Антология Ужаса 11

Привычная дорога, испещренная шрамами времени и небрежного ремонта, для меня была скорее другом, чем просто маршрутом. Ее каждый поворот, каждую выбоину я знал наизусть. Она была предсказуема, надежна, спасительным туннелем, ведущим в мой мир. Но сегодня, когда мои фары прорезали сгущающиеся сумерки, этот друг обернулся врагом.

Наглухо перекрытый участок. Груда щебня, сияющая под искусственным светом прожекторов, громоздкие, рычащие машины, чьи ковши казались хищными зубами, вгрызающимися в асфальт. И, в центре этого хаоса, фигура рабочего. Его руки, скрещенные на груди, словно каменные, выражали полную безапелляционность. Его взгляд, скрытый под козырьком каски, казался непроницаемым.

“Извините, сэр, дорога перекрыта. Временно”, – его голос, гулкий, усиленный эхом бетонных стен, прорезал вечерний воздух, звуча как холодный, безличный приговор. – “Вам придется вернуться чуть назад и повернуть направо. Там объезд. Обычная практика в таких случаях”.

“Чуть назад… направо”. Простые, будничные слова, которые должны были лишь слегка удлинить мой путь, добавить несколько лишних минут к моей долгой дороге домой. Без тени подозрения, с легкой досадой, присущей любому, чьи планы нарушены, я выполнил инструкцию. Мой верный старенький седан послушно исполнил мой поворот, и я углубился в неизвестность, предвкушая, как скоро снова окажусь на знакомом, родном асфальте.

Но дорога, в которую я свернул, становилась все более чужой. Исчезли привычные приметы, которые служили мне путеводными звездами: облупившиеся заборы, чьи ржавые узоры рассказывали свои истории, редкие, уютные домики с теплыми огоньками в окнах, вечно спешащие навстречу, но дружелюбные машины. Вместо них – бесконечные, идеально ровные полосы асфальта, словно зеркало, отражающее мрачное небо. А по обеим сторонам – идеально ровные ряды зданий. Высоких, солидных, с фасадами из темного камня, с окнами, зияющими как пустые, черные глазницы. Я попал в город.

Город, который не просто выглядел заброшенным, он был пуст. Абсолютно, мертвенно пуст. Я вглядывался в каждую витрину, пытаясь уловить хоть какое-то движение, хоть тень человека, но тщетно. Мое сердце сжималось от необъяснимого страха. Улицы, широкие и безлюдные, напоминали декорации к грандиозному, но так и не снятому фильму-катастрофе. Мой автомобиль, единственный живой звук, царапающий тишину, казался кричащим анахронизмом, неуместным на этом кладбище цивилизации.

Попытки проехать сквозь этот немой, пустой лабиринт оказались бессмысленны. Каждый раз, когда я думал, что пробиваюсь к выезду, когда слабая искра надежды уже вспыхивала в груди, я оказывался на той же самой улице, перед теми же самыми безликими зданиями. Замкнутый круг, зловещая петля, затягивающаяся с каждым пройденным километром. Я ехал покругу. Чувство беспомощности начало медленно, но верно подкрадываться, холодными, скользкими пальцами сжимая горло.

Я остановил машину, дрожащими руками пытаясь вытащить мобильный телефон. Экран вспыхнул, но привычных полосок оператора не появилось. Ни единой. Словно весь мир, из которого я так отчаянно стремился вернуться, просто растворился, испарился, оставив меня в этой призрачной, застывшей копии реальности.

И тут, вдали, среди безмолвных строений, я увидел ее. Женщина. Сгорбленная, погруженная в свое горе, роющаяся в переполненном мусорном баке. О, как я возликовал, увидев хоть какое-то проявление жизни, хоть какой-то признак того, что я не единственный разумный обитатель этого мира! Я выскочил из машины, спотыкаясь на ровном асфальте, и бросился к ней, словно утопающий, хватающийся за соломинку.

“Простите! Помогите!” – мой голос, искаженный отчаянием, вырвался из груди. – “Где я? Что происходит?”

Она не отреагировала. Ее движения были медленными, механическими. Словно она была марионеткой, дергаемой невидимыми нитями. Я попытался схватить ее за плечо, чтобы привлечь ее внимание, чтобы заставить ее посмотреть на меня. Но моя рука… моя рука прошла сквозь нее. Словно сквозь дым. Сквозь тень. Сквозь призрак.

Я отшатнулся, сердце бешено колотилось в груди, заглушая все остальные звуки. Оглядевшись, я застыл в абсолютном ужасе. Город, до этого казавшийся пустым, теперь был наполнен людьми. Сотни, тысячи. Они шли по улицам, сидели в кафе, смеялись, разговаривали. Они были живыми. Но они меня не видели. Не слышали. Я был невидимкой, призраком в этом мире призраков. Мой крик, вырвавшийся из глубины отчаяния, был настолько пронзительным, настолько полным ужаса, что, казалось, мог бы расколоть стекло, но он остался без ответа, утонув в беззвучной симфонии этого мира.

Резкий, судорожный вздох. Грудь тяжело вздымалась, легкие горели, словно после долгого пребывания под водой. Я резко поднял голову. Яркий, режущий глаза свет. Я в своей машине. Я уснул. Какой странный, пугающий, до жути реалистичный сон.

Я выбрался из машины, пытаясь встряхнуть головой, прогнать остатки липкого, тягучего сна. Свежий, но какой-то мертвый, безжизненный воздух города обволакивал меня. Я огляделся. Пустые улицы, безликие, молчаливые здания. Это не сон. Я все еще здесь.

Снова телефон. Надежда, такая хрупкая, такая эфемерная, но такая живучая, заставила меня снова взглянуть на экран. Экран вспыхнул. Сети по-прежнему не было. Ни единой полоски. Словно этот город был изолирован от всего мира, заброшен в какую-то временную аномалию, где законы физики и реальности не действовали.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые, тревожные тона. Тени начали удлиняться, сливаясь друг с другом, делая пустые улицы еще более зловещими, еще более угрожающими. Наступала ночь. Я стоял у своей машины, чувствуя, как холод пробирается под одежду, несмотря на летнее тепло, которое, казалось, тоже не хотело проникать в это царство вечной тишины. Что делать? Куда идти? Выхода нет. Я заперт.

Внезапно, вдали, среди монотонной линии горизонта, мерцающие огни. Фары. Они приближались. Надежда, которая уже почти угасла, начала разгораться с новой, ослепительной силой. Я начал махать рукой, отчаянно, из последних сил, словно от этого зависела моя жизнь. И фары остановились.

Из автомобиля, блестящего под светом фар, вышел мужчина. Высокий, худощавый, с проницательным взглядом, в котором, казалось, таилась древняя мудрость. “Аннот”, – представился он, протягивая руку.

“Я Стюарт”, – ответил я, его рукопожатие было крепким. – “Где я? Почему я не могу выбраться?”

Аннот взглянул на меня с легкой, почти незаметной грустью, словно опытный врач, сообщающий пациенту нерадостную весть. “Это город, который давно оставлен. Люди часто путаются здесь, особенно в сумерках. Дорога закольцована, и если не знаешь, то не поймешь. Когда будете выезжать, нужно свернуть налево, по узкой дороге, которая почти незаметна”.

Он предложил мне сесть в свою машину. “Я тоже еду домой. По тому же пути. Вам просто нужно следовать за мной. Я помогу вам выбраться”.

Надежда, эта коварная спутница, снова вернулась, забравшись в самые укромные уголки моей души. Узкая дорога. Поворот налево. Это должно было быть решением. Это был мой шанс. Я сел в свою машину, чувствуя, как в груди разливается тепло, словно я уже стоял на пороге своего дома, и поехал за Аннотом. Мы свернули. Действительно, за густыми, огромными кустарниками, словно скрытая от посторонних глаз, таилась узкая, почти незаметная тропа.

Я был так поглощен облегчением, так сосредоточен на том, чтобы не потерять из виду машину Аннота, что почти не заметил, как что-то огромное, врезалось сбоку в мою машину. Резкий, леденящий душу скрежет металла, чудовищный удар, и мир перевернулся. Машину занесло, она взмыла в воздух, словно игрушка, и с оглушительным грохотом упала на бок. Я потерял сознание, унесенный в бездну темноты.

Открыв глаза, я почувствовал резкую, пульсирующую боль. Железные браслеты сжимали мои запястья и лодыжки, надежно закрепляя меня на чем-то твердом и холодном. Руки и ноги были зафиксированы, не давая совершить ни малейшего движения. Над головой горел яркий, стерильный свет, словно софит. Вокруг стояли два человека в белых халатах, их лица были скрыты масками.

“Что… что со мной произошло?” – прохрипел я, пытаясь сфокусировать зрение, понять, где я нахожусь. Голос звучал чужим, слабым.

Один из них, тот, что стоял ближе ко мне, повернулся к другому. Его голос был ровным, безэмоциональным. “Наркоз, похоже, плохо справился. Его больше не осталось”.

Он развернулся ко мне и подошёл. И тут я его узнал. Человек в белом халате, тот, чьи глаза были видны над маской, был Аннот. Его глаза, которые казались мне такими добрыми и спасительными, теперь смотрели с пугающей, ледяной отстраненностью.