Где-то во времени. Часть первая

– … стрелять начнут, – договорил я вслух окончание своих мыслей.

Володя резко отшатнулся от борта со стороны преследующей нас «Мазды» и разразился потоком отборной матерной брани. Я на какое-то мгновение впал в полнейший ступор, абсолютно не веря в то, что это происходит на самом деле. Хотя после перехода в другой мир пора было развивать в себе способность быстрее включаться в ситуацию. Благо тут же в дело вступил Мезенцев.

– Ну всё, хана вам! – с этими словами он запрыгнул коленями на кресло, и перегнувшись через меня, вцепился в ручку стеклоподъемника, став крутить ее со скоростью заправского оператора мясорубки.

– Гарик, чтоб тебя, на руки давишь! – я только и успел крикнуть, пытаясь удержать Боливара на дороге.

– Гони в переход! – рыкнул он.

В глубине салона снова раздался характерный звон очередного попадания. У меня в голове никак не укладывалось, что по нам реально стреляют. Наверное, стоило испугаться за жизнь себя и друзей, но я и без этого уже был во власти стресса и адреналина.

Володька стал материться еще сильнее, призывая нас обоих сделать хоть что-нибудь. Мезенцев буквально повис на моих локтях, не давая толком повернуть руль и загораживая телом большую часть обзора.

Впрочем, впереди уже виднелся знакомый съезд с асфальта на грунтовую дорогу, словно скрывающуюся в темной пещере, образованной ветвями больших деревьев по обеим ее сторонам. Именно там, метров на пятьсот глубже, и находился столь необходимый сейчас задний проход в другой мир.

Я толком не успел ничего сообразить, как поток холодного воздуха ворвался в открытое окно. В следующую секунду Мезенцев высунул туда руку с зажатым предметом очень похожим на…

– Пистолет?! – неизвестно зачем крикнул я.

– «Макарыч»! – отозвался Игорь и, разбавив боевые дальнейшие вопли активной матерной бранью, несколько раз выстрелил.

«Что за мать вашу так?! – буквально взвизгнули мысли. – Откуда у него пистолет?! Настоящий!»

Всё происходящее слилось в какую-то безумную кутерьму. Бабах матерился у меня за спиной. Где-то сбоку хлопали выстрелы Гариковского пистолета. Боливар слетел с асфальта на грунтовую дорогу и стал подпрыгивать на каждой кочке и колдобине, отчего окружающая картина превратилась в размазанное черное пятно. Вдобавок ко всему задница Мезенцева всё время пролетала у меня перед самым носом, не давая сосредоточиться. В происходящей суматохе он чем-то зацепил ручку громкости магнитолы, вывернув ее на максимум. Салон буханки тут же заполнился воплем Брюса Дикинсона, который я бессознательно перевел на русский язык: «Застрял где-то во времени! Я застрял где-то во времени!»

Я практически ничего не соображал, кроме того, что мне нельзя останавливаться. Что бы ни случилось, мы должны были успеть проскочить через приближающийся переход. Вот только было непонятно, почему я практически не различал дороги, ориентируясь лишь на темный частокол деревьев, мелькающих за окном.

– Фары вруби! – заорал Вовка мне в самое ухо.

«Точно, вот почему ничего не видно!» – я быстро потянулся к тумблеру, убрав руку с рулевого колеса.

Вес Мезенцева тут же пришелся на другую, и она прогнулась, увлекая за собой руль. Боливар взревел двигателем, и вильнул в сторону, накренившись на один борт, отчего Игорь чуть не вывалился в открытое окно.

– Тохан, чтоб тебя… – услышал я с улицы его хриплый крик.

– Бабах, помогай! – только и успел выпалить я, судорожно соображая, как исправить ситуацию.

Но Володя не нуждался в указаниях. Он уже перегнулся через спинку сидения и схватил Гарика за поясной ремень.

– Держу, не ссы!

Загорелись фары, и, сквозь одичавший рой несущихся навстречу снежинок, я увидел толстый ствол стремительно приближающегося дерева. Вцепившись в руль обеими руками, я выровнял Боливара, подскочив на очередной выбоине.

– Так и держи! – раздалось с улицы и хлопнуло еще несколько выстрелов.

Я не знал, что произошло, и куда попал Игорь, но дикая пляска преследующих фар в боковом зеркале внезапно прекратилась. Я готов был поклясться, что видел, как очертания иномарки резко слетели с дороги, зарывшись носом в придорожный кустарник.

И в это же мгновение медальон на груди начал усиленно вибрировать и нагреваться. На самом деле он делал это уже давно, просто я обратил внимание только сейчас. Прыгающий свет фар выхватил из ночной тьмы летящую навстречу стену колыхавшегося пространства, перегородившую дорогу и терявшуюся между придорожными деревьями. Как и первый раз это было похоже на то, что кто-то неведомый развел поперек дороги огромный костер, и теперь восходящие потоки теплого воздуха размывают окружающую реальность. Но это было не так.

– Тормози, Шумахер! – кричал Вовка мне в самое ухо.

– Гарика держи! – я отмахнулся, пытаясь попасть ногой по нужной педали.

– Держи… – долетело из-за борта буханки. – Тормози…

«Застрял где-то во времени!» – голосил Брюс Дикинсон.

Боливар подпрыгнул на мерзлой колдобине, и, подняв огромную кучу холодных брызг из огромной лужи, влетел в колышущуюся пелену искажённой реальности.

Глава 2. Рюкзачок

Медальон загудел еще сильнее, разогревшись до такой степени, что едва можно было терпеть. Казалось, время замедлило свой бег и превратилось в вязкую, теплую жижу, облепившую тело. Даже напряженный вдох давался с большим трудом, а воздух и вовсе стал напоминать вязкий кисель.

Вокруг машины мелькали причудливые, парящие в воздухе полупрозрачные сгустки то ли какой-то жидкости, то ли горячего воздуха, если такое вообще возможно. Несколько секунд, которые понадобились Боливару, чтобы полностью миновать переход, показались мне миниатюрной вечностью.

Синеватая сентябрьская ночь и очертания деревьев растворились в глазах, уступая место блеклому свечению следующего мира. Всё это походило на киношный эффект, когда один кадр плавно перетекает в другой, и в какой-то момент времени на экране можно разобрать оба изображения, проступающих друг через друга. Свечение становилось всё более явственным, и сквозь него начинала просматриваться серая лента дороги, устремленная в туманную дымку далеко впереди. Последние синеватые тени деревьев растаяли за стеклом.

Уазик перестал подпрыгивать на колдобинах грунтовой дороги оставленного мира и зашуршал по асфальтовому полотну. В ушах раздался звук, напоминавший встречный поток воздуха, и мы выкатилась в новый мир.

Я всё это время давил на педаль тормоза, и как только все пространственные аномалии остались позади, Боливар стремительно сбавил скорость и остановился. Наконец-то я смог вдохнуть, чувствуя, как всё тело сотрясается от нервного напряжения.

– Затащите меня обратно… – тяжело прохрипел Гарик.

– Тохан, помогай… – добавил Вован.

В четыре руки нам удалось втащить до половины вывалившегося из окна Мезенцева обратно в салон. Всё еще зажатый в руке пистолет несколько раз глухо ударился о дверцу и приборную доску. Сквозь шум в ушах всё еще пробивался «Айрон Мейден», орущий на всю катушку. Я вырубил магнитолу и, как следует проматерившись, выскочил из машины.

Перед глазами до сих пор стояли картины мелькающих фонарей Меридиана, перекошенные злобой рожи, торчавшие из окон иномарки, тени деревьев и причудливые полупрозрачные пузыри. Я посмотрел на борт уазика и увидел несколько пулевых отверстий.

– Твою мать! – вырвалось у меня. – Гарик, Вовка, вы как?! Никого не задело?

– Нет вроде, – отозвался Бабах из салона.

– Ну, Мезенцев, ну, молодец!

Я всплеснул руками. Адреналин и стресс сотрясали тело. Я сделал несколько бесполезных шагов вперед-назад, пытаясь успокоить нервы и унять дрожь.

Хлопнула пассажирская дверца, и с противоположной стороны буханки показался Мезенцев. Ему было весело. Широкая добродушная улыбка играла на забрызганном грязью лице.

– Смешно тебе?!

– Ага, – подтвердил он. – Чего ты ругаешься?

– Гарик, в нас стреляли! У меня рядом с затылком пуля прошла! А если бы попала?

– Но не попала же.

Мезенцев продолжал улыбаться, остановившись в метре от меня и доставая из внутреннего кармана куртки пачку сигарет.

– Что, вообще, на хрен произошло, чего они обозлились? Что ты спер у них?

– Оружие, Тохан.

– Оружие?! За каким оно нам?

– А ты знаешь, что нас ждет? – ответил Мезенцев вопросом на вопрос, открывая пачку «Мальборо».

– Нет.

– Вот и я не знаю. Так что оружие лишним не будет, – он чиркнул колесиком зажигалки и прикурил. – Это как с презервативом. Лучше, когда он есть и не нужен, чем нужен и его нет.

Я недоуменно смотрел на него. Мезенцев говорил так спокойно, словно это было само собой разумеющимся.

«Впрочем, – подумал я, – если разобраться, Гарик прав. Еда у нас есть, горючка тоже. Даже медикаменты какие-никакие… А оружие лишним не будет…»

Словно уловив ход моих мыслей, Мезенцев выпустил струйку сизого дыма вверх и, подойдя, похлопал по спине.

– Всё в порядке, Палыч. Ты молодец, рулил как заправский гонщик. Считай, что на права сдал.

– Шумахер! – долетело из открытой буханки.

Судя по веселому тону, Вовка не разделял моего негодования. Может, процесс перехода так на него повлиял, а может, он действительно воспринимал всё происходящее как какую-нибудь ультрареалистичную видеоигру.

– Ты посмотри вокруг, – продолжил Игорь, окинув рукой с сигаретой открывающийся пейзаж. – Откуда мы знаем, насколько здесь безопасно, и чего, вообще, ожидать…

Я нервно швыркнул носом и посмотрел по сторонам. Похоже, я только сейчас по-настоящему взглянул на окружающее пространство.

Боливар замер в самом центре дорожного полотна, лишенного какой-либо разметки и ограждения. Вокруг раскинулось бескрайнее поле перепаханной земли, подступавшей к самой обочине. Повсюду, куда ни глянь, виднелись комья черной взрытой почвы, на которую медленно ложился снег.

Это был не такой снег, как в том Челябинске, из которого мы только что вырвались. Большие, кажущиеся невесомыми, редкие хлопья бесшумно опускались на землю и асфальт. Горизонт утопал в матовой дымке, сквозь которую нельзя было ничего разобрать. Над головой раскинулось бесконечное серовато-молочное небо, затянутое непроглядной снежной пеленой.

Гарик закрыл глаза и глубоко вдохнул, после чего задержал дыхание и с шумом выпустил облачко пара вперемешку с табачным дымом.

– Какой воздух свежий… – протянул он.

Я невольно тоже сделал глубокий вдох, прочувствовав, как морозная взвесь заполняет легкие. Пахло перекопанной землей и чем-то до боли знакомым и родным, словно снова очутился у бабушки в деревне во время первых заморозков…

– Гарик, ты же куришь всё равно, – крикнул Володька в открытую дверь. – Какая тебе свежесть?

Мезенцев улыбнулся и махнул на Бабаха рукой.

– Ты грязный весь, – я указал на лицо.

– Конечно, ты же любезно все лужи собрал, – добродушно заметил он. – Володь, есть у нас какая-нибудь тряпка и техническая вода? Мне рожу обтереть.

– Техническая? – не понял Бабах.

– Ну да. Не питьевая.

– А как вода может быть непитьевой? Пьешь ее, да и всё.

– Блин, Бабах, просто дай какую-нибудь тряпку и воды, – я улыбнулся.

– Сейчас посмотрю…

– Так ты что, получается, застрелил этих чуваков, что ли? – я осторожно поинтересовался уже более спокойным тоном.

Гарик сделал затяжку и выпустил струйку дыма. Уголек сигареты и синеватые завихрения казались слишком яркими в этом пасмурном мире. А оранжевый Боливар, вообще, буквально пылал огнем на фоне бесшумного снегопада.

– Да не, – улыбнулся Игорь, – по большей части промазал.

– Они же с дороги слетели…

– Ну да, попал в центр ветрового. Водила струхнул по ходу и руль крутанул. Вот и улетел в кусты.

Из буханки послышалось Вовкино деловитое шуршание. В следующую секунду он перегнулся через водительское сидение и повернул ключ зажигания, заглушив двигатель.

– Экономить надо… – многозначительно протянул он, после чего снова скрылся в салоне.

Воцарилась тишина, в которой было слышно только сипловатое Гариковское дыхание и стук собственного сердца. Несмотря на то, что Боливар замер посреди дороги, я не слышал звуков приближающихся автомобилей. Даже следов никаких на мерзлом асфальте не наблюдалось. Только за буханкой тянулись две грязные полосы, плавно проступающие, словно из ниоткуда.

– Володь, – окликнул Мезенцев. – Рюкзак еще мой захвати, только аккуратно.

Спустя несколько секунд хлопнула пассажирская дверца, и к нам, переваливаясь на своих ногах-шарнирах, подошел Вовка. Судя по изменившейся походке, он тоже порядком перепугался, хоть и старался не показывать виду.

– Вот тебе твой пармезан, – с этими словами он протянул Игорю мокрую ткань.

Неверное, когда-то давным-давно это была наволочка или простынь. Сейчас же это больше напоминало серую тряпку для мытья полов с пятнами машинного масла.

Недолго думая, Мезенцев снял свою кепку «Кангол» и, накинув ее Вовке на голову, стал старательно вытирать лицо. Впрочем, пока что у него получилось только еще больше размазать грязь. Даже кончики светлых прядей, которые он отращивал на манер Курта Кобейна, оказались в дорожной грязи.

– Ого, вентиляция! – Бабах подошел к борту уазика и осторожно засунул палец в пулевое отверстие. – Так дело не пойдет, дуть будет…

С этими словами он достал еще один обрывок тряпки и стал старательно затыкать им дырку.

– Нам такую вентиляцию могли в голове проделать… – заметил я.

– Гарику спасибо скажи, – отозвался Вовка.

– Уже сказал.

– Да не за что, парни! – засмеялся Игорь. – Всегда рад помочь.

– А хорошо, что переход рядом с Меридианом был… – Бабах оторвал кусочек материи и перешел к другому отверстию. – Прикиньте, если бы километров сто от них убегать? Тогда точно пиши пропало.

– Вы чего вдруг такими пессимистами стали? – улыбнулся Гарик, продолжая очищать лицо. – Ни хрена бы они нам не сделали…

– Ну-ну… – скептически протянул я.

– Да ладно вам. Давайте лучше покажу, что раздобыл. Бабах, давай шмотник сюда.

Вовка оторвался от процедуры конопаченья дырок в борту и протянул Гарику рюкзак. Я только сейчас обратил внимание на то, что из него торчит самый настоящий приклад охотничьего ружья. Именно его в суматохе я и принял за лопатку.

Мезенцев зацепил тряпку за щетку стеклоочистителя и залез в рюкзак.

– Это «Макарыч», вы его уже видели, – начал он, достав узнаваемый пистолет, который стоял на затворной задержке, обнажив короткий стволик. – С вашего позволения, закрепляю его за собой.

– Табельное оружие, что ли? – тут же поинтересовался Бабах, подходя поближе.

– Наверное, когда-то было, – согласился Игорь. – Но я как-то не выспрашивал, что и откуда у них взялось.

Адреналиновый коктейль и панические эмоции уже отступили, сделав это на удивление быстро. Хотя обычно после всяких стрессовых ситуаций меня коматозило еще по полдня. И я, даже сам того не заметив, с нескрываемым любопытством стал пытаться заглянуть в темное нутро раскрытого Игоревского вещмешка. Какое-то мальчишеское озорство взяло верх, и, несмотря на всё произошедшее, мне уже не терпелось увидеть, ради чего мы так рисковали. Но я решил не перебивать Игоря, который явно хотел похвастаться своей добычей, а отчитать друга за безрассудные действия всегда успею.

– Так, – Гарик потянул за торчащий приклад, – это, пожалуй, Вовке.

С этими словами он наконец-то извлек обрез курковой двустволки.

– Это же ТОЗ-Б! – воскликнул я, сразу же узнав данное ружье.

– В энциклопедиях своих высмотрел? – ёрничал Игорь.

– Нет. У меня у деда такая. Шестнадцатый калибр. Их с пятьдесят седьмого года производили, кажется. Еще в СССР. Так, Вова, осторожней, в сторону направь и проверь сначала, что в стволе патронов нет. Чтобы переломить, надо…

Но Бабах не нуждался в моих инструкциях. Он уже направил оружие в поле перепаханной земли и привычным движением отодвинул боковой рычаг с таким выражением лица, словно всю жизнь этим занимался.

– У тебя тоже кто-то из родных охотник? – я поинтересовался немного раздосадованно от того, что не удалось лишний раз поумничать.

– Не, – отмахнулся Бабах, поднимая стволы на уровень глаз.

– Откуда знаешь тогда?

– Так это, понятно же всё… – начал было Вовка, но тут же остановился и почесал затылок, сдвинув на глаза Игоревскую кепку. – Слушай, а ведь и правда. Меня же никто не учил, но как-то само получилось… Сюда патроны. Курки взводишь, флажок предохранителя сдвигаешь и бах-бах!

– Ага, бах-бах, потому что ты Бабах!

Гарик расплылся в улыбке, довольный своим каламбуром.

– Впустую только курками не щелкай, – посоветовал я, вспоминая дедовы наставления о том, как надо обращаться с ружьем.

На самом деле мне стало немного завидно от того, что обрез, если можно было так выразиться, достался именно Вовке. Настоящий «Макаров» мне никогда держать в руках не доводилось, а вот дедушкину тозку я знал хорошо. В голове тут же всплыл один случай, после которого я понял, что оружие – штука серьезная, и отношения требует к себе соответствующего.

Это было зимой. Может быть два или три года назад. В общем, девяностые подходили к концу, и на горизонте уже маячил загадочный миллениум. Я приехал в Казахстан на зимние каникулы. Дед мой, Роман Захарович, хоть и был уже пенсионером, всё равно продолжал ходить на работу в сельский дом культуры, чтобы хоть как-то скоротать однообразные дни и чем-то занять голову. Бабушка, по своему обыкновению, закончив обеденные хлопоты, прилегла отдохнуть. Я ходил по комнатам, наслаждаясь звуками потрескивающих в печи полешек и эмоциональным покоем.

Забредя в дедову комнату, я увидел охотничье ружье, стоявшее в углу в собранном виде. Надо сказать, что девяностые в Казахстане тоже были богаты на всякие дурные события. Хотя глухую деревню, вернее, колхоз имени Тельмана, расположенный неподалеку от границы с Оренбургской областью, они особо не затронули. Впрочем, видимо, на всякий случай дед всё равно держал ружье под рукой.

Я недолго думая взял оружие, и первым же спонтанным желанием было просто пощелкать крючками. Хорошо, что мозгов хватило сдвинуть боковой рычаг и посмотреть стволы. Конечно же, тозка оказалась заряженной. Я так и простоял полминуты, словно навсегда записывая себе в подсознание программу о том, насколько надо быть осторожным с оружием. А то щелкнул бы я тогда спусковым крючком… Ладно, хоть не было никого, а стволы просто в стену смотрели. В общем, оружие я разрядил и деда вечером предупредил, что патронов там нет.

Поэтому, глядя сейчас на то, как Бабах крутит в руках обрез, я ему по-хорошему завидовал. Всё-таки знакомая была вещица. Правда, какие-то рукозады безбожно надругались над стволами, когда их спиливали. Так плохо это сделать – надо было еще постараться. Даже издалека были видны неровные края, запиленные под разным углом. Но при этом почему-то эти гении оружейной мысли оставили приклад. Со спиленными стволами ружье бесспорно стало компактнее, но всё-таки до удобности обреза было еще далеко.

«А ведь бабушка с дедом будут ждать в гости этой зимой… – подумалось мне. – А что будет, когда узнают, что я пропал? Они же с ума сойдут… Вот чёрт…»

– Так, это тоже тебе, – Гарик достал из рюкзака широкий поясной ремень, на котором болтались два старых, еще советских патронташа на восемь патронов. – Ну-ка, Тохан, посмотри. Ты должен в этом деле разбираться, что там по патронам?

Я, быстро отгоняя от себя тоскливые мысли, взял протянутый ремень.

– Ого, кожа настоящая! – чрезмерно заинтересованно воскликнул я, с трудом сдергивая фиксирующий язычок. – Редко пользовались им, что ли? Туго идет.

– Так, давай расскажи мне, какую дичь этим завалить можно, – тут же оживился Володька с нескрываемым блеском в глазах. – Утку или кабана?

Я добродушно улыбнулся.

– Какую утку, Вован? С такими обрезками стволов тебе к ним метров на двадцать надо будет подобраться, и то не факт.

– Ничего. Главное – оглушить, а там прикладом добью.

– Ага, и кабана?

– И кабана.

Гарик добродушно заржал, выпуская дым.

– Ну-ну, – покивал я, изучая маркировку патронов. – Значит, смотри. В этом патронташе, правом, получается, когда ремень нацепишь, у тебя восемь пулевых патронов. Там пуля – это просто шар свинцовый, которым вдаль стрелять не самая лучшая идея. А с такими стволами тем более. Но с близкого расстояния влупит так, что мало не покажется. А вот во втором всего пять патронов. Четыре нуля. Это, если мне память не изменяет, дробь. Причем очень крупная…

– Картечь? – уточнил Мезенцев.

– Слушай, ну для какой-нибудь несчастной утки почти картечь.

– Это хорошо или плохо? – Вовка недоуменно на меня посмотрел.

– Зависит от поставленной задачи, – я пожал плечами. – Но с близкого расстояния раны будут чудовищными.

Мне пришлось сделать максимально умное лицо и знающий вид. Хотя на самом деле я не имел ни малейшего представления о том, что крупная дробь сделает с телом при попадании с близкого расстояния. Но что-то мне подсказывало, что ничего хорошего ждать не стоит. Даже теоретические размышления о том, что Вовка будет вынужден пустить в дело обрез курковки, вызывали во мне сильный страх.

– Всё запомнил?

– Ага. Тут пули, тут картечь. Давай уже.

Вовка нетерпеливо забрал у меня патронташи и накинул их себе на плечо, взяв тозку двумя руками.

– Бабах, ты в таком виде на разбойника с большой дороги похож, – заключил Мезенцев.

– Я ковбой Мальборо, ептить!

– Слушай, давай без шуток, – я заволновался. – Бабахалку свою заряженной не держи. Тут курки внешние, чёрт ее знает, оттянешь случайно, и выстрелит.

– Тохан, всё в порядке, – с очень серьезным видом ответил Володя. – Я же не дурак.

Мезенцев скептически на него посмотрел.

– Ладно, – продолжил я. – Давай, Гарик, это по-любому еще не всё. Ведь так?

– Конечно, – Игорь запустил руку в рюкзак. – Это вот для тебя.

Помимо моей воли губы расплылись в довольной улыбке, и я замер в предвкушении. В следующую секунду мне в ладонь лег маленький холодный черный пистолет. Скорее даже пистолетик.

– Это что?

– Газовый, – сообщил Игорь.

Я посмотрел на него, ожидая, что это шутка или тут скрыт какой-то подвох. Но Мезенцев продолжил шуршать рукой в рюкзаке с абсолютно спокойным выражением лица.

– Ты серьезно? – я удивился. – То есть у тебя ПМ, у Вовки дробовик, а у меня газовая перделка?

– Тохан, ты больше всех переживаешь за то, что кто-нибудь поранится. Вот из этого ты точно не поранишься. К тому же ты счастливый обладатель честно купленного оружия. Потому что денег хватило только на него. Остальное я слямзил.

Мезенцев протянул мне маленькую коробочку из прозрачного пластика, в которой виднелись восемь патронов.

– Вот. Извини, других вариантов нет.

– Не грусти, Тохан, – Вовка хлопнул меня по плечу. – Хочешь, дам из обреза пальнуть?

– Так, – тут же деловито прервал его Игорь, – никаких «пальнуть». Это все боеприпасы, что у нас есть, так что бережем!

– Сказал человек, который совсем недавно рассадил кучу патронов, – ехидно заметил я.

– Так у меня тут еще есть…

Мезенцев, хитро улыбнувшись, достал из рюкзака два снаряжённых пистолетных магазина.

– Понятно всё с тобой.

Я покрутил в руках полученное оружие. Пистолетик полностью помещался у меня на ладони. На боку красовалась надпись «Перфекта», и был указан калибр в восемь миллиметров. Что это за зверь такой, я понятия не имел, но производилось данное оружие в Германии.

«Что ж, – подумал я, – должно быть лучше, чем ничего. Всё равно пригодится».

Я убрал пистолет и патроны во внутренний карман обдергайки, решив разобраться с ним чуть позже. Мезенцев тем временем закинул рюкзак за спину и снова взял тряпку, став старательно очищать забрызганную кожанку.

– Гарик, давай я одним пальну, – предложил Вовка, примостив патронташ на поясе и уже вытащив дробовой патрон. – Ну чтобы освоить оружие, так сказать. Чтобы знать, что делать, когда дело до этого дойдет.

– Будем надеяться, что не дойдет, – поспешил уточнить я.

– Тохан, ты чего так напрягся? Надо же быть готовым…

Я посмотрел на Бабаха. Тот крутил между пальцами патрон и загадочно улыбался.

– Давай я прямо скажу, почему я напрягся. Это – оружие. Оружие сделано, чтобы убивать. Убивать, а не орехи колоть или огород копать…

– Убивает людей не оружие, а другие люди, – философично уточнил Мезенцев, выпуская струйку дыма.

– Соглашусь, – кивнул я. – Но против кого вы собрались его применять? Володя, вот ты готов так просто взять и в человека пальнуть? То, что Гарик готов, это мы уже выяснили.

– Тохан, я же в колёса целился. Не в людей, – пожал плечами Мезенцев.

– Вот! – подхватил Бабах. – А у меня вообще оружие охотничье. Против животных значит!

– Каких животных? – я не унимался, чувствуя, как внутри меня зашевелился червячок занудства. – Где ты их видишь?