Летающий остров

Павел Парменов

Летающий остров

Пролог

На острове всегда дул ветер. Иногда ласковый, приносящий прохладу в жаркий день, а иногда резкий и упрямый, гнавший песок в глаза и заставлявший крепче держаться за землю. Ветер здесь был как дыхание самого острова, его вечный спутник и хранитель.

Жизнь текла просто. Взрослые ловили рыбу, строили хижины из пальмовых листьев, пели песни у костра, а дети резвились на берегу до самой темноты. Всё было размеренно, почти как в раю. И каждый вечер был свой ритуал: взрослые собирались у костров и рассказывали истории. А самая любимая – о герое по имени Манато.

Легенда гласила: когда придёт беда и тьма коснётся земли, Манато вернётся. Он найдёт свою любовь, поднимет народ и прогонит злых духов, что давно точат зуб на остров. Эта история передавалась из уст в уста, от стариков к детям, от родителей к внукам.

Я слушал её ещё ребёнком. Тогда, лежа на песке и глядя на звёзды, всё казалось простой сказкой. Но было в ней что-то особенное. Не та банальная небылица, которой пугают детей, а словно намёк на правду. В каждом слове легенды чувствовалась серьезность, в каждом вздохе рассказчика – тайна.

«Манато вернётся», – повторяли старики, и глаза у них блестели. А вот молодёжь часто посмеивалась, шутила, что герой давно заблудился по дороге. Но даже они знали: сказки на острове не рождаются просто так.

Шли годы. Я взрослел, а легенда оставалась со мной. Временами она казалась забавной выдумкой, временами – предупреждением. Но что бы я ни думал, одно было ясно: остров жил ею. Люди строили надежды на невидимого героя. И в этом была какая-то странная сила, которая объединяла их сильнее любых законов.

И всё же я не верил. Точнее, верил не до конца. Слишком уж удобно было перекладывать судьбу на плечи несуществующего спасителя. Я считал это красивой традицией, не более.

А потом пришёл тот день, когда всё изменилось.

И я понял – сказки не умирают. Они ждут своего часа.

Глава 1. Неразрушимый образ

Спустя многие годы творческих изысканий и противостояний, я набрел на какую-то странность. Выяснилось, что в сочетании многих событий просматриваются пробелы.

Незаполненные структурные ветки напоминают пузырьки воздуха в трубке капельницы. Они нейтральны, абсолютно свободны и не заполнены энергией. Пропуски словно разгруженные вагоны длинного железнодорожного состава, которые нужно заполнить смыслом – веществом, очень нужным и необходимым для деятельности всей системы путей сообщения.

Предположим, вы пьете утренний кофе. У вас хорошее настроение и вы полны оптимизма. Ваш разум построил события на день, и все кажется логичным и вполне себе достижимым.

Но! В какой-то момент, в тот самый, когда в событийной цепочке появляется пустой вагон, вы не контролируете ситуацию. Случайность, везение, роковое событие, момент истины, дежавю, волшебно возникают и заполняют цепочку запланированных вами событий. Странность, которую невозможно предугадать и повлиять на ее проявление.

Также как мы не можем повлиять на цвет кожи своего организма в момент рождения, на высоту своего роста или количество глаз на затылке, потому что там их просто нет.

Я всё яснее понимал, что эти пробелы не случайны. Они ждут того, кто сумеет наполнить их. Может быть, именно в этом и есть моя роль – быть свидетелем и творцом, подбирать недостающие кусочки и складывать из них новый узор.

В создании моего образа участвовали, видимо, искушенные архитекторы. Я был похож на исполинскую тень, случайно затесавшуюся в мир маленьких людей. Двухметровый тяжеловес с широченными плечами и густой шевелюрой, завитой в непослушные пряди. Мои руки напоминали мощные механизмы – хватка костолома, сила атлета, точность хирурга. Но стоило заглянуть в мои глаза – и вся эта мощь теряла угрозу. В них отражалась мягкость и доброта, та самая искренняя ясность, которую обычно можно встретить только у детей.

И все же мне сложно ассоциировать себя с кем-то из вышеперечисленных. У них есть цель, намерение и стремление. Достичь поставленных высот, целей, мотивировать себя на результат.

Я не такой. Могу часами следить за тем, как муравей тащит крошку хлеба или как в ночном небе появляется первая звезда. Внутри меня всегда жил наивный мальчишка, которому чудеса казались ближе, чем законы физики.

Мне чужды массовые убеждения и правила, по которым живут люди.

– «У него иной взгляд», – говорила моя мать.

– «Он мог бы навалять большинству из вас», – говорил отец.

Окружающие видели во мне силу, но я никогда не пользовался ею для борьбы. Моим оружием было созерцание. Я словно чувствовал за миром какие-то скрытые нити, пробелы и разрывы, которые можно наполнить смыслом. Для других это случайности, совпадения, странности. Для меня – нечто большее.

Я умел растворяться в толпе: несмотря на рост и массивность быть «как все». Но для внимательного взгляда я остаюсь другим – тем, кто знает, что правила можно менять, и у кого хватит смелости это сделать.

Иногда мне казалось, что я словно вижу мир через тонкую плёнку. Всё вокруг реально, и всё же немного чуждо. Я улыбался вместе с другими, но внутри оставался сторонним зрителем спектакля. Может быть, именно это и было моим предназначением – видеть то, чего не замечают другие.

С пяти лет я свободно говорил на трех языках, и, замечу, я был положительным мальчиком и среди освоенных мной языков не было матерного.

Это заслуга среды, в которой я рос. Моя мать была потомком французских колонистов, осевших в поисках легких денег на чужой земле. Отец, чистокровный полинезиец с корнями, уходящими в море и землю. Так и появился я: наполовину европеец, наполовину островитянин, маленький деми-человек.

Французская Полинезия была моим домом в детстве и юности. Райский уголок с щедрой природой и добрыми людьми. Место, которое не променяешь ни на один город мира. Гармония и умиротворение царили там повсюду.

К сожалению, создателем я стал не сразу, но мечтателем был всегда. Я фантазировал, представляя себя покорителем вершин, мореплавателем, исследователем, новатором. Мой внутренний мир был широк и разнообразен. В мечтах я становился смелым лётчиком, чудным путником со странностями, а иногда даже дегустатором корма для животных. Тяга ко всему новому проявлялась во мне с самого раннего возраста.

Пока сверстники возились с бамбуковыми копьями, я исчезал в прериях острова. Там я разглядывал дороги и дома, птиц и людей, будто искал скрытые связи. Я выдумывал невероятные истории и следил, как одно случайное движение может изменить весь порядок событий.

И как ни странно, я стал тем, кем хотел. Мои желания исполнялись вовремя, мир словно подстраивался под меня. Я объехал множество стран, встретил удивительных людей, увидел чудесные места и человеческие странности. Всё это сформировало мое собственное мнение.

Несмотря на то, что большую часть своей жизни с подросткового возраста я провел в Штатах, где узнал, что такое цивилизация и комфорт, меня все равно тянуло на родину. Сейчас я снова на острове.

Я думал, что вернулся домой лишь за покоем. Но остров готовил для меня совсем иное. И, как всегда, в нужный момент на моём пути появился тот самый “пустой вагон”. Только теперь я уже знал: именно в нём скрывается мое предназначение.

Глава 2. Прибой

Мой дом создала сама природа. Вокруг раскинулись десятки вулканических и коралловых островов, ставших приютом для птиц, рыб, млекопитающих и насекомых. Повсюду кипит жизнь. На первый взгляд – хаос и бесполезное мельтешение. Но стоит представить себя частью этого мира, и картина меняется.

Иногда я представляю себя старой морской черепахой – неторопливой, спокойной, равнодушной к чужим страстям. Я скольжу среди кораллов, выискивая пищу, а вокруг кипит пёстрый карнавал подводной жизни. Бирюзовые бухты, хрупкие рифы и золотые пляжи слагают этот гармоничный мир, где каждый связан с каждым.

У меня тоже есть дом, почти у самого берега. Старинная хижина, построенная когда-то руками моего отца. В ней сохранился уют родителей. С тех пор как они погибли, я ничего не менял: в углу стоят отцовские удочки, в шкафу висит их одежда, а в шкатулке лежат мамины украшения и зеркальце.

Каждое утро я просыпался под нежный голос матери. Она практически всегда на рассвете напевала какую-то песню и, едва я открывал глаза, целовала меня в щёку. Ее забота и тепло было несравнимо ни с одним рассветом и закатом на этой планете. Так любить могла только она.

По утрам глядя в окно, я всегда вспоминал ее. Солнечные лучи, протискиваясь сквозь занавески, словно искали меня, а пение птиц напоминало мамину песню. Шелест сухих листьев крыши аккомпанировал этой мелодии. Это был мой рай – тишина и умиротворение, которые наполняли душу.

Казалось невероятным, что после стольких лет скитаний полных опасностей и чудес, я вновь ступлю на порог родного дома. Всё то, что когда-то воспринималось как обыденность, теперь стало для меня драгоценностью. Здесь промчалось мое детство, здесь растворилась юность – как ненастный день, унесенный ветром.

– Привет, Сэм! – послышался голос снаружи.

– Кто там? – поинтересовался я.

– Неужели не узнал? Старый друг лучше новых двух! – с теплым упреком сказал незваный гость.

Я отдернул занавеску и увидел возмужавшего друга детства. Тощий, среднего роста таитянин. Все местные были не похожи на меня. Я – полукровка с европейскими корнями, заметно выделялся среди них хотя бы тем, что с трудом помещался в дверной проём из-за своего роста. Для меня они все были как гномы, вечно путающиеся под ногами.

– Ну что, привет! – кинулся в объятия Мако.

Он крепко обнял меня и закрыл глаза. Почти целую минуту мы стояли словно статуи, мысленно возвращаясь в воспоминания нашей молодости. Для меня это было не слишком удобно: согнувшись, я поддерживал половину веса своего тела.

– Закругляйся, – прошептал я. – Заходи в дом, хочешь выпить?

– Как же я рад тебя видеть, – улыбка не сходила с лица самаритянина. – Я иногда приходил в этот дом. Присмотреть, всё ли на месте. Каждый раз надеялся, а вдруг ты вернулся. Даже немного переживал. Но я верил! Верил, что ты вернёшься! – воскликнул он, указывая на меня пальцем.

– Я рад, – сдержанно произнес я.

Эта встреча пронеслась мурашками по телу. Мне тоже хотелось прыгать от счастья и повиснуть у него на шее, но я удержался. Я тоже скучал по другу детства. Сэм – такой друг, от которого потом не избавишься, в хорошем смысле слова. Он вездесущий. Его забота не знает границ, он способен «задружить» до самой смерти.

– Мако, поведай, что нового, дружище, – обратился я к нему, устроившись в кресле напротив.

На журнальном столике между нами уныло стояли стаканы и стопка журналов, как будто и сами ждали сенсаций. Мако потянулся к своему напитку, сделал глоток и вдруг оживился:

– Ты не представляешь, у нас тут такое! – его глаза моментально увеличились раза в два, как у кота, которому на хвост поставили холодильник.

– Они строят! И снова строят! Эти иностранцы распоясались хуже цыплят на рисовом поле. Мы зовем на помощь, вопим, чуть ли не пишем жалобы в небесную канцелярию. И наконец-то, Мауи услышал нас… и прислал тебя! – Мако торжественно ткнул в меня пальцем, как в супергероя из комикса.

– Ты – наш спаситель! – радостный таитянин аж подпрыгнул в кресле, переполненный эмоциями.

– Неужели, всё настолько плохо?

– Гораздо хуже! – оживленно воскликнул Мако. – Вспомни бухту, где ты потерял плавки и возвращался домой, прикрывшись пальмовыми листьями. Мы тогда смеялись до слёз. Я думал, ты не выдержишь такого позора. Ах, какие это были времена! Кстати, Хеймана тебя тогда обошел – жемчужин собрал больше. После того спора он страшно зазнался, что неудивительно: ведь его имя означает «королевская корона». И выходит, ты проиграл не только спор, но и…

– Мако! – перебил его я. – Хватит, я не хочу этого слушать, – я отвел взгляд в сторону горизонта. Туда, где волна постепенно сглаживалась и растворялась в небе, где вода встречалась с чистой лазурью.

Влажные ладони предательски дрожали, а в горле встал плотный ком.

– Тайана до сих пор живёт на острове! Разве ты не знал? – воскликнул Мако.

– Тебе не кажется, что ты отвлекся! – я снова посмотрел на Мако и развел руками.

– О, да! Угадай, что? В нашей бухте теперь отель! – всплеснул руками Мако. – Туристы, домики на сваях, коктейли с трубочками… И угадай, кто там главный? Хеймана! Этот тип теперь решает, кому работать, а кого выгонять с острова. Настоящий «король». Только вот корона у него, похоже, из кокосовой скорлупы. А самое главное – нас больше не пускают в бухту. Понимаешь? Это наше место. Место наших предков. Твоё место! И моё тоже!

Возмущение закипело во мне. Я чувствовал негодование каждой клеткой. А что я хотел? Все в жизни меняется, течет, и ничего удержать нельзя. Я как никто понимал: жизнь на моем острове хоть и течет медленно, но остановить всепоглощающий индустриальный процесс мне не под силу.

Хорошо хоть моя хижина ещё на месте. Иначе было бы совсем печально – остаться без памяти предков.

Мако замолчал. Он видел на моем лице сожаление и печаль. Новость, которую он принес, возмущала не только нас двоих, но и всех наших друзей и знакомых.

– Наш мир стал другим, Сэм, – тихо, почти неслышно произнес Мако. – Мне очень жаль. Пока тебя не было, многое поменялось.

Мако вдруг осел, будто свеча догорела. От прежнего энтузиазма не осталось и следа. В его глазах появилась тоска, и, погружённый в воспоминания, он не заметил, как по щеке скатилась одинокая слеза.

– Мако, ты чего?! – воскликнул я и поднялся с кресла. – О какой надежде ты говоришь? Чем я могу помочь? Точнее… вам помочь? – спросил я.

– Ну, как же! А пророчество!? Ты забыл? – встрепенулся Мако, словно воробей в луже, и его глаза засверкали еще ярче.

– Да, прекрати! Ты тоже веришь в эту чепуху!? – в ответ я бросил в него свой риторический вопрос. – Да, брось! – резко ответил я. – Ты тоже в эту чепуху веришь? Это же сказки! Людям свойственно придумывать истории, чтобы справляться с бедами. Но всё это – ложь! Я не тот, кем ты меня считаешь. И точка. Не хочу об этом слышать!

Я махнул рукой и уставился вдаль, туда, где горизонт растворял первые лучики пришедшего дня.

– И всё же… – начал Мако.

Он подошел ближе, положил руку мне на плечо и шепотом добавил:

– Навести Тайану. Хотя бы это ты можешь?

После этих слов он вышел из хижины. Я остался один. В тишине смотрел, как по морской глади медленно проплывает рыбацкая лодка, и постепенно погрузился в воспоминания о первой любви. Сердце вновь затрепетало учащенным биением, а перед глазами возникли образы самых счастливых мгновений, проведенных с Тайаной.

“Девушка, которая боится ночи” – вот что означает её имя. Как красиво звучит. На самом деле, в нём нет страха. Скорее, оно о преодолении, смелости и готовности встретить неизвестное. Я так её и представляю в своих фантазиях. Путешествуя по миру, она была моим лучиком, моей надеждой, родным запахом, который всегда поддерживал меня в трудные минуты. Это была любовь, в которой признаться я так и не смог.

Оставшись наедине с мыслями, я пребывал в умиротворении, наслаждаясь радостью от встречи с другом детства.

Несмотря на события в хижине, снаружи оставался мой любимый остров с незабываемыми пейзажами, бирюзовой прибрежной водой и неугомонными птицами, чьи крики настойчиво нарушали тишину тропического ветра.

Горы зацепились за облака, разрезая их на куски, яркое солнце бликами отражалось в мерцающих прибрежных волнах моего Тихого океана, а прибой постепенно смывал на песке следы ушедшего Мако, будто никого и не было.