50 верста

Валерий Лебедев

50 верста

50-я верста

Как давно это было, даже старики не помнят, при каком императоре или царе основалось это поселение на пятидесятой версте. Это не село и не город, село слишком большое, городом малое. Речка, вытекающая из горного озера, делило, его пополам, а тракт, проходящий по мосту, делил поселение ещё на две части. Таким образом, оказалось четыре отдельно стоящих селения, все это поселение называлось «пятидесятой верстой». Единственным промышленным предприятием являлся цементный завод. Завод располагался рядом с каменным карьером, на котором работали каторжане, каторжного острога приговоренные к каторжным работам, за тяжкие преступления против царя или разбои на больших дорогах, убийствах, казнокрадстве. Каторжане в основном работали в карьере, разбивали на подъемные куски монолитные глыбы, грузили, эти камни в тачки, и вывозили их на поверхность. Перегружали из тачек в люльки канатной дороги и по деревянным настилам с набитыми поперечными брусками для упора ногами толкали их к заводу. Высыпали в специальные бункеры дробилки и толкали люльки обратно. Действительно труд был каторжный, пять лет таких работ, каторжане, которые были в расцвете сил, становились, немощными стариками, были и такие которые сами себе наносили увечья, не желая работать в штольнях, долбить неподатливый известковый камень, дышать каменной пылью. Многие умирали, тут же в карьере или на трапах толкая люльки с камнями. Их хоронили отдельно от поселенцев, вместо крестов ставили столбики с номерами. Были попытки побегов, но начальник пересыльной каторжной тюрьмы и надзиратели не помнят таких случаев, чтобы» бегунки» выходили живыми из тайги. Часто местные охотники или рыбаки находили в тайге черепа и обглоданные останки костей человека. Иногда о таких находках сообщали в острог, показывали места, где находили останки человека, если было не далеко от острога, жандармы собирали останки в мешок и приносили как доказательство, что каторжане погибли, о чем уведомляли вышестоящие надзорные органы. Но находились и такие, которые выживали и после десяти или пятнадцати летнего сроков. Не желая в старости быть больным и немощным, не быть обузой своим родным и близким, не попадать под надзор полиции, они оставались здесь же в селении. Находили в селении вдовушку, или работу по специальности, приобретенных, до каторги, устраивались на работу к хозяину, к зажиточным мужикам, батрачили в поле или валили на делянах лес. Так и доживали последние годы жизни. В селении стояла деревянная колокольня, срубленная мужиками, из вековых лиственниц. Из острога после отбытия срока освободился бывший батюшка, отбывший десятилетний срок каторжных работ за убийство матушки и её «нагулянной» дочери. Идти ему было не куда, сана своего он был лишен, остался в селении. Договорился на сходе о строительстве церкви.

      Селянами, староста поддержал и через полгода, рядом с колокольней красовалась царьков, выложенная из белого камня с тремя куполами, автором проекта являлся сам батюшка. Он договорился с мужиками обозниками, которые вывозили продукцию цементного завода в город, что бы те привезли церковную утварь, иконы кадило, поповское одеяние. Написал покаянное письмо городскому священнику, в котором раскаялся в своих грехах, попросил православного священника разрешить организовать приход в «пятидесяти верстах».

      Так же в селении пристроился студент химик последнего курса университета, который отбыл на каторге десятилетний срок за изготовление бомбы, чтобы совершить покушение на градоначальника. К счастью градоначальник оказался жив в карете погиб его секретарь, везший на подпись бумаги. По совету батюшки, так же на общем сходе поселения, доказал, что в поселении нужна школа, что он готов обучать сельчан, мужики сложили рядом с церковью школу, а до школы детей и взрослых учил в трапезной церкви.

      Вскоре из острога освободился ветеринарный врач, отбывший пятилетний срок каторжных работ, который делал криминальные аборты девицам из публичного дома, одна из них умерла, другая не может иметь детей, хотя им этого было и не нужно. Но судья сам иногда пользовался услугами «девиц» решил, что это безнравственно и ветеринар пошел по этапу. Его познаний в медицине хватило на то что бы открыть лечебницу. У него была практика, будучи каторжанином, он как мог, лечил каторжан, надзирателей. Приходилось лечить и коней, запряженных в повозки с известью, а также лошадей полицейских сопровождавших этапы. Для охраны поселенцев на всякий случай в поселении находился становой пристав, по- нашему участковый, с двумя пропойцами урядниками. Те от нечего делать, если не было побегов из острога или беглых с этапов, находясь на государевой службе получавших денежное довольствие и форменную одежду, постоянно болтались по улицам в поисках спиртного. Поселенцы к ним за помощью не обращались все вопросы, решал поселковый сход, собранный по колокольному набату. Здесь обществом решали кто прав, кто виноват, тут же при людно и наказывали виновных, пороли плетками, сняв портки, или задрав подолы. За тяжкие преступления как воровство скота или имущества, пьяные драки с тяжелыми последствиями виновных отправляли в каторжный острог, для исправления до трех лет. Они не работали в каменоломнях, где добывали камень, а работали на подвесной дороге, толкали люльки с камнем на завод. Староста решал эти вопросы с начальником каторжного острога на прямую. Минуя судебные и следственные действия, что предписывалось царским указом. Согласно книг, учета, которые вел с испокон веков церковный дьяк в «пятидесятой версте» числилось триста двадцать дворов и полторы тысячи народу. Здесь же в книгах учета и записей вели учет и регистрацию новорожденных, а также жителей ушедших в иной мир, в общем, усопших. Околоточному и полицейским предписывалось, следить за верстовым столбом, а именно чтобы, столб был побелен известью, недостатка в ней не было, на каторжном заводе жгли и получали известь, которую также везли обозами в город. Черные полосы на столбе по известке наносили дегтем, тщательно обкрашивая медную пластинку, на которой было выдавлена цифра пятьдесят. Никто точно не знал с кокой стороны шел отсчет, с востока или запада, если с запада, то обозы, уходившие в уездный город, находились в дороге неделю, два дня туда, день под разгрузкой в порту три дня обратно. Один день возчики исполняли заказы сельчан, что-то покупали, в городских лавках или на базаре, выполняли отдельные заказы администрации каторжной тюрьмы, спец одежду, прочие вещи, если это на касалось спецсредств, «кандалы, замков, цепей. А на восток вообще тьма-таракань, но, по словам ямщиков, возивших почту и грузы, дальше находился медный рудник, и золотоносный прииск. А этапы узников уходили дальше и практически никто от, туда не возвращался.

      Верстовой столб служил и местом для встреч влюбленных, вечерами возле столба собиралась местная молодежь. Сидели на бревнах служившие им вместо лавок, пели песни, водили хороводы, вообщем развлекались, как могли.

      Никто точно сказать не мог, как и в какое время в селе появилась эта семья, муж, жена с двумя детьми, братьями близнецами. Мальчики лет по десять белоголовые как их мать, довольно широкие в кости два крепыша как их отец. По воле судьбы или по сложившимся обстоятельствам в кузнецу, что стояла на отшибе, на берегу старого русла реки. В один из жарких летних дней во время грозы ударила молния, кузница загорелась набежавший по звону набата народ, общими силами затушили деревянное строение служившей кузней. При разборе пожарища нашли два трупа, народ посчитал, что это трупы кузнеца и его молотобойца загоревали, что остались без специалиста, кузнечного дела. Собрали сход, стали решать с кандидатурой кузнеца, их было трое. Двое без роду без племени батрачили у хозяина заезжего дома, тот их содержал, кормил, по праздникам наливал чарочку, вообще содержал, если исправно выполняли порученную им работу, иногда жаловался на них на сходе, что ленивые, вороватые, то у хозяина, украдут мешок с зерном и продадут за самогон, у заезжих ямщиков украдут, что-нибудь из воза, товар или вещи. Третий кандидат на должность кузница был бывший каторжанин, пристроившись к вдове с тремя детьми, не проявлял усердия к труду приворовывал у селян, то украдет курицу или гуся променяет на самогон, или спирт напьется и спит себе на сеновале. Иногда на сельском сходе, доказывали его вину в краже, сняв портки, пороли розгами. Народ предложенные кандидатуры забраковал, под свист и общий ропот не приняли данных мужиков. Раздвигая могучими плечами толпу, к столу старосты вышел новый поселенец, представился, Самычев Ефим Ефимович, сказал, что работал кузнецом в городе на заводе, поругался с хозяином и тот прогнал его с завода. Что были не лады с полицией, умолчал. Искал работу в городе, но бывший хозяин давал о нем не лестные отзывы и его не брали на работу. Бродя по городу в поисках работы, наткнулся на обозников, которые, собравшись небольшой кучкой возле телеги со сломанным колесом, своими советами и помощью пытались устранить поломку. Он помог в ремонте колеса извозчику, исправить колесо, сели покурить, разговорились и извозчик в качестве компенсации за сделанную работу, взял его со всей семьей и скарбом с собой, пообещал, что по дороге найдут ему дело, по его специальности. Сход справился у Ефима о его семейном положении, где остановился на постой, решили, что Ефим подходит для работы в кузне, так как знает кузнечное дело, но с испытанием.

Тут же на сходе решили выделить ему в помощники несколько мужиков для восстановления сгоревшей кузни. Помощником в кузнечном деле выделили бывшего каторжанина, как бы для исправления. Под руководством Ефима помощники расчистили место пожарища, найденный в пепелище инструмент пустили в дело. Староста, взявший под контроль строительство кузни, остался довольным, мужицкой рабочей хваткою нового кузнеца.

Староста поинтересовался у Ефима, где он остановился на постой, тот ответил, что пока на заезжем дворе. Жена в счет оплаты за жильё нанялась, в заезжем доме мыть полы, убирать двор от мусора, который оставался за ямщиками, вообще следить за порядком. Её по её фигуре крестьянской бабы. «саженью в плечах» и руками как у циркового борца, кулаками с графин, эта должность была как нельзя лучше. Хозяин был доволен. Матери, по хозяйству, помогали сыновья, братья близнецы Иван и Василий.

Ефим с со своей мужицкой хваткой взялся за работу. Не достатка в клиентах не было, народ кто из любопытства, а кто по делам потянулись в кузню. Кому выковать подкову для лошади, кому заклепать сломанную литовку или поправить серп, отремонтировать телегу или соху, сделать борону, все шли к Ефиму. Он никому не отказывал в помощи, если сразу не мог сделать, то оставлял на день два с обещание, что сделает. Народ на сходе выражали старосте довольство кузнецом. За работу с мужиков Ефим брал все, что ему приносили в знак благодарности, продукты питания, мед, сало, рыбу всякую, сушеную вяленую, иногда и свежую. Предлагали овощи с огородов, ягоду с леса, а то и свежее мясо, лосятину, медвежатину, а кто приносил и поросеночка. Ефим продуктами делился со своим помощником, то и, видя доброе отношение к нему, перестал выпивать на работе, не прогуливал, старался делать все хорошо, что приказывал ему Ефим. Вдова, видя, как изменился, её каторжанин «в хорошую сторону,» приходила в кузницу вместе с детьми стоя на коленях, благодарила Ефима. На сходе перед селянами, староста внес предложение выделить лес и обществом построит кузнецу дом, в знак благодарности за его работу. Ефим со своей Дарьей и сыновьями сам выбирал себе место под строительство дома. Выбрали место на берегу реки на пригорке, с которого был прекрасный вид на реку, с заливными лугами, горы, покрытые травой и кустарником, и тайгу с её вековыми елями, соснами кедровником. За зиму мужики наготовили лес, для дома, заготовили доски, сам, работая в кузне, наготовил гвоздей и скобы, навесы для дверей и ворот. Было приготовлено все, чтобы с первыми весенними днями приступить к строительству.

      Частенько сворачивая с тракта, в кузню заезжали, почтовые ямщики, торговые люди, купцы с товаром. Они платили Ефиму тем, что везли, или денежкой. В течении лета и начало осени артель строителей подвела дом под крышу. Крышу крыли металлическим листом, которую Ефим заказал проезжим купцам, заплатив за всей денежкой. Дом был добротным с высоким потолком, большими окнами, просторными сенями. Новоселье праздновали с размахом, место в избе не хватило для всех желающих, столы накрывали во дворе. В благодарность кузнецу сельчане несли самогон и закуски, сало, картошку, овощи рыбу, начиная от сушеных карасей, до свежей, выловленной стерляди, хариуса, язей. Не считая окуней и щуки. У заезжих купцов Ефим выкупил три четверти спирту, водки. В общем, гуляли двое суток. Благо наступала, зима урожай убрали, овощей и сена заготовили, дров напилили, гуляй, не хочу.

      Стараниями Дарьи всем всего хватило, Дарья как хозяйка крутилась, как могла, помогали деревенские бабы, готовила горячие закуски, накрывала столы, дети принимали активное участие в помощь матери.

Перепившихся гостей уносила в другую комнату, укладывая их на свежее строганный деревянный пол. Ефим и дети исполняли все указания матери, кто-то из гостей принес граммофон, кто именно никто не знает, после новоселья, он так и остался в новом доме. Какая пьянка, без драки, подвыпившие строители и сельчане, что-то не поделили между собой завязалась драка, правда на улице во дворе. Дрались на кулаках до первой крови, кому разбили нос, въехали кулаком в зубы, порвали рубаху, в общем кто дрался, все получили, кто, что заслужил. Дерущихся быстро разняли, боялись, как бы не дошло до кольев и жердей, обошлось без увечий, правда Дарья, когда разнимала и успокаивала дерущихся, одному из урядников по ошибке выбила передний зуб. На утро, когда стали разбираться, блюститель порядка даже не помнил, кто ему въехал по зубам, посчитали, что получил за рвения по службе. На этом все и закончилось. Правда, ещё сутки искали саблю блюстителя порядка, благо, что он сам вспомнил, когда похмелился, что, когда пошел на новоселье шашку оставил висеть на стене в кабинете в участке.

Наступила зима. В доме у Самычевых всё как положено, Ефим на работу в кузню, Дарья в заезжий дом, за порядочность и исправное исполнение своих обязанностей по заезжему дому, хозяин продвинул Дарью по службе, теперь она занималась только распределением на ночлег и взывания платы, с ямщиков и торговых людей. Благо, что она родилась в семье начальника станции, который имел кое-какое образование, а его жена преподавала в лицеи, он и научил четырех своих дочерей, счету и грамоте. Ефим также был знаком со счетом и грамотой, окончил два класса церковно-приходской школы. Отец его был приказчиком в речном порту. Да и старший брат учил младшего, уму разуму, в хорошем смысле слова. Он был студентом университета химического факультета. Как вспоминал Ефим он в лаборатории, что-то с чем-то смешал, выделился газ, от которого кто находился в лаборатории, двое умерло, остальных долго лечили, толку с них не получилось в скорее еще пятеро умерли. Полиция и жандармы несколько раз проводили обыски в доме Самычевых. считали, что брат умышленно отравил студентов, но потом посчитали, что это сделано без умысла и отстали. Отец с матерью очень сильно переживали смерть старшего брата, просто несчастный случаи, не знание последствий химических реагентов, что и привело к трагическим последствиям. Все произошло в один год. Отец, будучи приказчиком на складах речного порта, якобы по собственному недосмотру, попал под завал пытаясь поправит штабель ящиков с штамповочными прессами. Гора ящиков обрушилась на отца, достали его из завала бездыханным, а мама в расстроенных чувствах, в связи со смертью сына и мужа, перепутала лекарства выпила уксусной кислоты. Через два дня она скончалась в земской больнице. Ефим остался один, куда идти кому, что сказать.

      Сироту, забрала в свою семью, тетка, старшая сестра его, матери, где он провел, свои юношеские годы. Сыновья тетки относились к нему как к сироте, жалели его. Он в свою очередь защищал их от нападков, старших сверстников, с которыми они учились в школе при соборе. В драках попадало и ему, но он стойко переносил боль, биться до последнего так учил его, стоять за себя, старший брат. Когда Ефиму исполнилось четырнадцать лет, муж тетки отвел его на завод, где назначили его, учеником кузнеца. Он был прилежным учеником, благодаря физическим данным, старался подхватить тяжелую, раскаленную до бела, металлическую болванку, помочь кузнецу уложить её на наковальню. Вскоре он стал подсобником кузнеца. То практически одно и тоже, но за подсобника оплата была выше. Шли годы, Ефим возмужал, теперь он сам обучал молодых. На заработанные деньги приобрел себе комнатку не далеко от завода.

      Возвращаясь после второй смены ночью в свою «берлогу» так он её называл, проходя против арки жилого дома, услышал стон. Спотыкаясь в темноте об ящики и доски, он пошел на стон, нагой наступил, на, что-то мягкое, руками нащупал человека, тот тихонько стонал. Ефим поднял его на руки, вынес на улицу к фонарному столбу. Свет от фонаря осветил лицо молодого человека, по лицу избитого текла кровь. Ефим понял, что у парня разбита голова, синяк закрыл, из рассеченной брови текла кровь, глаз совсем заплыл. Оглядевшись кругом по близости никого небело видно, чтобы позвать на помощь. ОН подхватил раненого на руки и понес его в свою «берлогу». Промыв рану водой кроме воды медицинских, препаратов у него не было. Перевязав голову чистым полотенцем, он уложил его на широкую лавку возле печи, предварительно постелив на неё старое ватное одеяло и простынь. Снял пальто с раненого, накрыл им. Сам уставший за смену на заводе лег на деревянный топчан в другой комнате. В голове крутились мысли, что за человек, которого он подобрал в подворотне, вдруг он лихой человек, или бандит. По заводу среди рабочих ходили слухи, что в городе появились люди, которые не согласны с существующим строем, подбивавших рабочих на демонстрацию за свои права. Ефим был далек от политики, старался держаться поодаль от групп куривших рабочих, иногда о чем-то громко споривших. При виде посторонних споры прекращались. Иногда в бытовке он в карманах своего пальто или куртки, находил листки с текстом, он не обращал на них, никакого внимания бросал их в урну, или ящик для мусора. С этой мыслью он и уснул.

      Проснулся от того, что весеннее солнце светило прямо в лицо, вечером забыл задернуть занавеску. Он ещё понежился, вытянув своё крепкое тело во весь рост, и тут как будь то, кто-то толкнул его в бок, вскочил, кинулся на кухню на лавке рядом с печью, никого не было, она стояла пуста. Старое ватное одеяло аккуратно сложено, сверху лежала сложенная аккуратно простынь.

      Он удавился, обычно он спит чутко, даже слышит топот мышей, бегающих по комнате, дворника, гремящего цепью открывающего въездные ворота, а тут он проспал, не услышав, как и когда ушел его пострадавший. Он про себя обрадовался, что не надо задавать вопросы раненому, откуда он, и кто его так отделал. Ефим позавтракал, чем бог послал, одел, приличную одежду и вышел в город. Весна все как будь то просыпалось, даже воробьи чирикали по-другому, звонче и радостнее. Солнышко пригревало, извозчики окликали зазевавшихся прохожих, что бы те не угодили под карету, даже прохожие, почувствовав приближение тепла, расстегивали пальто, женщины обнажали головы, спускали на плечи платки и косынки. Даже мальчишки продающие газеты и пирожки больше улыбались, звонкими голосами привлекая покупателей купить их товар. Нищие, бездомные, повылазили из подворотен и подвалов, сидя у стен домов и заборов щурясь на солнце, не так настойчиво привязывались к прохожим, в поисках копеечки на пропитание или пропой.

Ефим обратил внимание на впереди идущую стройную девушку или женщину, несшую объемный тюк, обтянутый мешковиной. Видно было, что тюк достаточно тяжелый и женщине приходилось часто перекидывать с плеча на грудь, опасаясь уронить его на землю. Ефим догнал её, предложил свою помощь, протянул руки и только теперь увидел молодую синеглазую девушку, с приятным улыбающимся лицом приветливым взглядом. Она не сколько не упиралась, а тут же сунула в протянутые руки Ефима свою ношу. Рассыпалась в словах благодарности. Действительно ноша в первые минуты показалась для Ефима достаточно легкой, но не удобной для переноски. Она выскальзывала из рук, нести её было не удобно,

Он обхватил её обеими руками, прижал к животу, и только после этого заговорил с девушкой.

Ефиму она понравилась с первого взгляда, стройная фигура с большой грудью «было жарко, салоп был расстегнут», это он успел разглядеть с первого взгляда. Красивое чистое лицо, с румяными щеками, ямочкой на подбородке она притягивала к себе. Широкая улыбка, с плеча свисала коса белокурых волос.

      Она рассказала о себе, что служит домашней хозяйкой у преподавательницы городской гимназии, у которой двое детей погодков, она их няня, приглядывает, за детьми, готовит еду барышне и малолетним детям. В доме живет старушка, очень старенькая ей приходиться присматривать и за ней, дальняя родственница её мужа. Прислугой работает третий год, мужа хозяйки ещё не видала, хозяйка говорит, что муж в командировке за границей. Вот и пришли, девушка улыбнулась и протянула руки к свертку, Ефим даже вздрогнул от неожиданности, огляделся они стояли у ворот двухэтажного особняка, выложенного и красного кирпича, с парадным крыльцом, с кованными, перилами и мраморными ступенями. Девушка выхватила из рук Ефима сверток и попыталась уйти, но он поймал её за локоть, остановил её. Он хотел сказать ей многое, рассказать о себе, кто он, чем занимается, но, спросил только её имя. Улыбнувшись, резко повернув голову, что коса молнией пролетела перед его лицом. Зайдя в ворота, закрыв их за собой, подняла свои глаза от земли, на щеках появился пунцовый румянец. Звать меня Дарья, хозяйка завет Дашей, дети Дуней. Резко повернувшись, он пошла к дому, поднялась на крыльцо, неся тяжелый тюк перед собой. Прижав его к дверям, позвонила, свободной рукой в колокольчик, пока ждала, когда ей откроют, входную дверь, оглянулась, улыбнулась и скрылась в проеме дверей. Ефим ничего не мог сделать, все прошло так быстро, в горле у него пересохло, ноги стали как ватные, он не мог сдвинуться с места. Ещё раз посмотрел на закрытую дверь особняка, опустив голову смотря в землю, он побрел по улице, не замечая никого перед собой. Он был так взволнован, этой встречей, красота девушки, околдовала его, по лицу и по спине струились капельки пота. Он зашел в чайную, заказал половому, чтобы тот принес водки, сел за стол с не совсем свежей скатертью, долго рассматривал хлебные крошки на ней, пока его не окликнул половой. Пытавшийся получить заказ на закуску. Только в Чайной Ефим очнулся, заказал себе закуску, пока половой выполнял заказ, он сделал глоток водки, она показалась ему водой, тут же появился половой, неся на подносе закуску. Ефим высказал ему свою претензию по поводу водки, тот возмутился, пытаясь доказать, что водка в их заведении самая чистая, что он первый кому она не понравилась. Ефим больше к водке не притронулся, поковырял вилкой в блюдце с закуской, выбрал кусок порезанного огурца, зажевал его. Посмотрел на недопитый стакан, с водкой окликнув полового, расплатился, направился к выходу. Образ девушки не покидал его и в своей комнате, её образ стаял перед его глазами. Он даже не вспоминал о своем происшествии ночью, о ночном его госте, куда он делся и что с ним. С этой мыслью Ефим и уснул.

Проснулся он от стука в дверь, на пороге стоял уличный пацан ко их много слонялось по городу в поисках оказания помощи, что кому поднести, передать письмо или записку влюбленным за отдельную оплату, а кто и просто что-нибудь съестного утащить у зазевавшейся торговки с торгового ряда, с булочной или мясной лавки. Ни говоря ни слова он протянул Ефиму сложенную бумажку, и тут же удалился. Ефим даже не успел, что-либо спросить, от кого и почему именно ему. В записке было написано:

Сударь благодарю вас за оказанную мне помощь прошедшей ночью. Приношу Вам искренние извинения, что покинул вас не попрощавшись, я буду вас помнить. Виктор.

Ефим, подумал, что хоть так ночной посетитель поблагодарил его. Он уже про ночное происшествие и не думал, голова его была занята другим. На заводе стоя у парового молота, он постоянно думал о ней. С ним такое случилось впервые, да он уже не мальчик у него были женщины, но эта запала ему в душу, наверное, навсегда. Он постоянно думал о ней, на заводе, когда работал, на улице вглядывался в лица идущих ему на встречу молодых женщин, но все они казались ему не такими как она. Неделя прошла не заметно, он решил, пойти к её дому и попытаться увидеть её. Возможно она и не захочет с ним встретится, и все попытки будут напрасны, но внутренний голос, подсказывал ему, иди, иди все будет хорошо.