Путеводитель по Сверхъестественной Вселенной

Папа сдался и замолчал – я не заметил когда. Когда мы наконец повернули к дому, я вылез из машины, вошёл в прихожую и… обнаружил, что вся мебель исчезла.

В течение последних нескольких недель я наблюдал за постепенным исчезновением нашей обстановки – папа помещал её на хранение или распродавал. Всё началось с предметов, которыми мы пользовались редко, типа большого обеденного стола или деревянного серванта, где мама хранила красивые тарелки, которые берегла для особых случаев. Затем настала очередь вещей поменьше – тумбочек, декоративных подушек, ламп. Но хоть я и знал, чем всё это закончится, вид абсолютно пустого дома, в котором я вырос, потряс меня. Ничего привычного не осталось.

Я перевёл взгляд с пустого места, где некогда стояла кушетка, на груду коробок и чемоданов в коридоре.

– Значит, это правда, – сказал я, чувствуя себя опустошённым. Я почти убедил себя, что папа на самом деле не собирается переезжать…

– Последний день учёбы, последняя ночь в этом доме. У нас у обоих начинается новая жизнь, – сказал папа, положив мне руку на плечо.

Я знал, что он хочет только лучшего, но при виде пустых комнат пришёл в настоящее бешенство.

– Как же мама найдёт нас, если мы уедем? – Я вывернулся из-под папиной руки и взглянул ему в лицо. – Вдруг она вернётся и увидит, что здесь живут совершенно другие люди?

Папа стоял передо мной, приоткрыв рот и прищурившись так, что глаза превратились в щёлочки.

– Макс… – начал он.

Я бегом бросился к себе – и обнаружил, что постеры со стен сорваны и нет кровати, тумбочки и стола. О том, что я жил в этой комнате, напоминали лишь висящие на крючке джинсы и футболка.

– Где же я буду спать? – спросил я, обводя рукой пустые стены.

Ни подушки, ни одеяла не было.

– Я подумал – давай поставим палатку на заднем дворе. – Папа, стоя на пороге, натянуто улыбнулся. – Раньше тебе это нравилось.

– Да, в шесть лет, – ответил я и сложил руки на груди.

Ситуация ухудшалась прямо на глазах.

Папа обречённо вздохнул, сполз по стене на пол и уселся, неловко раскинув колени. Он долго молчал. Поскольку сесть было некуда и нечего больше делать, я тоже опустился на пол.

– Такое ощущение, что всё покатилось по наклонной, – папа обхватил голову руками, и его слова звучали приглушённо, но их смысл был абсолютно ясен. – Сначала ты начал отрицать то, что случилось с мамой, а теперь этот последний… инцидент… в школе. Скажи спасибо, что тебя не исключили за жестокое обращение с животными.

Жестокое обращение с животными?! Да я пытался спасти Чуро! Я не виноват, что настоящего злодея не видел никто, кроме меня. Именно это я и собирался сказать в своё оправдание, но взглянул на папу, и мне расхотелось спорить.

В последнее время я часто видел его в глубоком унынии. Вся история с мамой – сначала развод, потом звонок из Австралии – далась ему тяжело. Но при мысли, что на сей раз виноват я, мне стало очень стыдно.

– Я не знаю, как до тебя достучаться, – продолжал папа. – Мы перестали понимать друг друга. И твои навязчивые идеи про призраков…

Мысленно я договорил: «…это ненормально. Это нездорово. Вменяемые люди так себя не ведут».

Но папа сказал:

– Весь год ты так хорошо себя вёл. Я думал, ты наконец всё это перерос.

Я сидел, прислонившись к стене, напротив папы, там, где некогда стоял комод, и понятия не имел, каких слов он от меня ждал.

– Но сейчас… – Папа поднял голову. – Я думаю, лучше тебе пожить с человеком, который знает, что делать… – Он сделал паузу, и от страха я чуть не умер, в голове у меня пронеслись тысячи безумных сценариев – но все они оказались далеко не такими безумными, как тот, что озвучил папа спустя минуту: – Ты погостишь у дедушки, пока я не улажу тут наши дела. – Он подмигнул и растянул губы в улыбке. Но издалека это выглядело так, как если бы папа съел какую-то гадость и пытался предложить кусочек и мне.

– Ты издеваешься?! – воскликнул я. – Дедушка Рэмхарт?! Рэмхарт Вудбид?!

Я редко произносил это имя. Поскольку папа почти не общался со своим отцом, я видел дедушку только раз – когда мама решила помирить их и отвезла нас всех к Рэмхарту, чтобы он познакомился с внуком. Конечно, я этого не помнил, потому что был ещё маленьким. И я не знал, как его называть. Наверное, «дедушка Рэмхарт» – но отчего-то этот вариант мне не нравился. На немногочисленных фотографиях я видел человека в странной одежде и с синими прядями в волосах. На шее у него висел медальон с обезьяньим зубом. Судя по всему, Рэмхарт очень необычный дедушка.

Папа говорил, что в детстве о нём в основном заботилась мама (моя бабушка), поскольку Рэмхарт ездил в разные опасные экспедиции. В один прекрасный день, когда папе было восемь лет, Рэмхарт ушёл и не вернулся. Два года спустя умерла бабушка, и папа начал скитаться по приёмным семьям. Рэмхарт появился, только когда папе исполнилось восемнадцать, и уверял, что на десять лет застрял в прошлом. Ничего глупее я в жизни не слышал.

Так или иначе, эта история жестоко ранила папу – я прекрасно помню, как однажды он назвал Рэмхарта «маргиналом, шарлатаном, живым воплощением того, как опасно переходить за грань нормального». Это случилось вскоре после одного из первых моих инцидентов, когда навещавшее наш детский сад привидение (кстати, его тоже звали Макс) написало своё имя на всех стенах. Угадайте, кого объявили виноватым.

Хотя в те времена я был ещё маленьким, я понял истинный смысл папиных слов: тот, кто говорит о привидениях, рискует показаться неадекватом вроде Рэмхарта.

И тогда я начал понимать, что большинство людей ничего странного не видят. Поначалу я опасался, что со мной что-то не так – может быть, у меня испорчено зрение, ну или я сумасшедший. Но я-то знал, что не писал своё имя на стенах! Так я убедился, что то, чего люди не видят, они предпочитают считать несуществующим. И я стал вести себя гораздо осторожнее.

Кроме тех случаев, когда допускал ошибку.

Зная, что папа винит дедушку Рэмхарта во всех невзгодах своего тяжёлого детства, я никак не мог понять, почему он отсылает меня к главной причине своих несчастий.

– С каких пор Рэмхарт считается приемлемым опекуном? – спросил я, гневно глядя на папу.

Я знал, что ступаю на опасную почву, и, когда папа тяжело вздохнул, мне снова стало стыдно. Тем не менее я отчаянно хотел добиться ответа.

– Послушай, Макс, мне предстоят собеседования, и регулярно придётся ночевать в чужом городе. Поскольку я не могу таскать тебя с собой или на весь день оставлять в мотеле…

– Но мы же так и планировали! – крикнул я. – Ты сказал, что доверяешь мне! Я доказал, что уже большой и могу за себя отвечать, и…

– Да, я так думал раньше, пока… – папа помедлил, и на его лице я увидел боль.

– Пока что? – спросил я. Мне хотелось, чтобы он сказал это вслух, хотя я не сомневался, что не услышу ничего приятного.

– …пока мне не позвонил директор школы. – Папа нахмурился, а я задумался, зачем так добивался ответа. – После того что произошло сегодня, оставлять тебя одного слишком рискованно.

Тут я утратил дар речи. Повторяю, я не был виноват в том, что случилось в школе. Я совершил смелый, героический поступок – а вместо награды рискую оказаться под домашним арестом.

– Но ты же сам сказал, что Рэмхарт ненормальный! – Как назло, голос у меня жалобно дрогнул.

Папа поморщился.

– Да, старик странноват немного… но не опасен, – поспешно добавил он. – И это только на лето. Ну или пока я не устроюсь. Хоть как-нибудь. А главное, Макс, я думаю, он тебе поможет.

– Каким образом этот конченый псих мне поможет?! Ты сам говорил, что лучшим решением в твоей жизни было взять фамилию Смит!

Я прекрасно помнил, как он это сказал. В то время у меня не было причин не верить папе. Но теперь, сидя в пустой комнате напротив него, я невольно подумал, что папа отчаянно старался не походить на Рэмхарта – и всё равно в жизни ему не повезло.

– Послушай… – Папа провёл рукой по волосам так, что они встали дыбом, но с досады я решил ему этого не говорить. – Мы с тобой очень разные. Я не вижу того, что видишь ты, – наверное, поэтому мне так трудно тебя понять. Но ты был таким всегда – и я невольно подумал, что, может быть, тут всё очень серьёзно…

Я уставился на него, не веря собственным ушам:

– То есть… ты мне веришь?! – Впервые папа хотя бы предположил, что я, возможно, говорю правду! – Там, в машине, ты сказал, что я просто хулиганю!

Папа поморщился при моих словах. Не скрою, мне стало приятно.

– Прости, если обидел тебя. Я ничего в этом не понимаю…

– Но ты мне веришь?! – закричал я.

Щёки у меня горели, стук сердца грохотом отдавался в ушах. Впервые я задал папе этот вопрос напрямик. Может быть, потому, что всегда боялся ответа.

Поколебавшись, он произнёс:

– Я не сомневаюсь, что ты в это веришь. Как я могу верить в то, о чём совершенно ничего не знаю? – Он вытянул ноги и уставился на тускло блестевшие ботинки. – Я подумал: наверное, тебе полезно будет познакомиться с человеком, который понимает, что́ ты переживаешь. А поскольку Рэмхарт в этом разбирается – ну, логично же…

С одной стороны – конечно логично. Но чем дольше я об этом думал, тем больше вопросов возникало.

– Вы что, помирились? – спросил я, внимательно глядя на папу. – С каких пор ты общаешься с дедушкой?

Папа нервно затеребил ковёр.

– Мы разговаривали несколько раз. Он позвонил, когда узнал про маму, и…

Я тут же уронил голову на колени и зажал уши. Я больше не желал этого слышать – и не желал видеть свою печальную опустевшую комнату. Мне хотелось перенестись в те счастливые времена, когда мама ещё была со мной и никто не собирался отсылать меня к придурковатому дедушке, которого я не видел много лет.

Оказалось, что папа отлично умеет терпеть и пережидать затянувшееся молчание. Когда я наконец поднял голову, он посмотрел на меня и сказал:

– Решено, Макс.

Таким образом были пресечены все попытки договориться.

– Где он живёт хотя бы? – хмуро спросил я, не сомневаясь, что дедушка обитает в какой-нибудь ужасной дыре.

– У него особняк в Блесквилле, – ответил папа.

Ого! Значит, Рэмхарт Вудбид богат?

– Ты никогда не говорил, что у него целый особняк!

Папа пожал плечами и прислонился головой к стене:

– Я жил там только в детстве. Когда бабушка умерла, меня отправили в приёмную семью в другой город. И потом, в те годы дом не выглядел как особняк. Понимаешь, Рэмхарт состарился, перестал путешествовать и захотел познакомиться с тобой, пока… короче говоря, пока не стало слишком поздно. И я подумал – имею ли я право лишать вас обоих этой возможности?

Папин вопрос не требовал ответа – и хорошо, поскольку я не знал, что сказать. Папа медленно поднялся, подошёл ко мне и протянул руку, помогая встать.

– Я поставил палатку во дворе, – сказал он, указав пальцем за окно. – Как насчёт пары бургеров? И суфле на десерт. – Он вскинул брови и растянул губы в улыбке. Несомненно, папа старался извлечь максимум из скверной ситуации. По крайней мере, я тоже мог хотя бы попытаться.

– А телескоп ты уже убрал? – спросил я, выходя за ним в коридор.

– Шутишь? – Он протянул руку и взъерошил мне волосы – наверное, они тоже встали дыбом. – А как же смотреть на Марс без телескопа?

Шагая на кухню, я вёл рукой по стене, на которой раньше висели семейные фотографии. Пустые выцветшие квадратики были как призраки счастливого времени, которое больше не вернётся.

3

Почему призрак девочки перешёл дорогу?

По пути к дедушке мы почти не разговаривали. Папа, чтобы подбодриться, слушал какую-то лекцию по психологии («Не нужно быть крутым, чтобы двинуться вперёд – нужно двинуться вперёд, чтобы быть крутым!»), а я смотрел в окно на бесконечные зелёные леса.

Наконец мы свернули с шоссе, и из тумана показалась синяя вывеска с белыми буквами:

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЛЕСКВИЛЛЬ!

ЗДЕСЬ ВСЁ СИЯЕТ ЯРЧЕ!»

И до меня вновь дошло, что всё это не сон.

Петляя по улицам своего родного городка, папа убавил звук и сказал:

– Слушай, Макс… Наверное, нужно тебя предупредить. Рэмхарт коллекционирует… артефакты.

Я молча уставился на папу.

– У него есть много странных, очень странных вещей – он считает, что они подлинные, – но, пожалуйста, не обращай внимания на всю эту ерунду. А если он попытается показать тебе свою книгу…

– Рэмхарт написал книгу? – перебил я. Интересно, почему папа раньше о ней молчал? – Это книга про привидения? А у нас она есть? – Я тут же решил, что папа намеренно скрыл от меня именно ту вещь, в которой я отчаянно нуждался.

– Нет-нет. Она… – Он прищурился, постукивая большим пальцем по рулю. – Да нет, глупости. Забудь. – Папа небрежно отмахнулся и попытался сменить тему. Но если он хотел, чтобы я провёл лето с полузнакомым дедушкой, то должен был хотя бы ответить на один важный вопрос.

– Рэмхарт прославился из-за неё? – уточнил я. – Из-за книги?

Вчера, когда папа заснул, я свернулся в спальнике, достал телефон и стал искать в Интернете Рэмхарта Вудбида. Я с удивлением обнаружил десятки тысяч ссылок – нескончаемый список статей, фотографий, сайтов, посвящённых Рэмхарту. При виде всего этого я испытал двойственные чувства. С одной стороны, я злился на папу за то, что он собирался запихнуть меня на лето в какой-то странный дом, где жил полный псих. С другой – приятно было думать, что я в родстве с человеком, которого Интернет считает легендой.

– Ну, такие книги не продают в магазине, – ответил папа, прервав мои мысли. – «Энциклопедия сверхъестественного» – это нечто среднее между дневником, альбомом и справочником.

Папа говорил небрежным тоном, но я пришёл в восторг. «Энциклопедия сверхъестественного»?! Какое многообещающее название!

– Раньше Рэмхарт утверждал, что его книга обладает волшебной силой, – продолжал папа, качая головой. – Но я уверен, что теперь всё это в прошлом. Твой дедушка живёт нормальной жизнью, и я надеюсь, что он тебе поможет. – Он перевёл взгляд с дороги на меня. – Ты, наверное, волнуешься, но поверь: так лучше. Просто будь собой – и всё наладится.

Услышав это, я нахмурился. Быть собой для меня значило быть человеком, который видит призраков и чудовищ. Но поскольку никто не желает признавать, что это и есть настоящий я, мне приходилось делать вид, что я совсем другой.

А вдруг каникулы с Рэмхартом изменят мою жизнь?

В отличие от папы, я вовсе не ждал, что Рэмхарт поможет мне избавиться от необычных способностей. Раз уж дедушка прославился на весь мир своей любовью к сверхъестественному, с гораздо большей вероятностью он попытается сделать из меня молодого охотника за привидениями.

Но, может, мне даже не придётся просить Рэмхарта о помощи?

Может, эта «Энциклопедия сверхъестественного» положит конец всему, что делает меня психом и неадекватом?

Если мой дед действительно составил энциклопедию паранормальных явлений, то, возможно, в ней говорится, как перестать видеть привидения. И тогда я, перейдя в среднюю школу, стану нормальным семиклассником…

Я смотрел в окно, воображая себе будущее без всяких привидений и одновременно разглядывая окутанный туманом пейзаж. Из белизны выступал то кусочек булыжной мостовой, то яркая витрина… и вдруг откуда ни возьмись на дорогу выскочила девочка, которая явно не замечала летящую на неё машину.

– Стой! – закричал я, инстинктивно схватился за приборную доску и зажмурился, ожидая катастрофы.

Папа ударил по тормозам так, что шины завизжали. Машина качнулась и остановилась.

Сердце у меня гулко колотилось о рёбра, ноздри щекотал запах палёной резины. Я осторожно приоткрыл один глаз и увидел светловолосую голубоглазую девочку лет двенадцати. Она смеялась, словно оказаться на волосок от гибели было весело.

Девочка поднялась на цыпочки и закружилась, кудряшки у неё взметнулись в воздух, а подол белого платья надулся как воздушный шар. И тогда я понял, что папа ничего не видит. Он пристально всматривался в ветровое стекло, не замечая девочку. Та улыбнулась и помахала нам, а затем вприпрыжку направилась к высоким кованым воротам блесквилльского кладбища.

– Макс! Ты с ума сошёл?!

Если бы на свете существовало слово, означающее одновременно досаду, гнев, смущение и тревогу, именно им я бы описал папу в ту минуту.

Я нервно кашлянул, не зная, что сказать. Одно было неоспоримо: папа не желает слышать правду.

– Мне показалось… Наверное, кролик выскочил на дорогу… или белка, – запинаясь, выговорил я.

Папа посмотрел на меня точно так же, как в тот день, когда я сказал ему, что тётя Люси умерла, – а через минуту нам позвонили сообщить о её кончине. Когда тишина стала невыносимой, он снял ногу с тормоза, нажал на газ, свернул в следующий проулок и объявил:

– Ну вот, Макс, мы приехали.

– Дедушка живёт рядом с кладбищем?.. – Я с тревогой оглянулся. Интересно, почему я об этом забыл? Хотя, когда я единственный раз гостил у дедушки, я был сопливый пузырь, который пачкал подгузники и ревел по ночам. Воспоминаний у меня практически не сохранилось.

Я повернулся, отыскивая взглядом призрачную девочку. Это что, моя новая соседка? Разве я выдержу целое лето бок о бок с таким жутким и ехидным существом?!

Папа остановился у чёрных железных ворот, напротив зловещего изображения огромного чёрного ворона, опустил окно и нажал пальцем на блестящий красный глаз. Ворон широко разинул клюв, и из скрытого динамика хрипло донеслось:

– Добро пожаловать в особняк Вудбида. В настоящее время мы закрыты для посетителей, но возобновим работу…

Прежде чем запись успела прозвучать до конца, папа принялся тыкать пальцем ворону в глаз и крикнул:

– Рэмхарт, мы здесь, открывай уже!

– Посетители?.. – переспросил я, съёжившись и тщетно гадая, на что же я подписался.

Медленно и со скрипом ворота открылись, и папа въехал на длинную извилистую дорожку, которая заканчивалась у громадного, растянувшегося во все стороны дома с многочисленными пристройками, башенками и шпилями, окинуть который одним взглядом было невозможно. Даже количество этажей не поддавалось точному подсчёту. Два, три, больше?.. Я удивлённо вытаращил глаза, глядя в ветровое стекло, а потом вылез из машины и вытаращился снова.

Я отчаянно искал хоть что-то нормальное – то, на что можно было опереться и обрести почву под ногами. Дом был белый, с чёрными ставнями – ничего странного. Но высоко на третьем этаже я увидел огромное восьмиугольное окно, за которым каждые несколько секунд словно сверкала молния. Вдоль карниза на втором этаже сидели четыре мрачные серые горгульи с распростёртыми крыльями – казалось, они готовы взлететь и вонзить в кого-нибудь свои острые зубы, и только толстые серебряные цепи удерживали их на месте.

Папа закинул на плечо мою сумку с вещами и слегка подтолкнул меня к крыльцу.

– Представь, что это съёмочная площадка, – сказал он. – Всё, что ты видишь, – просто реквизит.

Я уставился на огромных каменных змей по обе стороны парадной двери; свернувшись в кольцо, они будто готовились напасть на незадачливого гостя, которого сочли бы недостойным приёма. Глаза у них, как и у ворона-автоответчика, были из красного стекла, и, клянусь, они сверкнули, когда я проходил мимо.

До того как я хоть что-то предпринял или попросился домой, чёрная дверь распахнулась и перед нами появился дедушка, которого я не видел одиннадцать лет и восемь месяцев.

– Дэвид, Макс, как я рад вас видеть! Входите!

Я застыл как вкопанный. Мой дедушка, коротко стриженный, в зелёных брюках и голубом кардигане поверх накрахмаленной белой рубашки, был совершенно не похож на растрёпанного типа, которого я видел на фотографиях в Интернете.

Споткнувшись о порог, я вошёл в прихожую, которая, как и сам дедушка, выглядела до жути обыденно.

В Интернете писали, что дом полон скелетов, хрустальных черепов, драконьих яиц, инопланетных лазеров и других странных вещей, которые Рэмхарт якобы собрал во время своих экспедиций. Но пока первый этаж ничем не отличался от любого другого первого этажа.

Хотя снаружи дом, несомненно, выглядел очень странно, внутри он представлял собой музей скучной мебели: матерчатые коврики на деревянном полу, плотные бархатные шторы на окнах, полки, заставленные книгами в твёрдых обложках, кушетка, обитая тканью с уродливым цветочным узором, куча подушек… Стоящий посреди всего этого человек – герой бесчисленных загадочных историй – походил на моего папу, только был гораздо старше. Никакого шёлкового одеяния, бархатного плаща и медальона с обезьяньим зубом.

Папа подозрительно уставился на Рэмхарта, словно скучный дедушкин облик был своего рода иллюзией, которую мог разоблачить пристальный взгляд.

Если Рэмхарт это и понял, то не подал виду и спокойно произнёс:

– Долго же мы не виделись, сынок. – Он улыбнулся, и в углах глаз у него собрались морщинки. – А это, видимо, Макс. – Под его оценивающим взглядом я нервно переступил с ноги на ногу. – Похоже, нам с тобой есть о чём поговорить.

Он легонько потрепал меня по плечу, видимо, желая выказать дружелюбие, но, прежде чем я успел что-либо сказать, папа спросил:

– Ты всё ещё водишь экскурсии по дому?

Рэмхарт непонимающе уставился на него.

– Ворон у ворот… – начал папа, ткнув пальцем через плечо.

– А! – Рэмхарт рассмеялся. – Это память о старых добрых временах. Горгулий и змей я оставил: соседским ребятишкам они нравятся, ну и можно не возиться каждый год с украшениями на Хеллоуин. – Он иронически улыбнулся. – Кажется, ты разочарован?

Папа промолчал.

Я неловко стоял посреди прихожей, пока он заглядывал в смежные комнаты. Наверное, искал скелеты инопланетян или фотографии снежного человека. Когда папа, нахмурившись, вернулся ко мне, я невольно подумал: похоже, он не меньше меня огорчился, не найдя ничего необычного. После всех удивительных историй, которые я слышал с детства, после стольких статей в Интернете я сильно разочаровался, увидев, что Рэмхарт выглядит как самый обыкновенный человек.

– Можешь переночевать у меня, – предложил дедушка папе. – Места в доме полно.

Говорил он вполне искренне, и я надеялся, что папа согласится, но тому, видимо, не терпелось уехать. Выходя на крыльцо, он сказал:

– Я на тебя рассчитываю. Никаких глупостей, ладно? Не делай Макса таким, каким он не должен быть.

Рэмхарт взглянул на меня, потом на папу.

– И не собираюсь, – произнёс он и шагнул к папе, чтобы обнять его или, может быть, похлопать по плечу.

Но, прежде чем Рэмхарт успел это сделать, папа склонился ко мне.

– Послушай… – он понизил голос, чтобы дедушка его не услышал, хотя я подозревал, что Рэмхарт слышит всё, – это только на лето. А если я всё улажу быстро, то сразу приеду за тобой. Договорились? Ну а пока не вешай нос.

Я стоял на крыльце и смотрел, как папа садится в машину. Когда он уехал, Рэмхарт повернулся ко мне.

– Ну что, давай я покажу тебе твою комнату.

Я медленно кивнул, взял сумку и пошёл за ним по полукруглой лестнице.

– Значит, тебя можно называть Макс?

Я снова кивнул, а потом вспомнил, что у дедушки нет глаз на затылке, и сказал:

– Да.

– Как меня называть – дело твоё, хотя предупреждаю: мне никогда не нравилось слово «дедушка». В нём есть нечто тусклое и замшелое. Впрочем, «дед» меня устроит.

Мы поднялись на второй этаж, который, судя по всему, был таким же скучным, как первый. Дедушка стоял рядом со мной, ожидая ответа. Поскольку я вряд ли смог бы обратиться к нему «дед» и мысленно всегда называл его Рэмхартом, а не дедушкой, я спросил:

– А можно звать тебя по имени?

Он улыбнулся в знак согласия и повёл меня по длинному коридору в комнату, которая тоже оказалась до противности обыкновенной.

Я бросил сумку на пол рядом с постелью и хорошенько огляделся. В комнате стояли стол, стул и шкаф; окно выходило на кладбище. Меня это не очень порадовало, особенно после встречи с призрачной девочкой, но по сравнению с тем, чего я ожидал, всё оказалось далеко не так страшно.

Рэмхарт, видимо, заметив моё недовольство, поспешно произнёс:

– Это комната твоего папы. Но если не нравится – в доме полно других. Может, потерпишь до утра? Завтра я покажу тебе дом, и ты выберешь себе комнату по вкусу.

Я снова осмотрелся. Всё было здесь совсем новым – я не увидел ни одной вещи, которая могла некогда принадлежать папе. Полки с комиксами и книжками, постер фильма, который я однажды вечером посмотрел три раза подряд, и… никакой «Энциклопедии». Комната была настолько обыкновенной, что казалась… странной. Не вполне настоящей. Папа посоветовал мне считать дом Рэмхарта чем-то вроде съёмочной площадки, полной реквизита. И эта комната выглядела так, будто в ней собирались снимать сцену из фильма о скучной семье из маленького городка.