторону рынка. Феликс, крепко сжимая руку сестры, тянул её за собой сквозь толпу людей, неспешно прогуливавшихся между палатками. Ванда едва поспевала за ним, мысленно проклиная жару.
Так было всегда – с самого детства они дрались, катаясь по полу длинного коридора на втором этаже, а потом хохотали друг над другом, пока мать, причитая, приводила их в порядок.
В глубине души Ванда и Феликс любили друг друга, просто они оба были подростками. Парень был старше своей сестры на два года и, как правило, зачинщиком их бесконечных драк был он сам, однако обижать её кому-то другому Феликс не позволял никогда.
Следуя заветам отца, он мгновенно появлялся рядом с ней в тех случаях, когда Ванда нуждалась в его помощи. Стоило только мальчишкам, потешавшимся над ней из-за веса и неуклюжести, сказать хоть слово в адрес сестры, и Феликс тут же возникал за её спиной, готовый ринуться в бой. До драк доходило редко, ведь парень, всегда окруженный компанией своих друзей, давно сыскал славу первого разбойника в школе. Его уважали и боялись, и сам Феликс мечтал связать свою жизнь со спортом, несмотря на то, что родители в тайне надеялись на то, что все их дети посвятят себя музыке.
Мать и отец семейства работали в консерватории и хорошо знали, что у Феликса, Ванды и даже маленькой Теоны есть талант, хотя первый всячески избегал разговоров об этом и закатывал глаза всякий раз, когда родители заводили речь о музыкальном будущем своих детей. Ему казалось, что он выглядит полным идиотом, сидя за роялем матери в выглаженной белой рубашке, когда в их дом приходили гости. Ванда же, напротив, разделяла мечты родителей и давно решила, что, как только окончит школу, поступит в консерваторию.
Купив большой букет цветов, состоявший из белых, пушистых пионов, и несколько шоколадных пирожных, довольные собой, дети пошли в сторону дома.
– Слушай, а я ведь забыл про Марка, – сказал вдруг Феликс, имея в виду своего друга детства, который должен был приехать погостить к ним на пару дней. Мальчишка остановился, рассеянно почесав в затылке.
– Мы отрежем немного от моего и твоего пирожного и поделимся с ним, – махнула рукой Ванда и подтолкнула брата. – Пойдём быстрее.
Девчонка вытерла ладонью взмокший лоб и прибавила шаг. Ванда ненавидела жару. Для своего роста она была полноватой, если не сказать толстой, и любые занятия спортом давались ей с трудом. Сколько раз она слышала хохот мальчишек на уроках физкультуры, когда пыталась выполнять упражнения. Но сейчас она не думала об этом, лишь о том, как неприятно липнет тонкая белая рубашка к мокрой спине.
Феликс в свои пятнадцать, в отличие от сестры, был довольно высоким, худощавым, и, казалось, что общим у них был лишь цвет волос – чёрные как смоль густые завитки, которые парень терпеть не мог всей душой.
Свернув на свою улицу, дети припустили к крыльцу, но дойти до него так и не успели. Они замерли, услышав грохот. Феликс среагировал раньше и, схватив сестру за шиворот, утащил её за машину их отца, припаркованную неподалёку от дома. Оказавшись в укрытии, он осторожно выглянул, пытаясь понять, что происходит.
Творилось что-то странное. В небе, над самой крышей их дома, зиял призрачный обруч и две тени, а около крыльца стояли ещё несколько людей. Двое из них закрывали собой дверь, словно защищая вход в дом. Ванда неосознанно прижалась к брату спиной, сминая в руках бумажный пакет с пирожными.
– Я нашёл их! – раздался голос позади, и дети обернулись. Ванда пискнула, попятившись назад.
Двое, что висели в небе, тут же спикировали вниз. Женщина с каштановыми волосами оказалась быстрее, и приземлившись на ноги, закрыла собой детей, отбрасывая их назад.
– Бегите! – закричала она.
Сложив ладони вместе, а после резко разведя их в стороны, незнакомка послала в своих противников странный чёрный сгусток. Напротив неё уже стояли двое – девушка с пепельными волосами и мужчина, скорее парень, в капюшоне на голове и странной косынке, закрывавшей его лицо до самых глаз.
Ванда с ужасом посмотрела на него, запоминая неестественно зелёную радужку, которая словно светилась, а потом опомнилась, ощутив, как брат тянет её за собой.
Дети бросились к дому, но на крыльце уже во всю шла схватка. Люди метали друг в друга плотные цветные шары, падали, поднимались и снова бросались в бой. Брат и сестра замерли, глядя на развернувшуюся перед ними сцену, словно оцепенев от страха. Когда один из шаров, клубящийся, чёрный, пролетел мимо лица Феликса, он, недолго думая, схватил сестру и юркнул за крыльцо, падая на землю, подминая девочку под себя.
Рядом раздались шаги. Подняв голову, парень заметил перед самым своим носом берцы, а потом посмотрел выше и увидел человека в чёрной форме с белой нашивкой на левой груди.
– Поднимайтесь, – сказал незнакомец, протягивая руку. – Не бойтесь, я хочу помочь.
В этот момент парня сбил с ног мужчина, и они покатились по земле, а на его место приземлился человек в капюшоне. Ванда истошно закричала, пытаясь отскочить назад, но не успела. Человек выставил руки перед собой, и из его ладоней потёк тонкий, едва заметный глазу туман красного цвета.
Феликс и Ванда ощутили что-то странное, какую-то необычную лёгкость, и поняли, что загадочная субстанция поднимает их вверх. Их уносило всё выше и выше, в сторону мерцавшего в небе обруча. Заметив это, всё та же женщина огрела неизвестного очередным чёрным шаром по спине, ловко попав ему между лопаток, а после метнулась вперед, пытаясь сорвать с его головы капюшон. Между ними завязалась драка, и оба противника, словно позабыв о своей возможности пускать странные искрящиеся болиды, сошлись врукопашную.
Красная туманная подушка под телами брата и сестры рассеялась, и дети, словно камни, сорвались и полетели вниз. Ванда первой ударилась об асфальт, выпуская из рук бумажный пакет, который упал ровно под её голову. Врезавшись в него лицом, что несомненно спасло её от перелома носа, девочка почувствовала, как раздавила пирожные своим весом. В нос ударил запах шоколада, от которого почему-то тут же затошнило. А может, её тошнило от страха. Она уже не понимала, да и времени разбираться не было, потому что на неё приземлился брат. Мальчишка схватил сестру, пытаясь поднять её, и хотел было бежать к дому, но не успел.
Раздался свист. Это очередной алый шар рассек воздух, пролетел над их головами и ударил в постройку. Глаза Ванды распахнулись от ужаса, когда она, будто в замедленной съемке, увидела, как рушится кирпичная кладка. Стены осыпались, словно витраж, разбитый чьей-то неосторожной рукой. Два этажа за считанные секунды сложились, как карточный домик.
Оглушительный грохот заставил всех замереть. Феликс прижал сестру к земле, кашляя от пыли, которая плотным облаком заволокла всё вокруг, лишая зрения и возможности нормально дышать.
Всё затихло. Замерло, словно ничего не было вокруг. Ванда подняла голову, ощущая затылком плечо брата, и закричала, в ужасе глядя на руины в нескольких метрах от них. Её крик, страшный и дикий, сотряс воздух, возвращая ощущение реальности и вдруг обратился дрожью. Земля завибрировала, сотрясая всё, что стояло на ней. Ванда ударила руками по асфальту, ощущая жжение в груди, и последнее, что увидела – яркую вспышку, вырвавшуюся из-под ладоней. Она упала, безвольно распластавшись на земле.
Обруч в небе исчез, как только в нём скрылся последний силуэт. Силуэт человека в капюшоне. Рядом с детьми оказались четверо. Женщина, что пыталась закрыть их собой, опустилась на колени и заглянула в глаза Феликсу, который сидел на асфальте и качал головой, пытаясь прийти в себя.
– Ты меня слышишь? – спросила она, приподнимая его лицо, ухватив пальцами за подбородок.
– Что это было? – промямлил парень, взирая на свою собеседницу.
– Сейчас не время для объяснений. Нам надо уходить, скоро сюда приедут службы спасения.
Парень нервно сглотнул, и повернув голову, глянул на дом. На то, что от него осталось.
– Ты слышишь меня? – снова подала голос женщина. – Вы оба должны идти с нами. Здесь не безопасно. Они могут вернуться за вами.
– Кто?
– Ну ты посмотри, какой упёртый! – голосом, полным возмущения, заговорил один из мужчин, поправляя очки на носу. – Сказали же – нет времени объяснять.
– Роберт, они всего лишь дети. Им страшно, – рядом с шатенкой опустилась на колени рыжеволосая девушка, подстриженная под каре. У неё был странный взгляд: мягкий, но в то же время цепкий и пронзительный. – Привет, – улыбнулась она. – Меня зовут Элис. Идём со мной, – она взяла парня за руку, и Феликс почувствовал головокружение.
– Элис, твой гипноз нам сейчас не поможет, – покачала головой женщина.
Пока они разговаривали, Феликс посмотрел на сестру, лежавшую на асфальте рядом с ним. Он украдкой ткнул её в плечо. Девочка не отреагировала.
– Она умерла? – спросил мальчишка, глядя на женщину с каштановыми волосами.
– Нет, она просто потеряла сознание. Так бывает, когда у человека происходит энергетический выброс.
– Мм, понятно, – протянул Феликс, перемещая взгляд от одного женского лица к другому. – Вы сектанты какие-то, да?
По правде говоря, сейчас ему было всё равно на то, кто эти люди, да и не волновало даже то, что всего десять минут назад он стал свидетелем того, чего не выдумывал ещё ни один сценарист. Зелёные глаза неотрывно смотрели на груду камней, которую ещё утром он называл своим домом.
Феликс старался не думать.
Вообще не думать.
Совсем.
Потому что знал, что, как только начнёт думать о том, что находится под руинами – не выдержит.
– Я никуда не пойду, – сказал он вдруг, а после указал на сестру. – И она тоже. Проваливайте!
– Полегче, парнишка. Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? – возмутился мужчина в очках, но тут же был перебит женщиной, которая выглядела старше всех остальных лет на пять, если не больше.
– Роберт, не нужно, – начала она, но теперь её перебил сам Феликс.
– Да мне плевать, верите, нет, – безликим голосом сказал парень. Его глаза были прикованы к разрушенному дому.
– И что ты собираешься делать? – спросила женщина. – Будешь сидеть тут, ждать, пока за тобой и твоей сестрой придут органы опеки, или пойдёшь побираться с ней по улицам? У вас не будет будущего, если останетесь здесь.
– А если пойду с тобой, оно будет? – голос его оставался таким же пустым, но всё-таки в нём промелькнула доля иронии, такой привычной для него.
– Да, – коротко отозвалась незнакомка, и в её голосе слышалась какая-то железная убеждённость. – Я дам тебе и твоей сестре крышу над головой и место, где вы будете в безопасности.
Где-то неподалёку послышался вой сирены. На улице начали появляться соседи и зеваки, но никто из них не обратил внимания на Феликса и Ванду, рядом с которыми находились чужаки.
– Нужно уходить.
– Я хочу остаться, чтобы помочь спасателям, – сказал мальчишка, и голос его дрогнул. – Вдруг… Вдруг там кто-то выжил.
– Ты что, спятил? – взвился Роберт, но его снова перебила женщина.
– Хорошо. Но твою сестру мы заберём с собой, – сказала она. – Как только закончишь, приходи по этому адресу, – женщина протянула ему бумажку.
– Лисбет, это ошибка. Где гарантия того, что он не сбежит? – встрял мужчина, но предводитель бросила на него тяжёлый взгляд, и он замолк.
– Он не бросит сестру, – сказала она, а после перевела взгляд на парня, стоявшего за её спиной. – Крис, останься с ним.
Приехавшие службы спасения разогнали всех зевак и оцепили периметр. Из их разговоров Феликс понял, что вызов поступил от соседей, которые решили, что случилось землетрясение. Стараясь держать себя в руках, парень поплёлся разбирать завалы, тяская тяжёлые обломки стен наравне со взрослыми, крепкими мужчинами, входившими в отряд службы спасения. Иногда он ощущал, как что-то рвётся изнутри, и сгибался пополам, хватая воздух ртом. Силы иссякали, но снова брались откуда-то.
Это была вера.
Тонкий, едва ощутимый огонёк внутри его души, который заставлял надеяться на то, что там, под этими завалами, есть хоть кто-то живой.
Время подбиралось к утру. На асфальте уже лежали два тела, накрытых белыми простынями. Луч предрассветного солнца лизнул землю, а потом опять спрятался, чтобы через секунду ослепить яркими искрами глаза парня.
Он отодвинул очередной кирпич и громко сглотнул. Каштановая макушка его друга была зажата между обломков. Сердце застучало в голове. Судорожными движениями, парень откидывал всё, что попадалось у него на пути, пока не увидел лицо. Рядом тут же появился Крис, который до этого таскал части разрушенной крыши вместе с другими мужчинами.
Расчистив завалы, они увидели, что Марк стоял на коленях, держа на руках младшую сестру Феликса. Теона крепко обхватила маленькими ручками мальчишку за плечи, уткнувшись в его футболку, теперь перепачканную пылью. Марк, принявший на себя весь удар, был переломан, от чего его тело приняло неестественный вид, словно окружая хрупкую фигурку ребёнка. Феликс почувствовал, как сжалось всё внутри и, наконец, обессилев, упал на колени, сгибаясь пополам.
– Парень, может, скорую? – раздался голос над ним. Полноватый мужчина схватил его за плечо.
– Нет, – на выдохе ответил Феликс, пытаясь хоть как-то прийти в себя.
Освободив маленькое тельце девочки, спасатели уложили её на более-менее чистый участок аккуратно подстриженного газона. На ней не было ни единой царапины, лишь пыль на волосах и круглых щеках, всё ещё хранящих естественный, хотя и слабый румянец. Феликс поправил тонкие чёрные волосики, провел пальцем по щеке, стирая пыль. Она не реагировала.
– Пожалуйста, – прошептал мальчишка. – Ну, пожалуйста…
Желудок скрутило, и он, с ужасом глядя на мёртвое детское лицо, издал хриплый кашель. Его вырвало.
Чувствовать себя бессильным, когда ещё вчера ты был мальчишкой, полным амбиций, планов и юношеского пафоса – ужасное чувство. Осознавать, что в пятнадцать смерть в упор посмотрела тебе в глаза – ещё ужаснее.
Мысли метались в черепной коробке, как стая птиц, загнанных в тесную клетку из ветвей терновника. Они порхали, дрались за свободу, врезались друг в друга и бились о шипы, отдаваясь болью в висках, сводя с ума, заставляя гнуться к земле.
Что, если бы они с Вандой не пошли на рынок? Может быть, тогда они бы спасли семью от смерти? Или они, также, как и все остальные, оказались бы под завалами и сейчас были бы мертвы?
Тихо завыв в ладони, он поднялся с земли, чувствуя, как тело безвольно качается из стороны в сторону, словно он шёл по палубе корабля, угодившего в эпицентр шторма. Ноги отказывались слушаться, глаза застилал мокрый туман из слёз, во рту была горечь.
Ванда.
Это всё, что у него теперь осталось. Единственная частичка его жизни, навеки разрушенной, лучик памяти, который мог бы подарить утешение, но вместо этого, он был уверен, принесёт ему боль. Каждый раз, глядя на неё, он будет видеть отца, на которого она была так чертовски похожа.
Отыскав изрядно пострадавший букет, Феликс положил его между телами родителей, и стоя на коленях, впервые в жизни искренне попросил прощения.
– Я знаю, каково это. Если хочешь, чтобы они были отомщены – иди со мной, – раздался голос Криса над ухом. – Нам пора, идём.
Феликс схватился за протянутую руку и, еле переставляя ногами, пошёл за человеком, которого не знал. Пошёл, потому что хотел если уж не довериться этим странным людям, то хотя бы забрать сестру.
– Парень, тебе есть куда идти? – окликнул его один из спасателей.
– Я его брат, он переночует у меня, – ответил вместо него Кри и заслужив недоверчивый взгляд мужчины, добавил: – Двоюродный.
Глава 2
Вторая Северная пограничная община была самым крупным поселением на границе. Границе между мирами, которая, как бы банально это ни звучало, отделяла свет от тьмы. Где-то там, за пределами пограничного поля, тонкой линии, которую не дано было видеть простому человеку, среди густых деревьев, в дремучем, богом забытом лесу, скрывались те, кого едва ли можно было назвать людьми.
Они не знали пощады, они были Тёмными, и всё, что ими двигало, казалось, исходило из самых тёмных глубин зла. Их предводитель, когда-то бывший обычным ребёнком, пережившим величайшую несправедливость, продал свою душу, став самым жестоким существом, обитающим на земле. Земле, на которой и без него хватало боли и разорений, но ему было мало. Обратив свою жизнь в хаос, он хотел одного – чтобы хаос, царивший в его душе, обнял своими мерзкими, холодными руками весь мир. Но не смог, потому что против него встал его брат, такой же обиженный жизнью и забытый всеми ребёнок, который захотел мира.
По каменным дорожкам, проложенным между домами, торопливо двигались люди – члены общины. Дорожки были единственным элементом, выполненным из камня. Все постройки, даже местный штаб и госпиталь, были обычными, невзрачными, одноэтажными, деревянными. Дома отапливались за счёт примитивных каминов, а водопровод и вовсе оставлял желать лучшего – душевые кабины снабжались водой из пластиковых бочек, установленных на крыше каждой жилой постройки, и тот, кто поленился заранее наполнить свою бочку водой днём, отправлялся спать как есть.
Такие примитивные условия жизни были обоснованы назначением общины. Пограничники защищали другие поселения от Тёмных и страдали чаще остальных от нападений. Времени на восстановление каменных строений не было, так что, решив жить в деревянных домах, пограничники облегчали свой быт. Всё поселение больше походило на забытую богом деревушку, хотя Вторая Северная и была самой густонаселенной из пограничных общин.