Студентка

Миша Смертина

Студентка

Глава 1ЛИЦЕИСТКА

ГЛАВА 1Урень

1.Баня по-чёрному

Заселились мы с Марфой в комнату, обставленную скудно: один шкаф да две кровати – мне одна, ей другая. У бабушкиной родни из Загуляево обнаружилась двухкомнатная квартира. Зал тётя Маша оставила себе, а нам уступила свою спальню, светлую, с окном, смотрящим прямо на вход в дом. Удобно – видно, кто входит, кто выходит. Правда, подходы к подъезду заслоняли серые деревянные тычины забора, за которым теснились огороды.

"Надо же, – думала я, – вроде город, а как в деревне". Многоквартирные дома, и тут же – огороды. Улица состояла из пяти каменных двухэтажек, с одним подъездом на восемь квартир. Типовые желтоватые домишки, облепленные некрашеными заборами. Тоскливо и мрачно…

Стола в комнате не было, и это меня ничуть не огорчило – учить уроки я не собиралась. Да и какие там уроки у какого-то захудалого продавца? Чего там учить-то? Считать на счетах умела с детства – мой персональный калькулятор, спасибо деду, который обучил сложению, вычитанию и делению. Весы? Тоже ерунда, с ними я тоже на "ты" с малых лет. Дед, работник потребкооперации, пристрастил к этому делу, и я почти всё время торчала в его магазинах. Когда-то мечтала быть продавцом, а теперь стыжусь этой профессии. Слава богу, хоть на занятия ходить буду.

Лицей оказался недалеко, всего одна улица, а если срезать путь через пожарный пункт, мимо диких зарослей, то и вовсе рукой подать. Вся округа казалась какой-то запущенной и неухоженной, словно у города не было хозяина… Да и ладно, мне тут год перекантоваться и свалить! И так понятно, что в этой дыре ни приличных парней, ни приличных заведений – ничего! Вывод неутешительный, но решила раньше времени не хандрить и хотя бы свою группу увидеть. Завтра уже первое сентября.

А пока я разбирала вещи, как и Марфа. Тётя Маша, притащив стул, уселась в комнате и молча наблюдала за нашим занятием, изредка выдавая советы, куда что лучше положить и как вообще у неё заведено.

– Гулящих мне не надо, – изрекла тётя Маша, – знаю я вас, вырвутся девки из дома и ну, гулять, а не учиться!

– Да мы не собираемся, – подала голос Марфа. Я же предпочла промолчать, не желая разуверять старушку, потому что планы у меня были как раз-таки с парнями знакомиться, если они вообще существуют в этой глуши.

– Голову легко потерять, – назидательно произнесла тётя Маша. Удивительно, вроде и не старая она ещё по возрасту, потому и тетка, но выглядела совсем плохо, да и бабушкой её называть язык не поворачивался. Ладно, тётя Маша.

Тётя Маша не сохранила свежесть лица, быстро увяла. В длинном жёлтом халате под хохлому, с красным платком на голове, который лишь подчёркивал морщины и мешки под глазами, отчего глаза казались больными и собачьими. Слезились глаза у тётки.

– А как вы в Урене очутились? – вдруг мне стало интересно узнать её историю, ведь наверняка жизнь её изрядно потрепала, раз уж на лице всё отразилось.

– Училась, как и вы, в лицее, замуж вышла. По распределению могла на родину вернуться, а могла и здесь остаться. И я решила здесь.

– А почему?

– А потому, что здесь железная дорога, и чтобы мои дети не мотались из автобуса в автобус, чтобы доехать до места назначения, когда студентами будут… Да и вообще, куда захотел – поехал, и не надо, как тем, кто не имеет железки, после остановочного пункта добираться до дома на автобусе…

– А муж у вас?

– Муж был, да помер. Дочь одна воспитывала, замуж больше не пошла, хоть и звали, не могу я так.

"Понятно, – подумала я, – тяготы одиночества так уродуют внешность, и заботы. Одной ни в коем случае нельзя тянуть лямку…"

Когда мы разложили все вещи, тётя Маша повела показывать, где у неё баня. Поскольку ванной комнаты в квартире не было, а только туалет, тут у людей бани имелись. Все они были выстроены в ряд за домом на пригорке, в каких-то непонятных зарослях. В ещё не пожелтевшей зелени виднелись чёрные брёвна избушек, словно они были обгоревшие, а это просто от времени почернели.

– Баня по-чёрному? – удивилась я, зная, что такое мытьё – довольно своеобразное. Короче говоря, чёрным ты из этой бани выходишь. И духота в бане невыносимая.

-Уж давно не по-черному- сказала тетя Маша и продолжала:

-Старая баня уже, жары той и в помине нет.Топишь и моешься…А воду вы носить будете!

Мы с Марфой переглянулись, но кивнули в знак согласия, переваривая услышанное.

Тетя Маша ухмыльнулась, будто оценивая нашу работоспособность. Маленькие обе, Марфа меня ниже на полголовы, но здоровее и ядренее. Я же худая слишком, но этим гордилась.

"Ну что, голубушки, раз согласны, тогда слушайте дальше. Дров тут у меня – вон целая поленница, но колоть их некому. Так что сначала потрудитесь, а уж потом и попаритесь. И смотрите мне, щепки чтоб летели ровно, да поленья одинаковые. Не люблю, когда кое-как."

Сказать,что я офигела, это не сказать ничего.Колоть дрова! С роду таким не занималась, на это мужчины в доме должны быть, а раз нет, то увы и ах…Марфа вздохнула, а я почувствовала, как в животе зарождается ленивое недовольство. Но спорить с тетей Машей не стала, чтобы сказать,что можно нанять какого-нибудь мужика для колки дров. А нас тщедушных заставлять не правильно,я так и не знаю,как топор в руках держать. Но Марфа знала, она девка привычная, взяла и не пикнула. Марфа в многодетной семье родилась, ей в попку никто не лул, как мне, поэтому принялась за дело. А я складывала. Дрова и правда оказались на диво крепкими, топор отскакивал из рук Марфы, но она настырно продолжала дело. Я пару раз помахала, но только воздух, руки заныли с непривычки, и я кинула топор обратно Марфе. Она кряхтя и отдуваясь, все же справились с задачей, ещё и мне помогла до складывать .

Тетя Маша, придирчиво осмотрев нашу работу, осталась довольна. "Ладно, – буркнула она, – на первый раз сойдет. Теперь за водой. Колодец знаете где? Ведер не жалейте, налейте от души, чтоб париться было всласть."

Колодец находился довольно далеко от бани, и каждое ведро казалось неподъемным грузом. Но мы старались , по очереди поднося воду и подшучивая друг над другом. Тетя Маша наблюдала за нами из окна, убедиться, что правильно воду носим…

К вечеру баня была готова. Мы с Марфой, уставшие, но довольные, сидели на завалинке и ждали, когда протопится печь. Дым столбом поднимался в небо, а в воздухе витал приятный аромат березовых дров. Тетя Маша вышла из дома, улыбаясь во весь рот. "Ну, молодцы девки! Уважили старуху. Теперь попаримся от души!"

И вот, когда баня наконец протопилась и наполнилась теплым, влажным паром, усталость отступила. Мылись долго, с удовольствием, хлестали друг друга вениками, смывая пот .

А тетя Маша, уже добродушная, когда мы пришли из бани в дом сказала:

-С лёгким паром! . Потрудились,помылись, отдыхайте… Теперь и жизнь красна.”А завтра на учёбу чистые да баские!

2. Двадцать пять девиц-красивых лиц!

Двадцать пять девиц, собранных волей судеб и, возможно, не совсем собственных желаний-это наша группа будущих продавцов.

Наш класс был на втором этаже лицея, неподалеку от кабинета директора. Корпус, где мы обитали, словно замыкал собой все здание. В коридоре, у дверей кабинета,мы обычно коротали перемены на дощатом крашеном полу, разглядывая кремовые стены и , беленый потолок.Коридор, квадратный и светлый, озарялся двумя огромными окнами без штор, в которые мы то и дело утыкались взглядами.

За стеклами простиралась лицеевская площадь, где каждое утро разыгрывалось пятиминутное представление под названием "построение", призванное, видимо, блюсти порядок. Впрочем, вскоре эта традиция захирела. Но мы все равно таращились в окна, ведь там, на площади, сновали парни из производственных мастерских соседних корпусов. До нашего кабинета им путь был заказан, зато мы могли вдоволь на них наглядеться. Некоторые курили, не таясь, а самые отчаянные из наших девчонок составляли им компанию.

Самы отчаянные, это местные девчонки. Уренчанки держались с достоинством гусынь, плывущих по родному пруду. В их числе – две "королевы" и две "под-королевы", восседавшие за разными столами и, казалось, не испытывавшие друг к другу особой симпатии. Почему "королевы"? Да потому, что это бросалось в глаза. Наташка Рябкова, высокая и худая, будто сошедшая с обложки журнала (ей бы в модельное агентство, а не здесь прозябать!), всегда с ярко накрашенными губами и собранными в волнистый узел светло-русыми волосами, смотрела на мир свысока, не допуская никого в личное пространство. Нет, она общалась со всеми ровно, но лишний раз подходить к ней не хотелось. Ее подруга, рангом пониже, Алефтина Бархатова, была и ростом меньше, и фигуристее, и живее. Фамилия, правда, ей не соответствовала: кожа у нее была не бархатная, а скорее жирная, с предательскими прыщиками, которые она маскировала тоналкой. Но в целом – симпатичная брюнетка со стрижкой "под мальчика" и длинной челкой, падающей на глаза. Обе курили.

Остальные уренчанки – Валя и две Тани, чьи фамилии стерлись из памяти, поскольку я с ними не общалась, да и они не особо высовывались. Сидели тихо, ни с кем не контактировали. Обе Тани – блондинки, но одна – утонченная, с безупречным макияжем, другая – неопрятная, с вульгарным макияжем и слишком короткими юбками. И курила, конечно. Валюха – крупная девица, блондинка с жалкими тремя волосинами, собранными в хвостик. А что еще с такой шевелюрой сделаешь? Да и к ее квадратному лицу распущенные волосы вряд ли бы подошли. Зато кожа у нее была смуглая, чистая. Одевалась скромно, сидела на задней парте вместе с Танями, напротив "королев".

Дальше располагался стол сирот– девчонок из детских домов области. Их стол почти всегда пустовал, потому что они вечно где-то пропадали и вообще не учились. Но их не выгоняли: у лицея были такие установки – обязательно дать шанс детдомовцам, для них даже места специально выделялись. Хотя, если девчонки слишком долго отсутствовали, их все же начинали искать. В нашей группе была Женька Веснина – девчонка, похожая на мальчишку: высокая, угловатая, коротко стриженная, вечно в джинсах, бесформенном свитере и кроссовках. И Таня – густо накрашенная желтая блондинка с вьющимися до плеч волосами и каким-то запущенным, нездоровым видом.

Два стола занимали девчонки из Пижмы и Тоншаева – поселков, известных своими зонами и глухоманью, куда Макар телят не гонял.

Самые яркие образы врезались в память: красавица Наташка с рыжими волосами и лисьей мордочкой, удлиненными глазами, гибкая и стильная. Но без изюминки. Постоянно просила у меня вещи поносить, но об этом позже. К тому же она меняла парней, как перчатки, или они ее меняли. Ее подруга-Женя, и она, конечно, терялась в тени своей блистательной Наташи: мелкие черты лица, крашеные волосы, нос картошкой. В их компании была Аделя, татарка, «умная»( всегда выдавала информацию нужную и не нужную и когда просили ее и не просили)не по годам. Мне никогда не нравились девушки восточной внешности, но Аделя считала себя красивой, о чем красноречиво свидетельствовала уверенная манера и вытянутая шея, демонстрирующая всем свой месяц на цепочке. Гордилась ли она своей верой или толщиной золотой цепи – оставалось загадкой. Волосы она забирала в тугой пучок на затылке и всегда носила фиолетовый пиджак с брюками. В их же компании была еще одна девушка восточной внешности, но русская. Она всегда сидела тихо, как мышка, и молчала. Очень стеснительная. Света.

На третьем ряду, на последней парте, сидели Наташка Петухова и Танька Большакова – обе из нашего поселка, деревень вернее. Я их не знала.Петухова – мощная деваха с черными волосами, которую побаивались, а Танька – светловолосая, вертлявая кареглазая. Дальше, за другим столом, сидела Нина Речкина, из Арьи, родственница моей Марфы – какая-то троюродная сестра. С Ниной сидела Олька Маклашкина, самая старшая из всех девочек. Ей было 23 года, у нее уже был ребенок. После школы она не училась, потому что забеременела и родила, а когда ребенку исполнилось три года, она решила получить хоть какое-то образование. Она была из уренской деревни Темта. Всегда ходила с распущенными волосами и подведенными глазами.

На первой парте сидели мы с Марфой и Ленка Чистякова, девчонка с косой толщиной с руку, до пояса. Фигура у нее была не изящная, но крепкая, спортивная. И да, она оказалась спортсменкой, хотела поступать на педагога по физкультуре, но не сложилось. У нее умерла мать, и она, как старшая сестра, должна была доучить младшего брата Мишку, который только-только перешел в десятый класс… Она и не всегда была на парах, а когда появлялась, то непременно попадала на контрольные. Ленка постоянно просила меня списать, но я сама ничего не знала. Тогда она принималась трясти Марфу, но та ни в какую не подсказывала, закрываясь от нас с Ленкой, строчила ответы, как швейная машинка, а мы сидели и офигевали: как можно быть такой противной и не помочь? Ну, правильно, она-то учила, старалась, а нам лишь бы время пересидеть.

Большинство девочек здесь именно пересиживало. Не знаю, какие обстоятельства заставили их учиться на продавца, но не всем эта профессия была по душе. Рябковой-королеве точно не хотелось быть продавцом, она мечтала о другом и собиралась после лицея поступать в институт. А еще говорили, что она не поехала в город, потому что дружила с футболистом из местного клуба «Энергетик». Клуб, кстати, был довольно успешным, хорошо играл в своих дивизионах, и стадион в Урене был шикарный, как и их тренировочная база. Единственное место, которое произвело на меня впечатление, остальное благоустройством не радовало.

Еще у нас была Валюша из Мурманска. Ее родители отправили к бабушке, чтобы училась, уж не знаю почему так далеко от дома. В Мурманске, наверное, было больше возможностей, но Валя училась в Урене. Всегда красила губы в черный цвет и носила кольцо на указательном пальце, очень, наверное, хотела, чтобы его заметили. И его замечали, ведь когда она подносила сигарету ко рту, все, кто стоял рядом, могли полюбоваться.

Наташка Орехова – веселая, живая девчонка с голубыми глазами и вечными приколами, всегда шумная. С ней сидела зануда Таня с красным лицом, вечно чем-то недовольная. Надо же, сколько Тань собралось в нашей группе! И все такие разные!

Ирина Павловна, наш куратор и учитель почти всех предметов, была колоритной фигурой. В прошлом – "матёрый" продавец, она не скрывала ни приемов обвеса, ни прочих торговых хитростей. Без устали, к месту и не к месту, сыпала байками, знала все секреты мироздания, не меньше. Могла прервать урок, чтобы поведать, какие "оторвы" учились до нас, описывая их любовные похождения, не упуская возможности упомянуть и о "шалостях" директора лицея с кем-то из её подопечных, словно гордясь этим. И это педагог? Где же этика, такт? Торгашка, она и в Африке такая. Не понятно только, как она получила эту работу. Но и об этом она нам поведала. Оказалось её упрашивал лично директор,зная какой она отличный продавец. Но я сомневалась в этом.

Отвращение к этой профессии во мне росло с каждой её тирадой. Услышал бы ее мой дед, заслуженный работник потребкооперации, он бы выдрал ей все космы за обманы покупателей! Дед копейки лишней не брал, не то что обвесить кого-то! Правда, волосы у Ирины Павловны были короткие, мутно-рыжие, с химической завивкой. Лицо усыпанное веснушками, зубы сверкали золотом – писк уренской моды. Высокая, всегда хорошо одетая, она увешивала себя золотом, невольно наводя на мысль о его "происхождении".