Последний исповедник

– Есть еще кое-что, сэр, – продолжил аналитик. – Мы проанализировали историю коммуникаций Элизабет Кларк и обнаружили аномалию. Примерно за 36 часов до смерти был зафиксирован пакет зашифрованных данных, отправленных с ее коммуникатора. Система безопасности не смогла расшифровать содержимое.

– Даркнет? – уточнил Ковач.

– Возможно, сэр. Сигнатура шифрования указывает на высокоуровневые алгоритмы, возможно, квантовое шифрование.

Ковач задумался. Если Элизабет использовала даркнет, это могло объяснить ее интерес к религиозной тематике. Возможно, она контактировала с подпольными религиозными группами. Но как это связано с ее убийством?

– Проверьте всех, с кем она контактировала в последние дни. Особое внимание уделите тем, кто мог иметь доступ к ее биометрическим данным. И найдите мне информацию о ее муже – я хочу знать все об обстоятельствах его смерти.

Утро принесло новую тревожную новость. Томас узнал о ней, просматривая новостные ленты за завтраком.

"Тело Маркуса Штайна, бывшего сотрудника службы безопасности корпорации "Нейротех", найдено в его квартире в Секторе 23 Матрицы. Предварительная причина смерти – множественные травмы, нанесенные неизвестным механическим устройством. Департамент общественной безопасности начал расследование…"

Томас замер, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Маркус Штайн. Это имя он слышал неделю назад – во время исповеди человека, признавшегося в жестоком избиении подчиненного, который якобы пытался шантажировать его. Детали совпадали: Штайн работал в службе безопасности, исповедовавшийся занимал руководящую должность в "Нейротех".

Совпадение? После случая с Элизабет Кларк Томас не верил в совпадения.

Он отложил завтрак, чувствуя, как аппетит исчез. Два убийства за три дня. Два человека, исповедовавшихся в серьезных грехах. Два случая, когда способ убийства зеркально отражал совершенный грех.

Кто-то определенно знал содержание исповедей. Кто-то использовал эту информацию для вынесения и исполнения своего извращенного "приговора".

Томас должен был действовать быстрее. Сегодня вечером у него была назначена встреча с человеком, который мог помочь получить информацию о расследовании. А до тех пор…

До тех пор он должен был решить, продолжать ли сеансы исповеди. Отмена могла вызвать подозрения, но продолжение подвергало опасности исповедующихся.

В конце концов, после мучительных размышлений, Томас принял решение. Он не мог отказаться от своего служения – слишком многие нуждались в нем. Но он мог изменить протокол, усилить безопасность, предупредить кающихся о необходимости дополнительных мер предосторожности.

И, что самое важное, он должен был выяснить, кто стоит за убийствами. Кто взял на себя роль судьи, палача и, в извращенном смысле, защитника веры. Кто использовал священный институт исповеди для выявления жертв.

Томас чувствовал, что ответ где-то рядом. И он боялся, что этот ответ может разрушить все, что они с Бенедиктом и другими подпольными верующими строили годами.

Глава 4: Око за око

Мост между Матрицей и Корнями представлял собой не столько архитектурное сооружение, сколько социальный шлюз – место, где заканчивался упорядоченный мир среднего класса и начинались трущобы рабочих и социальных изгоев. Официально этот район назывался "Транзитной зоной", но местные жители прозвали его "Сумерками" – здесь вечно сгущались тени, физические и метафорические.

Томас стоял у перил моста, наблюдая за потоком людей внизу. Здесь, на границе миров, камеры наблюдения были менее эффективны, а алгоритмы распознавания лиц и эмоций работали с погрешностями из-за плохого освещения и большого скопления людей. Идеальное место для встречи, которую лучше не афишировать.

– Плохое место для приличного человека, – раздался голос позади него. – Особенно в такое время.

Томас не обернулся, продолжая смотреть вниз: – Я бы сказал, это место определяется не географией, а обстоятельствами.

Человек подошел и встал рядом, опираясь на перила. Даниэль Ривера, журналист криминальной хроники, был невысоким полным мужчиной с вечно взъерошенными волосами и проницательными глазами. Когда-то, до "Великого Очищения", они с Томасом были знакомы – Ривера часто брал интервью у профессора Лазаря для статей о влиянии религии на общество. Теперь они встречались редко и только по необходимости.

– Слышал, ты интересуешься недавними происшествиями, – сказал Ривера, не глядя на Томаса. – Смертями определенного рода.

– Я заметил некоторые… закономерности, – осторожно ответил Томас. – Информация, которой не найдешь в официальных новостях.

Ривера хмыкнул: – Мало что можно найти в официальных новостях, кроме прогноза погоды, да и тот подправляют для поднятия общественного настроения. – Он понизил голос. – У тебя есть теория?

– Скорее, вопросы. Элизабет Кларк и Маркус Штайн – связаны ли их смерти? Что говорит следствие? И было ли что-то необычное в способе их убийства?

Журналист бросил быстрый взгляд на Томаса: – Откуда такой специфический интерес?

– Академическое любопытство. Старая привычка анализировать паттерны, – Томас поправил очки. – К тому же, я знал Кларков. Давно, в университете.

Ривера помолчал, словно оценивая, сколько информации можно безопасно раскрыть.

– Официально это два отдельных расследования. Кларк – возможное самоубийство, Штайн – возможное ограбление с летальным исходом. Но неофициально… – Он оглянулся. – Инспектор Ковач, ведущий оба дела, видит связь. Способ убийства в обоих случаях слишком… символичен.

– Символичен? – переспросил Томас, стараясь не выдать своего волнения.

– Кларк умерла от того же редкого нейротоксина, что был обнаружен в посмертном анализе ее мужа. Это не попало в официальный отчет о его смерти – там указали естественные причины, связанные с его болезнью. Но повторный анализ, проведенный после смерти Элизабет, показал следы вещества.

Томас почувствовал, как сжимается его горло. Подтвердилось самое страшное: Элизабет действительно убила мужа, как призналась на исповеди. И кто-то наказал ее тем же способом.

– А Штайн? – спросил он, стараясь сохранять ровный тон.

– Забит до смерти, предположительно тем же типом дубинки, которую используют сотрудники службы безопасности "Нейротех" для подавления рабочих протестов. Штайн сам разработал эту модель – особая конструкция, максимизирующая боль, но минимизирующая риск летального исхода. Идеально для запугивания. – Ривера покачал головой. – По иронии, его забили до смерти десятками ударов, растянутых во времени. Он умирал медленно, мучительно.

– Как от него самого умирали другие, – прошептал Томас.

– Что? – Ривера повернулся к нему.

– Ничего. Просто… страшная ирония.

Журналист прищурился: – Ты что-то знаешь, Томас. Что-то, что не говоришь мне.

Томас покачал головой: – Просто размышляю. Два убийства, в обоих случаях жертвы словно получают то, что… – он замолчал, подбирая слова, – …что они могли причинить другим.

– Око за око, – кивнул Ривера. – Библейский принцип. И знаешь, что самое интересное? На месте преступления Штайна нашли символ – выцарапанные на стене цифры, которые при правильной интерпретации дают библейскую цитату о возмездии.

Томас напрягся: – Какой именно символ?

– 2-1-24 – Исход, глава 21, стих 24: "Око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу". Классический принцип талиона. – Ривера внимательно посмотрел на Томаса. – Но ты и сам это знаешь, профессор, не так ли?

Томас пожал плечами: – Я преподавал семиотику религиозных текстов. Трудно забыть такие базовые вещи.

– Ковач считает, что убийства могут быть связаны с подпольной религиозной группой. Возможно, радикальным течением, решившим вершить "божественное правосудие". – Ривера понизил голос. – Департамент когнитивного здоровья уже проявляет интерес к расследованию. Если они возьмут дело под контроль…

Он не закончил фразу, но Томас понимал, что это означает. Если расследованием займется Департамент, это превратится в масштабную охоту на любые формы религиозной активности. Пострадают не только виновные, но и тысячи невинных подпольных верующих.

– Есть какие-то зацепки? – спросил Томас. – Подозреваемые?

– Ковач работает в одиночку, делится информацией неохотно. Но я слышал, что они обнаружили следы нестандартного шифрованного трафика с устройства Элизабет Кларк незадолго до ее смерти. Возможно, она связывалась с кем-то через даркнет.

Томас сохранил нейтральное выражение лица, но внутренне напрягся. Речь явно шла о сеансе исповеди.

– И это всё?

– Пока да. Но Ковач – хороший детектив, один из лучших. Если есть след, он его найдет. – Ривера поправил воротник куртки. – Теперь твоя очередь, Томас. Зачем тебе эта информация?

Томас уже подготовил правдоподобный ответ: – Я работаю над исследованием психологических архетипов в современном обществе. Интересуюсь, как древние концепции вины и наказания трансформируются в пост-религиозном мире. Эти случаи – интересный материал.

Ривера выглядел скептичным: – Рискованная тема для исследования в наши дни.

– Оно одобрено. Академический анализ деструктивных психологических конструктов с целью их лучшего понимания и предотвращения. – Томас слегка улыбнулся. – Всё абсолютно легально.

Журналист некоторое время изучал его лицо, затем кивнул: – Если узнаю что-то новое, дам знать. Но будь осторожен, Томас. Эта история пахнет большими неприятностями.

После ухода Риверы Томас еще некоторое время стоял на мосту, обдумывая полученную информацию. Его худшие опасения подтвердились – убийства были связаны с исповедями. Кто-то каким-то образом получал доступ к содержанию признаний и использовал эту информацию для вынесения и исполнения своего извращенного "приговора".

Но как? И главное – кто? Кто мог иметь мотив и возможность для такого сложного и рискованного плана?

Томас решил, что пришло время увидеть все своими глазами. Он должен был посетить место второго убийства, найти эту библейскую надпись. Возможно, в ней содержался ключ, который помог бы ему понять логику убийцы.

Жилой блок, где жил Маркус Штайн, располагался в Секторе 23 Матрицы – престижном районе для высокооплачиваемых специалистов корпоративного сектора. Пятнадцатиэтажное здание с фасадом из умного стекла, меняющего прозрачность в зависимости от времени суток и погодных условий, возвышалось над окружающими строениями.

Подойти ближе было невозможно – территория вокруг здания была оцеплена дронами службы безопасности, а по периметру дежурили сотрудники полиции. Расследование убийства такого уровня привлекало повышенное внимание.

Томас остановился на безопасном расстоянии, делая вид, что интересуется витриной магазина напротив. Через отражение в стекле он наблюдал за зданием, пытаясь оценить ситуацию.

Выхода не было – легально попасть внутрь он не мог. Но ему нужно было увидеть эту надпись, понять, есть ли в ней что-то особенное, какое-то послание, адресованное конкретно ему или подпольной церкви.

В этот момент он заметил знакомую фигуру, выходящую из здания – высокий мужчина с прямой осанкой и резкими движениями, одетый в строгий костюм без опознавательных знаков. Инспектор Александр Ковач. Томас узнал его по фотографиям в новостях, когда тот раскрыл серию громких дел о коррупции в низших эшелонах власти.

Ковач остановился у входа, разговаривая с одним из офицеров. Затем, к удивлению Томаса, направился прямо к магазину, где тот притворялся заинтересованным покупателем.

Томас сохранял спокойствие. Его лицо не было известно полиции, его личность – профиль аналитика данных с безупречной репутацией – не должна была вызывать подозрений. Он продолжал рассматривать товары в витрине, когда услышал рядом с собой:

– Интересуетесь последними моделями нейроинтерфейсов, сэр?

Томас обернулся с выражением вежливого удивления: – Простите?

– Этот магазин специализируется на нейроинтерфейсах, – сказал Ковач, указывая на витрину. – Дорогие игрушки для тех, кому не хватает стандартных имплантов.

– А, я просто проходил мимо, – Томас изобразил легкую смущенную улыбку. – Задумался о своем.

– Понимаю, – кивнул Ковач. – Тревожные события последних дней заставляют многих задуматься.

Он показал полицейский значок: – Инспектор Александр Ковач, Департамент общественной безопасности. Вы живете в этом районе, сэр?

– Нет, я работаю неподалеку. Аналитик данных в "КогниСофт". – Томас указал на значок корпорации на своем рукаве. – Просто решил пройтись после работы.

Ковач изучал его лицо с профессиональным интересом: – Вы уже третий раз проходите мимо этого здания за последний час. Что-то привлекло ваше внимание?

Томас почувствовал укол тревоги, но сохранил невозмутимое выражение лица. Очевидно, камеры наблюдения зафиксировали его движения.

– Я… не заметил, что хожу кругами, – он изобразил смущенную улыбку. – Когда размышляю о сложных проблемах, часто гуляю без определенного маршрута. Профессиональная деформация аналитика, боюсь.

– И над какой проблемой вы размышляете так интенсивно? – Голос Ковача оставался вежливым, но взгляд был проницательным, оценивающим.

Томас решил рискнуть: – Вообще-то, о недавних странных смертях. Я слышал новости… Это поразительно, учитывая уровень безопасности в городе.

– Вы интересуетесь криминалистикой? – Ковач слегка приподнял бровь.

– Скорее, психологией преступлений. Хобби, если угодно. Я читал ваши дела, инспектор, – Томас перешел в легкое наступление, надеясь отвлечь внимание от себя. – Особенно впечатлило раскрытие схемы коррупции в сфере распределения жилья два года назад. Блестящая аналитическая работа.

Комплимент, казалось, сработал – лицо Ковача слегка смягчилось.

– Это был интересный случай, да. А вы наблюдательны для аналитика данных.

– В моей работе это необходимое качество, – Томас слегка улыбнулся. – Возможно, поэтому меня и заинтересовали эти смерти. Они выбиваются из статистической нормы.

Ковач внимательно посмотрел на Томаса, словно принимая решение: – Что именно вы находите нестандартным в этих случаях?

Томас понимал, что идет по тонкому льду. Сказать слишком мало – вызвать подозрение, сказать слишком много – раскрыть свою осведомленность.

– Если верить новостям, способы убийства кажутся… целенаправленными. Не просто убийство ради ограбления или под влиянием эмоций, а нечто более… символическое. – Он помедлил. – Извините, если это звучит странно. Просто профессиональное любопытство.

Ковач изучал его несколько долгих секунд, затем кивнул: – Интересная теория. Боюсь, я не могу обсуждать детали текущего расследования. – Он достал карточку и протянул Томасу. – Но если у вас появятся мысли или наблюдения, которые могут быть полезны, свяжитесь со мной.

Томас взял карточку, чувствуя одновременно облегчение и тревогу: – Конечно, инспектор. Хотя сомневаюсь, что мои любительские размышления будут полезны профессионалу вашего уровня.

– Никогда не знаешь, откуда придет озарение, – философски заметил Ковач. – Иногда свежий взгляд со стороны видит то, что мы, погруженные в детали, упускаем.

Попрощавшись с инспектором, Томас спокойным шагом удалился, ощущая между лопатками взгляд Ковача. Только отойдя на безопасное расстояние, он позволил себе выдохнуть. Встреча была рискованной, но, возможно, полезной. Теперь у него был прямой контакт с ведущим следователем.

Но главное, он не смог увидеть надпись собственными глазами. Придется довериться информации Риверы: "2-1-24" – код, указывающий на библейскую цитату из Исхода о принципе талиона.

Интересный выбор для убийцы. Не заповедь "Не убий", не более милосердные евангельские строки, а именно жесткий ветхозаветный принцип возмездия. Это говорило о характере преступника – он видел себя не просто убийцей, а инструментом божественного правосудия, воздающим грешникам по их делам.

"Око за око" – древний принцип, извращенно примененный в современном контексте. Убийца наказывал своих жертв теми же методами, которыми они грешили. Элизабет Кларк, отравившую мужа, отравили тем же веществом. Маркуса Штайна, избивавшего людей специальной дубинкой, забили до смерти таким же орудием.

Но что-то в этой логике беспокоило Томаса. Если убийца действительно руководствовался принципом "око за око", то он должен был знать детали грехов своих жертв. А единственный способ узнать эти детали…

Внезапная мысль заставила Томаса остановиться посреди улицы. Что если убийца – один из тех, кто исповедовался? Что если кто-то из его "паствы" решил взять на себя роль судьи и палача?

Эта мысль была ужасна. Она означала, что таинство исповеди, предназначенное для исцеления душ и прощения грехов, превратилось в инструмент для выявления жертв. Человек, возможно искренне верующий, извратил саму суть церковного учения, превратив милосердие в возмездие.

Томас должен был проверить эту версию. Перебрать в памяти всех, кто исповедовался в последнее время, искать связи, паттерны, совпадения. Возможно, убийца сам оставлял следы в своих исповедях, неосознанно выдавая свои намерения или психологические особенности.

Но прежде всего, он должен был предупредить тех, кто мог стать следующей жертвой. Всех, кто недавно исповедовался в серьезных грехах, особенно связанных с причинением вреда другим.

С этими мыслями Томас направился к ближайшей станции общественного транспорта. Ему предстоял долгий вечер анализа и планирования.

В своем кабинете в Департаменте общественной безопасности инспектор Ковач изучал досье, только что присланное из аналитического отдела: "Лазарь, Томас. 45 лет. Аналитик данных в корпорации "КогниСофт". Образование: докторская степень по семиотике, Университет Нового Вавилона (до реформы)."

Ковач нахмурился, вчитываясь в дополнительные сведения: "Бывший профессор теологии и семиотики. Жена и дочь погибли во время инцидента в университетском кампусе в начале Великого Очищения. Прошел обязательную когнитивную терапию. Текущий психопрофиль: стабильный, без признаков религиозного мышления. Регулярно проходит когнитивную гигиену с результатами выше среднего."

Что-то в этом профиле не сходилось с человеком, которого Ковач только что встретил. Да, внешне Лазарь был образцовым гражданином – спокойный, рациональный, контролирующий эмоции. Но в его глазах, за стеклами очков с нейроблокирующими линзами (деталь, которую Ковач, с его опытом, не мог не заметить), скрывалось нечто большее – глубина мысли, не соответствующая роли простого аналитика данных.

И его интерес к убийствам… Да, он объяснил его любопытством и хобби, но реакция была слишком… аналитической. Не праздное любопытство зеваки, а профессиональный интерес исследователя.

Ковач запросил дополнительную информацию о Лазаре – его перемещения за последнюю неделю, контакты, коммуникации. Ничего подозрительного, ничего выходящего за рамки типичного поведения образцового гражданина. Но что-то подсказывало опытному детективу, что за этим безупречным фасадом скрывается нечто большее.

Возможно, Томас Лазарь не имел отношения к убийствам. Возможно, его интерес действительно был чисто академическим. Но Ковач не верил в совпадения. И появление бывшего профессора теологии рядом с местом преступления, где была обнаружена библейская цитата, казалось слишком удобным совпадением.

Инспектор решил, что будет наблюдать за Лазарем. Не открыто, не назойливо – просто отмечать его передвижения, анализировать паттерны, искать несоответствия.

Потому что если в Новом Вавилоне действительно появился религиозно мотивированный убийца, то бывший профессор теологии, потерявший семью в религиозных чистках, мог быть либо ключом к разгадке, либо… следующей целью.

Вечером того же дня Томас встретился с Майей в другом конспиративном месте – небольшой художественной галерее на среднем уровне Матрицы, специализирующейся на нейрогенеративном искусстве. Посетителей было немного, а шум генераторов, создающих трехмерные проекции, обеспечивал достаточное акустическое прикрытие для разговора.

– Я проверила всю систему, – сообщила Майя, делая вид, что изучает парящую в воздухе скульптуру из света и тумана. – Нет никаких следов взлома, никаких необычных подключений или перехвата данных.

– Но кто-то определенно знает содержание исповедей, – возразил Томас, стоя рядом с нейтральным выражением лица для камер наблюдения. – Второе убийство не оставляет сомнений.

Майя нахмурилась: – Есть только одно объяснение – утечка происходит не на техническом уровне. Кто-то из людей, имеющих доступ к исповедям, передает информацию.

Томас покачал головой: – Но доступ к полному содержанию исповедей имею только я. Даже ты видишь только зашифрованные пакеты данных, но не их содержимое.

– Значит, есть другое объяснение, – Майя понизила голос. – Что если убийца – один из тех, кто исповедуется? Человек, который слышит чужие грехи и решает наказать за них.

Томас напрягся. Он пришел к той же мысли, но слышать ее от Майи было особенно тревожно.

– Но это невозможно, – возразил он. – Система не позволяет исповедующимся общаться между собой или видеть друг друга. Каждый сеанс полностью анонимен и изолирован.

– Да, но если один человек исповедуется регулярно, в разные дни, под разными виртуальными личностями… – Майя не закончила фразу, но смысл был ясен.

Томас задумался. Это было возможно. Технически сложно, но возможно. Если кто-то обладал достаточными техническими знаниями и доступом к множеству устройств с разными идентификаторами…

– Мы должны просмотреть логи всех исповедей за последние месяцы, – сказал он. – Искать повторяющиеся паттерны, лингвистические особенности, характерные выражения. Если один человек исповедовался под разными личностями, в его речи должны быть общие элементы.

– Это будет сложно, – предупредила Майя. – Система не сохраняет содержание исповедей, только метаданные о подключениях. Но я могу попробовать восстановить некоторые параметры коммуникаций – длительность, объем данных, временные интервалы.

– Сделай это, – кивнул Томас. – А я…

– А ты подумай о тех, кто может быть следующей целью, – закончила за него Майя. – Если убийца следует библейскому принципу "око за око", он выбирает жертв, чьи грехи особенно тяжки и направлены против других людей.

Томас кивнул. Ему предстояло мысленно пересмотреть десятки исповедей, выявить потенциальных жертв и найти способ предупредить их, не раскрывая при этом содержание исповедей и не подвергая опасности всю систему.

Задача казалась почти невыполнимой. Но у него не было выбора. На карту были поставлены не только жизни людей, но и само существование подпольной церкви, последнего убежища веры в мире, объявившем ее вне закона.

Пока Томас размышлял, выставка перешла в новую фазу – генераторы создали объемную проекцию человеческого глаза, занимавшую центр зала. Глаз медленно вращался, меняя цвет и текстуру, словно живое существо, наблюдающее за посетителями.

"Око за око" – древний принцип возмездия, превратившийся в кошмарную реальность современного мира. Томас смотрел на гигантский глаз, и ему казалось, что тот смотрит в ответ, проникая в самые глубины его души, выискивая тайные страхи и сомнения.

Кем бы ни был убийца, он видел себя орудием божественного правосудия. И это делало его особенно опасным – для жертв, для подпольной церкви, для хрупкого равновесия между верой и рациональностью в мире, балансирующем на грани тоталитаризма мысли.

Томас должен был его остановить. Не только ради спасения жизней, но и ради сохранения истинной сути веры – милосердия, прощения, искупления. Всего того, что извращенное понимание религии убийцей ставило под угрозу.

Глава 5: Цифровые следы

Экран компьютера отбрасывал призрачное голубоватое свечение на лицо Майи Чен, подчеркивая острые черты и решительное выражение глаз. Они с Томасом находились в одной из "слепых зон" – небольшой квартире на нижнем уровне Матрицы, зарегистрированной на несуществующего человека. Место было оборудовано примитивной, но эффективной защитой – устаревшими медными экранами, блокирующими электромагнитные сигналы, и акустической пеной, поглощающей звуки. Технологическая архаика, бесполезная против современных методов наблюдения, но идеально подходящая для защиты от них – системы мониторинга Нового Вавилона были запрограммированы игнорировать подобные "примитивные" методы как неэффективные.

Майя яростно стучала по клавишам, время от времени касаясь висковых имплантов для прямого нейроинтерфейса с системой. Томас сидел рядом, наблюдая за бесконечными строчками кода на экране.

– Вот, – наконец произнесла она, указывая на последовательность символов. – Нашла.