Полная версия
Светлана Ринкман
Тень Веры
Пролог
…Мёртвые не возвращаются. Это знают все. Но я готова на всё, чтобы вернуть его. Даже на чёрную магию из бабушкиных сундуков…
…Я так скучаю по нему. По его смеху – громкому, заразительному. По его ямочке на щеке. По его крепким объятиям…
…Они думают, что я сошла с ума. Иногда я и сама так думаю. Но что, если это не безумие? Что, если это единственный шанс? Единственная ниточка, за которую я могу ухватиться, чтобы не утонуть в этом одиночестве?
Они ничего не знают.
Не видят, как его холодные пальцы гладят мои волосы, когда я засыпаю. Не слышат его шёпот, что звучит прямо у меня в голове, такой нежный и такой родной. Не чувствуют его прикосновения, его любовь, его присутствие....
…Он – моя вера. Моя тень. Моё утешение…
…Иногда я ловлю его отражение в ночном окне. Тёмный силуэт, глаза – мёртвые, чёрные и бездонные, неестественная улыбка до ушей. Или вижу следы на полу – но не отпечатки ног, а глубокие полосы на старом дереве, будто кто-то провёл длинными когтями.
Береза под нашим окном засохла за одну ночь. Вороны больше не садятся на забор. Они, всегда такие крикливые, теперь молчат, разглядывая тени в моих окнах. Но когда он обнимает меня, все сомнения исчезают. Наверное, мне это всё кажется…
…Я чувствую, как он с каждым днём становится всё холоднее, а я – слабее. Как мои собственные воспоминания стираются, подменяясь его картинками.
Он говорит, что любые воспоминания ненадежны. И я верю ему.
Разве это не высшая форма любви – раствориться в любимом человеке…
…Да, я готова на всё. Даже если это и правда безумие. Потому что альтернатива – остаться здесь одной, с его фотографией и вечным чувством вины – куда страшнее…
Глава 1. Последняя ссора
Вера замерла у калитки старого дома, не решаясь войти.
Холодный, пронизывающий ветер ледяными пальцами забирался под полы её пальто, слишком тонкого и холодного для октябрьского вечера. Мелкий дождь скользил по щекам, смешиваясь со слезами, словно пытался смыть их с лица, мокрые пряди прилипали к лицу, застилая глаза.
Это был его дом.
Дом, где он вырос. Куда он когда-то привёз её, чтобы познакомить с мамой – в знак серьёзности своих намерений.
Здесь, на этой веранде они, молодые и счастливые, обнимались, смотрели на звёздное небо и смеялись над всякими глупостями. Мечтали о будущем. О собственных детях.
– Если будет дочка, я хочу, чтобы она была похожа на тебя. Такие красивые гены не должны пропадать зря, – говорил он, каждый раз заставляя Веру смущённо отворачиваться.
Это было место, в котором они когда-то были счастливы. Теперь же оно казалось слишком пустым, оставившим внутри только тени прошлой жизни.
В тот день они сильно поссорились.
– Я уже устала повторять! – её голос звучал непривычно жестко, – хватит! Три попытки. Три выкидыша. Ты хочешь, чтобы я умерла? Тебе совсем меня не жаль?
Он нервно теребил в руках телефон.
– Врачи сказали – шанс есть. Всего одна процедура… Пожалуйста… Мы ведь так мечтали о детях…
– Всего? Серьёзно? – Вера была вне себя от ярости. – Ты знаешь, как это больно? Хорошо рассуждать, когда не тебе снова через все это проходить. Гормоны, уколы. Я устала. Всё. Вопрос закрыт.
Следом, от злости и отчаяния у неё вырвалась фраза, о которой она сожалела теперь больше всего на свете:
– Не нравится – уходи, дверь открыта. Никто тебя не держит!
Он нахмурился и со всей силы швырнул ключи от квартиры на тумбочку. Металл с грохотом звякнул о сухое дерево.
– Я думал, что мы семья. Что мы всё преодолеем. А ты просто сдаёшься, когда становится трудно. Знаешь, Вера, иногда ты просто невыносимая эгоистка.
Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Вера бессильно бросила ему вслед стакан с водой – тот разлетелся мокрыми осколками после удара об косяк – и с тихим рыданием сползла по стене.
Она плакала, вспоминая чего стоили ей эти попытки. Из энергичной, жизнерадостной девушки, обожавшей движение, меньше, чем за год она превратилась в измождённую, нервную женщину, ненавидящую весь мир.
А спустя час раздался тот злосчастный звонок из полиции.
Если бы она не кричала тогда. Если бы согласилась на еще одну попытку. Если бы остановила его. Если бы он вышел на минуту позже. Если бы машина не завелась. Если бы, если бы, если бы…
Но, к сожалению, история не терпит условного наклонения.
Телефонный звонок грубо вырвал Веру из плена воспоминаний. Она сунула руку в карман и, не глядя, нажала на клавишу громкости, чтобы заглушить назойливый звук.
Глубоко выдохнув, она толкнула рукой ржавую калитку. Та, отозвавшись глухим скрипом, неохотно распахнулась. Вера ещё раз смахнула слезы, достала из кармана ключ и вставила в замочную скважину.
Дверь поддалась не сразу – замок за эти два года, после смерти Пашиной мамы, успел покрыться ржавчиной.
Женщина осторожно ступила за порог. В нос ударил запах заплесневелой пыли и сырых досок. Теперь всё здесь казалось слишком чужим, как будто принадлежало какой-то другой жизни.
Голова вдруг закружилась от нахлынувших воспоминаний. Пол под ногами жалобно заскрипел и качнулся, как тогда, в морге, когда она откинула простыню и увидела его…
Вера резко дёрнулась, инстинктивно ухватившись за косяк двери, чтобы удержать равновесие. От её неловкого движения что-то упало со стены, и звякнуло об пол. Дрожащей рукой Вера нащупала в кармане пальто смартфон и включила фонарик – это оказалась их с Пашей фотография. Стекло треснуло, и чёрная трещина, как шрам, разделила их улыбающиеся лица пополам.
На экране телефона высветились новые уведомления:
«Мама – 22 пропущенных вызова».
«Надюша – 37 пропущенных вызовов».
«Надюша – 8 новых сообщений».
Палец торопливо заскользил по экрану, смахивая сообщения, но взгляд всё же успел зацепиться за последнюю строку:
«Надюша:
Вера, где ты? Возьми трубку, чёрт возьми».
Вера зажмурилась и больно сжала виски пальцами, пытаясь заглушить беспокойный голос сестры, так невовремя всплывший в её голове.
Глава 2. Тени за порогом
«7 октября
…Вчера я приехала в его дом. Он всегда говорил, что надо бы съездить, навести порядок. Не успел. Но я знаю, он здесь. Я чувствую его каждой клеткой своего тела. Этот дом не пуст. Он дышит им. В тишине слышится эхо его шагов, в каждом скрипе половиц – его смех.
Все говорят, что время лечит. Но я им не верю. Время лишь притупляет боль.
Все они пытаются меня спасти – мама, Надя, подруги, коллеги, да даже Пашины родственники. Все они говорят, что мертвые не возвращаются. Что Паша желал мне только добра. Что он хотел бы видеть меня такой же, какой я была раньше – яркой, успешной, счастливой.
А что, если они все ошибаются? Что если мёртвые не возвращаются только для тех, кто не зовёт их достаточно сильно?
А может, я просто медленно схожу с ума…»
Вера не заметила, как вчера заснула на холодной, не застеленной кровати, прижимая к себе старую Пашину куртку. Когда-то, приезжая в гости к его пожилой матери, они спали здесь вместе.
– Ох, не дождусь я внуков, – каждый раз вздыхала свекровь, даже не подозревая, как сильно эти слова ранят и сына, и его жену.
Сквозь сон Вере почудилось, будто он снова обнимает её. Она почти физически ощутила знакомый, такой родной запах его одеколона и тёплое, надёжное прикосновение его рук. Впервые за последние полгода её не мучили кошмары, в которых Павел, ночь за ночью, восставал из гроба, тянул к ней переломанные руки и шептал хрипло:
– Это ты во всём виновата.
Вместо этого, сегодня он приснился ей живым, любящим, прежним. Возвращаться в реальность совсем не хотелось. Но первые утренние лучи, пробиваясь сквозь грязные стекла, уже падали на её лицо, заставляя всё-таки открыть глаза.
Она по привычке потянулась к телефону, чтобы посмотреть время. Экран погас. Батарея разрядилась от бесконечных звонков родни.
Ещё вчера она и сама не понимала, зачем она, поддавшись какому-то внезапному порыву, приехала сюда. Возможно, хотела хотя бы так приглушить грызущее чувство вины. Завершить его незаконченные дела. Но теперь, в это солнечное осеннее утро, она приняла твёрдое решение: нужно остаться здесь насовсем. Этот дом должен снова жить.
Да и возвращаться в квартиру было просто невыносимо – в ней каждый угол, каждая вещь напоминала об их последней ссоре. О том, что она сама отпустила его.
А здесь… Здесь так хорошо, так тихо. И мама с Надей не догадаются её здесь искать.
С новообретённой решимостью, Вера деловито осмотрелась вокруг и принялась за работу. Для начала нужно было растопить печь, чтобы прогреть и просушить промозглый воздух. Сырые дрова, найденные в сарае, всё никак не хотели разгораться. Печь дымила и трещала, словно сопротивляясь нежданной гостье. Когда огонь, наконец, разгорелся, Вера заметила в языках пламени чёрную тень – слишком чёткую, чтобы быть просто игрой света.
Она резко отвернулась.
– Воображение меня погубит, – с напускной уверенностью прошептала она самой себе, но все же её руки предательски задрожали от напряжения.
В дверь постучали.
– Ой, Верочка, – заулыбалась тетя Валя, пожилая соседка, переступая порог, – давно не приезжали, я уж думала бросили дом-то. Вы надолго? А я дай, думаю, посмотрю кто там ходит. А Пашка-то где? Спит еще?
Тетя Валя стояла у входа, прижимая к себе банку варенья. Её глаза бегали по комнате, словно выискивая кого-то невидимого.
– Паша… – голос Веры внезапно задрожал, лицо скривилось от боли, – Его больше нет.
Старушка спешно перекрестилась и закачала головой.
– Господи помилуй… такой молодой. А я и не знала. Как же так?
– Авария. Полгода назад.
Тётя Валя тяжело вздохнула:
– Ох, дочка… Держись… На, возьми. – она засуетилась, протягивая банку. – Малиновое. Со своего огорода.
Вера кивком поблагодарила гостью и жестом пригласила войти.
–Стало быть, ты тут одна теперь? – соседка с беспокойством оглядывала пустые стены. – Не боишься одна-то? Ты соль хоть у порога посыпь, от нечисти всякой. Знаешь, у нас вот в соседней Ольховке, не помню уж в каком годе, одного городского мавки1 чуть в озеро не утащили. Насилу выкарабкался, да поседел весь за ночь. Он у Антонины, сестры моей, гостевал, она-то мне и рассказала.
Вера на мгновение задумалась:
–А кого мне бояться-то в родном доме мужа, теть Валь? Суеверия это все. Я просто хочу привести дом в порядок.
– Ох, Верочка, не шути ты с этим. Ты помнишь, у теть Любы-то дочь? Маринка, соседка. Пашка ваш с ней играл, еще когда ребятишками были. Так вот, её, помнится, только Клавдия и отходила, знахарка наша, с Матвеевки, ну Аннушка вам наверно рассказывала. Клавдия тогда сказала, едва-едва Маринку нечистая сила не утащила. Чуть вытащили. Да я и сама видала, как Маринка-то чахнет.
Вера улыбнулась:
– Ну конечно же ваша Клавдия сказала про нечистую. Ей же зарабатывать как-то нужно.
– Это ты зря, Верочка, она ведь денег-то не просит, люди сами дают… Да, я и сама-то по молодости чуть не померла, заболела тогда сильно. Скарлатиной, будь она неладна. – Валентина, явно недовольная недоверием соседки, взялась за последний аргумент. – В больнице сказали, что не жилец я, никакие уколы не брали, а мать моя, царствие небесное, тогда за Клавдией съездила. Та меня какими-то травами поила, шепотками заговаривала. И отвела беду. Так что я ей верю.
Старушка вздохнула, поставив точку в своём монологе, и многозначительно посмотрела на Веру, ожидая ответа. Вера молча улыбалась, машинально открывая банку с вареньем.
– Ну… если что – я через двор. – Тетя Валя потопталась на месте, словно хотела сказать что-то ещё, но передумала. – Ладно, не буду мешать.
В её суеверной памяти внезапно воскресли старые поверья, о которых она решила умолчать, дабы не терзать и без того встревоженную соседку. Вспомнились ей легенды о Летавцах2 – змеях, что являются к тоскующим в одиночестве, а особенно к молодым вдовам. Говорили, что этот змей высасывает из жертвы силы по капле, выпивает её молодость и красоту, безжалостно крадёт саму жизнь. Он сковывает девушку в своих холодных объятиях так крепко, что та может зачахнуть всего за несколько дней.
Уже выйдя за калитку, Валентина замедлила шаг, несколько секунд поколебалась и, цокнув языком, будто осуждая себя за нерешительность, вернулась, чтобы украдкой посыпать солью прогнившие ступеньки крыльца.
Глава 3. Старый чердак
К вечеру Вера разобрала часть вещей. В старом шкафу висела одежда Павла – рубашки, куртки, даже тот дурацкий свитер с оленями, который он так не любил. Она прижала грубую шерсть к лицу, вдыхая слабый, едва уловимый запах одеколона, который ещё оставался в ткани.
Её вдруг пробил озноб. В печи уже во всю потрескивали дрова, но в доме, несмотря на огонь, по-прежнему стоял холод.
– Иногда ты просто невыносимая эгоистка.
Слова прозвучали в тишине с такой пугающей чёткостью, будто их прошептал кто-то невидимый, прильнув к самому уху. Вера вздрогнула и испуганно захлопнула дверцу шкафа, чтобы этот шум заглушил навязчивый шёпот в её собственной голове.
Попытки сбежать от самой себя привели её на чердак. Резкий луч фонарика врезался в темноту, поднимая плотные столбы пыли, которая, словно живая, медленно оседала на старые коробки. В них хранились детские вещи Паши. Его мама, Анна Степановна, бережно хранила всё: школьные тетрадки и дневники, потрепанного годами плюшевого медведя, хоккейные коньки, его подростковые стихи в крошечном блокноте, такие неумелые и оттого такие искренние, и даже первый выпавший зуб – в крошечном спичечном коробке.
Дрожащими пальцами Вера вынула из коробки два билета на концерт его любимой рок-группы – она и не догадывалась, что Паша их сохранил. Именно той ночью, оглушённые музыкой и счастьем, взъерошенные и смеющиеся, они впервые поцеловались.
Среди прочего, её ждала ещё одна находка – старый фотоальбом в потрескавшемся кожаном переплете. На первой странице – пожелтевшая от времени фотография. Маленький Паша, щурясь от солнца, сидит на этом самом крыльце рядом с отцом – человеком, которого Вера его никогда не знала. Он умер, когда самому Паше едва исполнилось десять.
– Если у нас родится сын, давай назовём его Виктором, в честь моего отца, – снова пронеслось в её памяти. Этот теплый и уверенный голос мужа – таким он бывал только тогда, когда речь заходила об их общем будущем.
– А если девочка? – засмеялась Вера.
– Если девочка, то Любовь. Вера и Надежда у нас уже есть, – подмигнул Павел.
Вера до боли закусила губу, пытаясь остановить дрожь. Слёзы, предательские и горячие, подступили к глазам, превращая мир в расплывчатое пятно. Тоска сжала горло так сильно, что, казалось, ещё мгновение – и она просто не сможет дышать.
Не в силах больше смотреть, она резко захлопнула альбом, и эхо от удара разнеслось под крышей. Резкое движение встряхнуло полку – и к её ногам, поднимая тучи пыли, рухнула стопка старых книг. Среди них Вера сразу заприметила небольшой томик в чёрном кожаном переплёте, настолько потрёпанном, что ни названия, ни автора на нём уже нельзя было разобрать.
Книга сама раскрылась при падении. Взгляду предстали пожелтевшие, почти коричневые страницы, исписанные неровным почерком и схематично изображавшие какие-то ритуалы.
В наступившей тишине Вера услышала тихое шуршание, будто кто-то массивный медленно шагал по балке над её головой. Она затаила дыхание. Из-под крыши на её лицо и руки посыпалась чердачная пыль.
– Мыши, – разум уцепился за единственную мысль, принёсшую успокоение.
Вера машинально пролистала книгу, пытаясь заглушить внутреннюю дрожь.
Страницы мелькали, открывая тайны, которых она не должна была знать. Подробные рецепты разных травяных настоев на десятки страниц: «От дурного глаза», «От чумной болезни», «Для укрепления мужицкой силы». На следующих страницах – заговоры: на крепкий сон, на удачу, на замужество, на богатый урожай…
Она задержалась на развороте, где был изображен сложный узор – вязанный оберег «для ограждения души от алчного искушения».
Ещё через страницу – жутковатый ритуал с тряпичной куклой, набитой соломой, и подписью: «На подавление воли».
Между страницами, посвященными лечению лихорадки травами и простыми любовными приворотами на девичьих слезах, попадалось и нечто иное. Нечто тёмное.
Ритуал с вороньим глазом и кошачьим черепом – «дабы выведать тайны у ветра и ночи». Заговор, позволяющий увидеть Навь, с предупреждением на полях не увлекаться красотой загробного мира, ибо велик шанс не вернуться.
Но самым пугающим был раздел, помеченный знаком, похожим на падающую звезду с змеиным хвостом. Здесь были не заговоры, а предостережения. Рисунки существ с слишком длинными, когтистыми пальцами и пустыми глазницами, что стерегут границы миров.
Её внимание привлекли странные символы на полях. Взгляд выхватил из текста обрывок фразы: «…и призовет тень усопшего, да обретет утешение, но да не забывает призывающий: не всякая тень спешит на зов из мира света…»
Она улыбнулась.
– Опять деревенские суеверия, – произнесла она в пустоту, стараясь убедить в этом саму себя. Книга тут же безжалостно отправилась в коробку, подписанную маркером: "На выброс".
В доме снова стало мертвенно тихо. И вдруг – доски жалобно застонали – не то от ветра, не то под тяжестью чьих-то шагов. Сердце Веры ёкнуло, и она, не помня себя, бросилась вниз по лестнице. Дыхание перехватило, и сердце на миг остановилось.
– Кто здесь? – её собственный голос показался ей каким-то чужим.
В ответ – тишина.
Она медленно, на цыпочках, прислушиваясь к каждому шороху, прошла на кухню. На столе стояла банка варенья – та самая, от тети Вали. Открытая. Но Вера точно помнила, что не прикасалась к ней.
Из гостиной донесся лёгкий шорох.
– Паша… – шёпотом вырвалось у неё.
На мгновение ей показалось, что в дверном проёме мелькнула тень.
Вера бросилась туда, но комната была пуста. Только старые часы на стене мерно тикали, отсчитывая секунды.
Легенды, которыми Паша когда-то, много лет назад, пугал её по ночам, истории о деревенских ведьмах и шабашах на чердаках, вдруг ожили, вырвались из глубин памяти и обрушились на неё холодным ужасом.
Вера остановилась и сделала глубокий вдох:
– Это просто дом. Просто воспоминания.
Но пахло в доме теперь не только пылью. Слабый, едва уловимый запах дыма и влажной земли повис в воздухе. И мысль о той книге, найденной на под крышей, словно заноза, засела в сознании.
Спустя час Вера всё же вернулась на чердак. Просто посмотреть. Просто хотела убедиться, что это всего лишь старые сказки с дурацкими картинками. Она даже не стала открывать книгу, просто вынула из коробки и поставила обратно на полку.
– На всякий случай, – прошептала она кому-то невидимому, и самой этой фразы было достаточно, чтобы по спине побежали мурашки.
Глава 4. Ужин на двоих
На другой день, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, Вера с головой ушла в готовку. Это был их ритуал, блюдо, которое они всегда готовили вместе и которое Паша так любил.
Раздался звонок – опять забыла отключить телефон. Она потянулась к кнопке выключения, но почему-то на этот раз её рука замерла. На экране – «Надюша». Её единственная сестрёнка. Та, что никогда не осуждала, а предлагала помощь.
Пальцы дрогнули над кнопкой вызова.
–Алло? – её голос прозвучал сипло и чуждо.
–Боже мой, Вера! Ну наконец-то! – в трубке послышался сдавленный, полный слёз и облегчения вздох. – Ты где? Дай адрес. Я уже выезжаю.
В голосе Нади была такая искренняя боль, такая любовь…
– Зачем? – прошептала Вера. – Мне… мне здесь хорошо.
–Вера, милая, послушай меня. – Голос Нади стал мягким, но твёрдым, каким он бывал в самые трудные минуты. – То, что ты делаешь – это неправильно. Это бегство. Я не позволю тебе умереть в одиночестве. Ты не одна. Слышишь? Ты не одна.
–Он здесь, – вдруг выдохнула Вера, сама не зная, зачем говорит это. – Я чувствую его.
В трубке наступила мёртвая тишина.
–Кто? Паша? – Тихо спросила Надя. В её голосе появились ледяные нотки. – Вера, милая, Паши нет. Это твоё горе говорит с тобой.
В этот момент из гостиной снова донёсся тихий, но отчётливый скрип половицы. Такой же, как вчера.
–Не приезжай, – сказала Вера резко, почти грубо. – Мне не нужна твоя помощь. Я справлюсь сама. Не звони мне больше.
Она бросила трубку, не дослушав отчаянных возражений сестры и, помедлив секунду, решительно выключила телефон.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Мавка – злой дух в восточнославянской мифологии, схожий с русалкой. Появляется в облике красивой девушки с длинными волосами.
2
Летавец – змей или нечистый дух в славянской мифологии. Принимая знакомый человеческий образ (в том числе превращаясь в умерших или отсутствующих мужей), вступает в связь со своими жертвами.
