Кровавый орел в багряных небесах. Энтропия. Книга 2

– Пусти. – она обеими руками пыталась вырваться из демонической хватки, но Теневис был сильнее и внезапнее. Он прижимал ее всем своим весом, удерживая и не давая даже надежды на то, что из его когтей возможно выбраться не по его воле. Фиолетовые глаза злобно мерцали в приглушенном свете салуна.

– Как же ты меня достала, инквизитор. – демон шептал, но это был злобный угрожающий шепот, от которого внутренности перекручивались от страха. – Что еще я должен сделать, чтобы ты наконец поверила мне? Кого еще я должен убить? Какие слова еще сказать? Твое презрение уже порядком мне надоело. – пальцы на горле Набаты сжались сильнее, не давая дышать. Когти неглубоко впились в кожу, пуская кровь. – Я уже обещал тебя проучить, если ты не прекратишь. Придется сдержать обещание.

Набата беспомощно шарила рукой по бару, пока пальцы наконец не нащупали горлышко пустой бутылки. Стиснув зубы, она со всей силы приложила демона по голове, осколки посыпались на них, а хватка ослабла. Инквизитор воспользовалась этим, чтобы пнуть Теневиса в живот и выскользнуть из смертоносных объятий. Она по привычке опустила руку к бедру, надеясь, что пальцы сомкнутся на рукояти револьвера. Ничего. Пустота и энтропия, она сняла кобуру не так давно. Потирая шею и кашляя, Набата рванула к столу, где оставила вещи, но Теневис, прочитав ее намерения, перехватил ее, на ходу сгребая в объятия. Они перекатились через стол, словно дерущиеся коты, и с грохотом упали на пол.

Демон оказался сверху. Лицо перекошено хищной гримасой. От его жаркого дыхания пахло бурбоном, оно обжигало кожу. Кровь стучала в ушах с такой силой, что Набата не слышала ничего больше. Она скрипела зубами, до боли в суставах сжимая в руке рукоять револьвера, но который никак не могла навести на демона, прижатая к полу. Беспомощная. Теневис снова нависал над ней. Очень близко, что она ощущала не только дыхание, но и запах – запах спичек, смешанный со стальным ароматом крови, которую они оба пролили достаточно за свои жизни. Но никогда недостаточно для демона.

Рука, удерживающая Набату на полу, вдруг сжалась на ее плече, притягивая инквизитора к Теневису. Их тела стали еще ближе. Разгоряченные и напряженные после короткой схватки. Инквизитор ощутила, как из неглубоких ранок на шее струятся капли горячей крови. Ее крови.

– Тебе к лицу красное. – шепнул демон, склоняясь к ней и хищно скаля клыки. – Опасная. Упрямая. Моя. – он прятал лицо у ее плеча, горячий влажный язык прошелся по коже, собирая алую влагу и исцеляя ранки. От его действий спина и затылок покрылись мурашками.

Разум требовал, чтобы Набата отстранилась, но тело не слушалось. Она прильнула к Теневису в ответ, ощутив предательское напряжение внизу живота, от которого перехватило дыхание. Отпустив револьвер и взяв его лицо в свои ладони, она сама впилась губами в губы демона.

Они и раньше целовались. Но тогда все было иначе. Необходимость. Условность, назначенная ритуалом сделки. А теперь… Все иначе.

Теневис ответил напористо и страстно. Набата изучала кончиком языка острые клыки демона, а он покусывал ее губы, даря нежную боль, словно хотел украсть первый сладострастный стон, который в итоге утонул в их поцелуе.

Безумие! Кричал рассудок. Но чем дольше длился поцелуй, тем слабее становился голос разума для Набаты, пока вконец не затих, погребенный под лавиной первобытной похоти, которая струилась по венам обоих.

Теневис прижался к ней, когтистые пальцы опустились на талию, забираясь под рубаху.

– Постой…не здесь…

И ведь правда. Вокруг разгром и грязь, воздух наполнял запах крови, а Сераф мог вернуться в любой момент. Она ведь не сошла с ума, чтобы заниматься сексом с демоном прямо здесь?

…Или все же сошла?

– Это место ничем не хуже других. – коротко ответил Теневис, выпрямляясь и разрывая на инквизиторе одежду. Пуговицы жилетки покатились по деревянному полу, медальон ордена со звоном отправился следом.

В пустоту это все! Тело горело от желания, внутренности изнывали от страсти, внизу живота распространялся жидкий огонь, и если его не усмирить, он угрожал выжечь все дотла. Все, чего хотела сейчас Набата, это твердую плоть Теневиса, красноречиво упирающуюся ей в бедро через брюки.

Он взял ее прямо на полу, едва избавив от одежды их обоих. Придерживал ее за ягодицы, а она обнимала его руками и ногами, пока Теневис беспощадно вторгался в ее лоно. Она сильно, до крови, стискивала зубы на его плече, чтобы сдерживать стоны, а он в ответ рычал и становился лишь яростнее в своей страсти. Когда ему надоело, он взял ее сзади, вынудив Набату прижиматься щекой к деревянному полу, встав на колени. Когтистые пальцы, что до этого перебирали ее волосы, вдруг сомкнулись, хватаясь за них и вынуждая инквизитора прижаться спиной к сильной груди одержимого. Другая рука заигрывала с самыми чувствительными местами ее тела, заставляя срываться на крик. Для Набаты оказалось большим сюрпризом, что Теневис мог быть столь осторожен и нежен со своими острыми когтями, которыми он сеял смерть среди их общих врагов. Их связь, сотканная договором, будто окрепла, сплела их еще теснее, позволив заглянуть дальше, чем то позволяли обычные органы чувств. Набата смогла увидеть себя его глазами, ощутить всепоглощающее желание, которое испытывал демон к ней, ощутить его голод, жар, струящийся в его глотке и жилах, подстегивающий его впиться зубами, разорвать на части, но который он держал железной волей в своем разуме, не позволяя зверю вырваться на волю. Это оказалось…завораживающе. Усмиренное могущество, которое только доказало, что этот демон способен на многое. В свою очередь она тоже позволила Теневису окунуться в водоворот ее эмоций, ярких и беспощадных, как настоящая одержимость. Сила, с которой она ворвалась в разум демона, заставила того впиться когтями в тело Набаты, словно он боялся, что его могло унести прочь этой ментальной волной. Обсидиановые когти оставляли глубокие царапины в коже и дарили неописуемый контраст боли и наслаждения, который заставлял млеть, а дыхание сбиваться.

Они достигли экстаза вместе. Вместе дрожали от удовольствия, тяжело дыша. Теневис уткнулся лбом в плечо Набаты, все еще резко вторгаясь в ее тело, а затем медленно и лениво покидая его, чтобы повторить сначала, пока он наполнял ее лоно семенем. А она вскрикивала каждый гребанный раз. Это было похоже на пытку. Сладкую томную пытку, которая не должна заканчиваться.

Но когда боевой раж стал спадать, а с ним и угасало пламя похоти, Набата ощутила, как ее сердце начинали оплетать скользкие черные щупальца ужаса.

"Что я наделала?" – думала она, чувствуя, как по бедрам стекает еще теплое демоническое семя.

***

Утро встретило Набату промозглой сыростью и холодом. Она зябла под отсыревшим шерстяным одеялом, ежась от неприятных мурашек, бегающих по телу. Преодолев себя, инквизитор все же выбралась из постели и, кутаясь в плед, попыталась расшевелить еще тлеющие угли в крохотном камине, который почти перестал согревать ту небольшую комнату, что она заняла на втором этаже салуна. Потревожив мерцающие в утреннем сумраке головешки, она невольно вздрогнула от воспоминаний о вчерашней ночи. На губах все еще присутствовал стойкий вкус бурбона, а на коже ощущались теплые касания сильных рук Теневиса, стоило только подумать об этом. Мысли о демоне одновременно пугали и…Набата все же признала, что возбуждали. Страсть, вспыхнувшая между ними в разгар схватки казалась такой же естественной, как и то, что все реки текли юга на север. Низ живота невольно скрутило в томном спазме, а между бедер стало заметно теплее от прилива крови. Ей хотелось снова.

– Это какое-то помешательство… – пробормотала инквизитор. Отбросив кочергу, она принялась ходить по комнате, словно хищник, пойманный в клетку. Только для Набаты клеткой являлись ее собственные плотские и далеко не праведные желания. Она не должна хотеть его. Не должна! Она вообще не должна была поддаваться похоти. А ведь Теневис даже не являлся воплощением этого греха. Так почему?

Набата села на постели, обхватив голову руками. Ей хотелось обвинить во всем демона, поверить в то, что он околдовал ее, обманул, соблазнил. Что ее вины в том, что случилось, нет. Но это ложь. Она помнила свои мысли и чувства, помнила, что была абсолютно трезва. Просто она хотела его, хотела, как изголодавшаяся по близости женщина, которая слишком долго не делила ни с кем свое ложе. А Теневис, хоть и одержимый, все еще был хорош собой благодаря альвийской оболочке. Ей нравилось наблюдать за ним, за грацией движений, за которой скрывалась сила и смертоносность, за задумчивым выражением, с которым он иногда смотрел куда-то на восток. Даже его вечная улыбка, прячущаяся в уголке губ, перестала раздражать, став просто отличительной чертой демона. Инквизитор, воплощение верности и идеалов, поддалась одному из самых древних и самых простых человеческих грехов. Это позор…Позорнее было только то, что ее связывала с Теневисом сделка, однако, над этим еще можно поспорить.

Она взглянула на метку у себя на ладони. Метка, которая, как думала Набата, разрушила ее жизнь. Но это не так. Никто не виноват в том, что с ней произошло и происходит. Никто, кроме нее самой.

Робкий стук в дверь заставил ее испуганно вздрогнуть. Не дожидаясь приглашения, вошел Сераф. Вид у него был озабоченный, а увидев Набату, стал еще озабоченней.

– Выглядишь…что-то случилось? – спросил он вместо утреннего приветствия. Инквизитор заметила про себя, что вид жреца ей непривычен. Всегда идеально причесанный и опрятный, сейчас он стоял перед ней с взъерошенной шевелюрой и растрепавшейся бородкой.

Набата спешно спрятала метку под пальцами. По привычке, наверное, ведь рядом с Серафом это не было необходимостью.

– Я… – слова застряли в горле. Да, случилось. Но как сказать ему? А нужно ли говорить?

Он сел рядом, положив ладони на коленях.

– Я знаю тебя слишком хорошо, поэтому мне известен этот взгляд. Ты всегда так выглядишь, когда не знаешь, как поступить. – заметил он мягко.

– И часто у меня такой взгляд?

– Нечасто. – тепло улыбнулся Сераф, склонив голову на бок. – Поэтому я и запомнил так хорошо твое выражение лица. Что тебя беспокоит?

Набата поджала губы. Нет, он не должен знать.

– Ничего важного. Как там Васка? – поспешила она сменить тему.

– Она сильная женщина. Прямо как ты. – снова мягкая улыбка, согревающая душу. – У нее есть план, но ей нужна для этого лошадь. И тут я подумал…

– Исключено! – перебила его Набата. – Какой ей толк от единственной лошади, когда у нее на шее еще шесть ртов?

– Семь.

– Тем более. Прости, но эти животные нам тоже нужны. Ей придется справляться самой.

– У нас четыре коня на троих, Набата! -всплеснул руками жрец. – Вдобавок Теневис все равно путешествует в облике птицы. Мы можем отдать ей хотя бы одного. Он сможет тащить телегу, чтобы увезти их отсюда.

– По этим размытым дорогам? Вряд ли.

– Дождь не будет идти до конца времен.

– К тому моменту, как тракт просохнет, сюда уже может прийти помощь.

– А может и не прийти. Будь ты милосердна!

– Милосердие непозволительная роскошь в пустошах, Сераф. – спокойным тоном ответила инквизитор. – Благоразумие – добродетель. Для меня приоритетнее наше с тобой выживание, а не кого-то еще.

– Как ты можешь так говорить?! – не выдержал он, вскочив с постели. – Там же дети!

– Если ты думаешь, что это решение дается мне легко, то ты ошибаешься. У меня есть сердце, но я несу ответственность за нашу миссию, и раз уж ты не способен принимать тяжелые решения, это сделаю я.

– Знаешь. – Сераф стал мрачнее туч, блуждающих по грязно-красному небу за окном. – Я не удивлен, что вы с этим демоном так спелись. Это не его влияние, ты всегда была бессердечной сукой, которая прикрывалась долгом вместо того, чтобы попытаться помочь тем, кто в это нуждается.

Набата задохнулась от возмущения. Бессердечная сука?!

В комнате повисло гробовое молчание, пока инквизитор и священник смотрели друг другу в лица, не моргая. Первой эту дуэль прервала Набата.

– Раз так, то попрошу тебя оставить меня. Бессердечной суке нужно одеться и привести себя в порядок.

Она поднялась, сохраняя бесстрастное выражение лица. Слова Серафа тяжелым камнем упали на сердце.

– Слушай, я…прости. Я не это имел в виду… – виновато начал оправдываться он.

– Нет, ты именно это и имел ввиду. Уходи. – она подошла к окну, глядя на грязную безлюдную улицу, на которой лежали тела. Ливень кончился еще ночью. Если богиня будет добра, то солнце хоть немного просушит дорогу. – Выходим к полудню, если снова не начнется шторм.

Она слышала, как дверь за ее спиной закрылась. И вместе с этим что-то еще оборвалось внутри, заставив Набату смахнуть с щеки горькую обжигающую слезу.

***

Удача и ветер оказались на их стороне. Тучи ушли на запад, оставив после себя пятнистое алое небо. Солнце лениво согревало землю, в воздухе все еще веяло холодом и пахло сыростью. Но сверху больше не падала вода, а одежда высохла и теперь вновь согревала, а не отнимала у Серафа остатки тепла.

Ему оказалось неловко объяснять Васке, что она не получит лошадь. И пускай это решение принадлежало не ему, священник Триединой все равно испытывал вину за это. А также за то, что сказал Набате лишнего.

Выжившие дети боялись выходить на улицу, да и это не нужно, когда в грязи все еще лежали тела, над которыми уже собирались самые разные падальщики. Васка провожала Серафа одна и, к его удивлению, она с пониманием встретила отказ в помощи. Возможно, таковы жители пустошей, привыкшие лицом к лицу встречаться с опасностями и трудностями.

С веранды бакалейной лавки они наблюдали за тем, как инквизитор собирается в путь. Пятый уклонялся от упряжи, чем заслужил от Набаты несколько крепких ругательств. Сераф снова ощутил укол вины за то, что наговорил подруге этим утром.

– Ты давно ее знаешь? – просила Васка, смачивая кончиком языка бумажные края самокрутки.

– Давно. – он перевел взгляд на женщину. – Это важно?

– Да мне плевать, если честно. Просто пытаюсь понять, как так вышло, что вы вместе. Твоя подружка явно куда больше приспособлена к пустошам, чем ты, маг. У тебя же на лице написано – чистокровный сантремирец. – последнее было сказано со скрываемым презрением, но жрец все равно уловил эти нотки в голосе Васки.

«Она мне не подружка.»

– Откуда такая ненависть к жителям Триумвирата?

– Ненависть? – Васка сунула в рот самокрутку и прикурила от длинной спички. – П-ф-ф-ф… Слишком громкое слово. – продолжила она после того, как крепко затянулась и выпустила дым из легких, вынудив Серафа разгонять его рукой.

– Но ведь любовью это не назвать.

– А что, можно либо ненавидеть, либо любить? Мир ведь не черно-белый, маг. Ты когда-нибудь задумывался, почему люди решают уйти из Сантремира, чтобы жить тут?

– Если честно…нет. – неуверенно признался священник, опустив взгляд. – Мой разум занимали вопросы иного рода. Но в столице принято считать, что жители пустошей сплошь преступники, скрывающиеся от правосудия.

– Хе! – криво усмехнулась Васка, выпустив новую струйку дыма. – Это не так, хотя мы далеко не святые, это точно. Но каждый житель пустоши так или иначе мечтает о свободе. Многие из нас, либо же наши предки пришли сюда, устав от лицемерия Триумвирата, который заботится о своих гражданах только на словах. Существование Черного округа тому подтверждение. Совету проще закрыть глаза и делать вид, что проблемы нет, чем ее решать.

– А у вас, конечно же, все иначе?

– Конечно. – она проигнорировала скептический тон жреца. – Мы сами отвечаем за свою судьбу. Сами, общими усилиями, преодолеваем трудности, а не ждем подачки от Триумвирата. У нас даже есть выражение: свобода для сантремирца хуже яда.

– Но ваша самостоятельность фантомна. Вы все равно поддерживаете деловые отношения со столицей. Мы даем вам то, что нельзя добыть в пустошах. По сути, вы все еще зависите от Сантремира.

– Вот именно. Триумвират и тут смог навязать свою волю. И за это мы только больше вас презираем. Вы как опухоль, которая забирает силы у остального тела, но ничего не дающая взамен. Вам удобно оставлять нам право управлять нашими землями, потому что иначе вам бы пришлось тоже тратить ресурсы на их защиту. А так, вы имеете наше золото и железо почти даром, и играете в благородство, оставив нам независимость.

– Ты взрослая женщина, Васка. А говоришь вещи, которые можно услышать от упрямого подростка.

– Я говорю вещи, которые известны каждому в пустошах. И помяни мое слово, маг, однажды это закончится. И уже мы будем диктовать Триумвирату условия. – докурив, Васка указательным пальцем отправила окурок в грязь.

– Ты говоришь о войне? – Сераф поежился, невольно вспомнив о давнем разговоре с Набатой. Когда они обсуждали причины, по которым Харонд принялся так отчаянно набирать рекрутов для инквизиции. Может, он уже что-то знал о Сангвинео и готовился?

– Я говорю о справедливости.

– Что у тебя за предрассудки к ювелирам? Или ты думала, я не замечу, как ты при каждом удобном случае напоминаешь мне о том, кто я, самым неуважительным тоном?

– А разве такие, как ты, не самые верные псы Сантремира? – ответила Васка вопросом на вопрос.

– Я служу Погосту последнего Пути, а не Триумвирату. – Сераф невольно накрыл одну свою ладонь другой, словно собирался молиться.

– И тем не менее, ты маг. – фыркнула она, отворачиваясь. – Хотя, наверное, эту ипостась богини почитают больше всего в Свободных городах. Хотя и не везде. Мой тебе совет, если не хочешь нажить больше проблем, не носи на виду украшения и не говори о том, что церковник. В пустошах чем меньше о тебе знают, тем безопасней.

– Теперь ты даешь мне советы? – Сераф мягко улыбнулся, жестом приглашая Васку пройти до конюшни.

– Ты вроде не так плох, как другие сантремирцы. Но не думай, что ты мне стал от этого больше нравиться.

У конюшни уже стояли их с Набатой кони, близился полдень, пора возвращаться на дорогу. С одной стороны, Сераф горячо желал покинуть Рутхейм, но с другой его не отпускало беспокойство за судьбу Васки и ее подопечных.

– Мы справимся. Как-нибудь. – пожала плечами эта суровая женщина, словно смогла прочесть мысли священника. – Уж по крайней мере вряд ли может стать хуже.

– Бурееды. – Набата вышла к ним из дверей конюшни, ведя распряженную лошадь, одну из тех, что везла их поклажу. – Как только они почуют трупы, демоны покажутся тебе просто недоразумением.

– Я что-нибудь придумаю. – угрюмо отозвалась Васка.

– Придумай-ка телегу понадежней. – ответила инквизитор, протягивая выжившей поводья лошади.

Сераф удивленно вскинул брови. Он хотел было возразить, но вовремя заткнулся, потому что не желал сильнее ссориться с подругой. Васка же не стала излишне сентиментальничать, приняв подарок Набаты.

– Спасибо, что передумала, инквизитор. – отозвалась она прагматичным тоном.

– Поблагодаришь, когда вывезешь свои ясли отсюда. – Алейн неопределенно кивнула. – Трудности еще впереди.

– Я знаю об опасностях пустошей.

– Тогда мне остается только пожелать тебе удачи.

– И что, даже никаких благословений? – насмешливо спросила Васка.

– Патроны и чистая вода тебе нужнее. – Набата ответила похожей улыбкой.

Васка ушла, ведя с собой лошадь, а Сераф вместе с инквизитором смотрели ей в спину. Все же, покинув сантремирские стены, жрец ощущал себя так, словно оказался в другом мире. Здесь настолько не привыкли полагаться на милость богини, как будто эти земли вовсе обошла ее благодать.

Кажется, теперь он понимал, почему миссионеры возвращались в Сантремир разочарованными в себе и своей праведной миссии.

– Слушай…

– Если ты хочешь извиниться, то не нужно. – Набата взглянула на него из-под шляпы. – Я не держу зла.

– И все же мне жаль, что я сказал тебе те слова. Я не должен был. Извини.

– Ты прощен. А теперь садись в седло. Мы и так отстаем от Демисенты слишком на много.

Благодарно кивнув, Сераф направился к своему коню.

– А Теневис?

От внимания жреца не ускользнуло то, как щеки Набаты вдруг сменили цвет. Почему ее смутил этот вопрос?

– Он, как всегда, впереди. Разведывает путь для нас. – ответила она, избегая взгляда своего друга, пока забиралась в седло. – Мне кажется, он боится потерять из вида свою меморию.

– Жаль, что мы покинули Сантремир так спешно. – Сераф поморщился от боли в мышцах спины и бедер, когда устроился на спине лощади. А ведь некоторые почти живут верхом. – Думаю, я мог бы узнать больше о том, что хранит этот артефакт. А пока у нас только догадки, основанные на легендах.

– Это лучше, чем ничего. – она одарила жреца хитрой улыбкой. – Ты назвал его по имени.

– Кого?

– Теневиса. Раньше ты предпочитал называть его просто «демон» или «одержимый».

– Да? – он постарался изобразить безразличную гримасу. – Ну, возможно. Я не придаю этому такого значения, как ты.

– Как тебе пустоши?

– Холодно. Мокро. Опасно. Недружелюбно…Не понимаю, за что ты их так любишь.

– Дай им время, и они покорят твое сердце. Не отставай.

Набата отдала Пятому команду, и тот послушно сорвался с места рысью, направляясь навстречу восходящему солнцу. У Серафа такого взаимопонимания с его лошадью не было, поэтому он неловко ударил пятками ее бока, стараясь не сильно отстать от подруги.

***

Теневис летел навстречу новому дню, не слишком отвлекаясь на то, что происходит внизу. Встречный ветер тревожил обсидиановое оперение, потоки воздуха позволяли почти не тратить силы на полет.

Он чувствовал себя просто прекрасно. Почти также хорошо, как если только что поглотил чью-то бессмертную душу. И дело было не только в сексуальной разрядке. Набата снова что-то затронула в его памяти, но в этот раз это не превратило разум Теневиса в беспокойную водную рябь, наоборот, омут его воспоминаний будто стал чище и яснее. Они сделали это ненарочно. Демон не совсем понимал, почему вообще это произошло и почему их связь так глубоко пронизала их сути. Договор не должен был сработать так, но пока что это несло для Теневиса только преимущества. Но самое главное, что он вспомнил.

Вспомнил меморию. То, как он своими руками нанес узор на ее поверхность, как заточил в ней что-то очень важное для всего мира, но что нельзя было доверить ни смертному, ни демону. Свою собственную память. Память, которую нельзя утратить, но нужно спрятать, и он спрятал ее в камень. Не всю, только кусочек, но кусочек важный, кусочек, который приведет его к тому, что он ищет.

Теневис все еще не понимал, что ищет и что его ждет. Он двигался вперед, полагаясь на предчувствия, интуицию. Ворон заложил вираж, спустившись ближе к земле, когда заметил следы копыт на земле.

Впервые за долгое время он ощущал, что все делает правильно.

И это было хорошо.

***

Кейл потерял счет времени, пока сидел напротив белой кошки, которую в шутку прозвали Уликой. А она в свою очередь смотрела на него своими большими лазурными глазами, не моргая. Альв видел свое отражение на поверхности яркой кошачьей радужки, вглядывался в него, словно в зеркало, пытаясь примирить свои чувства и разум.

Они сидели у немытого окна лечебницы Заира. Робкий красный свет пробивался через мутное стекло, разделяя пространство между молодым законником и одержимой кошкой. Удивительно, что сегодня солнце смогло пробиться лучами до этого уровня Нижнего города, и пылинки танцевали в его лучах, радуясь этому.

Если бы Кейл своими собственными острыми ушами не слышал чужие слова, что сходили с уст медиума, если бы не видел успокаивающее сияние расплавленного золота в глазах, он бы ни за что не поверил Кайросу. Как возможно? Для многих ангелы казались не более, чем красивой сказкой. О них написано в Гимне, им посвящали баллады и песни, но Кейл привык верить тому, что можно потрогать, увидеть или почувствовать. Человеческая история не самый надежный рассказчик, проходя сквозь века, она приобретает новые детали и факты, какие только угодны тому, кто хранит эту самую историю. И вот он своими глазами видел сошедшую со страниц священных писаний легенду. Униженную существованием в оболочке маленькой белой кошки.

– Жаль, что ты не можешь говорить в этом облике. – произнес он с горечью. – Я столько всего хотел бы спросить.

Ториэль понимающе склонила голову на бок.

– Мы что-нибудь придумаем. Обещаю. – искренне признался Кейл.

Дверь распахнулась и в лечебницу вошел Кайрос. Несмотря на капюшон и платок, скрывавший нижнюю половину лица, альв все равно без труда признал следователя по тяжелым шагам и узнаваемой высокой фигуре.

– Как все прошло? – спросил Кейл без лишних приветствий.

Кайрос стянул с головы маску и капюшон, небрежно бросив первую на стол, усевшись напротив помощника с угрюмым видом.

– Ну, призрака мы упокоили. Это хорошая новость.

– А есть плохая?