Тайна зеркала в серебрянной раме

Александр Игнатов

Тайна зеркала в серебрянной раме

Пролог

На улице, откуда и начнётся наша история, середина ноября выдалась очень тёмной и холодной. Уже в половину шестого непроглядная тьма соседствовала с уличными фонарями и пронизывающими, особенно во время дождей, осенними ветрами, которые уносили сухие листья в самые разные части мегаполиса. В один из таких дней, как, впрочем, и во все остальные, в автомобильной пробке на Тверском бульваре стояла машина Олега Руднёва. Сегодня была пятница и он спешил приехать домой так как сильно задержался на работе. Впрочем, слово «задержался» к нему не относилось вообще: даже сейчас, находясь в пробке, Олега умудрялся отвечать на звонки клиентов.

– Разумеется, мы делаем все возможное, чтобы… – не успел он закончить фразу, как вдруг осознал, что столкнулся с впереди стоящей машиной – …прошу прощения, перезвоните позже… – и, повесив трубку пошёл разбираться в случившемся.

Тем временем в квартире Руднёва, что своими окнами выходила на Патриаршие пруды, за столом сидели его жена Марина, которую он ласково называл «Мари», его двое сыновей-близнецов Алексей и Павел, и дочка София. Все они нервно поглядывали на часы, висевшие над диваном в гостиной, ожидая Олега. Последний обещал вернуться домой не позже семи вечера, а было уже без пяти. Стоило жене Руднёва потянутся за телефоном, чтобы позвонить мужу, как до её ушей долетели щелчки от поворота ключа в замочной скважине входной двери.

– Это папа пришёл – сказала Мэри и, отложив свой мобильник, направилась в прихожую вслед за детьми. Когда она вошла, её взору предстал мужчина, который был выше неё примерно на голову и одетый в пальто тёмно-фиолетового цвета. Последнее было немного мокрым и явно давно ношенным: чуть мятый воротник, со слегка выцветшими от солнца и стирки краями, позволял Мари, до недавнего времени, узнавать мужа в толпе людей, стоящих в очереди на автобусной остановке. Теперь же, когда Олег купил себе машину и семья жила внутри Садового кольца в просторной квартире, воротник остался лишь как память о первых днях совместной жизни супругов, впрочем, как и старое, давно вышедшее из моды, пальто тёмно-фиолетового цвета.

– Привет, милая – устало сказал Олег, чмокнув Мари в щеку.

– Дорогой, что случилось? – спросила она, но, получив в ответ лишь глубокий вдох, поняла, что проблема серьёзная.

Тем временем дождь, моросивший за окнами, усилился. Ливень стал бить в окна домов и прохожие, ускорив шаг, стали медленно покидать тёмные ноябрьские улицы столицы. Семейство Руднёвых сидело за столом, ужиная в полном составе. Одновременно с этим родители слушали рассказы детей о том, как прошёл их день.

– Сегодня я наконец-то приучил нашего кота к лотку – с гордостью произнёс Павел. – целая неделя труда не прошла зря!

Олег, сидя у окна, казалось, был погружён в свои мысли и как будто не замечал жизни, так назойливо кружившей у его карих глаз. Они глядели в окно, но было видно, что их владельца не интересовало то, что происходило на улице, освещенной лампами, вереницы которых расползались бесконечной паутиной по карте Москвы. Вдруг к Олегу обратились с вопросом, и он вернулся с небес на землю. Но нить разговора он уже давно потерял, потому не знал, что ему ответить.

– Папа, ты сегодня какой-то странный!

Неловкую тишину нарушила София, что сидела посередине между братьями. Она отложила вилку, явно давая понять, что настроена серьёзно. Хотя ей было всего шестнадцать, она уже давно воспитала в себе те черты, которые были свойственны женщине намного старше её. София была довольно требовательной к своим братьям: ещё не было того дня, когда не была проведена в установленный день уборка, или не сделаны уроки, или, того хуже, когда в старом диване, стоявшем бог знает сколько лет в гостиной, завелись бы клопы! Но если младшие братья выдерживали все испытания её требовательности в этот день, она за это вознаграждала своей безграничной заботой и теплотой.

С первого взгляда, София была холодной и необщительной леди с железной волей, но стоило заполучить её доверие, и собеседнику открывалась её истинная личность: влюбчивая и застенчивая брюнетка со светло-карими глазами, взгляд которых невозможно было игнорировать. О ней настоящей знали лишь избранные: для остальных учеников школы она не стремилась открывать свою душу кому попало, особенно мальчикам. Это случилось после одной истории, когда София влюбилась в парня из параллельного класса, но он опозорил её, раскрыв несколько постыдных секретов. Что в итоге произошло, никто толком не знал, кроме Софии.

Олег, тем временем, глубоко вздохнул и направил свой взгляд, излучавший бесконечную доброту и понимание наравне с усталостью, на дочку. Поймав взгляд папы, София взяла тарелку и, сказав маме, что наелась быстро покинула кухню. Олег через минуту тоже встал из-за стола и быстро, словно ошпаренный, выскочил из кухни.

У массивной черной двери, которая вела в рабочий кабинет отца, Олега ждала его старшая дочь.

– Папа, так что же случилось? – спросила София.

– Родная, сегодня я попал в очень неприятную ситуацию, из-за которой я могу потерять работу… я врезался в машину своего босса…

После этих слов, Олег, казалось, поник и дальнейшие слова звучали всё тише и тише, пока не стали бессвязным бормотанием. Но Софи Руднёва, не была бы собой, если не постаралась бы утешить.

– Пап, я думаю, что всё обойдется и ты отделаешься лишь замечанием, так как ты выполнял работу, которую, по идее, должны выполнять другие люди…

Тут отец поднял палец и, подойдя к двери своего кабинета, посмотрел на дочку так, как будто приглашал войти. София хотела было спросить правильно ли она поняла, но в ответ получила лишь кивок одобрения и направленный в её сторону взгляд бесконечно добрых светло-карих глаз и еле заметную улыбку у уголков чуть высохший губ.

Дверь тихо отворилась, открыв взору девочки тот таинственный мир, в который она мечтала попасть даже больше, чем на пыльный и старый чердак, чтобы вживую увидеть привидение, которым Софию очень часто пугали дворовые мальчишки: кабинет её папы. Большой темно-коричневый деревянный стол находился прямо напротив входа и освещался волшебным светом от настольной лампы с зелёным абажуром. Слева от входа располагались книжные шкафы, до отказа забитые всяческой литературой, а справа, в углу, стояла пара кресел вишнёвого цвета на витых ножках, освещённые золотым светом старомодной на вид напольной лампы. Олег, тихонько закрыв тяжёлую чёрную дверь, погрузился в одно из кресел и предложил сесть дочке. София села на соседний и даже не заметила, как папа положил на свои ноги большую папку и направил на неё тот взгляд, который обычно говорило том, что Олег придумал что-то интересное и, таким образом, как бы, искал одобрения в глазах детей.

– Пап, а что это у тебя на коленях? – с любопытством спросила девочка.

– Это, Софи, дневник твоего дедушки… – тихо произнёс Олег, вслушиваясь в тишину за дверью кабинета. – но перед тем, как я тебе расскажу о его интересной жизни хочу спросить: отчего же ты, дочка, такая задумчивая, будто витаешь в облаках?

В этот момент София задумалась: узнать о своём дедушке ей было интересно, но рассказать о том, что у неё на душе она не хотела, потому что боялась. Но, чуть подумав, девочка решила рассказать, в надежде, что папа её поймёт. Во всяком случае она решит сама, либо спросит у мамы или подруги.

– В общем… в этои году в наш класс пришёл очень интересный мальчик… – дочка немного задумалась, и Олег решил воспользоваться этой паузой.

– А чем он интересен?

– Ну… он не такой как все мальчики… спокойный, немного застенчивый, отвечает почти на всех уроках…– вдруг София опять запнулась, но тут же продолжила – и его глаза… в них есть какая-то загадка… которую я никак не могу постичь. Помимо меня, это заметили и моя подруга, и её подруги, и их подруги. В общем вся школа…

На протяжении всего рассказа своей дочери, Олег сидел и внимательно слушал: казалось, ему было это даже интереснее чем папка, которая вот-вот с грохотом упадёт на белоснежный кафель, покрытый серым ковром, с его колен. Наконец, когда София закончила, папа, возвратив толстую папку на свои колени, повернулся к дочери.

– Милая, если я не ошибаюсь, твой дедушка был точно таким же, как и твой одноклассник. Может я и ошибаюсь, во всяком случае, мы вместе почитаем его дневниковые записи и поймём это. Кстати, хочешь открыть первую страницу?

София осторожно протянула руку к толстой обложке и медленно потянула на себя. Легкий треск корешка и пара слетевших пылинок оказались единственной преградой перед таким загадочным, покрытым пеленой, прошлым семьи Руднёвых.

Началом всех записей было 24 декабря в полдень перед Рождеством.