Древо Жизни

Максим Казанцев

Древо Жизни

Предисловие

Данная книга родилась из двух удивительных вещей: веры в человеческий потенциал и страха перед чистым листом.

Я всегда был убежден, что в каждом человеке дремлет талант, ожидая лишь малейшей искры ВЕРЫ в себя, чтобы разгореться.

Но почему же тогда нам так часто не хватает духа сделать первый шаг? Особенно, когда мир нашептывает нам о «прагматичности», «реализме» и наших же пределах.

Я и сам годами откладывал свою мечту – написать книгу, которая стала бы такой искрой для других. Мне казалось, что мой голос не важен, а мои истории не стоят внимания. Звучит знакомо?

Я долго размышлял, как одним действием принести в мир что-то хорошее. И понял, что лучший способ – это рассказать историю.

Не учебник по саморазвитию, а живую, эмоциональную повесть о людях, которые, как и мы, боятся, ошибаются, падают, но находят в себе силы подняться и идти дальше.

История Майка и Джинни – это мой ответ самому себе и всем, кто считает, что «уже слишком поздно» или что он «недостаточно хорош». Это доказательство, что самый тяжелый шаг – первый, а дальше начинается самое интересное путешествие. Ведь не важно кто ты сейчас, важно – куда и зачем ты идешь.

Изначально я задумывал руководство к действию, но жизнь подарила истории любовную линию. Теперь я понимаю, что так и должно было быть. Ведь любовь – не только к другому человеку, но и к своему делу, к своей мечте, к самому себе – и есть главная движущая сила любого свершения.

Я верю, что «Древо Жизни» – это не просто история о любви. Это история о Вере и Действии. О том, что даже самый нелогичный и спонтанный поступок, продиктованный сердцем, может стать самым важным решением в жизни.

Если эти страницы подарят вам хотя бы крупицу уверенности, для вашего собственного первого шага – моя миссия будет выполнена.

Пусть же эта книга вдохновит вас не бояться своих желаний. Начать. Пробовать. Идти. Несмотря ни на что.

Ваш талант ждет своего часа. Дайте ему шанс.

Глава 1. Два корня

Воздух в Нью-Йорке обладал особой плотностью. Он не просто был наполнен выхлопами и пылью – он состоял из чужих амбиций, обломков чьих-то надежд и электричества миллионов возможностей.

Майк Хейл, молодой выпускник из провинциального Огайо, вдохнул его полной грудью, стоя на краю Центрального парка. Он чувствовал, как этот воздух обжигает лёгкие, обещая всё и сразу.

Он представлял, как когда-то так же стояли его предки, прибывшие в страну свободы и возможностей с непоколебимой верой в то, что они смогут добиться всего и осуществить все свои мечты на светлое будущее. Он был их продолжением, он истово верил, что его также ждет успех.

– Осторожно, парень, смотри под ноги! – грубоватый голос таксиста выдернул его из раздумий. Майк отпрыгнул с проезжей части на тротуар, чуть не угодив под колеса желтого кэба.

– Спасибо! – крикнул он ему вслед, но водитель, уже сигналя кому-то, растворился в потоке. «Добро пожаловать в Нью-Йорк», – с горьковатой усмешкой подумал Майк. Город не собирался подстилать соломки.

Ему было двадцать два, и он носил свою молодость как удобный, немного поношенный пиджак – легко, без намёка на самолюбование.

Высокий, под метр восемьдесят пять, он ещё не набрал взрослой, солидной грузности, и в его движениях угадывалась упругая, почти пружинистая энергия футболиста-любителя. Его волосы, цвета спелой пшеницы, вечно были слегка взъерошены, будто он только что вышел из-под порывистого ветра с полей Огайо, а не из душного вагона метро.

Выразительной чертой парня были его глаза. Широко поставленные, пронзительного серо-голубого оттенка, они горели смесью безрассудной уверенности и наивного любопытства ко всему на свете. В них читалась непоколебимая вера в то, что все двери перед ним вот-вот распахнутся, стоит лишь толкнуть их посильнее.

Уголки его губ были приподняты в готовности к улыбке – открытой, немного смущённой, но невероятно заразительной. Он выглядел как парень, с которым легко заговорить в баре и которому без опаски можно доверить присмотреть за собакой.

В его простоватом, но опрятном свитере и джинсах чувствовалась неброская провинциальная аккуратность, выгодно отличавшая его от нарочитой небрежности столичных хипстеров.

В кармане его заношенных джинсов лежали последние семьсот долларов – жалкие остатки от летней подработки, которые должны были стать билетом в новую жизнь.

План парня был прост и гениален, как все планы двадцатидвухлетних: приехать, изучить Уолл-стрит, найти наставника и стать королём инвестиций.

У Майка была великая Мечта – заработать состояние, чтобы помогать другим, тем, у кого есть настоящий талант.

Сам парень считал себя абсолютно заурядным, но упорным малым и в детстве очень сильно из-за этого переживал. Тогда-то он и решил, что приложит все силы, чтобы разбогатеть и поддержать молодых дарований, которые сами не смогут пробить себе путь наверх. И сейчас ему казалось, что он приблизился к своей цели на расстояние вытянутой руки.

Он был голоден, упрям и слепо верил в то, что город не сможет его сломать.

Шаги Майка были упругими и быстрыми. Его глаза осматривали небоскрёбы, выискивая будущие офисы, где он будет заключать сделки.

И тут его взгляд наткнулся на скромный щит: «Благотворительная акция – Подари жизнь планете Земля». Парень вчитался в более мелкий текст – «купи и посади свое дерево, расти вместе с ним и оставь свое наследие в вечности. Стоимость участия 500$. Все средства будут отправлены на благотворительность».

Майк фыркнул. Сентиментальная ерунда для туристов и богатых старушек. Пятьсот долларов? Это были его кровные деньги! На них можно было купить стопку учебников по трейдингу, оплатить месяц в неплохом хостеле или сделать первую, пусть и крошечную, но реальную инвестицию. Рациональный голос в его голове кричал: «Беги! Это ловушка для сентиментальных дураков!»

Он уже сделал пять шагов вперёд, но что-то заставило его замедлиться. Не голос разума, нет. Это было странное, щемящее чувство где-то под рёбрами. Словно невидимая нить натянулась и дёрнула его за сердце. Он обернулся и посмотрел на щит ещё раз.

«Это безумие», —прошептал внутренний голос, голос прагматика. «Это твои последние деньги». Но другой голос, тихий и настойчивый, спросил: «а что, если это и есть твоя первая настоящая инвестиция? Не в дерево. Инвестиция… в надежду? В нечто хорошее?»

Майк представил, как рассказывает на собеседовании в инвестиционном фонде, что спустил последние деньги на дерево. И мысленно увидел насмешку в глазах матерого брокера.

Но тот тихий голос настаивал: «Это и есть твой первый настоящий выбор. Не расчет, а Вера». Сжав кулаки в карманах, Майк развернулся и направился к столику с надписью «Регистрация», он решил довериться своей интуиции и перешел к действию.

––

В тот же самый час, всего в нескольких кварталах оттуда, мир Джинни Кэмпбелл рушился. Он не рухнул с грохотом, а скорее рассыпался в тишине, как пыль.

Конверт из Нью-Йоркской академии искусств был удивительно тонким и лёгким. Слишком лёгким для того, чтобы внутри помещались все её мечты.

Она стояла на оживленном углу, и люди безучастно обтекали ее, как вода камень.

Девушка не могла пошевелиться, сжимая в пальцах тот самый злополучный конверт. «…сожалеем, но вынуждены сообщить… высокий конкурс… ваши работы не соответствуют… желаем удачи…» Слова плясали перед глазами, сливаясь в бесформенную кашу.

Десять лет ее жизни. Бесконечные скетчбуки, пахнущие маслом и скипидаром руки, ночи, проведённые у мольберта при свете настольной лампы, – всё это в один миг превратилось в ничто. В «не соответствуют». В официальную, казенную «бездарность».

Из кармана раздался звонок телефона. Мама. Наверное, хочет узнать результат. Джинни с ужасом представила ее сочувствующее, полное разочарования лицо.

Девушка сбросила звонок. Позже. Она напишет позже. Сейчас она не могла говорить. Она была опустошена. Мечта, которая была её кислородом, испарилась.

Джинни бродила по улицам, не видя цели. Гигантский, безразличный город поглотил её, сделал крошечной и незначительной. Слёзы катились по щекам, но она их не замечала. И тут её взгляд, затуманенный слезами, уловил тот же самый щит. «Подари жизнь планете…».

Горькая усмешка застряла в горле. Какая ирония. Ей нечем было дышать, а они предлагали сажать деревья. «Пожалуйста, позаботься о ком-то, раз уж не можете позаботиться о себе», – словно насмехался над ней какой-то внутренний голос.

Но в отчаянии рождается странная решимость. Может быть, сделав что-то хорошее, что-то вечное, она сможет заглушить эту боль? Пусть в этом парке будет что-то, что останется после того, как её надежды умерли.

Пятьсот долларов – это почти все её деньги. Деньги, отложенные на первый месяц учебы в Академии. Но какая теперь разница?

Дрожащей рукой она отсчитала купюры волонтёру.

– Какое выберешь дерево? – весело спросила девушка-волонтер. Джинни лишь покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. – Ну тогда пусть будет клен, – произнесла девушка, записав что-то в своем журнале.

––

Парк встретил их шумом и суетой. Волонтёры раздавали саженцы, лопаты, указывали на пронумерованные участки. Майк, сжимая в руке бирку с номером «47», уже вовсю корил себя за слабость. Он стоял с крошечным клёном и чувствовал себя идиотом.

– Эй, смотри под ноги! – раздался рядом голос.

Он едва не наступил на хрупкий саженец, который поставила рядом молоденькая девушка с большими, красными от слёз глазами.

Но даже заплаканные, эти глаза были самыми прекрасными из всех, что когда-либо видел парень.

– Простите, – смутился он. – Я… я витаю в облаках.

– Ничего, – её голос был тихим, прерывистым. – Я, кажется, тоже.

Он заметил, что на её бирке стояла цифра «48». «Соседи», подумал Майк.

– Похоже, нам копать рядом, – улыбнулся он, и его собственная тревога почему-то начала отступать.

– Майк.

– Джинни, – сказала девушка, пытаясь ответить на его улыбку.

Девушка казалась хрупкой, почти невесомой фигуркой на фоне высоких деревьев парка. Невысокая, с тонкими, почти птичьими запястьями, она двигалась с лёгкой, неслышной грацией, словно боясь потревожить воздух вокруг себя.

Её волосы, цвета тёмного шоколада, были собраны в небрежный, но изящный узел, из которого выбивались мягкие пряди, обрамлявшие лицо с тонкими, утончёнными чертами.

Но всё в её облике меркло перед её глазами. Это были глаза невероятного, чистого аквамаринового оттенка – такие, какие бывают у моря в солнечный безветренный день. В них плавала глубокая, задумчивая тишина, но сейчас эту тишину нарушали отголоски недавней бури. Они были чуть припухшими от слёз, а на ресницах, длинных и пушистых, ещё блестели крошечные, невысохшие капельки.

В её взгляде читалась отстранённость человека, который смотрит сквозь мир, не видя его, погружённый в свой внутренний мир.

Она была одета просто – тёмные джинсы, потрёпанные кроссовки и просторный свитер, в который, казалось, можно было завернуться с головой, как в кокон. В её тонких, длинных пальцах, испачканных едва заметными пятнами чёрной туши и охры, угадывалась привычка держать кисть или карандаш.

Она вся была как незаконченный эскиз – полный тонкой, нежной красоты и лёгкой, трогательной незащищённости.

Работа у ребят закипела. Они копали ямы молча, но тишина эта была не неловкой, а, наоборот, спокойной.

Через несколько минут Майк не выдержал.

– Если не секрет, что заставило… ну знаете… потратить такие деньги на дерево? – спросил он, чувствуя, что вопрос дурацкий.

Джинни вздохнула, вонзая лопату в землю.

– Мне нужно было сделать что-то хорошее. А то, что я планировала сделать здесь, в Нью-Йорке, похоже, не сработало.

Она резко воткнула лопату в грунт.

– Меня не взяли в Академию искусств. Сказали, что я бездарна. Мечта всей моей жизни сегодня была разрушена.

Она посмотрела на него, и в её взгляде была такая бездна боли, что Майку захотелось немедленно её обнять.

– А вы?

– Глупость, – честно признался он. – Шёл мимо, и что-то щёлкнуло. Решил, что это знак. Хотя я вообще-то приехал сюда, чтобы стать королем Уолл-стрит, а не садоводом. Теперь вот думаю, что я идиот и лучше бы купил на эти деньги пару учебников по трейдингу.

Неожиданно для себя самой Джинни рассмеялась. Это был лёгкий, звонкий словно колокольчик, звук.

– Значит, мы оба идиоты. Приятно познакомиться, коллега.

Они закончили копать и принялись устанавливать саженцы в ямы.

Работник парка, седой мужчина в униформе, прокричал в мегафон: «Помните, дистанция между лунками не менее трёх метров! Не загущайте посадки!».

Майк посмотрел на свою яму, потом на яму Джинни. Ровно три метра. Целая пропасть.

– Знаешь, – сказал он с внезапным озорством, которого сам от себя не ожидал. – А что, если они будут скучать по отдельности? Деревья же тоже могут скучать.

Девушка удивлённо подняла на него брови, но в её глазах мелькнул огонёк.

– Ты предлагаешь нарушить правила?

– Я предлагаю дать им шанс на дружбу. Чтобы им не было одиноко расти в этом огромном парке.

Они переглянулись, засмеялись, и, словно сговорившись, одновременно начали копать новые ямки для саженцев. Теперь между стволиками было едва ли полметра.

Пожилой работник парка видел это. Он покачал головой, хотел что-то сказать, но посмотрел на них – на Майка с его бесшабашной улыбкой и на Джинни, которая впервые за этот день улыбалась по-настоящему, – и просто махнул рукой. «Молодые», – подумал он. «Пусть живут и учатся на своих ошибках».

В этот раз молчания не было. Майк и Джинни разговаривали обо всем на свете – делились своими планами на жизнь, рассказывали, как добьются успеха и станут знаменитыми. В данный момент им казалось, что они знают друг друга целую вечность и могут говорить обо всем на свете.

Закончив, молодые люди отряхнули руки. Неловкое молчание повисло между ними, как будто, окончание процесса посадки поставило точку в их откровенном и искреннем разговоре.

Они стояли и смотрели друг на друга, и оба чувствовали одно и то же – лёгкое, тёплое, трепетное чувство, которого не было ни с кем другим.

– Может быть… – начал Майк.

– Было бы здорово… – одновременно сказала Джинни.

Они снова засмеялись.

– Майк, я…мне пора…

– Я знаю. Мне тоже надо идти.

Город звал их назад, в свою суету. Они ещё секунду постояли, улыбаясь друг другу, а потом Джинни развернулась и быстро пошла к выходу из парка.

Майк смотрел ей вслед, пока её фигура не растворилась в толпе. Он потянулся в карман за телефоном, чтобы догнать ее и попросить номер, но вспомнил, что телефон сел еще в метро и он так и не нашел места, где его можно было бы зарядить.

Ирония судьбы была горькой. Он повернулся к двум юным клёнам, стоявшим теперь плечом к плечу.

– Держитесь друг за друга, ребята, – прошептал он. – Вам предстоит тяжёлая битва.

Он не знал, что говорит и о деревьях, и о себе. Парень развернулся и зашагал прочь, навстречу своей битве, на мгновение забыв и об Уолл-стрит, и о своих пятистах долларах, помня только аквамариновые глаза девушки по имени Джинни.

––

А два дерева остались стоять в неестественной близости, их листья едва касались друг друга, будто обещая не сдаваться.

Глава 2. Первые уроки

Город, встретивший Майка сонмом возможностей, быстро сменил милость на суровую гримасу реальности. Одной сотни долларов, оставшейся после его спонтанной благотворительности, хватило ровно на неделю оплаты дешёвого хостела в Бруклине, пачку лапши быстрого приготовления и пополнение счета телефона.

Парень разослал два десятка резюме в инвестиционные компании и брокерские конторы. Ответили из трех.

В двух случаях после пятиминутной беседы с HR-менеджером он понимал, что его диплом из Огайо – это просто бумажка, не вызывающая никакого доверия.

На третье собеседование он даже не попал, заблудившись в лабиринте коридоров небоскреба и в итоге опоздав на полчаса.

Его первая, дрожащая, попытка вложить вторую сотню долларов в акции одной перспективной, как ему казалось, IT-компании обернулась болезненным уроком. Он потерял все деньги за один день, наблюдая, как график неумолимо ползёт вниз.

Рынок смеялся над его наивностью, жестоко наказывая за самоуверенность. «Вот и все, ковбой. Твои великие инвестиционные успехи закончились, едва начавшись», – мрачно констатировал он сам себе, закрывая браузер. В кармане – последние пятьдесят долларов. До конца недели – два дня.

Через две недели отчаяния и выживания в огромном городе Майк сдался, он полностью потерял веру в свои силы. Именно тогда он впервые решил позвонить домой.

Звонок в Огайо стоил дорого, но ему отчаянно нужно было услышать голос отца – тот самый, что всегда говорил: «Хейлы не сдаются».

– Алло? – хриплый, спокойный голос отца был таким знакомым, что у Майка на мгновение перехватило дыхание.

– Пап, это я.

– Сынок! – в голосе отца сразу послышалась радость и беспокойство.

– Ну как ты? Как Нью-Йорк? Устроился уже?

Майк сжал телефон так, что костяшки побелели. Он смотрел на бесконечный поток желтых такси и людей, куда-то вечно спешащих.

– Всё отлично, пап. Всё… по плану. Собеседования идут одно за другим. Скоро уже выберу лучшее предложение, – он старался, чтобы в голосе звучала уверенность, но слышал собственную фальшь.

На другом конце провода повисла короткая пауза, полная немых вопросов.

– Сынок… – отец говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Ты же знаешь, мы тут все за тебя болеем. Мама каждый день переживает. Но… если что… если там слишком сложно… Дверь дома всегда открыта. Понимаешь? Всегда есть куда вернуться.

Эти слова, такие полные любви и заботы, ударили Майка больнее любой насмешки. Вернуться? Вернуться побежденным? Увидеть молчаливое разочарование в глазах отца, который всю жизнь проработал на заводе, чтобы дать сыну «лучшую жизнь»? Стать темой для перешептывания соседей: «Слышал, Майк Хейл вернулся? Не смог, видно, не потянул наш парень большого города».

– Нет, пап, – его собственный голос прозвучал неожиданно твёрдо и почти чуждо ему. – Я не вернусь. Я не для того сюда приехал. Я… я справлюсь. Передай маме, что у меня всё хорошо. Обещаю.

– Ладно, сынок, – отец вздохнул. В его голосе слышалась и грусть, и смутная гордость. – Держись. И помни, кто ты. Ты – Майкл Хейл из Огайо. И твой дед приехал в эту страну с одним чемоданом, но с огромной верой. Деньги придут и уйдут, а честь и наше имя – останутся. Не подведи нас.

– Не подведу, – прошептал Майк, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слёзы. – Я позвоню позже.

Он сбросил звонок, глубоко вдохнул едкий нью-йоркский воздух и сжал кулаки. Теперь отступать было действительно некуда. Он дал слово отцу. Он поставил на кон всё – свою веру, веру своей семьи и свою честь. Провал был равен предательству.

Майк откликнулся на первое же попавшееся объявление и устроился на постоянную работу курьером в логистическую фирму «Доставка от Бартона».

Работа была изматывающей, монотонной и убийственно скучной. Он носился по улицам Нью-Йорка на потрёпанном велосипеде с чужими посылками, а по ночам падал без сил на узкую койку в комнате, которую снимал с тремя такими же неудачниками. Его мир сузился до точек на карте маршрута и счета за аренду.

Именно там, в «Бартоне», он и встретил Тома. Том был его антиподом – коренной житель Нью-Йорка, лет тридцати пяти, с обветренным лицом, вечной сигаретой в зубах и философией законченного циника. Он работал курьером уже десять лет и, казалось, смирился с этой участью навсегда.

Их первый полноценный разговор завязался в тот день, когда Майк в третий раз за неделю чуть не попал под машину, пытаясь проехать на красный, чтобы ускорить доставку.

– Стой, новичок! – крикнул ему Том, ожидавший зеленого света на перекрестке.

Майк затормозил, а мимо пронесся красный пикап, сигналя в клаксон.

– Тебя что, дома не учили, что светофоры существуют не просто так?

Майк, всё еще трясясь от адреналина, мрачно посмотрел на него.

– Я тороплюсь.

– Куда? В рай? – фыркнул Том. – Поверь, он тебя подождет. А вот этот грузовик – нет. – Он кивнул на фуру, пронесшуюся в сантиметрах от них. – Здесь все куда-то торопятся. А в итоге оказываются на одном и том же перекрестке. Ирония.

Свет зажегся, и они поехали рядом.

– Том, – представился коллега, не глядя на Майка.

– Майк.

– С первого дня понятно, что ты не местный, – продолжил Том. – По тому, как ты на эти небоскребы пялишься. Как будто они из золота.

– Я приехал сюда работать, в финансах. Я стану успешным инвестором – неожиданно для себя признался Майк.

Том громко рассмеялся – хриплым, прокуренным смехом.

– Ну конечно! А я принц Уэльский, а тут просто подрабатываю для души. Расслабься, парень. Все вы тут приехали «работать в финансах». А в итоге возите пиццу и посылки от «Бартона». Добро пожаловать в клуб.

С тех пор они стали своего рода напарниками. По вечерам, сдав велосипеды, они иногда заходили в дешевый бар «Заброшенный якорь» рядом с офисом. Именно там и происходили их главные диалоги.

Однажды, после особенно изматывающего дня, они сидели за столиком и ужинали. Пахло жареным маслом и пивом. Том залпом выпил пол пинты и мрачно посмотрел на Майка:

– Ну что, ковбой с Уолл-стрит? Понравилось кататься на велике? Говорил же, твои мозги тут никому не нужны. Всех этих умников – пруд пруди.

Майк отодвинул свою тарелку с недоеденным бургером.

– Временно, Том. Это лишь начало. Я просто должен понять город изнутри.

– Изнутри? – Том фыркнул. – Изнутри его канализацию чистить, что ли? Мечтатель ты, Майк. Брось. Оставайся с нами. Работа стабильная, платят исправно. Хватает на пиво и аренду. О чём ещё мечтать?

– Не только о пиве, – тихо, но упрямо ответил Майк, глядя на круги, расходившиеся по его бокалу.

– Ага, конечно, – Том саркастически ухмыльнулся. – Мечтать о миллионах? Их или воруют, или получают по блату. А таким, как мы, лишь бы на аренду хватило. Не выдумывай.

Майк не стал спорить. Он смотрел, как капли дождя стекают по запотевшему окну, и думал не о миллионах. Он думал о девушке из парка. И о дереве. И о том, что чувствовал тогда, – ощущении правильности поступка, которое было ценнее всей прагматичной логики этого мира, в котором существовал Том.

Иногда, после особенно тяжелого рабочего дня, к парню перед сном приходила ядовитая мысль о том дереве. Она жалила, как оса. Пятьсот долларов. Пятьсот!

Внутренний голос язвительно шептал ему – на эти деньги ты мог бы пройти серьёзный онлайн-курс по трейдингу. Купить приличный костюм для собеседования. Продержаться на неделю дольше, чтобы найти нормальную работу. А ты воткнул их в землю. Как последний романтик и идиот.

– И о чем задумался? – прервал его размышления Том, заказывая вторую пинту. – Опять о своих провальных инвестициях?

– Нет, – Майк покачал головой. – Одна старая… ошибка.

– А, – Том мудро хмыкнул. – Девушка?

– Что-то вроде того.

– И ты, я смотрю, всё еще несешь этот груз. Выбрось из головы. Баб в этом городе – море. Сегодня одна, завтра другая. Никакой тебе драмы.

Майк лишь покачал головой. Том никогда его не поймет. Он не видел тех глаз цвета морской волны.

Парень никогда не ходил в тот парк. Зачем? Чтобы увидеть засохший прутик? Чтобы окончательно добить себя?

Единственным светлым пятном в тех воспоминаниях была она. Девушка с аквамариновыми глазами и печальной улыбкой. Джинни…

Иногда, застревая в пробке на Манхэттене, он ловил себя на том, что высматривает в толпе её лицо. Но Нью-Йорк был безжалостным мастером игры в прятки с судьбой.

––

Джинни нашла своё спасение в рутине. Рутина не требовала чувств, таланта или веры. Она требовала просто делать.

Через месяц после рокового отказа из Академии она, пролистав бесконечные страницы с вакансиями, устроилась в небольшое маркетинговое агентство «Творческие решения» на должность «младшего дизайнера-оформителя».

По сути, она рисовала иконки для сайтов, поправляла шрифты в буклетах и подбирала цвета для рекламы шампуней и пиццерий.

Её начальницей была женщина по имени Барбара – энергичная, практичная, вечно занятая. На их первой встрече она, не поднимая глаз от монитора, спросила:

– Есть портфолио? Опыт работы в программах?

– Да, конечно, – соврала Джинни, чувствуя, как краснеет. Опыта не было.

– Отлично. Вам нужно сделать десять иконок для нового приложения под смузи. На ваш вкус. Покажите, на что способны.