Метавселенная воробья, или О чём говорят птички

Александр Логвинов

Метавселенная воробья, или О чём говорят птички

Вступление

«Луна – это всего лишь недостроенное гнездо.

Но мы всё равно вьём свои рядом.»

Иногда ночью, когда город уже утонул в желтоватом свете фонарей, а окна погасли, остаётся только один звук – едва слышный «чирик». Вы думаете, это воробей в полусне? Наивные… Это конференция. Совещание. Заговор.

Да, птичий мир куда сложнее, чем вам кажется. За привычным щебетом скрываются признания, манифесты и даже философские трактаты. Сова цитирует Камю, голуби спорят о природе голограммы, сорока коллекционирует не только блестяшки, но и слухи, а ворона уверена, что мода способна спасти Вселенную. И всё это происходит прямо у вас над головой, на проводах и ветках, – вы просто не слышите перевода.

Эта книга – как ключ от потайной двери. Приоткроешь её – и попадаешь в метавселенную, где каждая птица говорит о вас самих: о вашей гордости и смешных слабостях, о надеждах и нелепых страхах. Здесь чириканье превращается в философию, а крошка хлеба – в повод для вечной войны.

Готовы? Тогда поднимите глаза к небу и попробуйте прислушаться. Вдруг тот самый воробей, что сидит на карнизе прямо сейчас, обсуждает именно вас.

Глава 1. Сова читает Камю

Ночь опустилась на парк, укрыв деревья темно-синим бархатом. На самой толстой ветке старого дуба сидит Сова. Перед ней – потертая книга с золотым тиснением на корешке. В лунном свете можно разобрать название: «Миф о Сизифе». Сова аккуратно перелистывает страницу когтем, и ее круглые неморгающие глаза бегло читают строки.

– Извините… Вы действительно читаете книгу по-человечески?На соседней ветке притулился молодой Воробей, нахохлившийся от ночной прохлады. Обычно в это время все порядочные воробьи уже спят в своих гнездах, но любопытство одолело – он услышал шорох страниц и тусклый свет светлячка, которого Сова пристроила как лампу. Юный Воробей не решается прервать тишину, поэтому лишь осторожно чирикает:

Сова отрывает взгляд от страницы и смотрит на маленького гостя. В ее глазах отражается луна и еще что-то мудро-лукавое.

– Почему бы и нет? – негромко отвечает она, переворачивая страницу.

– Стоит позаимствовать у людей что-то, кроме их бутербродов. В их книгах бывает зерно истины. Вот, например, мсье Камю утверждает, что в мире нет изначального смысла, и надо представить себе Сизифа счастливым, толкая в гору бессмысленный камень.

– А кто такой Сизиф? – шепчет он.Воробей переминается с лапки на лапку, стараясь не чирикнуть слишком громко от волнения. Он, признаться, с трудом понял, о чем говорит Сова.

Сова мягко ухмыляется:

– Греческий герой, которого боги наказали выкатывать на гору тяжёлый камень. Каждый раз, когда он почти достигал вершины, камень срывался вниз, и всё приходилось начинать сначала. Бессмысленный труд на вечность.

– Бедняга… И он был счастлив?Молодой Воробей сочувственно взмахивает крыльями:

– В том-то и дело, – задумчиво отвечает Сова, захлопывая книгу. Пыльный мотылёк взлетает с переплёта. – Камю считает, что раз уж жизнь лишена объективного смысла, то нужно найти свой собственный. Представить себе Сизифа счастливым, несмотря ни на что. Тянуть свою ношу и улыбаться.

Воробей надувает серое брюшко, пытаясь осмыслить услышанное. В голове его роятся вопросы, как мошки над фонарем.

– Но ведь мы – птицы… Какой у нас “камень”? Нам же не надо ничего тащить.

Сова плавно поворачивает голову на 180 градусов, окидывая взглядом ночной парк:

– У каждого свой камень, – тихо говорит она. – Вот ты, например, сегодня с утра сколько червячков поймал?

– Два, – признаётся Воробей и смущённо опускает клюв. – И оба упустил, пока с другими воробьями дрался.

Сова тихо смеётся, переступая когтистой лапой:

– Видишь. Твой камень – извечная погоня за пропитанием и статусом в стае. Каждый день ты от рассвета до заката повторяешь один и тот же подвиг: ищешь крошки, червячков, ругаешься с соперниками за место на ветке. Тебя не угнетает бессмысленность этого круговорота?

Воробей замолкает. О таком он не думал. Жизнь казалась ему вполне насыщенной: утром – на газон за жуками, днем – на клумбы за крошками, вечером – с друзьями обсудить кошку, которая гонялась за ними у подъезда. А что, если Сова права и во всем этом нет высшего смысла?

– Иногда… – тихо чирикает он после паузы. – Иногда кажется, что так будет всегда. Будто я по кругу летаю, а впереди ничего нового. Разве что новый кот во дворе появится.

Сова качает головой:

– Вот именно. Мы бесконечно перелетаем с ветки на ветку в поисках смысла. А смысл, возможно, в том, чтобы просто иногда сидеть на ветке и никуда не лететь. Пока ее не спилят… – Она усмехается своей мрачной шутке и продолжает: – Многие птицы об этом задумываются, просто не у всех хватает слов или мысли сформулировать.

Сова слегка взмахивает крылом в сторону деревьев:

– Взять хотя бы того дрозда, который каждое утро бьется в окно многоэтажки на окраине парка. Раз за разом он видит отражение неба в стекле и пытается лететь в него, не понимая, что это иллюзия. Для него это окно – как та гора для Сизифа. Он не пробьет стекло, но что-то заставляет его пробовать снова и снова. Можно ли его назвать счастливым? Вряд ли. Но, может, сам процесс для него важнее результата.

– А что же делать? – спрашивает он, глядя на Сову во все глаза. – Неужто мы обречены так и носиться без толку?Воробей вспоминает: да, он не раз видел по утрам бедного дрозда, который принимается ни свет ни заря биться о чье-то окно. И правда, странный чудак – зачем? Теперь, после слов Совы, эта нелепица обрела печальный смысл.

– Обречены… или благословлены, как посмотреть. Люди, знаешь ли, сами не так давно поняли, что никуда «не прилетят» в поисках высшего смысла. Так придумали философию абсурда, экзистенциализм. Этот самый Камю пишет, что нужно принять бессмысленность, но не сдаваться отчаянию. Жить, творить свой смысл, даже зная, что в конце ждет только… – она замолкает и взмахом крыла указывает на темное небо с блеклыми звездами, – …неизвестность.Сова поворачивается обратно к нему и слегка наклоняет голову:

Молодой Воробей вздыхает. От таких мыслей у него внутри всё переворачивается. Ему хочется снова стать птенцом, которому главное – чтоб мама принесла жука и укрыла крылом на ночь. Зачем он вообще влез в эту философию?

Сова видит его смятение и мягко улыбается:

– Не спеши хандрить, дружок. Абсурд абсурдом, а жить-то надо. У тебя впереди много дней полетов, драк и песен. Ищи радость в них. В каждом солнечном луче на пере, в каждой луже после дождя, в каждой вкусной семечке, что найдешь. Ведь, в конце концов, счастье для птицы может быть очень простым.

– Но как же смысл? – не унимается Воробей. – Разве не нужно найти какое-то великое предназначение, стать, не знаю, самым громким певцом или построить самое большое гнездо?

– Амбиции – это неплохо, – негромко говорит она. – Но погоня за ними часто превращается в тот же сизифов труд. Чем выше летишь, тем больнее падать. Мне доводилось встречать воронов, что мнили себя королями помойки, воробьев, мечтавших прославиться в блогах, соловьев, гнавшихся за идеальной нотой… Многие из них в итоге разочаровывались.Сова закрывает книгу и бережно привязывает ее к ветке тонким корешком плюща – пусть остается здесь, на дубе: еще почитает.

– Может, в том и суть, чтобы найти баланс: знать о бессмысленности, но все равно чирикать – наперекор ей. В каждом нашем чирике – вызов пустоте. Мы поем по утрам, даже если знаем, что вечером снова стемнеет и все забудется.Сова смотрит на луну, задумчиво прищурившись:

Воробей тихонько чирикает, в знак согласия или задумчивости непонятно. Ему хочется еще спросить Сову о тысяче вещей: о звездах, о том, есть ли у птиц душа, почему люди пишут книги, если тоже не знают смысла… Но на востоке небо уже начинает сереть – скоро рассвет.

Сова замечает первые блики зари:

– Лети-ка отдыхать, юный философ. Твое утро вот-вот начнется. А я – ночная птица, мне пора спать.

– Спасибо вам… – Воробей кланяется, растопырив крылышки. – Вы мне столько всего рассказали.

Сова добродушно моргает – впервые за все время, отчего Воробей даже удивляется (он был уверен, что она вообще не моргает, вечно глядит мудро, оказывается, тоже живое существо).

– Иди, малыш. И помни: надо представить себе воробья счастливым, даже если он не понимает всех тайн мироздания. Чирик-чирик – и вперед.

Молодой Воробей взмахивает крыльями и слетает с ветки. Он чувствует, что голова у него переполнена мудреными мыслями, которые еще долго предстоит расклевывать, будто твердый орешек. Но в душе – странная легкость.

Перед тем как окончательно скрыться меж кустов, он оглядывается. Сова уже закрыла глаза и взъерошила перья, готовясь задремать. Рядом с ней на дубовой ветке покоится томик Камю. Луна опускается за крыши домов, и в предрассветном сумраке кажется, будто Сова и книга – единое целое.

Воробей тихо благодарно чирикает – самому себе, Сове, пробуждающемуся миру. А затем летит встречать новый день.

Глава 2. Разбор полётов

Раннее утро. На раскидистом клёне у городской площади собралась птичья планёрка – неофициальный «офис» местной стаи. С десяток воробьёв, пара сизых голубей, деловитый скворец и солидная ворона расположились на разных ветках, создавая впечатление многоуровневого совещания.

Главный – Ворон Петрович – важно сидит наверху, перебирая клювом старый сигаретный фильтр, будто дорогую сигару. Он громко каркает, привлекая внимание:

– Коллеги! Повестка на сегодня: налёт на огород Сидорова, разбор полётов за прошлую неделю и планирование миграции на юг. Прошу внимания!

Младшие воробьи тут же умолкают, переставая щебетать о своих мелких делах. Ворон Петрович оглядывает присутствующих строго, особенно задержав взгляд на одном опоздавшем голубе, который пытается незаметно примоститься на краю ветки.

– Голубь! – внезапно рявкает ворон. – Опоздал на пять минут. Я тебе что – птенчик? Будешь мне тут ворковать про пробки в воздушном пространстве?!

Голубь смущённо втягивает шею:

– Прошу прощения, Ворон Петрович, крыло натер мозоль, летел медленнее обычного…

Ворон презрительно каркает:

– Отговорки! В следующий раз вылетай раньше. У нас дисциплина или птичий базар? Кар-р!

Он раздражённо роняет фильтр-сигару вниз (на головы прохожих людей, но те даже не замечают – мало ли что падает с деревьев). Продолжает, смягчив тон:

– Итак, пункт первый. Как все знают, вчера нас чуть не застукал кот при налёте на огород гражданина Сидорова. В итоге без потерь, но материал собран не полностью: всего пара недоклеванных помидоров. Кто ответственный за наблюдение?

С нижней ветки робко подаёт голос юркий Воробей (тот самый молодой философ, но сейчас на работе он старатель и серьёзен):

– Это… я стоял на стреме, Ворон Петрович.

– Стоял, говоришь… Да ты, крылатый, сидел в кустах и по сторонам зевал! – Ворон прищуривает один глаз. – Кот прошёл в двух хвостах от тебя! Хорошо, сорока вовремя подняла шум, отвлекла.

Воробей понуро опускает голову:

– Больше не повторится. В следующий раз буду внимательнее.

– Я надеюсь, – Ворон грозно крякает. – Иначе отправлю тебя в ночную смену к совам, будешь у них корпоративную этику перенимать.

Сорока – та самая, что подняла тревогу – горделиво встряхивает бело-чёрными крыльями:

– Кстати, о тревоге. Предлагаю разработать протокол безопасности: как только кот появляется, подавать единый сигнал. А то вчера каждый орал что попало. Надо стандартизировать оповещение!

Ворон кивает:

– Верно. Запиши, секретарь.

– Гляди, снова дятла заставили бумажную работу работать. Он ведь кодер, а протокол пишет… Эх, бюрократия. Не зарыть бы ему талант в бумагу.На соседней ветке дятел-канцелярия старательно выстукивает клювом по стволу пункты протокола – видимо, у него такая система заметок на дереве, что-то вроде протоколирования. Голубь, тот, что опоздал, шепчет соседу:

Скворец-сосед тихонько хихикает:

– Понятно дело. В отделе кадров, говорят, клюв точат о каждый новый указ. А дятлу лишь бы стучать – ему неважно, код или протокол.

Тем временем совещание продолжается. Обсудив огород Сидорова (решили повторить налёт завтра на рассвете, выделив двух воробьёв на разведку и назначив сороку ответственной за отвлечение кота), перешли ко второму пункту – “разбор полётов”, то есть анализ миграции за прошлую осень. Слово берёт опытный Скворец-навигатор:

– Уважаемые коллеги, прошлой осенью наше стадо допустило отклонение от курса на 200 километров восточнее, в результате чего вместо запланированной зимовки на турецком побережье мы частично оказались под Воронежем.

Толпа птиц неудобно переглядывается, вспоминая, как они тогда мёрзли на незнакомом болоте.

Скворец продолжает:

– По итогам внутреннего расследования выяснилось, что навигатор не был обновлён до последней версии. Возможно, некоторым стоило обновить “карту полётов”. И, кхм, впредь рекомендую не доверять журавлю-стажёру вести колонну. Он хоть и высокий, но ориентируется так себе.

Вороны и воробьи тихонько посмеиваются; журавль-стажёр, если бы присутствовал, наверняка бы покраснел.

– В связи с этим, – скворец поднимает клюв, – предлагаю запустить краудфандинг на покупку нового навигационного оборудования. То есть, хм, на дополнительные разведывательные полёты, поиск оптимальных маршрутов. Нужны добровольцы и небольшие вложения – буквально по паре блестяшек с носа, ой, то есть с клюва.

Сорока тут же выкрикивает:

– Блестяшки? Я готова инвестировать! У меня как раз коллекция фантиков лежит без дела.

Воробьи тоже одобрительно чирикают – перспектива не замёрзнуть следующей зимой их вдохновляет больше, чем любые указы начальства.

Наконец, самый оживлённый – третий – пункт: планирование отлёта на юг. Ворон Петрович ещё больше распушает чёрные перья, принимая официальный вид:

– Господа пернатые, у нас серьёзный вызов. В прошлом году дедлайн по отлёту благополучно провалили: улетели позже положенного, попали в дождь и грозу. В этом году такого быть не должно. Прошу всех отнестись ответственно.

– Разрешите, – подаёт голос старый дрозд-погодник с нижней ветки. – Нужно проверить надёжность наших источников прогноза погоды.

– Верно, – соглашается Ворон. – Синоптику слово.

Дрозд важно прочищает горло:

– Мой прогноз на осень: если темнеет рано – будет ночь. Если летит паук на паутине – бабье лето в разгаре. Гарантирую 95% точность!

Молодые воробьи прикрывают клювы крыльями, скрывая улыбки, – старик выдал свою стандартную “формулу”. Но Ворон Петрович кивает совершенно серьёзно:

– Отлично, спасибо. Отдел перелётов, учтите прогноз.

– Мы бы и рады учесть, – ворчит скворец-навигатор вполголоса, – да он каждый год так говорит…

– Чрезвычайная новость! Сороки-разведчицы докладывают: вновь участились случаи хищнического поведения со стороны… – он пафосно делает паузу, – кошек!Внезапно, с треском веток, к совещанию присоединяется запыхавшийся дрозд-мессенджер:

– Проклятые пушистики… – шипит скворец.По веткам пробегает встревоженный гул.

– Совсем уже обнаглели, – ворчит голубь.

Дрозд-мессенджер продолжает:

– В связи с этим от отдела безопасности поступило предписание: быть бдительнее, не ходить по газонам в одиночку и всегда иметь план аварийного взлёта. Доклад окончен.

Ворон Петрович благодарит дрозда кивком:

– Хорошо. Ну что ж, на сегодня всё. Все свободны, приступайте к своим обязанностям.

– Я блог вести, – щебечет один воробей приятелю. – Нужно свежий пост о лучших кормушках города выложить, подписчики ждут.Птицы начинают разлетаться, переговариваясь между собой:

– А мне на доставку, – воркует курьер-голубь. – Жду заказ на ветки для гнезда, сервис “От птахи к птахе” набирает обороты.

– У меня сегодня вебинар, – важно сообщает молоденькая синица. – “Как эффективно клевать и не сломать клюв за 10 дней”. Не пропустите, кстати, начало в полдень!

Ворон Петрович слышит этот гомон и тяжко вздыхает. Он летит рядом со старой вороной, своей заместительницей. Та устало говорит:

– Не стая, а стартап какой-то… Каждый чем-то своим занят. Никакого тебе единства.

– Да уж, – соглашается он. – Раньше проще было. Улетай на юг, возвращайся весной – вот и весь бизнес-процесс. А теперь столько заморочек: и пиар у них, и фриланс…

Ворона понимающе кивает:

– Время такое. Постмодерн. Каждая пичуга – сама по себе бренд.

Ворон Петрович кривит клюв:

– Бренд… Карр. Главное, чтоб до дела было. Ладно, пойдём проверим, как там наш архив к прилёту проверяющих готов.

Два старых ворона перелетают на соседнее дерево, где в дупле хранится отчётность – десятки желудей с выдолбленными на них клювом символами (резервные копии миграционных карт, надо полагать).

А на клёне тем временем молодёжь уже вовсю обсуждает кто куда:

– В парк, на помойку, на балкон к тёте Маше?

– На балкон не надо, она вчера веником шугала.

– Тогда на рынок, там сегодня завоз арбузов, семечки выплёвывают – самое то!

Через несколько минут клён пустеет, лишь дятел всё ещё стучит, заканчивая протокол заседания. Последним, задумавшись, слетает тот самый молодой Воробей-философ. Ему в целом понравилось чувствовать себя частью организованного дела, но где-то в глубине души шевелится сомнение: а не такой ли это же бессмысленный “камень”, как говорила Сова? Только в другом обличье – не катить, так клевать без конца.

Он отгоняет назойливую мысль и устремляется к ближайшему газону, где коллеги уже дружно роются в свежей земле. Рабочий день в самом разгаре – пора добывать пропитание и выполнять планы по червякам.

Глава 3. Голубь в