Мой друг живет в коробке

Перелетные птицы, что частенько оседали в пределах их поляне рассказывали про край, где небо сливается в единую линию с водой. Море – вот название явлению из их сказок. Это такое озеро, бесконечное и соленое, как белые головы, что так любят неповоротливые лоси. Мама каждый вечер придумывала истории, когда укладывала их с сестрами. То они летели в большой корзине, которую несли ласточки, то бежали по верхушке елей, а потом оказывались перед этой синей бесконечностью. Мама считала, что где-то рядом с морем кроется то, чего ей не хватали в их бытности. Свободы. Ну и почему же напоследок не помечтать, представить, что и это небо соприкасается с волшебной водой?

Над головой захлопали крылья, сердце забилось еще сильнее, из последних сил Ромашка принялся лихорадочно перемещается. Не надо быть сообразительным, чтобы догадаться, что сова вышла на охоту. У мамы имелось бесчисленное количество страшных историй про голодных сов и сычей, любящих изматывать жертву. Играть, веселится, а под конец ночи съесть добычу целиком. В теплом скворечники слушать это, прижавшись к сестрам, было даже интересно. Сейчас кроме паники в голове ничего не осталось. Крылья хлопали все ближе, воздух в груди заканчивался. Ромашка из последних сил принялся ползти по сосне, надеясь запутать преследователя.

Он взобрался и замер за пышной игольчатой веткой. Радом послышался шорох. На него не мигая смотрел пожилой свиристель с растрепанным красноватым хохолком, видно, бельчонок нарушил его сон, когда приземлился на длинную ветку. Птиц выглядел пугающе. На родной поляне говорили, что такие крылатые обитают недалеко от Амуру, а сюда залетаю редко. Что же этот старик тут забыл?

Ромашка несколько раз кивнул приятелю по несчастью на зависшую в воздухе сову, попытался отогнать птицу обратно в укрытие, всеми возможными способами живописуя опасность. Из-за вышедшей так не вовремя луны, Ромашка почти что святился в темноте, сомнения в том, что преследователь его разглядел не осталось. Бельчонок понял всю безвыходность ситуации и собрался спускается ниже, но свиристель его остановил. Старик указал на неприметную расщелину в дереве и повел бельчонка за собой. Внутри оказалось сухо, ухожено и тепло, в части дальней от входа громоздились небогаты запасы снеди. Ромашка наконец выдохнул. Кажется, этой ночью он не погибнет. Природа оказалась благосклонна. Сова же, не ожидая такой наглости, попыталась забраться в дупло когтистыми лапами, но те оказались чересчур большими, а ветви слишком колючими. Все стихло где-то через час. Ромашка и свиристель одновременно расправили спины.

Хозяина жилища звали Бадан. Сухонький свиристель радушно отдал гостью лучшее место в жилище, поделился скудными запасами и даже предложил остаться на зимовку.

Да вы чего, дедушка Бадан. Куда мне вас объедать, вы же совсем один. Неправильно, залепетал Бельчонок, наблюдая за нахохлившимся свиристелем.

Много ли мне надо что ли? В мои-то годы, правду говорят, чем дольше живешь, тем меньше жуешь. Да и сын меня под крыло взял, наведывается ко мне. Он у меня один остался, вот я сюды и перебрался. Ты не стесняйся, ешь, тяжко тебе пришлось. То ли еще будет, старик грустно улыбнулся, наблюдая за Ромашкой.

Старик тихо говорил, пока бельчонок приходил в себя. Оказалось, что в тех краях, где вырос Бадан, можно с любого места увидеть море. Только оно суровое, холодное и шумное, вовсе не похожее на сказочное полотно из историй перелетных птиц. Старому свиристелю оно не нравилась. А вот возлюбленная его, пока не погибла из-за весеннего половодья, свалившего дерево с гнездом, напротив, считала море другом. Ромашка хотел спросить у Бадана не нашел ли он рядом с морем счастье. Но, похоже, тот не был больше расположен больше говорить и поглубже спрятал клюв в перья. Тогда Ромашка обнял хвост и закрыл глаза.

Невероятно, что незнакомец помог маленькому белому бельчонку, а родня не сподобилась. Почему? Именно так вопрос задал Ромашка Бадену, едва тот выбрался с насиженного места, проснувшись утром. Оказалось все дело в страхе – молодость несет страх. Молодые боятся всего, начиная от темных лесов и заканчивая первым зимнем голодом, они не думают, а боятся. Когда же ты проживаешь не одну, не две и даже не три зимы, то приходить в голову мысль. Простая, кажется, мысль-мир не творит зла, его творят в нем живущие. Сама по себе зима – благо для леса, без листьев деревья попросту погибли бы. И крупные животные без спячки тоже. Да, хищник ест нерасторопную жертву, но то лишь потому, что он тоже хочет жить. Но какая выгода у Вьюнка от гибели Ромашки? Подросток просто добавил пригоршню назревшего внутри отчаянья и ужаса. А у Бадана страх закончился, слишком много таких зим свиристель провел на земле. И осталось только понимание и добро.

Старик уже давно так долго не говорил, он закашлялся и пододвинул к гостью веточку свежей рябины.

Ты, парнишка, бери. И иди с миром, вот сейчас станет свело, так и отправляйся, если побыть у меня в гостях не хочешь. И если что, заглядывай. Не часто удается увидеть Отмеченных, большая честь это, на силу самого Кутха посмотреть.

Ромашка потерял дар речи. Похоже мудрый старик знал много, может быть, его и послал на выручку сам бог? Бельчонок благодарно улыбнулся и припрятала за щеку ягоды.

***

Когда солнце встало ровненько посередине неба, Ромашка, подкрепившись на дорогу, отправился дальше. Поразительно как быстро за побелевшим лесам появилась длинная и широкая тропика, будто сплошь покрытая черным мхом. Только это был вовсе не мох. Будто бы тропку обмазали затвердевшей грязью и нарисовали белые черточки поверх. Сначала Ромашке показалось, что по дорожке можно преспокойненько идти, пока он не увидел быстрых хищников. Они напоминали того, который изрыл их поляну и испортил запасы, только звери неслись по тропке куда-то вперед, не покушаясь на жителей леса. Они бежали, поблескивая разноцветной кожей, как у рыб, шумели и плевались зловонием, из-за которого бельчонка даже мутить начало. Ромашка остановился в замешательстве. Ему требовалось перебраться через тропинку, по которой бежали хищники. Но как это сделать? Столь продолжительный прыжок невозможен, пережечь по тропе быстро- сложно и опасно. Может быть, обойти где-то?

И действительно, немного поодаль над дорогой возвышалось некое подобие плотины. Мать рассказывала о том, что бобры, живущие у шумной реки, отлично видимой из их скворечника, однажды соорудили что-то похожее. Много палочек, сложенных паутиной, оказались соединены так плотно, что оставалось только диву даваться. Ромашка с осторожностью принялся карабкается вверх. Замер. Плотина внутри оказалась полой, в ней, как муравьи, сновали люди. Видимо они тоже переходили черную тропинку с хищниками.

Первым желанием Ромашки было – убежать. Но куда? Позади – ничего нет. А впереди- страх. А старик-свиристель сказал, что именно страх мешает воспринимать этот мир. Почему, собственно, не взобраться с внешней стороны плотины? И отважный бельчонок пополз. Откуда образовалась непокорность и отказ принять неизбежно? Слабенький, маленький и хилый – не жилец. Отец часто вздыхал, когда глядел на детенышей, возящихся в гнезде. Ему была решительно не понятно желание Осоки выходить заморыша. Но мама без колебаний сражалась за него. И если хоть кто-то, бьющейся за тебя, то опускать лапы нельзя. Мамины старания не должны пойти прахом.

Осока часто говорила Ромашке о том, что его ждут великие дела, что ему удастся посмотреть мир, прожить несчетное количество зим, всласть надышаться воздухом, разглядеть звезды и познакомиться с божеством. Только для этого надо окрепнуть и пережить первую зиму, после он обязательно услышит зов. Кутх непременно захочет свою силу обратно. Одинокой ворон на девятом небе собирает Отмеченных – еще одна мамина сказка, которую повторял Ромашка, оказавшейся уже на середине плотины. Лапки отказывались слушаться, соскальзывали с необычных деревяшек, морозный воздух все сильнее вгрызался в мех, хотелось закрыть глаза. Но он полз и полз, ощущая под пальцами гладкую паутину человеческого сооружения. Бельчонок взобрался выше елей и теперь мог с легкостью разглядеть клубы дыма, поднимающиеся над далекими красными тростинками, должно быть, еще каким-то человеческим изобретением. А под дымом располагался город. Он состоял из серо-белых камешков-строений, сверкающих стеклянными глазами, в которых отражалось солнце. Город казался далеким и совсем не волшебным.

Едва оказавшись на противоположной стороне, Ромашка полез греться под густые ветви ели. Но в его убежище вновь заглядывала ночь, расплывающаяся в злобной улыбке из убывающей луны. В этот раз он вполне мог бы разместиться на земле, в лапнике. Но голод, до этого дремавший, дал о себе знать. Ромашка имел лишь приблизительное представление, где можно раздобыть пищу. Все шишки в здешних краях, наверняка, оказались давно вычищены, ягоды спрятаны в тайники птицами, а что еще? Мама говорила, что в крайнем случае можно погрызть и сосновую кору, которую предварительно обтесали лоси. Вряд ли рядом со столь шумной тропкой, по которой сновали люди, имеются лоси. Но если есть люди, то имеется и еда, которой они питаются? Ромашка напрягся и выглянул из-за еловой лапы.

Под плотиной громоздились большие ящики. И люди, которых, к слову, было не так много, как сначала показалось Ромашке, опускали в них разные вещи. Это были коробки еды на черный день? Некоторые прохожие останавливались рядом с ящиками и опускали туда яркие предметы, которые до этого держали во рту. Высокие люди с волосами на лице – белые палочки, от которых пахло пожаром и жженой смолой, те, что пониже и потоньше, видимо самки, скидывали в ящики пакеты, от которых пахло рыбой или чем-то сгнившим, рядом с самками обычно терлись детеныши – невысокие комочки непонятного цвета. Сначала Ромашке показалось, что у людей есть разделение на виды, как и у животных, но потом бельчонок пришел к выводу, что это лишь маскировка. Люди натягивали на себя материал разного назначения и величины, причем так, что самого человека было сложно различить по слоем предметов. А детей у них входило в привычку оберегать, как зеницу ока- столько на тех было маскирующего материала. Когда солнце совсем скрылось за деревьями, а хищники все реже стали пробегать по черной тропке, Ромашка отважился сделать вылазку к ящикам с непонятным наполнением.

Один из них даже оказался открыт. Сверху друг на друга наваливались синие комки с содержимым. Ромашка глубоко вдохнул. От одного из мешков, самого большого, забившегося в угол, пахло клюквой и еще чем-то непонятным, но это-съедобно! Струясь не опускатьcя на островки непромокаемого материла, бельчонок по краю пробрался к брусничному кульку. Несколько раз куснул материл, сразу же заскрипевший на зубах, а затем выплюнул синие ошметок. Но добраться до еды стало возможно. Внутри оказалась странная емкость, похожая на скорлупу ореха, только прозрачная, как роса, в ней – перетертая брусника. Сладкая ягода, словно в нее добавили меда, вернее того, что медом называется.

Мама рассказывала о том, что мед – огромная редкость. Он золотистый, тягучий и столь редкий, что ей самой ни разу не удавалась его отведать. Но вот мамушка ее, бабушка Ромашки, как-то набрала на разоренное медведем гнездо. Она описывала мед, как множество высушенных ягод, залитых соком орехов. И то, верно не получилось бы воссоздать такой вкус.

И сейчас Ромашка его пробовал, вернее надеялся, что ел мед. Помимо странной емкости, бельчонок обнаружил кусок чего-то затвердевшего, верхушка непонятного предмета оказался посыпана семенами, а от само него исходит легкий запах забродивших ягод. Ромашка боязливо куснул, понимая, что голод в нем куда сильнее, чем чувство осторожности. Странный предмет оказался вкусным, немного похожим на корешки, что мама доставал для малышей, чтобы те полакомились.

Вымотанный, замерзший и оголодавший бельчонок потерял всякую бдительность, из-за чего пропустил появление опасности. Две жирные крысы, размером каждая в две Ромашки, выросли перед ним словно из самых недр ящика.

Ну и чего? Еду нашу жрешь? удивительно пискляво произнесла та, что поменьше.

Это ваше? Ромашка не донес последний кусочек странного лакомства с семечками до рта.Я не знал. Я только немного съел, простите. Я уже ухожу. Ромашка собирался быстренько ретироваться, но крыса побольше преградила путь.

Это ты зря, мышь драная, надумала. Мы с вашей братией договаривались. Вы не лезете к нашим мусорным бакам, мы не покушаемся на ваше зерно. А то как-то не по-пацански получается? Мы значит слово держим, а вы! они стали стремительно приближаться.

Вы ошиблись. Я прошу прощения. Но я белка, а не мышь. И вообще я не местный. Пришел из леса. Мне бы зиму тут как-то переждать, да я и обратно в лес пойлу. Прикрывая голову лапами, пролепетал Ромашка

Крысы замолчали. Кажется, хоть одна из них разглядела пушистый хвост пришельца и его совсем не мышиную мордочку. Потом зашептались между собой так, чтобы Ромашка не услышал.

Ну, это. Ты парень, прости. Окрасом ты очень похож на мышь, что верховодит всеми «Придорожными», вот мы со слепа и спутали. Может ты из ее бойцов, нам откуда знать. А то, что пришел, знамо дел – безрассудство и отвага.

Большой крыс, подумав добавил:

Тебе где переночевать есть? А то с такой шубой без норы в ночи будешь, как на ладони.

Нет. – Только и успел прошептать Ромашка.

Ну, так мы тебе организуем крышу над головой, не ссы. А ты нам поможешь жрачки на нашу скромную пирушку принести. Мы, как говорится, гостям всегда рады. А уж если праздник! Так вообще. Большой крыс рассмеялся и принялся забираться в вскрытый Ромашкой мешок.

Слушай, а тут даже немного варенья есть? Гляди, брусничное. И хлеб, ух сколько хлеба. А ты чего стоишь, пацан, помогай вытаскивать, писклявая Крыса пихнула бельчонка лапой.

Уже когда они уходили от мусорных баков с кусками снеди, бельчонок спросил:

А что за празник сегодня?

Главарь наш дочку замуж выдает. Пирушка будет, знатная. крыса поменьше аж присвистнула от восторга.

Глава 3. Свадьба

Оказывается свадьба – это праздник, когда двое объявляют о том, что они теперь будут любить, заботится, защищать друг друга. Удивительную традицию крысы подсмотрели у людей. Правда никто из них никогда не сталкивался с таким распространенным в лесу явлением, как смерть. И в ней, на взгляд Ромашки, не было ничего страшного, просто о ней помнил каждый, кто лазил по деревьям или готовил запасы на зиму, кто отправлялся в длительное путешествие или просто наблюдал за одряхлением собственного тела. Смерть приходит без приглашения, поэтому большинство зверей, выбирая пару, давали слово – в случае чего продолжать путь с кем-то другим, а лишнюю обузу оставить позади. Так поступали лисы, потерявшие спутника в капкане, гуси, оставшиеся без пары из-за охоты и белки, спасающиеся от опасности за счет возлюбленного. Ситуация Осоки и Прутика можно назвать исключением из правил, неким противостоянием естественному отбору.

Осока буквально вырвала Прутика из западни, в которую тот угодил. Тогда Осока- одногодка без собственного гнезда и детенышей, что было сил тянула тщедушного бельчонка, угодившего под неожиданно упавшую из-за ветра корягу. Выросший Прутик, отстоявший собственный лесной надел, пришел за Осокой. Было что-то человеческое в их бесконечной помощи друг другу, наверняка крысы бы без зазрения совести окрестили родителей Ромашки супругами. Прутик сам частенько говорил, что матушка его бельчат совсем не похожа на осторожную особу, которая, в случае чего обязательно спасется, скорее она рванет отстаивать других. Это плохо, не практично и попросту бессмысленно, но Прутика именно это и удерживал столько лет рядом с Осокой. Даже после холодной зимы, когда Осока, выкормившая детенышей, осталась без сил и не вылезала из гнезда, он носил ее пережеванными орехами и семенами. Ромашка мог дать голову на отсечение – не нашлось бы еще одного такого, как Прутик, выбравшего отстать со слабым, а не уйти вперед. Так они и держались. Но время, даже вместе не обогнать.