Дарья. Второй шанс

Наталья Родная

Дарья. Второй шанс

Глава 1

Утро начиналось с мягкого, почти незаметного шелеста. То ли ветер с Яви пробирался сквозь щели в окне, то ли Влад двигался где-то неподалёку, стараясь не разбудить Дарью. Она различала по звукам, как он наливает воду в глиняный чайник, как замирает, пока тот прогревается на печной плите. Потом – лёгкий стук чашек. Он продолжал двигаться на цыпочках, несмело, будто каждый раз заново учился быть с ней в этом новом мире, где нет ни спешки, ни чужих глаз.

Дарья потянулась, зарылась лицом в подушку, пропитанную запахом шалфея и чабреца, и приоткрыла один глаз. Свет на полу был косым – уже не раннее утро, но ещё и не день.

Она услышала, как щёлкнуло деревянное окно, как скрипнула дверь. Влад, как всегда, вышел на крыльцо – глотнуть прохлады, прислушаться к трещинам, проверить, не изменилось ли что за ночь в переплетении миров. Эти утренние обходы стали его привычкой, как дыхание. Пункт жил своей тонкой тканью, и Влад умел чувствовать, где она собирается в складку.

Дарья не спешила вставать. Она любила эти минуты – между сном и бодрствованием, между собой и Владом, пока он ещё не вернулся, но уже был в доме. В чашке, которую оставит рядом. В запахе кедрового мыла. В тёплом шерстяном пледе, небрежно наброшенном на ноги.

И в воспоминании – первом, самом хрупком и драгоценном.

В ту ночь всё было по-другому, чем она ожидала.

Влад оказался совсем не таким, какими были мужчины в её памяти.

Он не торопил, не требовал, не ожидал.

Он смотрел на неё так, будто держал в ладонях редкий цветок.

Он шептал ей – не слова даже, а дыхание. Касался, как будто заново вырисовывал её тело – с благоговением, с любовью, с удивлением. Когда его пальцы скользнули под ткань её рубашки, она не сжалась – распустилась. Дарья удивилась, что кто-то мог так бережно прикасаться. Слишком бережно, будто он обращался не с ней, а с кем-то несравненно ценнее. Он будто спрашивал разрешения каждым прикосновением: оно ли это, можно ли здесь, а если да – то мягко, неспеша.

И тогда что-то в ней растворилось. Словно ключ повернулся в засове – и запертая часть открылась. И всё, что произошло потом, было не про страсть, а про тепло. Про доверие. Про родство.

Про нежность, которая стала самой тёплой частью её мира.

Она вспоминала, как он снял с неё одежду – медленно, будто боялся порвать не ткань, а ту самую тонкую нить между ними. Как его губы, шершавые и тёплые, касались её плеч, будто проверяли: не исчезнет ли она, если он будет дышать слишком близко. Как он говорил её имя – шёпотом, будто заклинание.

И как её тело не напряглось, не оборонялось – а само потянулось навстречу.

Теперь она жила в этом послевкусии. Оно было во взгляде Влада, в его утренней молчаливой заботе, в лёгкости прикосновений.

Когда он вернулся, её глаза были уже открыты. Он ничего не сказал – просто поставил чашку рядом, сел на край кровати и коснулся её волос.

– Проснулась? – тихо.

Дарья кивнула, обняла его за талию и прижалась лбом к его боку. Несколько мгновений – тишина, из которой они оба не хотели выходить.

– Яйца с зеленью или кашу? – спросил он, не шевелясь.

– Кашу. Но с тем мёдом, который ты вчера принёс.

– С акацией?

– С тем, что пахнет весной. Не помню, как называется.

Влад улыбнулся. Он всегда знал, что она имела в виду.

Говорят, первое время у влюблённых – как мёд. У них с Владом этим мёдом были уже девять месяцев. Дарья иногда заглядывала в календарь и мечтала, как они будут отмечать свой первый юбилей.

На кухне разливался запах тмина и молока. Влад двигался неторопливо: помешивал, подбрасывал в кастрюлю щепотку сухих ягод, которые сам сушил. У него был какой-то особенный ритм – будто он жил не в спешке, а в согласии с тканью мира, с его дыханием. И Дарья подстраивалась под него без усилий, как будто всегда жила так.

Они ели у окна. Тарелки глиняные, ложки деревянные – не из-за стиля, а потому что так делали здесь. За окном играли воронята, один пытался утащить верёвку с бельем. Влад комментировал это с серьёзным видом, как будто речь шла о диверсии. Дарья смеялась.

Потом они вместе перебирали травы на чердаке. Сушёные пучки пахли сказкой: мятой, ельником, дубовой корой. Она передавала ему прутики, он складывал их в ящики, сортируя по способу использования. Несколько раз их руки встречались – случайно, как будто впервые. И каждый раз задерживались чуть дольше.

***

Днём пришёл мальчишка с Нижнего Порога – принёс весть от старой Ульяны. Никакой опасности, просто кто-то видел свет в трещине. Влад записал в журнал. Дарья спросила, нужно ли сходить, он сказал – не сегодня. Всё спокойно, а вечером ведь праздник.

Дежурные с утра уже натаскали дров к поляне у речки. Там, где летом собирались травники, а осенью сжигали скошенные сорняки – сейчас собирались праздновать Купальницу. Или, как называла её Устина, – Серединницу. День, когда миры особенно близки, а граница прозрачна, и через неё можно заглянуть чуть глубже, чем обычно. Не навязчиво, не силой – только если смотреть с любовью.

Всё было как обычно – и в этом была магия. Мир дышал. Простые дела обретали вес, как будто каждый жест имел смысл. Именно в такие дни связь между мирами становилась особенно слышимой – звенела тонкой струной не снаружи, а внутри тебя.

Дарья с ведром в руках спустилась в погреб Устины. Там всегда было чуть прохладно и пахло дымом, яблоками и сушеными грибами. Устина уже доставала квашеную капусту, хлеб, ставила к печи горшок с пряной кашей.

– О, моя золотая! – сказала она, не оборачиваясь. – Я уж думала, не дождусь тебя.

– Прости, помогала Владу травы сушить. Хотели до праздника успеть.

– Ну да, ну да. Только вот не забывайте, что душа человека – не только в деле, но и в радости.

Дарья улыбнулась. Устина, как всегда, говорила так, что и шутка, и мудрость одновременно.

Они вместе вымешивали тесто, натирали свёклу с хреном, доставали вяленую рыбу и разливали сбитень в глиняные кувшины. Рядом ворковали дети, старики спорили о рецептах, в дверях на секунду появился Влад – взъерошенный, со следами золы на рукаве рубахи. Подмигнул Дарье и исчез, как ветер.

– Ишь ты, – заметила Устина. – А ведь сколько девок с ума сходило по нему. А он – тебя выбрал.

– Он меня не выбирал. Мы просто… оказались рядом.

– Да-да, – кивнула Устина и хмыкнула. – Так и бывает. Всё большое начинается как будто случайно.

Дарья кивнула. Её ладони были в муке, сердце – в покое, а день – на месте.

Она не знала, что будет вечером. Но сейчас всё было правильно. Настолько правильно, что где-то внутри проскользнуло почти детское – а вдруг всё это ненадолго?

Глава 2

Когда солнце склонилось к закату, на поляне уже было оживлённо. Горели смоляные факелы, дым из них пах детством и походами. Кто-то пел, кто-то уже приплясывал. Молодые прыгали через маленькие огни – смеялись, падали, вставали. Старики сидели ближе к теплу, обмениваясь байками.

Дарья смотрела, как группка девушек отделилась от остальных. Они уселись в кружок на траве, завели песню и принялись плести венки. Чуть позже они отправятся с этими венками к реке.

Они плели неторопливо – с той сосредоточенностью, которая бывает лишь у тех, кто делает что-то не для вида, а по-настоящему. Тонкие пальцы перебирали травы – пижму, зверобой, васильки, веточки полыни и золотистые космы зверобоя. Кто-то добавлял мяту, кто-то – красные ленты, кто-то вплетал волосы. Песня, сначала несмелая, постепенно обрела силу, развернулась, будто сама ткань луга подхватила её и понесла. Это был не хор – это было звучание круга, каждая девушка – как отдельная струна, и вместе – как оберег.

Дарья стояла чуть поодаль, рядом с Владом. Она чувствовала, как он смотрит – не просто на венки, не на лица – а сквозь всё это, туда, где обряды превращаются в каналы. Где люди, сами того не зная, открывают путь между мирами.

В другой стороне парни устанавливали две высокие жерди и натягивали между ними еловую жердь с подвешенными венками – это был будущий купальский проход. Кто-то уже плёл пояс из крапивы – на спор. Говорили, если повяжешь такой на поясницу – и пройдёшь весь круг праздника, не сняв, – то никакая хворь не возьмёт.

Смех. Искры. Запах дыма. Всё смешалось. Дети носились с горящими лучинками, писали огнём в воздухе круги, а старухи прикладывали ладони к земле, слушая. Одни слышали звон, другие – голоса.

Устина, проходя мимо, прошептала:

– Сегодня земля тонка, как шёлк. Всё, что спрятано – проступает.

Один мальчишка заигрался с лучинкой, пламя вспыхнуло слишком близко к его рукаву. Дарья резко шагнула вперёд, но Влад уже подхватил ребёнка, сбил огонь ладонью и рассмеялся:

– Гляди, герой будущий.

– Ещё немного, и герой бы без бровей остался, – пробормотала Дарья. Сердце ударило раз – второй. Она выдохнула слишком резко.

Хотелось еще что-то добавить, чтобы вложить в голову сорванца хоть толику осторожности, но тут Влада окликнули мужчины, столпившиеся на другом краю поляны, – обсудить что-то важное, это в праздник-то.

Дарья проводила убегающего сорванца взглядом, вздохнула и ступила чуть ближе к ещё не зажжённому главному костру. На месте старого кострища лежали ветки, поленья и даже целые бревна – костёр поднимется до самых небес.

К ней подбежала хохотушка Оля – новая ученица Веселяны, которая за несколько месяцев пребывания в Пункте уже вскружила голову всем парням, никому, однако, не отдавая своего сердца.

– А вы, Дарья, с Владом прыгать будете?

– Конечно будем, только Владу пока не говори. – подмигнула Дарья.

Обе рассмеялись.

– Как тебе повезло! За таким мужчиной – как за каменной стеной! – повторила избитую истину Оля, оценивающим взглядом оглядывая старейшин и глав окрестных деревень и пунктов, стоявших поодаль отдельной группой.

Дарья улыбнулась, но в груди защемило. Словно её снова сделали частью его удачи. Как будто быть рядом с Владом – это везение, а не выбор. А ведь она тоже сделала свой. Не потому что искала защиты – потому что узнала себя рядом с ним.

Она поискала глазами Влада – его теплый взгляд всегда действовал на нее умиротворяюще, сразу забывались и ненужные разговоры, и дурацкие фразы.

Он слушал бурные обсуждения остальных, кивал, что-то отвечал, но всё время возвращался взглядом к Дарье – не контролируя, а будто отмечая: она здесь, всё хорошо. И улыбался.

Где-то затрещали факелы – начали собираться у главного костра. Его разожгли трое: старик, девушка и мальчик – по древнему обычаю, чтобы огонь принял все три возраста. Факелы коснулись стружки с трёх сторон, пламя сначала неохотно, а потом с аппетитом слизнуло мелкие веточки, осторожно попробовало неровно наколотые дрова, а потом сразу набросилось на всю предложенную пищу, только самые крупные брёвна оставляя на потом.

Вокруг костра прошёл, что-то наговаривая, Еремей. Его тень – огромная, несоразмерная телу – дрожала в такт всполохам огня, выписывая на земле нелепые, почти живые силуэты. В какой-то миг Дарье показалось, что тень отделилась от него – расправила не руки, а крылья, вздрогнула и снова слилась с фигурой.

Мурашки пробежали по спине. Дарья шагнула назад – сама того не замечая. Пальцы судорожно сжали кружку сбитня. Она моргнула, сделала глоток – улыбнулась, как от тайной шутки. Показалось. Конечно. Просто игра воображения. Напиток жёг язык, но приятно – как лето, которое уходит, но не прощается. Вокруг неё – голоса, жар, румянец на щеках. Сердце еще стучало с перебоями, но Дарья уже заставила себя выкинуть из головы странное видение, и снова окунулась в атмосферу праздника.

В сбитень кто-то плеснул медовухи, после еще пары глотков тело наполнилось энергией, хотелось ворваться в один из хороводов и закружиться вместе с остальными. Воздух полный запахов и магии пьянил еще сильнее. Народ начал выстраиваться парами. Влад подошел и взял Дарью за руку.

– Ты готова? – спросил он.

Она кивнула.

Прыгнуть через купальский огонь – значило пройти очищение, оставить в пламени боль, страх, всё чужое. Но если прыгать вдвоём – это уже обещание. Испытание доверия и единства.

– Высоко, – заметила Дарья, глядя на костёр.

– Больше огня – чище прыжок, – отозвался Влад.

– А если я оступлюсь?

– Я тебя не отпущу.

Когда их ноги оторвались от земли, она вдруг почувствовала, что летит не вперёд – а вверх. Огонь будто подхватил, не обжёг, а понёс. На миг стало ясно: это не просто прыжок. Это клятва, не словами запечатанная, а огнём.

Они приземлились вместе. Влад сразу обернулся – проверил глазами. Она улыбнулась. Воздух всё ещё гудел в ушах.

– Жива? – шепнул он.

Она кивнула, не в силах произнести ни звука от страха и восторга.

А дальше всё разом рассыпалось на сотни мгновений. Кто-то кидал в огонь засушенные травы – чтобы дым унес боль. Кто-то, обнявшись, водил хороводы вокруг костра, повторяя старинные напевы, почти забытые, но живущие в теле. В центре круга старики пели обережную песню – чтоб чисты были помыслы и ничто извне не мешало людям делать выбор по сердцу.

Толпа теснилась ближе к огню, кто-то случайно задел её плечом, и Дарья чуть пошатнулась. Влад сразу придержал за локоть, и в этом простом движении было больше уверенности, чем во всех словах.

Девушки с венками двинулись к реке. Они шли молча, держась за руки, как один живой организм. На берегу одна за другой они опускали венки на воду, загадывая про любовь, про путь, про ответы. Ветер трепал их волосы, луна отражалась в волнах, а венки уходили – одни прямо, другие по кругу, а какие-то тонули сразу.