Месть за измену. Парижский роман

Милана Фирс

Месть за измену. Парижский роман

Глава 1

Я стояла в дверях спальни, в одной руке сжимая карту-ключ выданный услужливой девушкой на ресепшене отеля, другой дверную ручку так крепко, что побелели костяшки.

Казалось, передо мной пошлая сцена из дешевого сериала, только… это была моя жизнь. Их голоса – приглушенный смех, шепот, стон – разносились по комнате, эхом ударяя меня в грудь.

Михаил, мой муж – человек, с которым я делила постель, мечты, боли и страхи да и вообще, каждый момент своей жизни последние шесть лет, – сейчас был в этой самой постели с другой женщиной. Не с кем-то случайным. С ней. С Ольгой, его секретаршей. Стало ясно откуда у меня появилось загадочное приглашение и оплаченный рейс. “Романтический уикэнд, который изменит твою жизнь навсегда”.

Что ж. Как много смыслов она умудрилась вложить в эту простую фразу.

Её длинные ноги, обтянутые прозрачным чулком, обнимали его бока, а его руки уверенно скользили по её телу. Как будто это было естественно, как будто он делал это каждый день. И, может быть, делал. Я не знала. Я ничего больше не знала.

Я замерла, как статуя, не в силах двинуться. Мой разум пытался осознать происходящее, но, казалось, время застыло. Я смотрела, как он целует её шею, обхватывает губами торчащий сосок и как она выгибается ему навстречу, и чувствовала, как моё сердце медленно разрывается, на мелкие, острые осколки.

Это не могло быть правдой. Какой-то кошмар…

Я должна была проснуться!

Зажмуриться, потрясти головой – и всё исчезнет. Но ничто не исчезало. Эта сцена продолжала разворачиваться передо мной в ужасающих деталях. Дыхание стало тяжёлым. Грудь сдавило так сильно, что я чуть не задохнулась.

Уйти…

Надо бы уйти, но закрыть эту дверь, не видеть больше этого ужаса, я не могла. Стояла как вкопанная, пока моё сознание пыталось цепляться за ту Аню, которая верила в своего мужа, в брак, в любовь.

Эта наивная дурочка, милая Анечка умирала здесь и сейчас. В проеме двери. В этом шикарном номере отеля, который он, вероятно, выбрал специально для неё. Не для меня.

Слеза скатилась по щеке, но я её даже не почувствовала. Она падала беззвучно, как и всё остальное во мне.

Ольга заметила меня первой. Её глаза расширились, как у ребёнка, пойманного на месте преступления, но она молчала. Пихнув мужа в плечо, махнула головой в мою сторону, села на кровать, подтянув простыню к груди, и сжала губы, будто боялась, что любое слово сделает всё ещё хуже.

Он же… Он замер, обернулся ко мне с выражением лица, которое я никогда раньше не видела. Смесь страха, стыда и – как ни странно – раздражения.

– Аня, – его голос дрогнул, как будто имя само по себе могло всё исправить. – Это не то, что ты подумала.

Господи! Ну точно, дешевая мыльная опера! Я горько усмехнулась, чувствуя, как внутри нарастает тошнотворный ком.

– Правда? – мой голос был тихим, но полным сарказма. – Может быть, ты просто… упал и, как удачно, членом в ее дырку? Как долго ты как приятно для себя спотыкаешься, м?

Его лицо дёрнулось.

– Я могу всё объяснить. Ты не должна была… как ты здесь оказалась?!

Его фраза словно подожгла меня изнутри.

– Серьезно?! Как я здесь оказалась? – повторила, чувствуя, как голос начинает срываться. – Представляешь, хотела сделать тебе сюрприз, Миша! Заказала ужин в номер, вино. Хотела поддержать перед важной сделкой! А потом и отпраздновать!

– Давай поговорим, не здесь? – он шагнул ко мне, заматываясь на ходу полотенцем. Внушительный стояк все продолжал таранить ткань. Меня начало мутить.

– Не сейчас, – выдала сдавленно, резко вскинув руку, чтобы он даже не пытался подойти ближе. – Просто… не сейчас.

Не дожидаясь ответа, я развернулась и вышла из номера, чувствуя, как горячие слёзы обжигают мои щеки.

Глава 2

Ночная улица Парижа встретила меня холодным воздухом, заставляя намотать скомканный в руках шарф.

Я шла куда-то, не разбирая дороги, но через несколько некоторое время поняла, что оказалась на одной из центральных улиц. Город встречал весну, всячески поддерживая настроение жителей и туристов: флористические зоны у входов в кофейни, шикарно оформленные витрины, гирлянды, мерцающие огоньки, рассыпающиеся на тротуарах, словно звёздная пыль.

На каждом углу цветочные магазинчики, где продавались букеты роз – алых, белых, розовых. Влюбленные на улицах шли рука об руку, смеясь, как будто весь мир принадлежал только им.

Мужчина в элегантном пальто дарил своей спутнице охапку воздушных шаров, и она захлопала в ладоши, как ребёнок. Мне захотелось расплакаться. Тоже как ребенку. И чтоб кто-то обязательно меня пожалел.

Всё это казалось издёвкой. Париж – город любви, как его называют, – этой ночью превратился для меня в театр, где каждый был счастлив, кроме меня.

Слёзы застилали глаза, и я быстро уткнулась в плечо какого-то прохожего, извиняясь на автомате. Он улыбнулся, но я даже не посмотрела ему в лицо. Я просто продолжила идти, не разбирая дороги, пока ноги не привели меня на мост Александра III.

Я остановилась у перил, чувствуя, как ветер треплет мои волосы. Вода Сены тихо плескалась внизу, и её спокойствие было настолько противоположно хаосу внутри меня, что стало невыносимо больно.

Мой взгляд блуждал по воде, но мысли были далеко.

Там, где всё было проще, ярче, светлее. Где я была беззаботной девчонкой, которая жила на катке. Восемь утра – первый лёд, с которого ещё не стёрли ночной иней. Падения, синяки, но и чувство свободы…

Я так любила это. Любила до тех пор, пока не встретила Мишу.

Тогда он был совсем другим. Весёлым, жадным до жизни и побед. Молодой хоккеист, случайно оказавшийся на тренировке в нашем комплексе. Его громкий смех разносился по раздевалке, его уверенность была заразительной. Он поскользнулся прямо у меня на глазах в первый день тренировки, а я протянула ему руку.

– Каток для фигуристов, а не для медведей, – поддела я его тогда, но он только засмеялся.

Так всё началось. Тренировки, бесконечные разговоры за чашкой какао в кафе возле катка, прогулки после поздних занятий. Он был моим миром. Я даже не заметила, как фигурное катание стало уходить на второй план, а потом и вовсе исчезло из моей жизни…

И вдруг меня осенило.

Я вспомнила, как перед вылетом, сидя в аэропорту, листала в телефоне афиши и наткнулась на фото огромного крытого катка в центральном парке. Хотела предложить мужу пойти туда вместе. Ну и что весна и о снеге все забыли? Мы бы могли посмеяться, вспомнить, как познакомились, подурачиться на льду… Но теперь всё это было неважно. Единственное, чего хотела – снова почувствовать твердый лёд под ногами. Не для него. Для себя.

Я открыла карту на телефоне и быстро вбила название катка. До парка было чуть больше двух километров. Плевать. Ноги донесут. Меня гнало какое-то дикое, необъяснимое желание попасть на лёд. И когда я его наконец увидела, жгучее облегчение и ядовитая печаль разлились по нутру.

Лёд искрился тысячей звёзд, а над катком играла тихая мелодия какого-то французского шансонье.

Было многолюдно. Кто-то неуклюжий, кто-то уверенный. Молодые пары держались за руки, дети с визгом катались вокруг своих родителей, а в дальнем углу мужчина скользил так ловко, что я невольно замерла, наблюдая за его движениями. Воспоминания нахлынули, обрушившись тяжелой волной. Сердце болезненно сжалось, но вместе с болью пришло и что-то другое – решимость.

Я прошла к будке проката, взяла коньки, такие же как носила раньше. Надела их, привстав на носочки, чтобы проверить шнуровку, и отправилась к выходу на лёд… Сделала ещё несколько шагов, а потом оттолкнулась сильнее, набирая скорость. Воздух обжигал кожу, но я только улыбнулась.

Вот оно.

Избавление. Освобождение. Свобода.

Глава 3

Олег.

Бизнес-завтрак с японцами. За несколько часов до событий с Аней…

– Господин Зимин, а вы женаты?

– Разведен.

Японец изменился в лице, даже не скрывая неодобрения. Слышал для этих мы все “тупые иностранцы”, чего перед нами стесняться.

– Развод нехорошо.

А я прям тебя спрашивал, немчура. Очень плохо жил без твоей экспертной оценки. Только ради нее сюда и прилетел.

– Мы собрались здесь обсудить мою личную жизнь?

Я чувствовал, что закипаю. Спасала только рожа кирпичом. Она всегда такой была. И часто этим меня подводила, а тут вдруг пришла на выручку.

– Наша культура очень ценит институт брака, – певуче сообщил японец.

Да хорош заливать, знаем мы ваши институты.

– Господин Воронцов?

– Я женат, Танка сан. Мы с женой со школьной скамьи рука в руке, душа в душу, – Воронцов протянул свою лапищу, будто на ней отпечатался след жены в доказательство.

Ненавижу.

– Очень хорошо, господин Воронцов.

С делового завтрака я ушел голодный как волк и такой же злой. Японцы четко дали понять, что при выборе отдадут предпочтение человеку надёжному в семейных вопросах. Пришлось сообщить, что развод не означает, будто у меня нет постоянной женщины. Спутницы.

Врал, конечно.

Зачем?

Да даже не ради контракта, что самое обидное. Перед Воронцовым врал.

Не было у меня никого постоянного.

По его, в том числе вине.

Много лет назад

– Наташ… – я постучал в комнату сестры. Нас трудно было назвать друзьями, близки мы не были, секретами не делились, но я уже дошел до той степени отчаяния, когда был готов на крайние меры. – Я спросить хотел.

Сестра расчесывала у зеркала свои длинные темные волосы.

Такие же темные как у НЕЕ.

– Валяй, – щедро позволила она, даже не взглянув в мою сторону. Я помялся в дверях.

– Я войду? – мне не хотелось, чтобы услышала мать или, ещё хуже, отец.

– Недолго только. Я занята.

Я кивнул, прикрыл дверь и замер у порога.

– Слушай… я это…– я не знал как заговорить о главном и откровенно боялся насмешек. Наташка была колючей и злой. Считалась красивой и даже бедность не портила ее красоты в глазах одноклассников.

В школе ее любили.

Характер ее это, увы, не улучшило. Ну или просто я в ее глазах не заслуживал ни любви, ни уважения.

Может тогда так и было.

Я не был из тех, кем она восхищалась. Ни грубым, ни тупым не был. Любил хоккей, но так до сих пор и не вошёл в основной состав, так что даже ходить ко мне на матчи и гордо всех оповещать, что брат звезда не получалось. Бесполезный.

– Ну? – Натаха крутанулась на стуле. Я поморщился от противного звука. – Чего надо?

– Я спросить хотел, может сходишь со мной в магазин? Я хочу выбрать что-то, ну… что девушкам нравится.

Брови Натахи поползли вверх. Глаза округлились как шайба примерно. А потом она заржала, как лошадь у бабкиного соседа по даче.

– Ты чо Олежик, втрескался что ли? – Натаха стукнула ладонями по коленям и замотала головой. – Фига се… кто эта несчастная.

Мне было до того мерзко. Хотелось уйти, но я вспомнил Анину руку в лапе Воронцова и заставил себя стойко выдержать насмешки сестры. Я должен был попробовать. Должен был хотя бы попытаться.

– Просто хочу измениться.

Черта с два я сдам ей имя. Ещё не хватало чтобы они потом вместе мне кости мыли на какой-то вечеринке, куда меня не пригласят.

– Для начала рожу исправь свою кирпичную. Улыбнись что ли?

Я послушно растянул губы. У меня всегда были с этим проблемы. С проявлением эмоций. Мама говорит какой-то врождённый дефект нерва. Я даже плакал в детстве молча, одними глазами, а не как нормальные дети. Я был ненормальным. И все думали, что раз по мне не видно и не слышно, то я ничего не чувствую. А я… Да кто ж его знает, что со мной не так.

– Ой все, – Натаха замотала руками. – Нет, это лучше не надо. Ты на маньяка похож сразу. На серийного убийцу с шизофренией. Не улыбайся. Никогда.

А я и так никогда практически.

Меня в классе так и дразнили скала.

Высокий, мощный. И ноль эмоций.

Скала.

– Тебя, Зимин чо заморозило от фамилии? Ты теперь как Кай?

Ага… где б взять такую Герду, чтоб пришла и отогрела…

– Слушай, Олеж, выкинь из головы. Ну приодену я тебя. Откуда, кстати, бабло? А толку… встречают по одёжке, а провожают то, – Натаха постучала по своей макушке, – так что шансов у тебя нет. Ты лучше свободные бабки сестре пожертвуй. А я подружку, так и быть, уговорю на один поцелуй. Чтоб хоть не помер нецелованным девственником, да? Но только на поцелуй. Остальное извини. У меня подружки высший сорт. Они не по твоей части.

Я молча вышел.

Подружки мне не надо и задаром, не то что за деньги. Мне была нужна Аня. Но у нее был Воронцов. Улыбчивый, весёлый, богатый. Одетый с иголочки, звезда клуба и школы.

3.1

– Где же ты, Герда?

Я смотрел в свои пустые глаза в зеркале и искал ответов.

Где мне взять эту красавицу, согласную сыграть роль влюбленной и очень счастливой. Тем более во Франции. Я тут не знаю никого толком. Да и времени в обрез.

Дёрнул же черт за язык.

Дурак, ты Олежка.

Дурак.

Мотнул головой и плеснул себе в рожу холодной воды. Надо сходить куда-то. Подышать что ли. Подумать. Я взял телефон и стал гуглить ближайший каток. Лёд всегда помогал. Пусть он не стал моей путёвкой в счастливую жизнь, но был мне верным другом. Много лет.

Я скопировал адрес в строку вызова такси и пошел одеваться.

Когда-то я проводил на катке по четыре – пять часов в день. Без праздников и выходных. Выкладывался, не жалея себя. Все мечтал войти в основной, потом в сборную. Но…

Завязывая хоккейные коньки на низенькой скамейке, я продолжал вспоминать юность. Как впервые пришел на лёд. Как познакомился с командой. Как однажды увидел фигуристок. Аню увидел. И пропал. Шесть лет моей школьной-тренировочной жизни, а помню только ее. Их. Счастливых до тошноты.

Аня и Воронцов.

Первая любовь и главный враг. Золотая пара нашего катка.

Я вышел на лёд и сразу взял большую скорость. Навернул два круга, выбивая ритмом из головы дурь.

Нужно что-то придумать. Нашей компании нужен этот контракт. Прошлый вышел не слишком удачным и сейчас нам весьма нужны новые инвестиции. Прямо очень нужны.

А инвесторам нужно, чтобы я был счастливо женат. Или хотя бы помолвлен.

Твою мать.

Я развернулся и со всей дури чуть не улетел в какую-то девушку. Уворачиваясь не удержался и рухнул ей в ноги.

Не зря меня, видать в основной не брали. Или это старость пришла? Пора уж. Ещё пара десяточку и пенсия. А я все один. Как бобыль. Ни жены. Ни детей. Ни даже собаки.

– Вы не ушиблись?

Я встретился с ней взглядом и улетел в прошлое.

Аня. Воронцова.

Ну да.

Счастливо женатый привез жену показать японцам.

Естественно.

– Гордостью разве что, – протянутую руку игнорировать я не стал. Столько лет в школе мечтал хоть за ручку подержаться и вот. Через все эти годы.

Насмешка судьбы.

– Почему гордостью? Вы невероятно красиво катаете. Сразу видно – профи. Приятно слышать родной язык, кстати! Я как-то машинально спросила. – Она не спешила вытянуть ладонь из моей и хотя говорила открыто, с улыбкой, глаза не светились, как раньше. Я же помнил до сих пор, как ярче софитов сияли, когда, она катала. Я ходил на все ее отборочные. Один раз с температурой пришел 38.6. Влюбленный дурак. Где мои мозги были? В заднице?

– Я на лёд не становилась со школы, – внезапно призналась Аня. – Дурочка. Вот, даже вас сшибла. Извините…

– Это я вас сшиб. Виноват.

Ну да по моей роже, небось, кажется, что я злой небритый Бармалей.

Аня-то и не узнала меня.

С чего бы ей, Зимин, тебя узнавать.

Она меня и не замечала никогда. Она кроме Миши своего вообще никого не замечала.

– Давайте сделаем круг почета вместе?

И не дожидаясь ответа, я толкнулся коньком, продолжая держать ее руку. Ладошка у нее была некрупная. Сама она тоже всегда была миниатюрной. Пальцы теплые, даром, что лёд вокруг. Когда-то я б умер, только чтоб коснуться ее вот так открыто. И что б она руки не забрала.

Как я ненавидел Воронцова в те годы, что он мог перед тренькой вот так с ней кататься. Мы тренили после фигуристов. Аня всегда задерживалась на льду. Ждала его.

– Меня Олег зовут.

Совсем не помнишь, да?

– Аня. Приятно познакомиться. – Она сжала мою ладонь сильнее. А у меня вдруг ни с чего тахикардия. Вроде всю жизнь на спорте, сердце как мотор истребителя, а тут вдруг.

– Вы давно катаетесь?

Я слушал ее и как будто в школьные годы вернулся. Туда, где у меня была мечта. Недостижимая. И вот мы здесь. Катаемся вместе, держась за руки и Аня даже не пытается отстраниться.

– Со школы вот и катаюсь.

Я все прислушивался к себе. Не думал, что через столько лет, увидев ее буду так странно себя ощущать.

Школьником.

Растерянным и неловким, как когда-то. Ведь сколько воды утекло с тех пор. И уверенности в себе куда больше. И возможностей. Я теперь уж не Скала – запасной вариант, а директор крупной компании. Сотни подчинённых. Все считают меня суровым, расчётливым и хватким. Больше, наверное, за каменную рожу, чем за дело.

И вот.

Увидел девочку из прошлого и как не было всех этих лет.

Как в кино прямо. Папе снова семнадцать.

– В Париже по делам или как? Мне кажется, я вас как будто где-то видела. Но, скорее всего, таких совпадений не бывает, чтоб мы ещё и из одного города оказались.

Бывает, Аня. В жизни и не такое бывает.

Я вот, например, думал, что прошлое в прошлом. А рука твоя покоя мне не даёт. Ни душе не телу. Вот так сразу. А ты говоришь не бывает.

– Почему не бывает?

Глава 4

Сказать ей? Или не стоит?

Я крутанул ее вокруг себя волчком. Знал, что она справится. Верил.

Она ахнула, сделав неловкий разворот, смазанный на троечку, все же потеряла равновесие, и буквально влетела мне в грудь. Я рефлекторно схватил её за талию, крепко прижал к себе, чтобы не упала. И задохнулся. От нее веяло чем-то сладковато-весенним. Манящим таким.

Аня вскинула голову.

Все такая же красивая. Глаза большие, чистые-чистые. Как горное озеро, нетронутое человеком. Только грустные почему-то.

Что тебя тревожит, Аня?

Счастлива ли ты с ним?

Я, вот, не был.

Развелся.

Вернее, жена со мной развелась.

– Ты холодный, Зимин, бесчувственный как самая суровая зима.

И ушла.

Не моя, видно, Герда.

– Ой… – растерянно выдохнула Аня, цепляясь за мои плечи. – К таким маневрам я давно не готова. Но мне, – она поспешно облизнула губы и улыбнулась, – понравилось. Как будто в прошлое вернулась.

Я тоже, Ань.

Я тоже.

Мои ладони всё ещё сжимали её тонкую талию. Мы замерли: лед под коньками едва поскрипывал, а я вдруг понял, насколько близко её лицо. И губы. И взгляд оторвать не мог от них.

Не пялься ты так открыто, Олег!

Заметит же. Для нее вы часу не знакомы. Это у тебя целая эпоха перед глазами.

– Правда, повторить, прямо сейчас, я точно не готова. Я несколько не в том состоянии… – она мотнула головой, – в смысле не в физическом, морально не готова.

И ведь не вырывается. Не отталкивает меня. Даже отстраниться не пытается.

Я тоже не наглею. Поддерживаю только. Хотя она давно уже твердо стоит на ногах и мне очень внезапно хочется понаглеть.

Ты что ж, Зимин, после всех этих лет?

В голове, мутной и какой-то хмельной не находится разумного ответа. Только глаза ее как фары. И сердце стучит, как мотор гоночной. И губы эти. Так и не довелось мне их попробовать.

А теперь она замужем. Не просто чужая девушка. Жена.

Только вот счастливо замужняя дама не обнимается прилюдно с чужим мужиком на катке. Не позволяет ему вот так себя прижимать.

Или я чего-то не понимаю в счастье? И в браке. Хотя, в браке точно не понимаю.

Понимал бы, может свой бы не просрал.

Жалею ли?

Вообще нет.

Я когда развелся, как гора с плеч.

– Могу я тебе, Аня, кофе предложить?

А ты мне расскажешь, что там с твоим моральным не стоянием. Говорят, посторонним легко выговориться.

Синдром попутчика или как-то так.

Я ж вечно в твоей жизни попутчик. Мимо крокодил.

Сейчас вот тоже.

– Я бы чаю выпила, с облепихой!

А раньше какао любила с зефирками. Тренер тебя всегда ругал. Я помню. А ты потом передразнивала ее, кривляясь в беседе с Воронцовым. И брала в буфете двойной горячий шоколад.

Она отстранилась, повертела головой, явно всматриваясь в витрины ближайших кофеен.

– Интересно, подают у них такой? Я впервые во Франции, а вы? Обычно по морям в отпуск ездила…

– А я уже бывал. Уверен, что чай найдется. Ну не может быть, чтоб во всем Париже не было чаю с облепихой, да?

Я для тебе хоть весь город объеду, хочешь?

Пришлось выпустить ее из объятий.

Не хотелось.

Странное дело. Давно уже забылось, отболело. Перешагнул я уже тот рубеж,страниц сколько перелистнуть в своей книге жизни. И вдруг не хочу ее из рук выпускать.

Мы вышли к раздевалке, сели на скамью.

– Давай номерок, схожу получу вещи нам.

Как-то само собой перескочилось на “ты”, пока была в моих руках. Аня не возражала вроде и я не стал исправляться. Возвращаться теперь к “вы” было уже глупо.

Я протянул руку, ожидая ключ от шкафчика.

– Обещаю не сбегать с твоими вещами. – Я стукнул мыском своего ботинка от коньков об ее изящные фигурные. – Да и не мой размерчик. Маловато будет.

– Вот, – Аня протянула кругляш и рассмеялась. А мне от ее открытого смеха так почему-то тепло внутри стало. Сказал бы кто, чего вдруг. – Твои часы стоят больше всех моих пожиток. Это я чтоб риски сразу определили. Невыгодное я дело.

Это кто же тебе такое сказал, что ценность женщины измеряется ценностью ее шмоток, Аня? Не муж твой распрекрасный случайно? У этого-то со школы все только толщиной кошелька и мерилось.

Наверное надо бы улыбнуться в ответ, но я так и не научился нормально. Чтоб не казаться маньяком-шизофреником.

– Это всего лишь часы, Аня. Я не привык мерить людей деньгами.

Звучало как-то странно. Я поморщился сам себе и ретировался по-быстрому, махнув ключом, мол сейчас туда-обратно.

Да что ты, Зимин. С людьми разучился разговаривать?

С людьми, может, и нет. А с ней…

С ней как будто все заново. Как будто тот, прежний Олежка не остался в далёком прошлом.

Я вернулся с вещами, поставил ее ботильоны на пол, положил на скамью пальто. Присел на корточки рядом:

– Позволишь помочь? – пальцами уже за шнуровку коньков взялся, а коленями ботинок сжал, чтоб не елозил туда-сюда.

– Оу, – она дернула ногой, но ретироваться было поздно. – Это очень… неловко. Спасибо… – я взглянул на нее снизу вверх и заметил, с какой тоской, болью даже она наблюдала за моими руками и неожиданно совершенно выдала: – Надо же, мне муж за все время как встречались, ни разу коньки не шнуровал. А потом я бросила.

– Мужа?

И какая-то странная надежда в душе. Ну вот откуда она вообще? И мысли эти дикие. Да быть не может.

И с чего ты вообще об этом думаешь, Зимин? Просто доказать себе, что смог? Или Воронцова носом ткнуть в дерьмо?

Ты же не такой, Олег. Ты ж любил ее до трясучки. Помнишь?

И ведь помнил. И чем больше с ней сейчас говорил, тем ярче помнил.

Я ж знаю, что замужем она. Воронцов с его фирмой мне уж сколько лет глаза мозолит с ленты новостей. А теперь, вот, напрямую закусились. Я ж потому и уехал в другой город, чтоб подальше. Не видеть чтоб.

И вот. Свела судьба.

Я расшнуровал один ботинок и принялся за второй. Потом взялся за пятку и потянул на себя, помогая Ане вызволить ногу.

– Коньки. Катание. А мужа… это вот сейчас. Брошу. Вернее, в процессе как раз.

– О как…

Я помог Ане стянуть второй ботинок.

В процессе, значит…

В голове завертелись мысли. Воронцов-то ещё утром рассказывал, что живут они душа в душу. А тут совсем другая версия. Ане врать смысла нет. Я для нее незнакомец. Выходит, врёт Воронцов.

Ах, ты, сука. Прижать бы тебя за яйца. Прямо перед япошками.

– Ладно мужа. Коньки-то за что?

– Коньки по дурости, – вздохнула она, наблюдая за моими манёврами. – А вот мужа в здравом уме и памяти, если что.

– Ясно.

Ни хрена мне не было ясно.

Но я кивнул, избавил Аню от неловкости, позволив самой обуться. Сел рядом и стал переобуваться в свои ботинки.

– Коней я сам сдам, ты сиди.

Впихнув коньки в руки приемщицы, я успел вернуться к Ане и подать ей пальто.

– Теперь можно и меню в округе поизучать.

Я зачем-то подставил ей локоть. Потом опомнился, мысленно выругался, но отступать было некуда.