Безмолвная деревня

Екатерина Шик

Безмолвная деревня

В большом загородном доме стояла гробовая тишина, которую прерывало тихое тиканье настенных часов. Окна были плотно зашторены. Время давно перевалило за полночь. Раздался тихий скрип входной двери, что сейчас казался слишком громким из-за стоявшей тишины. На пол упал тяжёлый рюкзак со всеми принадлежностями для задания. Дверь аккуратно закрыли и прошли на кухню, даже не включая свет. Шаги были очень тихими, а движения скованными.

Свист чайника.

На темной кухне сидел журналист с кружкой чая в руках. Руки мелко дрожали, из-за чего пальцы смыкались на керамической посуде с неистовой силой, дабы предмет не полетел на пол к чертям собачьим. Темные волосы были растрепаны. Одежда была в грязи, смешанная с кровью, и местами порвана, словно её раздирали когтями. На коже виднелись рваные раны, что успели загноиться и покрыться толстой коркой. Сейчас это волновало меньше всего. Зелёные глаза, что раньше сияли цветом изумруда, потеряли свой яркий цвет и помутнели. Во взгляде читалась потерянность и печаль.

–Что же теперь ты будешь делать, Линч?—тихо шептал журналист, поднося кружку к губам. Сделав маленький глоток, Егор поморщился от привкуса лекарств. Всё-таки 5 таблеток валерьянки-это перебор.

Трясущаяся и бледная рука медленно направилась в сторону камеры, что лежала недалеко от Линча на столе. Слабой хваткой пальцы сомкнулись на основе камеры и подняли её, та в свою очередь тряслась в такт руки. Казалось, что она вот-вот упадёт, поэтому журналист подхватил прибор второй рукой, дабы тот не упал. А ведь раньше он держал её крепче чем что-либо, даже при смертельной опасности, а сейчас…. Как-то иронично выходит.

–Подкаст…. Чертов подкаст….—на выдохе шептал тот. Если мгновение назад камера могла упасть из-за слабой хватки и трясущихся рук, то сейчас руки сжимали прибор до дрожи в кончиках пальцев, будто специально пытались сделать вмятины в тонком покрытии камеры. Взгляд устремлён на мигающий огонек REC, который находится в углу камеры. Этот яркий огонек всегда был родным для Линча. Увидев этот огонек, он мог понять, что камера всё ещё работает и ещё не всё потеряно. Но сейчас…. Сейчас это мигание раздражало до мозга костей, заставляя пальцы сжиматься сильнее. Это свечение больше не казалось комфортным и вселяющим надежду, а лишь резким и агрессивным.

Глубокий вдох… И мотор!

–День-ночь, дорогие друзья! Я уже добрался до дома и пытаюсь все…. Переварить?—речь была мягко сказать отвратной: журналист запинался через каждые пары слов. Голос был слабым и сильно дрожал, и эта дрожь увеличивалась с каждым сказанным словом, но стоит отметить, что первое «День-ночь» звучало довольно уверенно, но надолго его не хватило,—меня подхватила фура на шоссе. Я….—голос оборвался на полуслове. На глазах навернулись слезы. Камера с грохотом полетела на пол, а дрожащие ладони прижались к лицу. Перед глазами начали проскакивать картинки, словно ты перематываешь фотоплёнку: пустая деревня; многие дома были заброшены, о чем говорили выбитые окна и стены, что были сгнившими и покрытыми плотным слоем наледи и снега. Удивительно, как они вообще не рухнули, обваливая под тяжестью снега дырявую, как решето, крышу. Ветер со снегом проходил сильными потоками по пустым и темным улицам, громко завывая. Облезшие крысы пробегали по высоким сугробам, оставляя неглубокие следы, в пустующие дома.