А я тебя больше нет

Внутри все вибрирует, натянутое как тугая тетива.

– Ты – моя жена, я не хочу притворяться даже в игре, – отвечает Кир чересчур серьезно, сбивая игривый настрой.

Быстрым движением он ослабляет галстук на шее, делает еще два шага навстречу. Кир поднимает руку, желая дотронуться до моей щеки, но я отступаю назад, не позволяя коснуться себя.

– Тебе понравится, обещаю… – Я выдавливаю из себя надтреснутую беззаботную улыбку. – Просто отпусти себя, забудь обо всем и делай со мной все, что хочешь. Сегодня я буду твоей куклой, и по условиям игры ты не смеешь мне отказывать…

Кир порывается что-то сказать, но я лишаю его такой возможности, обеими руками толкая в грудь. Он падает на кровать. Не давая себе ни секунды на сомнения, я залезаю сверху, не переставая нахально улыбаться. Поддерживаю образ той, что, вопреки всему, залезла ему под кожу. Подол облегающего платья с характерным скрипучим звуком скатывается наверх, собираясь складками на бедрах.

Сегодня я вся в черном латексе. Шнурованные ботильоны на мощной подошве с массивным каблуком, тугое платье с корсетным верхом, поддерживающим мою упругую грудь. Кожаный чокер, усыпанный шипами и плотно облегающий мою шею.

Зацепившись за аксессуар голодным взглядом, Кир, словно околдованный, отмирает. Моргает, точно приходит в себя. Его темные глаза вспыхивают похотливым огнем.

Считывая нужную реакцию, я намеренно медленно царапаю ногтем мужскую очерченную скулу, задеваю колючую щетину, завожу, проводя по мягкому изгибу его губ. Острым кончиком ногтя спускаюсь ниже, к кадыку, вызывая в нем дрожь, пробегающую по всему телу. Его прерывистое дыхание рвется наружу, как рык хищника.

Кир глубоко и шумно дышит. Он возбужден так, как никогда прежде. Руки оплетают мои ягодицы, пальцы врезаются в кожу настолько жадно, будто я растворюсь в воздухе, если он отпустит меня хотя бы на мгновение. Он стремительно тянется за поцелуем, но я снова уворачиваюсь, прикладывая палец к его сухим губам. Кир принимает условие и захватывает его ртом, гипнотизирует меня испепеляющими глазами. Он покачивается, прижимает мои бедра к своему паху сильно, чтобы я могла прочувствовать всю силу его возбуждения.

От неожиданности я охаю, когда резким движением он переворачивает меня на спину, одной рукой удерживая запястья над головой.

– Игра так игра, любимая… – вязко шепчет Кир прямо мне в губы, после чего, невзирая на мое хмурое сопение, цепко прихватывает нижнюю.

Я хочу вырваться, оттолкнуть, но напоминаю себе, что обязана подчиниться. Его рот атакует мой. Язык напористо скользит по моему, лишая возможности полноценно вздохнуть и взбрыкнуть. Я не планировала поцелуи!

Кир хрипло дышит, каменный стояк упирается в мой живот. Он отрывается от меня лишь затем, чтобы скинуть с себя всю лишнюю одежду. Пока он раздевается, я успеваю дотянуться до сумочки и выудить оттуда несколько пачек презервативов. Демонстративно кидаю их на кровать рядом с собой. Кир хмурится, по его лицу пробегает тень отторжения, но он молча принимает установленные правила.

– Не забыл? Игра…

Я провожу ладонью между ног. Он коротко мотает головой. Взгляд дикий, как у опасного зверя перед прыжком.

– Ты сводишь меня с ума, – ядом проникает в уши.

Он надвигается на меня как заведенный хищник. Скулы напряжены, они – непробиваемая броня. В глазах – гроза. Все тело будто выточено из гранита. Его крупный член кажется таким большим, словно я вижу его впервые в жизни. Я издаю судорожный всхлип.

– По моим правилам, говоришь?

Этот хриплый и утробный звук заставляет меня собрать всю волю в кулак. Киваю, раздвигая ноги и продолжая ласкать себя.

– Повернись и встань раком.

Делаю как приказывает.

– Ближе.

Отползаю к краю.

– Ты разрешаешь мне все?

– Да, – сипло подтверждаю.

Густая тишина заполняет пространство. Я вся сжимаюсь от предвкушения наслаждения и боли.

Секунда, две… и ягодицы вспыхивают болью! Каждый удар сменяется бережным поглаживанием. Я вздрагиваю, но почти сразу же расслабляюсь. Кожа горит огнем, но вместе с тем, помимо страха, низ живота наполняется сладким томлением. Я ошеломлена собственной реакцией! С моих губ срывается предательский тихий стон, за который я тут же себя ругаю.

– Любовь моя…

Ягодицы опаляет теплое дыхание, рождая на теле приятные мурашки. Внутри все яростно протестует. Нельзя испытывать удовольствие. Нельзя!

– Расставь ножки. Да, вот так. Я сейчас сделаю тебе приятно.

Тонкая полоска трусиков сдвигается в сторону, а мокрое лоно накрывают жадные, оголодавшие губы.

Я зажмуриваюсь, пальцы хватаются за простыню в поисках опоры.

Терпи. Просто потерпи.

Кир с азартом вылизывает мою промежность, погружается языком внутрь и снова переходит на складочки. Если бы не три таблетки успокоительного, я бы уже однозначно кончила. Но я стойкая. Я держусь. Стискиваю зубы, прикусываю язык. Ни звука. Ни одного лишнего стона он от меня не услышит!

Не почувствовав нужной отдачи, Кир грубо сжимает мои бедра и тянет их на себя.

– Моя девочка хочет грубо?

– Мгм… – прорывается глухое.

Звук рвущегося пакетика – и язык сменяется глубоким и до рези болезненным проникновением. Я машинально подаюсь вперед, но крепкие лапы удерживают меня на месте.

– Голову вниз… – сдавленный приказ.

Безропотно подчиняюсь. Вдавливаюсь в подушку, поворачиваю голову вбок и приклеиваю взгляд к золотой ручке, встроенной в черный деревянный шкаф.

Просто дыши. Дыши. Раз. Два. Три…

– Я же чувствую, ты течешь от всего, что я делаю, – удовлетворенно ухмыляется Кир.

Одурманенный похотью, он ничего не замечает.

Полностью выходит, давит припухшей от возбуждения головкой на вход, размазывает мое желание, задевая клитор, и снова врезается до упора. Так мощно, аж искры сыплются из глаз. Больно. Хорошо. Больно. Хорошо…

– Я люблю тебя! Люблю тебя больше жизни, – шепчет исступленно, осыпая мою спину горячими поцелуями.

«Заткнись!» – хочется проорать, но я лишь смаргиваю накатившие слезы, уткнувшись лицом в простыни.

– Моя идеальная женщина. Сейчас будет снова грубо.

Он хватает меня за локоны, наматывает на ладонь и тянет голову назад, усиливая каждый толчок. Воздух распирает меня изнутри, вызывая давление, от которого все тело гудит.

– Стой! – стону, вырываясь. – Теперь моя очередь. Ложись! – командую я.

Мне нужна передышка.

– Рина…

– Я хочу сверху! Хочу почувствовать тебя полностью внутри!

Мое дыхание сбивается. Я выпрямляюсь, упрямо вставая на колени. Платье задирается, обнажая ягодицы и бедра. Соски почти оголены.

Между нами летят ракетные искры. Я перехватываю инициативу и, резко потянув его за руку, опрокидываю спиной на кровать. В Кирилле, очевидно, борется жадность и желание передать контроль. Он никогда не видел меня в таком амплуа, а сейчас, после всего, что произошло, он не имеет права мне отказать.

– У меня кое-что есть для тебя…

Сползаю с кровати, беру сумочку и вынимаю оттуда меховые наручники.

– Рина!

Его глаза неверяще округляются.

– Один разок, пожалуйста?.. – Хлопаю глазками, как натуральная дурочка.

Его скулы становятся резче. Я вижу эту внутреннюю борьбу. Он нехотя соглашается.

– Руки! – ехидно оскаливаюсь.

Кажется, действие таблеток начинает ослабевать. Внутренности словно через мясорубку пропустили.

Быстрыми движениями пристегиваю его запястья к подголовнику. Сползаю вниз, к налитому органу. Кончик члена скользит по влажному входу. Я дразню его: то чуть насаживаюсь, то приподнимаюсь. Сердце, бьющееся в мускулистой груди, готово вырваться наружу, а напряженные мышцы живота подрагивают от каждого моего прикосновения.

– Родная, пожалуйста, не мучай… – глухо стонет, тщетно дергая руками.

Подразнив его еще несколько секунд, я медленно на него насаживаюсь. Приподнимаюсь и снова насаживаюсь. Двигаюсь на нем как на качелях, раскачиваясь на твердом, пульсирующем во мне члене. Он глухо рычит, натягивая наручники. С каждым движением я чувствую, как уплываю. Меня уносит в забытье. Броня, которую я удерживала на успокоительных, трескается и разбивается вдребезги. По бедрам стекает предательская влага.

– Скажи, что любишь… – звучит рваным полухрипом.

Толчок. Еще толчок. Я задыхаюсь в этом бешеном ритме, не замечая, как слезы скатываются по щекам. Внутри – неистовая пульсация. Я чувствую, что и он на подходе. Мое тело подло синхронизируется с его, выгибается дугой от наплывающего оргазма. Каждая клеточка будто опущена в кипяток.

Наслаждение прорывается сквозь боль и прошибает нас электрическим разрядом. Мы сливаемся в едином крике. Наши взгляды скрещиваются. В его глазах – отчетливое раскаяние и огромная любовь. И от этого становится так мучительно больно…

С каждым вздохом сердце сжимается все сильнее, все лихорадочнее… пока не превращается в жалкий комок какого-то слепого осознания.

– Скажи… – взывает он почти беззвучно.

Его просьба отрезвляет. Я торопливо слезаю с него, избегая прямого контакта. Метнувшись к столу, я непослушными руками шарю в сумочке в поисках одной важной вещицы.

– Сейчас… сейчас… – из груди вырывается не то хрип, не то вопль.

– Рина, сними с меня наручники. Я хочу тебя обнять.

– Погоди секунду… ты еще самого главного не видел…

Дернув плечом, я ставлю проектор на изголовье кровати так, чтобы луч света упирался в стену напротив.

Мгновение – и картинка оживает.

Громкие шлепки. Сдавленные стоны. Грязная ругань. Хлесткие унижения.

Я изо всех сил сдерживаю внезапный порыв опустошить желудок. Меня сейчас стошнит прямо здесь.

– Господи… откуда? – Кир бледнеет, его зрачки, полные ужаса, расширяются.

– Неправильный вопрос… – злобно хмыкаю, сгребая с пола спортивную сумку. Руки и ноги не слушаются. Кажется, будто меня закатали в бетон. – Правильный вопрос: за что?

Он сглатывает тяжело и громко. Звуки пошлого траха вспарывают меня словно рыболовными крюками. Я, как мелкая выпотрошенная рыбешка, беспомощно барахтаюсь в сухом тазу.

– Я тебя умоляю… – произносит он как умалишенный, с глазами, полными слез, уже не пытаясь высвободиться из оков.

– Она этого стоила?

– Конечно же нет… – обреченно бормочет.

– Жаль… – стараюсь говорить ровно, но голос все равно дрожит.

Прижимая к груди сумку, словно обороняясь, я медленно пячусь к двери.

– Помнишь, ты говорил, что готов сдохнуть ради меня? Так вот, Гордеев, я ни одного дня не буду горевать, если ты действительно сдохнешь. Ты… ты… – срываюсь на всхлип.

– Я готов.

– Вот и отлично. Я тебя не держу на этом свете.

– Я люблю тебя… – повторяет он тише, закрывая глаза, и почему-то улыбается, будто я только что не желала ему смерти.

– Не смей! – срываюсь на крик.

– Ты же помнишь… только когда Галактика померкнет.

Не в силах слушать этот бред, я вылетаю из номера, как из горящей преисподней. Полуголая, с потекшим макияжем и разодраным сердем, я кубарем скатываюсь на первый этаж. Я забегаю в туалет, чтобы переодеться в спортивный костюм,и вижу себя в отражении.

Там не я – там дьявол, готовый убивать.

Не чувствовать. Не чувствовать.

Еще не время.

Прикладываюсь лбом к холодному зеркалу, выравнивая дыхание.

Осталось еще одно важное дело.

Глава 19 Марина

Все мои чувства вырываются наружу именно сейчас – в эту самую секунду, когда я встречаю свой потерянный взгляд в зеркале. Взгляд дьяволицы сменяется взглядом затравленного животного. Львицы, брошенной в клетку жестокими живодерами. Отчаявшейся хищницы, обреченной на два квадратных метра между железными прутьями. Она знает, она нутром чует опасность, что преследует ее по пятам. Она готова разорвать когтями любого, кто приблизится к клетке, но при этом… при этом знает, что она в западне. И смерть в угоду чьей-то «прихоти украсить пол у камина мягкой шкуркой» остается лишь делом времени.

Я так быстро застегиваю молнию на черной кофте с капюшоном, так решительно закручиваю уложенные самым сильным фиксатором локоны в шишку на затылке, что не замечаю, как вся дрожу. Проделываю все эти манипуляции трясущимися пальцами, не в силах унять тремор.

Я включаю кран и подставляю ладони под поток горячей воды. Она обжигает, отрезвляет, как горькая реальность.

Блокирую мысли.

Не сейчас. Нельзя сейчас думать.

Стаскиваю с крышки унитаза спортивную сумку и, подмигнув себе в отражении, грубо толкаю дверь, направляясь на выход. От той Марины, которая зашла сюда несколько часов назад, ничего не осталось, кроме копны рыжих волос.

Я считаю шаги. Про себя. Простая терапия, которая помогает не сорваться.

Двадцать один, двадцать два… сорок…

Заветная парковка. Машина. Щелчок сигнализации. И вот я уже внутри. На автопилоте ввожу в навигатор незнакомый адрес. Трогаюсь с места и, вывернув на трассу, несусь по ней как ошалелая. Поздняя ночь. Пустая дорога принадлежит мне. Штрафы? Пусть будут штрафы. Плевать! Последствия? Я возьму на себя ответственность с поднятой головой. Сегодня я живу для себя.

Паркуюсь в каком-то дворе. Я никогда здесь не была. Хах… все случается когда-то впервые. Стаскиваю с магнита телефон и, поставив машину на сигнализацию, бреду туда, куда ведет меня навигатор. Останавливаюсь у одного из многочисленных таунхаусов. Все они построены словно по шаблону: красный кирпич, стилизация под старую Англию. Элитная сука. Дорогая блядь.

Мой сумасшедший взгляд скользит по темным окнам. Спишь? Ну сейчас я устрою тебе представление! Сон как рукой снимет. Взгляд следом перекидывается на машину, припаркованную на подъездной дорожке. И тут сердце пускается вскачь. Сомнений нет. Это точно она. Это ее гребаная машина.

Я помню. Я видела. Я следила за ней. Да, как чертова сталкерша, я проследила за ней…

Глаза застилает кровавая пелена. Из груди рвется рев раненой львицы. Я швыряю сумку на мокрый асфальт и, молниеносным движением вытащив оттуда биту, кидаюсь на тачку. На, мать его, белый холеный BMW Х7.

Удар.

Еще удар.

В ушах – полный хаос. В голове – черное марево.

Получай, дрянь! За боль! За то, что влезла в чужую семью! Тварь!

Меня всю колотит, а сил будто становится больше. Битое стекло опадает ошметками с боковых зеркал на асфальт, распадаясь с громким хрустом на мелкие кусочки. Бита в моих пальцах становится продолжением руки. Я четким движением попадаю в лобовое стекло. Паутина трещин расползается по поверхности, и оно срывается с каркаса вниз, заполняя салон тонной осколков. Сигнализация орет.

И тут… внезапно чужие руки крепко сжимают меня.

А мне мало! Я хочу еще! Мне мало боли!

Где-то внутри, в недрах очерствевшей души, поднимается гигантская волна ненависти и животное желание причинить боль.

– Отпусти! – кричу я не своим голосом. – Я убью тебя, сука! Убью!

Бита выскальзывает из пальцев, издавая звонкий и оглушающий стук, который отзывается в голове ударом колокола. Сильные руки тянут меня назад, грудь разрывает истошный крик, похожий на вой.

Я не узнаю себя.

Мне так больно… Как же мне больно!

Мир вокруг вдребезги.

Ноги подкашиваются, и я оседаю на землю, однако мне не позволяют упасть. Все те же незнакомые руки…

– Все будет хорошо, – кто-то шепчет мне на ухо и как будто обнимает. – Все будет хорошо, обещаю…

Меня подхватывают на руки и куда-то уносят. Я пытаюсь сопротивляться, но сил не остается даже на то, чтобы повернуть голову. Тело будто отделяется от сознания, а разум уплывает в темноту…

***

Просыпаюсь от ощущения сильного удушья. В горле пересохло, а кости ломит так, словно по мне проехался набитый бетонными плитами грузовик. Разлепляю веки и сталкиваюсь с полной темнотой. Я вскакиваю, но, почувствовав дикую боль во всем теле, вынужденно опускаю ватную голову на подушку.

Простыни пахнут лавандой. Что-то не так… не мой запах…

И тут до меня наконец-то отчетливо доходит: я нахожусь не дома. Я у этой дряни!

Превозмогая спазмы во всем теле, я все-таки приподнимаюсь и, осознав, что на мне только нижнее белье, в панике начинаю шарить руками по необъятной кровати. Ком тошноты подступает к горлу. Одна только мысль, что Кирилл и эта дрянь могли на этой кровати… фу! В груди жжет, раздирает, а внизу живота закручивается спираль. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы отогнать неприятные ощущения.

Все же нащупав какой-то кусок ткани, напоминающий халат, я натягиваю его на себя и спрыгиваю с кровати. Ориентируюсь по полоске света, прочерчивающей пол. Распахиваю дверь и пытаюсь прислушаться к звукам. В ушах до сих пор стоит звон битого стекла, но сквозь шум я распознаю мужской и женский голоса, доносящиеся откуда-то из глубины квартиры. Сделав еще один вдох, я на ватных ногах иду на звук.

19

Все мои чувства вырываются наружу именно сейчас – в эту самую секунду, когда я встречаю свой потерянный взгляд в зеркале. Взгляд дьяволицы сменяется взглядом затравленного животного. Львицы, брошенной в клетку жестокими живодерами. Отчаявшейся хищницы, обреченной на два квадратных метра между железными прутьями. Она знает, она нутром чует опасность, что преследует ее по пятам. Она готова разорвать когтями любого, кто приблизится к клетке, но при этом… при этом знает, что она в западне. И смерть в угоду чьей-то «прихоти украсить пол у камина мягкой шкуркой» остается лишь делом времени.

Я так быстро застегиваю молнию на черной кофте с капюшоном, так решительно закручиваю уложенные самым сильным фиксатором локоны в шишку на затылке, что не замечаю, как вся дрожу. Проделываю все эти манипуляции трясущимися пальцами, не в силах унять тремор.

Я включаю кран и подставляю ладони под поток горячей воды. Она обжигает, отрезвляет, как горькая реальность.

Блокирую мысли.

Не сейчас. Нельзя сейчас думать.

Стаскиваю с крышки унитаза спортивную сумку и, подмигнув себе в отражении, грубо толкаю дверь, направляясь на выход. От той Марины, которая зашла сюда несколько часов назад, ничего не осталось, кроме копны рыжих волос.

Я считаю шаги. Про себя. Простая терапия, которая помогает не сорваться.

Двадцать один, двадцать два… сорок…

Заветная парковка. Машина. Щелчок сигнализации. И вот я уже внутри. На автопилоте ввожу в навигатор незнакомый адрес. Трогаюсь с места и, вывернув на трассу, несусь по ней как ошалелая. Поздняя ночь. Пустая дорога принадлежит мне. Штрафы? Пусть будут штрафы. Плевать! Последствия? Я возьму на себя ответственность с поднятой головой. Сегодня я живу для себя.

Паркуюсь в каком-то дворе. Я никогда здесь не была. Хах… все случается когда-то впервые. Стаскиваю с магнита телефон и, поставив машину на сигнализацию, бреду туда, куда ведет меня навигатор. Останавливаюсь у одного из многочисленных таунхаусов. Все они построены словно по шаблону: красный кирпич, стилизация под старую Англию. Элитная сука. Дорогая блядь.

Мой сумасшедший взгляд скользит по темным окнам. Спишь? Ну сейчас я устрою тебе представление! Сон как рукой снимет. Взгляд следом перекидывается на машину, припаркованную на подъездной дорожке. И тут сердце пускается вскачь. Сомнений нет. Это точно она. Это ее гребаная машина.

Я помню. Я видела. Я следила за ней. Да, как чертова сталкерша, я проследила за ней…

Глаза застилает кровавая пелена. Из груди рвется рев раненой львицы. Я швыряю сумку на мокрый асфальт и, молниеносным движением вытащив оттуда биту, кидаюсь на тачку. На, мать его, белый холеный BMW Х7.

Удар.

Еще удар.

В ушах – полный хаос. В голове – черное марево.

Получай, дрянь! За боль! За то, что влезла в чужую семью! Тварь!

Меня всю колотит, а сил будто становится больше. Битое стекло опадает ошметками с боковых зеркал на асфальт, распадаясь с громким хрустом на мелкие кусочки. Бита в моих пальцах становится продолжением руки. Я четким движением попадаю в лобовое стекло. Паутина трещин расползается по поверхности, и оно срывается с каркаса вниз, заполняя салон тонной осколков. Сигнализация орет.

И тут… внезапно чужие руки крепко сжимают меня.

А мне мало! Я хочу еще! Мне мало боли!

Где-то внутри, в недрах очерствевшей души, поднимается гигантская волна ненависти и животное желание причинить боль.

– Отпусти! – кричу я не своим голосом. – Я убью тебя, сука! Убью!

Бита выскальзывает из пальцев, издавая звонкий и оглушающий стук, который отзывается в голове ударом колокола. Сильные руки тянут меня назад, грудь разрывает истошный крик, похожий на вой.

Я не узнаю себя.

Мне так больно… Как же мне больно!

Мир вокруг вдребезги.

Ноги подкашиваются, и я оседаю на землю, однако мне не позволяют упасть. Все те же незнакомые руки…

– Все будет хорошо, – кто-то шепчет мне на ухо и как будто обнимает. – Все будет хорошо, обещаю…

Меня подхватывают на руки и куда-то уносят. Я пытаюсь сопротивляться, но сил не остается даже на то, чтобы повернуть голову. Тело будто отделяется от сознания, а разум уплывает в темноту…

***

Просыпаюсь от ощущения сильного удушья. В горле пересохло, а кости ломит так, словно по мне проехался набитый бетонными плитами грузовик. Разлепляю веки и сталкиваюсь с полной темнотой. Я вскакиваю, но, почувствовав дикую боль во всем теле, вынужденно опускаю ватную голову на подушку.

Простыни пахнут лавандой. Что-то не так… не мой запах…

И тут до меня наконец-то отчетливо доходит: я нахожусь не дома. Я у этой дряни!

Превозмогая спазмы во всем теле, я все-таки приподнимаюсь и, осознав, что на мне только нижнее белье, в панике начинаю шарить руками по необъятной кровати. Ком тошноты подступает к горлу. Одна только мысль, что Кирилл и эта дрянь могли на этой кровати… фу! В груди жжет, раздирает, а внизу живота закручивается спираль. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы отогнать неприятные ощущения.

Все же нащупав какой-то кусок ткани, напоминающий халат, я натягиваю его на себя и спрыгиваю с кровати. Ориентируюсь по полоске света, прочерчивающей пол. Распахиваю дверь и пытаюсь прислушаться к звукам. В ушах до сих пор стоит звон битого стекла, но сквозь шум я распознаю мужской и женский голоса, доносящиеся откуда-то из глубины квартиры. Сделав еще один вдох, я на ватных ногах иду на звук.

Осторожно крадусь на кухню, стараясь не шуметь и не издавать лишних звуков. Когда голоса наконец обретают физический образ, мои ступни врастают в пол от представшей перед моим взором картины, которая мгновенно рушит каноны, что выстраивались в голове неделями. Сумасшедший раздрай, сковавший меня с ног до головы, словно я – безмолвная кукла, завернутая в стрейч-пленку, не позволяет сделать полноценный вдох.

Винер и Фейгин сидят друг напротив друга и, судя по обрывкам фраз, обсуждают мой перформанс. Протянув руку через стол, Сергей большим пальцем нежно-нежно поглаживает щеку Лианы, на пухлых губах которой блуждает довольная улыбка. Этот жест настолько сильно сбивает меня с толку, что я не могу отвести глаз от интимной сцены, явно не предназначенной для посторонних глаз.

Заметив мое присутствие, девушка резко отстраняется от ласкающего ее мужчины. Проследив за вектором ее взгляда, Фейгин оборачивается.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он так обыденно, будто это не я разбила дорогущую машину его… подружки?

Злость и обида вновь обретают силы, прорываясь зловонным потоком наружу.

– Ты с обоими трахаешься? Или у вас мжм? – выплевываю я слабым голосом в сторону девицы, игнорируя слова Сергея.

– Эй, Марин, не горячись! – тормозит он меня.

– А как я должна реагировать на любовницу моего мужа? Обнять и поцеловать в лобик? – надрывая голос, цежу я.

Перед глазами снова мелькают те отвратительные кадры из видео с изменой Кирилла, которое я с мазохистским упоением пересматривала за последние дни столько раз, что могу описать каждое движение. Даже парочку артов набросать от руки. Я хотела возненавидеть его настолько сильно, чтобы от моей огромной любви камня на камне не осталось. Ни единой, ни мельчайшей кирпичной крошки. Но боль настолько глубоко въелась внутрь, что мне одной пока не справиться.

– Она с ним не спала! – абсолютно уверенным голосом разрушает мою реальность Сергей.

– В смысле «не спала»?

Мои ноги путаются на ровном месте. Среагировав за секунду, Винер подскакивает ко мне и, не позволив упасть, удерживает под локоть.

– Черт, не трогай меня, – шиплю я и отдергиваю руку, удерживая равновесие.

Девушка недовольно поджимает губы, но продолжает молчать.

– Присядь, пожалуйста, ты еще очень слаба. Тебе нужно отдохнуть… – просит Сергей уже мягче.

– Черта с два! – огрызаюсь.

– Марина, я понимаю, что твой привычный мир рухнул, но поверь: мы с Лианой хотим тебе помочь.

Я бросаю взгляды на каждого из них по очереди, выискивая хоть каплю подвоха, но ничего не нахожу. Оба предельно собраны, а уставшие, но серьезные лица транслируют лишь сочувствие и жалость по отношению к женщине, которой изменил муж.