Дом на тринадцатой улице

Наталья Франсси

Дом на тринадцатой улице

Глава 1. Наследство

Дождь барабанил по крыше старого – Форда, создавая монотонный ритм, который должен был успокаивать, но вместо этого только усиливал тревогу Сары Миллер. Она сжимала руль так крепко, что костяшки пальцев побелели, и всматривалась в темнеющую дорогу сквозь размазанные дождем очертания придорожных деревьев.

– Мам, а мы скоро приедем? – спросила с заднего сиденья десятилетняя Эмма, не отрывая глаз от планшета.

– Скоро, малышка. GPS показывает еще километров тридцать.

Сара бросила взгляд в зеркало заднего вида. Эмма выглядела спокойной – блаженное неведение ребенка. Она не понимала, что их ждет. Как объяснить десятилетней девочке, что они едут жить в дом, который достался им от тетушки, о существовании которой Сара узнала всего месяц назад?

*– Миссис Миллер, я представляю юридическую фирму Блэквелл и партнеры. У нас для вас хорошие новости. Ваша двоюродная тетя, Агата Торнфилд, завещала вам свой дом и все имущество…*

Сара тогда чуть не уронила трубку. Никакой тетушки Агаты в семье не было. По крайней мере, о ней никто никогда не упоминал. Но документы оказались подлинными, дом – реальным, а долги по ипотеке за квартиру в Чикаго – слишком большими, чтобы отказываться от подарка судьбы.

Развод с Марком оставил их почти без средств к существованию. Сара работала медсестрой в местной больнице, но зарплаты едва хватало на жизнь. А тут – дом. Большой старинный дом в маленьком городке Рейвенсхолоу, штат Мэн. Идеальное место для нового начала.

По крайней мере, так она думала тогда, сидя в душной квартирке и мечтая о свежем воздухе и просторе.

– Мам, смотри! – Эмма ткнула пальцем в окно.

Сара подняла глаза и увидела указатель: – Рейвенсхолоу. Население 1847. Под основной надписью кто-то черным маркером зачеркнул цифры и написал – 1803. Потом и это зачеркнули, написав – 1756. Потом снова зачеркнули.

Что-то кольнуло в груди, но Сара отогнала тревожные мысли. Просто чей-то глупый розыгрыш. В маленьких городках всегда находятся скучающие подростки.

Они проехали мимо заправки, которая выглядела так, словно последний раз работала в восьмидесятых, мимо небольшого супермаркета с полупустой парковкой, мимо нескольких домов, в окнах которых горел тусклый свет. Городок производило впечатление умирающего – слишком много пустых витрин, слишком мало людей на улицах, даже несмотря на дождь.

– Это здесь мы будем жить? – спросила Эмма, и в ее голосе впервые послышались нотки беспокойства.

– Дадим городу шанс, – ответила Сара, стараясь звучать бодро. – Может, он нам понравится.

GPS показывал, что до пункта назначения осталось совсем немного. Тринадцатая улица должна была находиться в историческом районе города, где, по словам нотариуса, стояли самые красивые викторианские особняки Рейвенсхолоу.

Сара свернула направо и сразу почувствовала, как что-то изменилось. Воздух стал более густым, тяжелым. Дождь здесь падал как-то иначе – не ровными струйками, а словно кто-то невидимый дирижировал каждой каплей, создавая какой-то зловещий узор на асфальте.

Дома по сторонам улицы действительно были старинными и когда-то, наверное, красивыми. Но теперь они походили скорее на декорации к фильму ужасов. Облупившаяся краска, заколоченные окна, покосившиеся заборы. И ни одного горящего окна. Словно улица была полностью заброшена.

– Мам, – тихо позвала Эмма, – здесь никто не живет?

Сара хотела ответить что-то успокаивающее, но в этот момент увидела номер дома: 13. Трехэтажный викторианский особняк с башенкой, узорчатыми наличниками и широкой верандой, опоясывающей весь первый этаж. В отличие от соседних домов, он выглядел ухоженным. Свежая краска, чистые окна, аккуратный газон.

– Вот и мы дома, – сказала Сара, останавливая машину.

Она выключила двигатель, и внезапно воцарившаяся тишина показалась оглушающей. Даже дождь здесь стих, словно природа затаила дыхание.

Эмма вылезла из машины и тут же поежилась:

– Мам, здесь холодно.

Сара тоже почувствовала это. Температура воздуха была градусов на десять ниже, чем несколько кварталов назад. Может быть, из-за близости к океану? Рейвенсхолоу стоял на побережье, хотя до воды отсюда было километра три.

Они поднялись по ступеням веранды. Под ногами скрипнули половицы – добротно, по-старинному. У двери Сару ждал сюрприз: замка не было. Вместо него в тяжелой дубовой двери зияла дыра, словно механизм выдрали изнутри.

– Странно, – пробормотала она, толкая дверь.

Та распахнулась бесшумно, как будто петли только что смазали. В нос ударил запах – старого дерева, пыли и еще чего-то, чего Сара не могла определить. Что-то сладковатое и тяжелое.

– Вау! – выдохнула Эмма, заглядывая внутрь.

Холл действительно поражал воображение. Высокие потолки с лепными украшениями, широкая лестница с резными перилами, ведущая на второй этаж, и огромная деревянная люстра, на которой мерцали свечи. Настоящие восковые свечи, а не электрические имитации.

– Мам, откуда свечи? – Эмма шагнула ближе к Саре.

– Наверное, управляющий подготовил дом к нашему приезду, – ответила Сара, но в душе тоже удивлялась. Нотариус не упоминал ни о каком управляющем.

Они прошли в гостиную. Комната была обставлена старинной мебелью – тяжелые кресла, покрытые темным бархатом, массивный дубовый стол, книжные шкафы от пола до потолка. На стенах висели портреты в золоченых рамах – мужчины и женщины в одежде разных эпох, все со странно знакомыми чертами лица.

– Смотри, мам, – Эмма подошла к одному из портретов, – эта женщина похожа на тебя.

Сара взглянула на картину и едва сдержала вздох. Действительно, сходство было поразительным. Та же форма лица, те же зеленые глаза, даже родинка на левой щеке была в том же месте. Только волосы на портрете были темнее, а взгляд… В глазах женщины на картине было что-то пугающее. Что-то хищное.

Под портретом висела маленькая табличка: – Агата Торнфилд, 1923-1987.

– Это наша тетушка? – спросила Эмма.

– Наверное, – пробормотала Сара, не в силах отвести взгляд от картины. Что-то в этих глазах гипнотизировало.

Внезапно в доме скрипнула половица. Звук пришел сверху, со второго этажа.

– Там кто-то есть? – прошептала Эмма, инстинктивно прижимаясь к матери.

Сара напрягла слух. Тишина. Потом снова скрип, теперь чуть правее. Кто-то определенно ходил наверху.

– Наверное, управляющий проверяет водопровод или электричество, – сказала она громко, но голос предал ее, дрогнув на последних словах.

Они стояли в гостиной, не решаясь двинуться с места. Скрипы продолжались – медленные, размеренные шаги по коридору второго этажа. Слева направо, потом обратно. Как будто кто-то расхаживал, размышляя.

Сара набрала в легкие побольше воздуха:

– Эй! Есть там кто-нибудь?

Шаги прекратились мгновенно. Возникшую тишину можно было резать ножом.

– Мы новые владельцы! – крикнула Сара. – Спускайтесь, поговорим!

Никакого ответа. Но через несколько секунд послышался другой звук – что-то тяжелое с глухим стуком упало на пол.

– Мам, может, нам лучше пока на улице подождать? – предложила Эмма.

Сара хотела согласиться – каждый инстинкт кричал ей об опасности, но тут зазвонил мобильный телефон. Незнакомый номер.

– Алло?

– Миссис Миллер? Это Джонатан Блэквелл из нотариальной конторы. Я звоню узнать, добрались вы благополучно до дома.

– Да, мы только что приехали, но… в доме кто-то есть. Кто-то ходит наверху.

Долгая пауза.

– Простите, что вы сказали?

– В доме кто-то есть. Мы слышим шаги на втором этаже. У вас есть управляющий, которому вы дали ключи?

Еще одна пауза, более долгая.

– Миссис Миллер, дом пустовал уже три месяца. После смерти мисс Торнфилд никого туда не пускали. И ключи у нас только одни – те, что мы отправили вам почтой.

Сердце Сары учащенно забилось:

– Но мы определенно кого-то слышим…

– Миссис Миллер, – голос нотариуса стал серьезным, – может быть, стоит вызвать полицию? На всякий случай?

– Да, наверное, стоит.

Она собралась нажать отбой, но Блэквелл остановил ее:

– Еще одно. Я забыл вам упомянуть… В завещании есть странное условие. Ваша тетушка просила передать вам, что вы должны обязательно прочитать ее дневник. Он лежит в спальне, в секретном ящике трельяжа. Она написала, что это очень важно для вашей безопасности.

– Для безопасности?

– Именно так она и написала.

Эмма дернула мать за рукав:

– Мам, шаги возобновились.

Сара подняла глаза к потолку. Действительно, кто-то снова расхаживал наверху. Но теперь шаги звучали по-другому – тяжелее, как будто вес идущего увеличился.

– Я перезвоню, – быстро сказала она в трубку и отключилась.

Шаги прекратились прямо над их головами. В потолке что-то тихо скрипнуло, словно кто-то встал на колени и прислушивался к их разговору.

– Мам, мне не нравится это место, – прошептала Эмма.

Сара тоже чувствовала нарастающую тревогу. Но куда им деваться? В машине спать не будешь, в городе наверняка нет гостиниц, а денег на возвращение в Чикаго у них не хватит.

– Хорошо, – решительно сказала она, – сейчас поднимемся наверх и посмотрим, что там происходит.

– Мам!

– Эмма, вероятнее всего там просто бродяга, который решил переночевать в пустом доме. Мы его попросим уйти – и все.

Но когда они подошли к лестнице, Сара увидела то, чего раньше не замечала. На каждой ступеньке лежали мокрые следы босых ног. Четкие отпечатки, еще не высохшие, как будто кто-то только что прошел наверх.

Странно было то, что следы вели только вверх. На ступеньках не было отпечатков, идущих вниз.

– Мам, смотри на следы, – шепнула Эмма. – Как будто кто-то прилетел и приземлился наверху.

У Сары по спине пробежал холодок. Ребенок был прав. Никто не спускался по этой лестнице, но кто-то определенно поднимался. И следы были свежими.

– Может быть, есть черный ход, – предположила она, но прозвучало это неубедительно даже в ее собственных ушах.

Она достала из сумочки телефон и включила фонарик. Луч света выхватил из темноты детали ступеней. Следы были не просто мокрыми – они были ледяными. Вокруг каждого отпечатка на дереве образовалась тонкая корочка инея.

– Мам, – голос Эммы дрожал, – здесь очень холодно стало.

Температура в доме действительно резко упала. Их дыхание стало видимым в воздухе.

Внезапно наверху что-то упало с оглушительным грохотом. Звук был такой, словно кто-то опрокинул тяжелый комод.

– Все, хватит, – решительно сказала Сара. – Вызываю полицию.

Но когда она попыталась разблокировать телефон, экран показал "Нет сигнала". Хотя еще минуту назад связь была.

– Мам…

Сара обернулась на дочь и увидела то, что заставило ее сердце пропустить удар. Эмма смотрела на портрет Агаты Торнфилд. Женщина на картине больше не смотрела прямо перед собой. Теперь ее глаза были направлены на них. И она улыбалась.

– Эмма, отойди от портрета.

– Мам, она на нас смотрит.

– Это просто эффект освещения. Свет от свечей играет на краске.

Но даже произнося эти слова, Сара понимала, что это невозможное объяснение. Поза женщины на портрете изменилась. Ее голова была повернута в их сторону, а рука, которая раньше лежала на подлокотнике кресла, теперь была поднята и указывала на лестницу.

Наверху снова послышались шаги. Теперь они приближались к лестнице.

– Мам, нам надо уходить, – прошептала Эмма.

Но прежде, чем Сара успела ответить, в доме погас свет. Все сразу – и люстра в холле, и свечи в гостиной, и даже фонарик на телефоне. Их окутала абсолютная темнота.

В этой темноте шаги на втором этаже стали громче. И теперь было ясно слышно, как кто-то начал спускаться по лестнице.

Медленно. Ступенька за ступенькой.

Сара нащупала руку дочери и потянула ее к выходу. Но дверь, которую они оставили открытой, теперь была заперта наглухо. Ручка даже не поворачивалась.

– Кто идет? – крикнула Сара в темноту. – Что вы хотите?

Шаги прекратились. В доме воцарилась мертвая тишина, которая была хуже любого звука.

– Мам, – едва слышно прошептала Эмма, – я чувствую запах.

Сара тоже почувствовала его. Сладковатый аромат, который она заметила при входе в дом, стал намного сильнее. Теперь она узнала его – это был запах разложения, замаскированный духами или благовониями.

Что-то мягкое коснулось ее плеча.

Сара дернулась и едва не закричала, но это была только занавеска. Она нащупала окно и попыталась открыть его, но рама была заколочена изнутри. Доски были свежими, словно их прибили совсем недавно.

– Мам, там что-то светится, – прошептала Эмма.

Сара обернулась. В глубине дома, там, где была кухня, мерцал тусклый зеленоватый свет. Не электрический, а какой-то органический, как свечение болотных огней в ночи.

У них не было выбора. Либо стоять в темноте и ждать, чем все это закончится, либо идти на свет и попытаться найти другой выход.

Сара взяла Эмму за руку, и они медленно двинулись по коридору. Пол скрипел под ногами, а стены, казалось, пульсировали во тьме, как живые.

Зеленоватое свечение исходило из кухни. Когда они подошли к дверному проему, Сара увидела источник света. На столе стояла старинная керосиновая лампа с зеленым абажуром. Рядом с лампой лежала открытая книга.

– Дневник, – прочитала Эмма надпись на обложке. – "Частные записи Агаты Торнфилд".

– Нотариус говорил про дневник, – вспомнила Сара. – Что его нужно прочитать для нашей безопасности.

Они подошли к столу. Книга была открыта на последней записи, датированной тремя месяцами назад.

*15 марта. Я умираю. Рак печени, четвертая стадия. Врачи дают мне неделю, максимум две. Но у меня есть план. Торнфилды не умирают просто так. Мы находим способ остаться.*

*В подвале есть комната, которую я много лет готовила для этого момента. Магический круг нарисован кровью семи поколений нашей семьи. Заклинания выучены наизусть. Цена известна.*

*Но кто-то должен прийти после меня. Кто-то с нашей кровью должен принять наследство. Иначе то, чем я стану, будет блуждать без цели и разрушать все вокруг.*

*Сара прекрасно подойдет. Она моя племянница по материнской линии, хоть и не знает об этом. У нее дочь – свежая кровь для продолжения рода.*

*Если ты читаешь это, Сара, значит, план сработал. Добро пожаловать домой.*

Сара почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Эмма, читавшая через плечо, непонимающе посмотрела на мать:

– Мам, что это значит?

Прежде чем Сара успела ответить, зеленый свет лампы начал мерцать и тускнеть. В наступающей темноте они услышали новый звук – скрежет металла по камню, доносящийся из-под пола.

– Подвал, – прошептала Сара. – Она говорила про комнату в подвале.

Скрежет усиливался, и к нему присоединился другой звук – тихое пение. Женский голос напевал что-то на незнакомом языке. Мелодия была красивой и гипнотической, но от нее по коже бегали мурашки.

– Мам, это тетя Агата поет?

– Не знаю, малышка. Не знаю.

Лампа окончательно погасла, но почти сразу в доме снова зажегся свет. Электрический, яркий, почти режущий глаза после долгой темноты. И в этом свете они увидели ее.

Агата Торнфилд стояла в дверном проеме кухни. Точно такая же, как на портрете, только теперь на ней было белое викторианское платье, испачканное землей и чем-то темным. Ее кожа имела сероватый оттенок, а глаза светились тем же зеленоватым светом, что и лампа.

– Добро пожаловать домой, дорогие мои, – сказала она, и ее голос звучал как эхо в пустой церкви. – Я так долго вас ждала.

Эмма закричала и спряталась за мать. Сара попятилась назад, но обнаружила, что дверной проем позади нее исчез. Вместо него была сплошная стена.

– Не бойтесь, – продолжала Агата, делая шаг вперед. – Смерть – это только начало. Торнфилды научились побеждать ее много поколений назад. Теперь пришло время передать знание дальше.

– Чего ты хочешь? – выдавила из себя Сара.

– Хочу? – Агата рассмеялась, и этот смех был похож на звук ломающегося стекла. – Я уже получила то, что хотела. Новое тело. Свежую кровь. Продолжение рода.

Она подняла руку, и Сара почувствовала, как что-то невидимое сжимает ее горло. Дышать стало трудно.

– Процесс займет всего несколько минут, – объяснила Агата почти дружелюбно. – Ты умрешь, а я займу твое тело. Молодое, здоровое, с целой жизнью впереди. А малышка подождет своей очереди. Лет через тридцать, когда мне понадобится новый сосуд.

Сара собрала остатки сил и рванулась к окну. Если не получится открыть его, то можно попробовать разбить стекло. Но рука прошла сквозь стекло, словно оно было иллюзией. За окном была не улица Рейвенсхолоу, а глухая кирпичная стена.

– Бесполезно, – сказала Агата. – Дом находится между мирами. Вы вошли сюда живыми, но уйти можете только мертвыми.

Невидимая хватка на горле Сары усилилась. Темнота начала наступать с краев зрения. Но вдруг хватка ослабла. Агата отвлеклась на что-то другое.

– Что? – прошептала она, поворачивая голову к окну. – Этого не может быть.

Сара проследила ее взгляд и увидела яркий свет, пробивающийся сквозь щели заколоченного окна. Не электрический свет уличных фонарей, а что-то другое – теплое, золотистое.

– Солнце? – недоуменно произнесла Эмма. – Но на улице же ночь была.

Агата зашипела, как разъяренная кошка:

– Они пришли. Проклятые святоши. Думают, что их молитвы и святая вода могут что-то изменить.

За окном послышались голоса. Мужские и женские, поющие хором что-то на латыни. Свет стал ярче, и Сара заметила, что от него Агата начала отступать.

– Кто это? – спросила она.

– Местная община, – процедила Агата сквозь зубы. – Они следят за этим домом уже много лет. Знают о том, что здесь происходит. Обычно не вмешиваются, но иногда… иногда им жалко очередных жертв.

Пение стало громче, и в нем Сара различила знакомые слова – фрагменты католической мессы. Хотя она не была религиозной, эти звуки почему-то действовали успокаивающе.

Агата корчилась, словно музыка причиняла ей физическую боль:

– Они не смогут зайти внутрь. Дом защищен. Но они могут… могут ослабить барьеры на несколько минут.

И действительно, стена за спиной Сары вдруг стала полупрозрачной. Сквозь нее просвечивал дверной проем.

– Эмма, бежим!

Они бросились к выходу. Агата попыталась остановить их, но яркий свет, лившийся в окна, явно ослаблял ее силы. Она двигалась медленно, как во сне.

Сара и Эмма выскочили в холл. Входная дверь была открыта нараспашку, и с улицы лился тот же золотистый свет. Они не останавливаясь побежали к выходу.

Но на пороге Сара обернулась. То, что она увидела, заставило ее кровь застыть в жилах.

В глубине холла стояла не одна Агата. Их было дюжина, может больше – женщины в белых платьях, все с одинаковыми зелеными глазами, все с одинаковой хищной улыбкой. Некоторые выглядели старше, другие моложе, но все они явно принадлежали к одному роду.

– Семь поколений, – прошептала та, что была ближе всех. – Семь поколений Торнфилдов, которые отказались принять смерть. И теперь мы все голодны.

– Мам, не стой! – Эмма дернула ее за руку.

Они выбежали из дома на улицу. Там их ждал настоящий сюрприз. Вместо ночной тьмы и дождя их встретил яркий солнечный день. На лужайке перед домом стояло человек двадцать – мужчины и женщины разного возраста, одетые в обычную современную одежду. В руках у них были свечи, кресты, открытые Библии. Именно они пели латинские гимны.

Пожилой мужчина в клетчатой рубашке подошел к ним:

– Вы целы? Не ранены?

– Кто вы такие? – спросила Сара, все еще не веря в свое спасение.

– Преподобный Дэвид Стоун, – представился мужчина. – Я пастор местной методистской церкви. А это – неформальная группа жителей города, которые следят за домом Торнфилдов.

– Следят?

– Этот дом – аномалия, миссис Миллер. Он существует одновременно в нашем мире и в… другом месте. Каждые несколько лет Агата Торнфилд заманивает сюда новую жертву. Обычно это дальние родственники, которым она завещает дом.

Сара оглянулась на особняк. Залитый солнечным светом, он выглядел обычным старым домом. Даже красивым. Но в окнах второго этажа мелькали белые фигуры, и казалось, что они наблюдают за происходящим.

– Как долго это продолжается? – спросила она.

– Больше века, – ответил пастор. – Первая Агата Торнфилд умерла в 1887 году, но отказалась принять смерть. С тех пор каждое поколение семьи повторяет тот же ритуал.