Консьерж

Глава 8

Опять заходила Паула Макдэвидсон. На сей раз ей понадобилось, чтобы я поделился мнением об интервью с близняшками. Ишь, губу раскатала! Я захлопнул дверь у дамочки перед носом и велел больше никогда не приходить. Как будто это ее остановит. Сегодня здесь Хелен. Я вижу, что с ней что-то не так, но она продолжает твердить, что «все в порядке». Сидит в углу, вся такая застенчивая, не хочет, чтобы ее голос попал на сегодняшнюю запись. Я ее упрашивал, но она сложила руки на груди и отвела взгляд. Не буду настаивать. Возможно, когда я выключу диктофон, она разговорится.

Хелен пришла, чтобы оценить, как продвигается работа над книгой, дать мне пару полезных советов и убедиться, что я не забыл ничего важного. Она принесла несколько ванильных тарталеток из пекарни «Мод», так что, извините, я тут пожую немного и расскажу вам тем временем о Бруно Таттерсоне.

Я уже говорил, что видел его где-то раньше; как выяснилось, не я один. Фиона сказала, что тоже встречала его в каком-то старом фильме, как ей подумалось. Фиона обожает британские детективные картины и клянется, что видела Бруно в одной из них. Она поморщилась, когда я предложил ей аккуратно выяснить у него, не актер ли он, что было весьма бесцеремонно с моей стороны. В «Кавенгрине» мы гордимся тем, что храним конфиденциальность. Это место, где самый известный человек в мире может найти уединение.

Бо́льшую часть дня Бруно провел в спа-салоне; лишь около пяти вечера он наконец вернулся в номер. Это рассказала мне Фиона. Я его не видел, потому что Алек попросил новую подушку, заманив меня к себе в номер, чтобы я снова помог ему справиться с творческим кризисом. Между прочим, вот почему он так отчаянно нуждался в моей помощи – он использовал меня как источник вдохновения для образа главного героя. Я уже знал, что в рукописи Алека есть связанные со мной кусочки, но Хелен потом уточнила: вообще-то, я играю для книги огромную роль. По ее словам, главный герой очень похож на меня внешне и перенял немало моих характерных черт. Он – это я, но говорит с шотландским акцентом. Хотите верьте, хотите нет, но я неплохо пародирую шотландскую речь. Правда, если сделаю это на записи, вы все равно не услышите. Но я уже показывал свое умение Хелен, и, хоть она не признает, я понял, что произвел впечатление. Даже заметил намек на улыбку, когда она на мгновение забылась, вспомнив шотландца, с которым встречалась до последних отношений, где они то сходились, то расходились и вот наконец расстались окончательно. Хелен не успела сказать ничего больше, как тут же, по своему обыкновению, оборвала себя на полуслове.

Ты всегда была для нас загадкой. Много лет мы ничего о тебе не слышали, пока ты издавала книги в Лондоне. Надо бы заполнить пару пробелов, Хелен; если, конечно, это твое настоящее имя.

Она понимает, что я шучу. Даже расслышал, как она тихонько рассмеялась, поднося ко рту ванильную тарталетку.

Алек хотел, чтобы я рассказал ему о запоминающемся случае из жизни, поэтому я вспомнил, как однажды менял шину мистеру Томасу. Алек улыбнулся и начал печатать, пока я говорил. Потом он спросил у меня об отношениях с родителями, из-за чего я трижды стукнул себя по голове. Он заметил и поинтересовался, что это значит. Я заколебался, но в итоге все ему выложил, и про отца, и про побои. Я сделал это не задумываясь, так откровенно, как обычно не разговариваю. Во всяком случае, не разговаривал до написания этой книги. Я объяснил ему, что началось все не с постукивания. Cперва я стал заикаться. Теперь это прошло. Хотя, когда я сильно волнуюсь, заикание порой возвращается. Отца оно выводило из себя. Подозреваю, в глубине души он понимал, что это его рук дело. Он больше не заставлял меня просить прощения, ведь мне требовалось немало времени, чтобы произнести звук «п» в слове «прости». Но кулаками махать не прекратил. Всегда наносил три сильных удара по пояснице.

Поняв, что чересчур разболтался, я решил, что пришло время откланяться. Алек поспешно встал из-за стола. Он пошатнулся, подался вперед и схватил меня, умоляя задержаться на пять минуточек и рассказать что-нибудь еще. К сожалению, он потянул слишком сильно, и мой костюм разорвался по плечевому шву. Алек извинился, но не слишком усердно. Он понял, что придется меня отпустить, и я выскользнул за дверь, заверив, что ничего страшного не произошло. Интересно наблюдать, как взаимодействуют гости с консьержем. Никто за пределами отеля и не подумал бы, что выйдет сухим из воды, если порвет на другом человеке костюм. Такое возможно только во время ожесточенной драки. Но поскольку я был консьержем, а Алек постояльцем, который платит, все словно оказалось в порядке вещей.

Обычно я предпочитал хотя бы раз в день справляться о том, как дела у постояльцев, даже если приходилось караулить их по дороге с прогулки или ловить по пути на ужин. После встречи с Алеком я был не в настроении вести светскую беседу, но мне хотелось увидеть Бруно перед концом смены. Я знал, что у него заказан столик в «Лавандовых тарелках» на семь часов вечера, поэтому около четверти восьмого, как раз перед тем, как направиться домой, я заглянул в ресторан, чтобы перемолвиться с ним словечком. По пути я положил свой порванный, но аккуратно сложенный пиджак на стол Фионы. Она превосходно шьет; заверила меня, что к утру он будет выглядеть как новенький.

Бруно сидел, уставившись в телефон; на столе перед ним стояла открытая бутылка изысканного итальянского вина. Я не хотел его напугать, но именно так и вышло, когда я кашлянул, чтобы он заметил мое присутствие. Беседа получилась неловкой и завершилась весьма быстро. У меня сложилось впечатление, что я отвлек его от какого-то важного дела, которым он занимался по мобильному, поэтому я был краток. Я выразил надежду, что у него выдался приятный денек, и попросил сообщить ночному персоналу, если ему что-нибудь понадобится. Я сказал, что вернусь в шесть утра, и ушел. Он даже не обратил внимания, что я ушел, но я никогда не принимал такое близко к сердцу.

Вернувшись к стойке консьержа, я взял ключи от машины и пожелал спокойной ночи Фионе, которая тоже собиралась уходить. Не успела она исчезнуть за дверью, как в вестибюле появился Бруно. Он попросил прощения за грубость, хотя в этом не было необходимости, поскольку я уже и думать забыл о нашем диалоге. Если вы работаете в гостиничном бизнесе, чем раньше вы поймете, что от гостя не стоит ждать извинений за резкое поведение, тем лучше. Бруно заявился весьма не вовремя, так как я торопился домой. Я заверил его, что это не проблема и беспокоиться не о чем, но он выглядел встревоженным и, беспорядочно размахивая руками в воздухе, принялся объяснять, что в последнее время испытывает жесточайший стресс, и выразил сожаление, что выместил это на мне.

Как раз в этот момент, пока Бруно бешено жестикулировал, через холл проплыли близняшки. Обе взглянули на меня, подняв брови, как бы спрашивая: «Опять из-за вас неприятности?» Руби вытянула лицо, чтобы сдержать ухмылку, а Оксана что-то прошептала на ухо сестре. Эти девушки хуже горькой редьки; просто обожают доставлять неприятности окружающим. Конечно, к тому времени, как я прояснил ситуацию, они уже ушли. Если бы они посмотрели на нас чуть дольше, то увидели бы, что мы пожали друг другу руки и пожелали приятного вечера.

Ну вот и все. Таким получился день до убийства. Да, заметьте, были некоторые шероховатости, но в «Кавенгрине» такое время от времени случалось. Во всяком случае, не произошло ровным счетом ничего, что заставило бы меня заподозрить, с чем мы столкнемся на следующий день. Но прежде чем продолжить, мне кажется, сейчас самое подходящее время посоветоваться с Хелен, чтобы убедиться, что я обозначил всю информацию, необходимую для написания книги. Видите ли, у нас есть свой списочек. Пожалуй, на этом все.

Глава 9

Вчера вечером Хелен осталась на чашечку чая. Я разогрел упаковку курицы тикка масала[3], и мы, среди прочего, поболтали о книге. Она рассказала мне о работе в лондонском издательстве. «Самая захватывающая пора в моей жизни» – вот как Хелен описала этот период. И судя по ее словам, все там действительно выглядело шикарно. Роскошные ужины с новыми авторами, вечеринки по случаю презентации книг и встречи со множеством интересных людей. Думаю, она скучает по этому миру. Я даже уболтал ее поговорить об отношениях. Хелен навещала нас с Джози пару раз, но никогда не упоминала о своем мужчине; видимо, он не очень-то хотел, чтобы о нем рассказывали. Она даже коллегам о нем не говорила, уж слишком часто они сходились и расходились. Решила, что проще молчать. Вполне справедливо, замечу я.

Мы с Хелен немного отличаемся. Она очень общительная, а я веду себя чуточку сдержаннее; но меня никак нельзя назвать застенчивым. Хочу сказать, что мне нравится бывать на людях – ведь на протяжении пятидесяти с лишним лет в этом и заключались мои обязанности, – но я также люблю уединение и быстро устаю в шумной или чересчур оживленной обстановке. Хелен, с другой стороны, жаждет общения. И ей есть что порассказать о своей жизни на юге. Уверен, она не станет сильно возражать, если скажу, что она болтушка. Для такого старика, как я, она отличная компания. Если бы не Хелен, мне не с кем было бы поговорить, кроме тех редких случаев, когда мы с Фионой ходим в паб.

Послушать меня, так покажется, будто я окружен женщинами. Конечно, я скучаю по обществу матери и сестры. Отец украл у нас так много счастливых моментов.

Тук-тук-тук!

Вот уже пару глав, как я не стучал по голове, правда? Теперь, когда мы подошли к самой неприятной части истории, боюсь, что придется стучать чаще. Надеюсь, вас это не слишком напрягает.

Вчера вечером у меня в гостях Хелен попросила разрешения воспользоваться моим компьютером. Да, у меня есть компьютер. Я приобрел его некоторое время назад в надежде, что научусь с ним управляться, но так и не получилось. Максимум, что мне удалось, – завести электронную почту – Фиона помогла, – и на этом все. Теперь он стоит на шкафу и собирает пыль. Хелен убьет меня, что я так говорю, но у нее разрядился телефон, а ей требовалось записаться в салон красоты, чтобы закрасить седину. По видимости, нынче к парикмахеру можно записаться и через интернет. Хелен с легкостью вошла в систему и сообщила, что, кроме так называемого спама, я получил электронное письмо. От американца Дэйва. Она переписала содержимое на листок бумаги, чтобы я вам его озвучил. Прочтите его, воображая техасский акцент. Вчера вечером Хелен пыталась изобразить техасский говор, но в итоге ее голос звучал так, словно она чуточку ирландка и капельку русская.

Дорогой мистер Харроу!

Давненько мы с тобой не общались! Как ты, возможно, знаешь, а может, и нет, продюсерская компания здесь, в Штатах, обратилась ко мне с просьбой снять документальный фильм об убийстве в отеле «Кавенгрин». В ближайшие месяцы я планирую снова прилететь в Великобританию, чтобы посетить Долины вместе со съемочной группой. Поскольку ты сыграл во всем этом такую важную роль, я хотел бы спросить, не желаешь ли засветиться на экране и рассказать свою историю? Тебе, конечно, заплатят. Думаю, 2000 фунтов – очень щедрое предложение.

Что скажешь, дружище?

Дэйв

Можете представить, как меня это оскорбило. Дружище? Мы вовсе не друзья. И две тысячи фунтов! Это значительно меньше, чем сумма аванса, которую Хелен пытается выторговать за книгу. Вот что я вам скажу: отвечать я не собираюсь. Пусть засунет свою американскую документалку в задницу, мне все равно.

И всем-то нужна моя помощь, чтобы рассказать эту историю как надо. Без меня они лишь строят догадки, основываясь на разрозненных кусочках головоломки, что у них имеются.

Так, записку я порвал. Подождите-ка, пойду выброшу ее в мусорное ведро, иначе это будет меня отвлекать… Все, я вернулся.

Хелен, этот чавкающий звук издало кресло.

Теперь перейдем к тому дню, когда я обнаружил тело.

Тук-тук-тук!

Был самый обычный день. Большинство историй, в которых происходит что-то неожиданное, начинаются словами «был самый обычный день». Как будто могло получиться иначе. Уж слишком странное вышло бы совпадение, если бы в тот день, когда я обнаружил труп, мою машину бы угнали, какой-то мужчина попытался бы меня ограбить, в меня чуть не ударила бы молния, а в отеле случился бы пожар. Но это был самый обычный день.

Все началось, как всегда. Я пришел на работу; мне страсть как хотелось выяснить у Эрика, ночного портье, слышал ли он о том, как прошла свадьба. Он слышал. Впечатления остались лишь положительные, и прибывших гостей без проблем погрузили обратно в автобусы ровно в 23:15. Незадолго до полуночи Бруно заказал бутылку шампанского и сэндвич, и после этого больше никаких просьб по обслуживанию номеров не поступало. Эрик упомянул, что после того, как он доставил Бруно заказ, возникла небольшая суматоха с участием Алека. Очевидно, тот напился и искал меня, но как только понял, что я ушел домой, спотыкаясь, поплелся в свой номер. Я решил, что, возможно, стоит поговорить с ним тверже, чтобы дать понять, что я не могу быть все время под рукой, когда ему пожелается. Я бы рад подсобить и тут, и там, но только в том случае, если это не мешает другим гостям. Эрик также сообщил, что из одного номера поступила жалоба на то, что молодожены несколько шумно проводили первую брачную ночь, – сначала в половину двенадцатого, а потом еще раз в два часа ночи. Мы мало что могли сделать в подобном случае, кроме как заверить недовольных гостей, что молодые вряд ли будут шуметь всю ночь. Как и произошло.

В тот день Фиона пребывала в ужасном настроении. Что, на мой взгляд, было слегка необычно. Она заявила, что с тех пор, как в номерах появились айпады, постояльцы безостановочно трезвонят на ресепшен, жалуясь на медленное обслуживание и на то, что их просьбы остаются без ответа. Она составила список, который собиралась отнести американцу Дэйву. Фиону всегда раздражает, когда что-то идет вразрез с ее ожиданиями. Надувает щеки, краснеет, суетится, как безголовый цыпленок, не зная, в какую сторону кинуться. Безусловно, перспектива разговора с американцем Дэйвом встревожила ее, но она была готова пойти на это, чтобы оставить меня на должности консьержа.

Мистер Поттс в то утро тоже был какой-то взвинченный. Накануне сразу после одиннадцати часов вечера его вызвали в «Кавенгрин»: оказалось, что лимузин отеля заблокировал машину одного из поставщиков. А мистер Поттс – так вышло – случайно забрал ключи домой. У него были темные круги под глазами, и он даже двигался не так энергично, как всегда, хотя каждый раз, когда мимо проходил гость, он приосанивался. Он околачивался возле моего стола дольше обычного. Присутствие американцев в отеле сблизило его со мной и Фионой, точно мы заключили союз. Мистер Поттс ясно дал понять, что айпад меня не заменит, но касательно других сотрудников у него возникли опасения. Все служащие «Кавенгрина» были местными, что, думается мне, придавало отелю особое очарование. Но американцы планировали пригласить лучших специалистов в области гостиничного бизнеса из Дубая и США. Получается, я беспокоился только о себе, а вся команда тем временем находилась под угрозой увольнения. Стоит заметить, что атмосфера и впрямь казалась чуть более напряженной, чем обычно. Но мы постарались быть выше всего этого, чтобы наши личные проблемы не затрагивали гостей.

Никто из компании со свадьбы не явился к завтраку. Вместо этого я отправил им в номер тележку с яйцами, беконом, круассанами, фруктами и тому подобным, а также попросил доставить «Кровавую Мэри» в номер для новобрачных. Кухонный портье передал, что, судя по несколько сероватому цвету лица жениха, жест мой наверняка оценили по достоинству.

В то утро номер покинули только отчим и мама невесты. Они отправились прогуляться по саду, чтобы подышать свежим воздухом, и вернулись через сорок пять минут уже чуть посвежевшими. Они попросили меня забронировать столик, чтобы их компания, приехавшая на свадьбу, выпила чаю после обеда, что я заранее сделал, еще во время заезда.

Послеобеденный чай в «Кавенгрине» – это настоящее событие. Отель получил за него множество наград, и нас часто посещали журналисты и телевизионщики, желавшие испытать этот опыт на себе. Послеобеденный чай подается в ресторане «Лавандовые тарелки» через день в 15:00. На каждом столе в несколько ярусов расставлены угощения: треугольные канапе, кусочки торта, пирожные и булочки с джемом и взбитыми сливками. Все это подается с шампанским, которое льется рекой, а когда все блюда убирают, на террасе можно заказать сигары. Незабываемое впечатление. В мое время некоторые местные жители каждое воскресенье неукоснительно являлись на чай. Я всегда заглядывал в ресторан, чтобы поздороваться с гостями, пока они рассаживались. Но в тот день такой возможности не выдалось.

Ровно в 15:00 на моем столе тренькнул айпад. В седьмом номере понадобился лед; требовалось оставить ведерко на кофейном столике. Просьба казалась несложной. В 15:08 я постучал в дверь и крикнул: «Консьерж!» – просто из вежливости. Я прижался ухом к двери, но не расслышал ни ответа, ни шума душа, ни телевизора. Я вошел и поставил ведро на стол, как мне было велено. Обернувшись, я увидел заляпанный красным ковер, ведущий в ванную, где на полу лежало бездыханное окровавленное тело.

Тук-тук-тук!

Было совершенно ясно, что он мертв. Помню, как моргнул три раза. Трижды, медленно, пытаясь осмыслить увиденное. Почудилось, что я стою в этой комнате уже вечность. Такой беспорядок вокруг… Да, в номере царил ужасный бардак. До конца своих дней буду помнить эту картину. Увидеть мертвеца в отеле «Кавенгрин» – нечто из ряда вон выходящее. За гранью реальности. В «Кавенгрине» все всегда идеально. Вымытая до блеска плитка в ванной, обработанные паром ковры, и на них – лужи крови. Пугающее зрелище.

Я не стал подходить ближе, в этом не было необходимости. Я видел его. Полуоткрытые глаза, безжизненные веки… Отсутствующее выражение лица. Говорят, что от мертвецов исходит спокойствие, что вид у них умиротворенный, но тут все было иначе. Он лежал, чуть открыв рот, словно хотел позвать на помощь. Уверен, в последние минуты он и пытался это сделать.

Я понимал, что нужно сообщить кому-то. Выбежав в коридор, зажал рот рукой, пытаясь сдержать подступающую тошноту. Я едва мог дышать. В ушах звенело. Перед глазами плыли круги. Спотыкаясь, я мчался по коридору, хватаясь рукой за стену, чтобы не сбиться с пути. Толком не понимал, куда несут меня ноги, но помню, что двигались они быстро.

За стойкой администратора была только Шамила, и она болтала с гостем. Она заметила меня краем глаза и нахмурила брови, наблюдая, как я прокладываю себе дорогу сквозь холл. Думаю, в тот момент я, вероятно, искал Фиону. Либо ее, либо мистера Поттса. Я на ощупь пробирался через вестибюль, наткнулся на центральный столик, задев вазу, так что розовые лепестки львиного зева затряслись.

Через секунду, ошеломив, по видимости, всех окружающих, я ворвался в «Лавандовые тарелки», распахнув двойные двери. Все повернулись, чтобы поглядеть на меня. Должно быть, я представлял собой то еще зрелище. Дама за стойкой – забыл ее имя, новенькая – подняла обе руки, желая остановить меня, но я упорно двигался вперед. Официанты шарахнулись в стороны, когда я, пошатываясь, пересек зал и направился туда, где стоял мистер Поттс, с испугом следивший за моим лихорадочным приближением. Он только что открыл шампанское для молодоженов и всей свадебной компании; теперь они сидели, застыв, с широко раскрытыми глазами и ртами, пока бутылка в руках мистера Поттса шипела.

Я рухнул в объятия мистера Поттса, и он повел меня в коридор рядом с кухней. Повара высунули головы в раздаточные окна, чтобы посмотреть, что происходит; некоторые окликали меня, спрашивая, все ли в порядке, но ответить я не мог. Я был в полном шоке.

Мистер Поттс перевернул ящик и бросил меня на него, как мешок с картошкой. Потом он поинтересовался, что случилось. У меня запылали уши, а рот сковало. Именно так я себя чувствовал, когда отец пытался заговорить со мной.

Тук-тук-тук!

Я попытался рассказать мистеру Поттсу о том, что видел, но заикание, которое мешало мне говорить в детстве, вернулось, и я не мог выговорить ни слова. Мистер Поттс велел мне сделать глубокий вдох. Я сделал три.

Мистер Поттс снова осведомился, что случилось.

– Уб-б-б-б-бийство! – все, что я сумел выдавить.

В коридоре появился американец Дэйв с Таней. Мистер Поттс вежливо предупредил их, что помещение, в котором они находятся, предназначено только для персонала ресторана, и американцу Дэйву это не понравилось. Он напомнил мистеру Поттсу, что теперь, после продажи, он может делать в отеле все, что ему заблагорассудится. Тогда было не время и не место играть мускулами, но таков уж наш американец Дэйв – начисто лишен такта и деликатности. Он обошел мистера Поттса, чтобы получше меня разглядеть.

– У него что, старческий маразм? – вопросил он, приблизился и прокричал мне прямо в лицо, делая паузу после каждого слова: – Ты понимаешь, где находишься?!

Мистер Поттс велел ему замолчать, затем присел на корточки, посмотрел на меня и попросил не обращать внимания на американца Дэйва. Это было несложно, поскольку перед моими глазами все еще стояла кровавая сцена, свидетелем которой я только что стал.

Тук-тук-тук!

Мистер Поттс говорил очень спокойно; его вид вселял уверенность. Он хотел, чтобы я объяснил ему, в чем дело, да я и сам понимал, что должен рассказать ему о том, что только что обнаружил. Просто никак не удавалось совладать с языком.

– Уб-б-бийство! – повторил я.

Чтобы произнести одно-единственное слово, потребовалось так много сил. Чувствуя себя совершенно измотанным, я прислонился головой к стене.

– Гектор, кого убили? – прошептал мистер Поттс, сжимая мою руку и пристально глядя в глаза.

Он встал так, что закрывал американцу Дэйву обзор, но я все равно видел, как янки вытягивает шею и даже чуть-чуть подпрыгивает, чтобы хоть мельком посмотреть на меня.

За его спиной Таня изображала из себя официальное лицо, расставив руки, чтобы перекрыть доступ в нашу зону. Обслуживающий персонал заглядывал в коридор, гадая, что происходит. Должно быть, молодежь решила, что случилось что-то любопытное.

– Поттс, – американец Дэйв схватил менеджера за плечо и оттащил его, – он сказал «убийство»?

– Говорите тише, – мистер Поттс вырвался из рук американца Дэйва. – Если не будете мешать, я выясню остальное.

– Что ж он тянет?! – нетерпеливо вскричал американец Дэйв. – Гектор, давай выкладывай!

Это, конечно, только ухудшило ситуацию. Я хотел назвать номер комнаты и имя жертвы и попросить мистера Поттса вызвать полицию. Но мысли никак не складывались в слова.

Мистер Поттс, сохраняя присутствие духа, взял ручку и блокнот у потрясенной официантки и велел мне написать.

Пишу я не особо хорошо – вы это знаете, – но наконец вывел дрожащей рукой: «Номер 7. Бруно. Убийство».

Мистер Поттс схватил блокнот и прочитал написанное. Американец Дэйв бросился к нему и вырвал записку из рук.

Мистер Поттс достал мобильный и позвонил в полицию. Я слышал, как он сказал, будто один из сотрудников заподозрил, что произошло убийство. Навряд ли я что-то заподозрил – было абсолютно ясно, что это убийство. Одна из официанток предложила мне воды, но я отказался; руки так сильно дрожали, что я не сумел бы удержать стакан.

Американец Дэйв тут же взял быка за рога.

– Заблокируйте выходы! – заорал он и бросился мимо обедающих гостей к выходу из ресторана, указывая на все двери и окна. – Никто не должен уйти!

По залу разнесся легкий звон, с которым столовые приборы опустились на фарфоровые тарелки. Все замолчали, и со своего места я увидел, как взволнованные гости обменялись друг с другом смущенными взглядами. Некоторые из них щедро отхлебнули шампанского. Кто-то даже рассмеялся, решив, что перед ними разыгрывают какой-то спектакль.

– Произошло убийство! – объявил американец Дэйв. – Всем оставаться на своих местах до прибытия полиции.

Зал ахнул.

Мистер Поттс отошел от меня и торопливо направился к американцу Дэйву. Он крепко сжал плечо мужчины и заговорил прямо ему в ухо. Я думаю, он сказал что-то вроде: «Прекрати устраивать сцену, ты, дурачье из Америки!» Но это лишь предположение. Как бы то ни было, мистер Поттс явно жутко рассердился. Однако, видя, как он берет дело на себя, я вздохнул с облегчением. Сердце забилось чуть медленнее. Теперь, когда о произошедшем узнало больше народу, я почувствовал, словно бремя свалилось с плеч. Звон в ушах прекратился. Вытянув руки, я увидел, что они больше не дрожат. Но образ окровавленного трупа все еще мелькал перед глазами, и я сидел и стучал по лбу. Со стороны я, должно быть, казался сумасшедшим. Но, как ни странно, постукивание помогало мне держать мысли под контролем.

Американец Дэйв крутанулся на каблуках, обращаясь к залу: