Обманный бросок

Но теперь… теперь обязана по закону.

Я все еще расстроен тем, что она пыталась свалить вину за все на меня, но мои чувства к ней не изменились.

Я: Привет, Кенни. Ты дома?

Я расхаживаю из угла в угол, ожидая ответа, но минуты проходят, а его все нет. На моем экране даже не мелькают серые точки.

Очередной раскат грома, кажется, сотрясает здание, заставляя меня нервничать.

Я: Кен, пожалуйста, ответь.

Она молчит.

Я: Если ты не ответишь, я стану называть тебя миссис Родез перед всей командой.

Ответ приходит мгновенно.

Кенни: Даже не вздумай.

Я: А вот и моя женушка!

Кенни: Отвратительно.

Я: Ты дома?

Кеннеди снова не отвечает, поэтому я ей звоню.

– Что?

– Ты дома?

– Какое тебе дело?

– Просто ответь на чертов вопрос, Кеннеди. Ты дома?

– Да, я дома.

– А ты никуда не собираешься сегодня вечером?

– Нет.

– Ладно, хорошо.

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто хотел знать.

Она вздыхает так, словно я ей порядком надоел, а ведь она замужем за мной меньше сорока восьми часов.

– Ты меня утомляешь, Родез.

Мне приходится прикусить губу, чтобы сдержать улыбку.

– Мне известны и другие способы утомлять. Просто дай знать, когда тебе захочется хорошенько выспаться, и мы сможем скрепить наш брак, Кен.

Она хохочет, и ее смех звучит так свободно и непринужденно, что я позволяю себе широко улыбнуться, слушая его.

– Так что ты решила? – спрашиваю я.

Технически я ничего не получаю от нашего соглашения. Мы делаем это ради нее, но я все равно отчаянно хочу, чтобы Кеннеди согласилась. Если она согласится, я как минимум смогу проводить с ней время, и это все, чего я хочу.

На том конце провода повисает тяжелая пауза.

– Это совсем не то, чего я хочу.

Черт. Сразу к делу.

– Я… – поправляется Кеннеди, – я хочу иметь выбор. Не как с прошлой помолвкой.

Что?

– У меня никогда не было возможности ходить на свидания ради удовольствия, и я с нетерпением этого ждала, теперь я…

– …замужем, – заканчиваю я за нее.

– Да. Я замужем.

– Мне очень жаль.

Я все еще раздражен, что она винит в этом меня, и теперь почти готов извиниться.

– Это моя вина, – признается Кеннеди. – Я втянула тебя в эту историю, а теперь ты пытаешься все спасти. Я просто… Исайя, у нас с тобой никогда не будет ничего, кроме этого соглашения.

– И почему ты так в этом уверена?

Потому что я на сто процентов убежден, что она ошибается.

– Мы слишком разные, и, если ты надеешься на что-то, кроме окончания брака, я не хочу соглашаться. Наше соглашение – всего на шесть месяцев. Когда закончится сезон, у меня начнется жизнь, которую я с нетерпением ждала.

Возможно, если бы я не был таким безнадежным романтиком, ее упорство ранило бы меня сильнее, но я слышу лишь слова «шесть месяцев».

У меня есть полгода, чтобы изменить ее мнение о себе.

– О какой жизни ты мечтаешь? – спрашиваю я. Мне интересно, чем это отличается от того, как она жила до нашей ночи в Лас-Вегасе?

Кеннеди смеется, но как-то грустно.

– Нормальной.

– А что для тебя нормально, Кенни?

– Ты решишь, что я странная.

– Возможно, мне будет полезно найти у тебя пару отрицательных качеств: я так тобой одержим, что пока не заметил ни одного.

Кеннеди снова смеется, и я вдруг осознаю, что нечасто слышу ее смех. Придется над этим поработать!

– Нормальная жизнь – это когда я встречаюсь, с кем хочу. Могу познакомиться в баре. Или пойти с парнем на ужин, где не нужно соблюдать строгий дресс-код. Когда я не выхожу замуж по пьяни из мести, а моя помолвка не является сделкой.

Что?

– Расскажи о последнем поподробнее.

– Может быть, в другой раз. – Она вздыхает. – В общем… я согласна. Эгоистично, но я этого хочу.

– Что ж, это хорошо, потому что я уже купил тебе кольцо.

– О, как быстро! Наверное, мне тоже следует купить тебе кольцо, да?

– Это будет справедливо.

– У тебя есть предпочтения?

– А мужчины носят бриллианты?

– Ты хочешь кольцо с бриллиантом?

– Я хочу, чтобы оно было чертовски экстравагантным. Ты хотела утонченности, поэтому потратимся на меня.

Кенни снова хихикает в трубку, что странно. Она никогда так свободно не смеялась. Никогда не была такой откровенной и честной.

– Кеннеди Кей, ты что, пьяна?

– Немного.

Я прижимаю телефон к уху и откидываюсь на спинку кровати, подложив одну руку под голову. Прежняя тревога больше не давит мне на грудь.

– Я думал, ты не очень-то любишь выпить.

– Так и есть.

– Ты что, уже пьешь из-за меня?

– О, ты удивишься.

– И что ты пьешь?

Вопрос звучит похоже на «Что на тебе надето?», и это мне тоже хотелось бы узнать.

– Текилу.

Я улыбаюсь.

– Опасно. Я слышал, что люди, которые пьют текилу, совершают ошибки по пьяни.

– А я слышала, что эти ошибки называют счастливыми случаями.

Я закатываю глаза в полной уверенности, что она слышит улыбку в моем голосе.

– Исайя?

– Да?

– Ты все еще злишься на меня?

Я обдумываю ответ.

– Мне трудно злиться, ведь только что ты согласилась стать моей женой.

– Злость – это нормально. Можешь злиться на меня, если тебе это нужно. Ты не обязан постоянно прятаться за улыбкой.

Я делаю паузу, чувствуя, что разговор зашел слишком далеко, но пытаюсь за шуткой скрыть свое слабое место.

– Ты наконец заметила мою улыбку, Кенни?

– Угу. Я заметила, что ты улыбаешься, даже когда не хочешь этого. Например, мне. Сегодня я задела твои чувства, но вместо того, чтобы оставить меня разбираться со всем в одиночку, ты помог мне сохранить работу и убедился, что я улыбаюсь, прежде чем уйти.

Я и не подозревал, что она это заметила. Не думал, что кто-то вообще обращает на это внимание.

– Ты можешь на меня злиться, – продолжает Кеннеди. – Это не изменит моих чувств к тебе.

«Ты можешь на меня злиться. Это не изменит моих чувств к тебе».

Я откашливаюсь.

– Значит, ты продолжишь меня ненавидеть?

– Именно. – Я слышу, как она сглатывает. – Исайя?

– Да.

– Почему ты не воспользовался ситуацией в ту ночь в Вегасе?

Господи!

– Кенни, ты пьяна.

– Я хочу, чтобы ты ответил.

Вся кровь в моем теле приливает к горлу от вопроса Кеннеди Кей о том, почему я ее не тронул.

– Под словами «воспользоваться ситуацией» ты имеешь в виду что-то помимо женитьбы?

– Да. Помимо женитьбы.

– Ты хочешь, чтобы я что-то предпринял?

– Не знаю. Мне просто интересно, почему ты этого не сделал.

– Что ж, – выдыхаю я. – Я был так же пьян, как и ты, вот и все. К тому же, я думаю, моя мама встала бы из могилы и забрала бы меня с собой, если бы я хоть раз прикоснулся к женщине, которая пьяна. Но даже несмотря на то, что я потратил столько времени, пытаясь привлечь твое внимание, я не стану ничего предпринимать, пока не буду уверен, что ты тоже этого хочешь.

Повисает тяжелое молчание.

– Кенни, ты хотела моего внимания в тот вечер?

Она усмехается в трубку.

– Спокойной ночи, Исайя.

Кеннеди отключается как раз в тот момент, когда небо озаряет очередная вспышка молнии.

И только тогда я понимаю, что на какое-то время забыл о грозе.

8

Кеннеди

Исайя: Встретимся в женском туалете.

Я: Почему именно там?

Исайя: Там мы познакомились. Я романтик.

Я: Тебе пора перестать пользоваться моим туалетом.

Исайя: Но там намного чище, чем у нас.

Я не удивлюсь, если, зайдя в уборную, обнаружу, что Исайя стоит там, опершись бедром о раковину, и отправляет в рот мятные леденцы. В конце концов, за эти годы я заставала его здесь несколько раз.

Он слишком занят, изучая все прелести женского туалета, чтобы обнаружить мое присутствие, но, возможно, впервые за время работы я наконец замечаю его.

Бейсболка надвинута задом наперед, но из-под нее все равно выбиваются идеальные волосы.

Он высокий. Безбожно высокий.

И еще его одежда: брюки цвета хаки идеально облегают мускулистые бедра, а поверх белоснежной футболки надета оливково-зеленая куртка-бомбер, подчеркивающая мышцы на груди. У него белоснежные кроссовки и укороченные носки – невозможно определить, правильно ли он подобрал пару в этот раз.

– Привет!

Исайя замечает меня у двери дарит мне свою фирменную улыбку. У него во рту полно мятных конфет.

– Привет, женушка!

– Я уже жалею, что согласилась.

Исайя игнорирует мои слова.

– Стадион уже заполняется, хотя игра начнется только через пару часов.

Ожидаемо! Сегодня первый матч сезона – против Миннесоты, и болельщикам не терпится вернуться на трибуны.

Исайя окидывает взглядом мой наряд: велосипедки, кроссовки и поло «Воинов». Мои волосы собраны в конский хвост, а щеки горят, потому что последние три часа таскала коробки с медицинскими тейпами и другими расходными материалами.

На самом деле, эта неделя вымотала меня. Не было дня, чтобы я пришла на поле позже семи утра, а ушла до захода солнца. И я подозреваю, почему доктор Фредрик решил на этой неделе поручить мне дела всего медицинского персонала.

– Давно ты здесь? – спрашивает Исайя, и вокруг его глаз собираются морщинки, но не от улыбки, а из-за беспокойства.

– С утра. Доктор Фредрик решил, что День открытия – идеально подходит для того, чтобы я провела инвентаризацию медицинских принадлежностей. Я пришла сюда в шесть.

– Разве у вас нет стажеров для таких задач?

– Есть.

Его осеняет понимание, и обычно беспечный Исайя выглядит раздраженным.

– Ты поела?

– Я в порядке.

– Ты ела, Кеннеди?

– Я потом перекушу в столовой.

Он смотрит на меня так, словно не верит, а затем вторгается в мое личное пространство. Не знаю почему, но я не отстраняюсь, не вздрагиваю и не ежусь. Я не возражаю, если он вторгнется в мое личное пространство и прикоснется ко мне.

Странно.

Но Исайя этого не делает. Он просто протягивает руку и запирает дверь от посторонних.

– У меня кое-что для тебя есть. – Он лезет в карман. – Не такое броское, как то, что было у тебя в прошлый раз.

– Я ненавидела то кольцо.

На его губах появляется озорная улыбка.

– Я тоже.

Исайя держит между указательным и большим пальцами изящное кольцо.

– Ого, – слышу я свой голос. – Красивое.

Взяв кольцо из его рук, я любуюсь, как камень переливается на свету. Он потрясающего фиолетового цвета. Кажется, что это аметист. Маленькие бриллианты образуют вокруг него ореол, а шинка сделана из патинированного золота.

Очевидно, у этого кольца есть история, какой не бывает у новых украшений. Похоже, это кольцо носили, лелеяли и любили.

– Скрестим пальцы, чтобы оно подошло, – вставляет Исайя. – У моей мамы тоже были маленькие руки.

Стоп. Что?

Я перевожу взгляд на Исайю и понимаю, что он наблюдает за мной.

– У твоей мамы?

От такого вопроса этот самоуверенный мужчина краснеет.

– Это ее обручальное кольцо.

Я физически ощущаю, как кровь отливает от моего лица, когда сжимаю пальцами кольцо его матери.

Я не могу его носить! Не сейчас, когда наш брак – это просто сделка. Возможно, я никогда не пойму, как можно ценить родительские вещи, но братья Родез обожали свою маму.

Я знаю немногое, но Исайе было всего тринадцать, а Каю – пятнадцать, когда их мать трагически погибла. Миллер упоминала, что Кай рассказывал о своей маме с большим чувством. А прошлой осенью в журнале «Еда и вино» вышла статья о Миллер, где упоминалось, что она назвала десерт в честь этой женщины, хотя они и не были знакомы.

Исайя говорит о матери мало. С другой стороны, он избегает серьезных тем. Я догадываюсь, что он скучает по ней так же, как и его брат.

– Я не могу его надеть.

– Думаешь, не подойдет?

– Это кольцо твоей мамы, Исайя. Его следует сохранить для кого-нибудь другого. Того, кто тебе дорог.

– Но мне дорога ты.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

Он смотрит мне в глаза, не отступая, но и я не сдаюсь.

– Пожалуйста, – продолжаю я, протягивая ему кольцо, чтобы он забрал его. – Я не хочу оскорбить память твоей мамы, надевая ее кольцо, потому что я замужем за ее сыном только из-за делового соглашения. Я надену другое.

После долгих секунд молчания Исайя наконец забирает у меня кольцо.

– Это единственная вещь мамы, которую я хотел взять себе после ее смерти, – говорит он, вертя его между пальцами. – Не знаю почему. Наверное, тогда я просто плохо соображал. Мне следовало бы сохранить что-нибудь из ее одежды или любимых книг, но я выбрал это кольцо, потому что помню, как красиво оно смотрелось на ее коже. Я всегда мечтал подарить его девушке, на которой женюсь. И пусть наш брак заключен по расчету, Кеннеди, ты и есть та девушка, на которой я женился.

Исайя берет меня за руку, и я даже не вздрагиваю, когда он проводит подушечкой большого пальца по моему безымянному.

– Так что, пожалуйста, ради меня, просто надень его, хорошо?

Его умоляющий тон заставляет меня согласиться, и Исайя, не дожидаясь ответа, надевает кольцо мне на палец.

Оно подходит идеально.

Исайя обводит его большим пальцем.

– Но если ты его потеряешь, я с тобой разведусь.

Я ничего не могу с собой поделать и хохочу.

Я несколько лет запрещала себе смеяться в присутствии этого мужчины, и теперь мне приятно поддаться такому порыву.

Я смягчаюсь, и мой тон становится нежнее:

– Я позабочусь об этом. Ради тебя.

– Уверен, ты справишься.

– И я верну тебе это кольцо, как только все закончится.

На это Исайя не отвечает.

– Это тебе, – продолжаю я, доставая из кармана и протягивая на раскрытой ладони черное металлическое кольцо и его силиконовый аналог. – Это не бриллианты, но…

– Может, тебе лучше встать на одно колено или что-то в этом роде?

Я бросаю на Исайю строгий взгляд.

– Забирай эти чертовы кольца, пока я не передумала!

Его улыбка становится шире.

– Ты купила запасное силиконовое кольцо, чтобы я мог носить его во время игр?

К моим щекам прилила кровь. И правда: зачем я это сделала?

Наверное, потому, что Исайя похож на того, кто будет надевать силиконовое кольцо на время игр, поскольку не сможет носить металлическое. И я – его якобы жена – об этом знала.

– Тебе не обязательно надевать его на время игры, если это неудобно. Просто я подумала, что это могло бы подкрепить нашу легенду, учитывая что Ремингтон присутствует на домашних матчах.

Исайя надевает силиконовое кольцо на безымянный палец левой руки.

– Я как раз собирался сделать там татуировку с твоим именем, потому что не могу носить кольцо во время игры, но сойдет так. – Он отпирает дверь, придерживает ее и говорит: – Вам лучше вернуться к работе, док.

Выходя, я посмеиваюсь, думая о татуировке, и тут до меня доходит: я не вполне уверена, что он пошутил.

Держа Кая за руку, я разминаю его мышцы, уделяя особое внимание той, что приводит большой палец кисти: она, как правило, напрягается в начале подачи, если не проработать ее перед выходом на поле. Прижимаю большим пальцем, снимая напряжение.

Я расслабляю мышцы между его пальцами, затем переворачиваю его руку ладонью вверх и большим пальцем прохожусь по отводящей. Мои пальцы проводят линию вдоль сухожилий и гладят кожу.

У него большие руки и развитая мускулатура, приобретенная за годы тренировок, где он оттачивал умение контролировать траекторию бейсбольного мяча. На ощупь они как у Исайи.

В моем сознании всплывает воспоминание о нашей ночи в Вегасе. Я помню, как непринужденно держала его за руку, а текила помогала мне не задумываться.

Хотела бы я всегда так спокойно относиться к прикосновениям! Но тот физический контакт был совершенно иным, чем здесь, в тренажерном зале.

Я начала работать в области спортивной медицины еще на первом курсе. Дин был игроком бейсбольной команды нашего университета, и я помню, как увидела его в тренажерном зале после одной из игр.

Врачи и тренеры команды работали со спортсменами, используя различные виды послематчевой терапии и помогая расслабиться с помощью растяжки. Я помню, как легко медицинский персонал прикасался к спортсменам.

Тогда сама мысль о прикосновении к кому-то была для меня чуждой, и я оказалась одновременно шокирована и заинтригована тем фактом, что существует профессия, позволяющая использовать свое тело для исцеления чужого.

Никто и никогда не касался меня по-настоящему. Я не могу припомнить, чтобы меня обнимали в детстве. Никто никогда не держал меня за руку и не прижимался ко мне. В то время я не знала, что это ненормально, но как только поступила в колледж, то поняла: со мной что-то не так. Все мое тело напрягалось, когда новые университетские друзья пытались обнять меня в знак приветствия.

В следующем семестре я начала стажироваться в бейсбольной команде Дина и сменила специальность на медицинскую. Я влюбилась в науку! Удивительно, но человеческий организм способен разрушаться и восстанавливаться. Можно сделать свое тело крепче, чтобы избежать травм.

Я научилась использовать свои руки для исцеления другого человека. И хотя физический контакт, не связанный с медициной, все еще кажется мне неестественным, я работаю над этим.

– Ты собираешься посмотреть мне в глаза или…

Я продолжаю разминать руку Кая, пока он сидит на массажном столе.

– Нет, если можно.

Он усмехается.

– Ты меня ненавидишь? – спрашиваю я.

– Черт возьми, Кеннеди! Никогда не думал, что ты настолько склонна драматизировать.

Я отпускаю его руку и наконец поднимаю взгляд. Да, поднимаю, хотя он сидит, а я стою, потому что братья Родез невероятно высокие.

– Теперь ты изменил свое мнение обо мне?

– Конечно, нет.

– Я, по сути, использую твоего брата.

– Он, кажется, не возражает. Я почти уверен, что он вызвался бы в добровольцы, если бы имел такую возможность.

Я никогда не пойму так называемой влюбленности Исайи. Если бы он знал обо мне хоть что-то, его чувства бы давно испарились. Коннору предложили управлять компанией моей семьи. Все, что ему нужно было для этого сделать, – быть со мной, и он не справился.

Кай говорит тихо, чтобы слышали только мы.

– Однако если ты причинишь ему боль, у нас будет совсем другой разговор.

– Он не должен пострадать. В этом нет ничего личного. Это просто сделка. И ее срок истекает через шесть месяцев.

Кай касается кольца своей матери на моем пальце.

– Я не уверен, что он воспринимает это именно так.

Меня это тоже беспокоит. Это кольцо кажется слишком серьезным для того, что мы затеяли.

На массажный стол рядом с Каем шлепается одноразовая тарелка с домашним сэндвичем.

– Ешь, – говорит Исайя, обращаясь ко мне.

Я поднимаю взгляд на другого чересчур высокого Родеза.

– Я же сказала, что все в порядке…

– Съешь сэндвич, Кенни! Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь в обморок. – Он поворачивается к брату. – Она здесь весь день и не прекращает работать! Не позволяй ей продолжать разминку, пока она не поест.

Исайя уходит, строго наказав мне съесть этот сэндвич, и Кай хохочет.

Здесь есть столовая, и, похожи, именно там он его и добыл. Я тоже могу туда сходить, просто у меня пока не было такой возможности: когда у моих коллег бывают перерывы, я не позволяю себе останавливаться.

Доктор Фредрик, возможно, никогда не захочет меня повысить, но, когда к нему обратятся за рекомендацией, не сможет сказать, что я не самый трудолюбивый работник в его отделе.

Я снова беру Кая за руку, чтобы закончить разминку перед игрой, но он убирает ее, придвигая ко мне тарелку.

– Ты слышала. Я не собираюсь быть причиной обморока своей невестки.

– Не называй меня так!

Его озорная ухмылка очень похожа на улыбку его брата.

– Объявляю общий сбор! – кричит Монти на весь тренажерный зал. – Владелец нашей команды мистер Ремингтон хотел бы кое-что сказать.

Я сразу же замечаю на другом конце зала Исайю. Он тоже смотрит на меня, жестом показывая, что что-то не так.

– Я вас не задержу надолго, – говорит Артур Ремингтон, поднимая руку. – Хочу пожелать вам удачи. Я с нетерпением жду очередного успешного сезона. Это мой сорок второй год в качестве владельца «Воинов Города ветров», и я горжусь командой, собравшейся в этом зале. Но прежде, чем этот бейсбольный год начнется официально, я хотел бы объявить, что это мой последний сезон.

Мы с Исайей снова переглядываемся.

– В следующем году нашу семейную команду возглавит моя внучка Риз. – Он протягивает руку, указывая на женщину, которая, видимо, и есть его внучка.

Она очень красива. На вид лет тридцати пяти. Короткие светлые волосы, стройная фигура, и одета с иголочки. Сногсшибательная во всех смыслах этого слова. Но что более важно – она женщина. Женщина собирается возглавить всю эту организацию! Еще одна женщина в сфере, где заправляют мужчины.

В глубине души я понимаю, что хотела бы быть здесь в следующем году, чтобы это увидеть.

– Я буду скучать по ежедневным встречам с каждым из вас и по этому полю, но мне не терпится передать в руки своей любимой внучки наследие нашей семьи.

Зал дружно аплодирует, а Риз просто поднимает руку в знак приветствия.

– В этом сезоне вы будете видеться с ней гораздо чаще, чем со мной. В ходе подготовки к вступлению в должность Риз будет замещать меня там, где я не смогу присутствовать. Это касается как домашних, так и выездных игр. Она будет путешествовать с вами весь сезон и отчитываться передо мной, так что относитесь к ней так же, как относились бы ко мне.

Стоп.

Путешествовать с нами?

Я снова нахожу глазами Исайю, ожидая увидеть ужас на его лице – такой же, как у меня, но он просто стоит, засунув руки в карманы, и на его лице ехидная ухмылка.

Он не хуже меня понимает, что теперь одного заявления о том, что мы женаты, будет недостаточно. Теперь мы постоянно будем под наблюдением, и придется притворяться.

9

Исайя

Кеннеди уплетает приготовленный мной сэндвич, и, глядя на это, я мгновенно возбуждаюсь. И еще сильнее – от тихого стона, который вырывается у нее во время перекуса: Кенни думает, что никто не видит, как она жует в углу тренажерного зала.

Кеннеди всегда усердно трудилась – это одна из ее черт, которыми я восхищаюсь больше всего, – но на этой неделе ее темп был другим. Может быть, потому, что она была рада вернуться к работе, но я нутром чую, что Кеннеди трудится больше обычного из-за того, что доктор Фредрик усложняет ее жизнь больше обычного.

Конечно, я не хочу, чтобы она увольнялась, но понимаю, что все станет намного проще, если ее возьмут на работу в Сан-Франциско. Там она станет начальником сама себе, и другие сотрудники будут ей подчиняться.

Я выхожу из помещения клуба. Нещадно палит солнце, и я испытываю невероятные ощущения – так здорово снова оказаться в этой форме и на этом поле. Погода напоминает мне о бейсболе. Мне посчастливилось посвятить свою жизнь любимой игре. А еще круто то, что я играю в бейсбол в одной команде с братом. Как на моем месте можно не стремиться идти на работу?

Добавьте к этому тот факт, что, находясь здесь, я могу видеться с потрясающей рыжеволосой девушкой, на которой женился.

Я сижу на скамейке запасных и роюсь в своем ящике в поисках перчаток и шлема, когда слышу ее имя.

– Кеннеди, сегодня твоя задача – следить, чтобы у игроков не было обезвоживания.

Мое внимание переключается на доктора Фредрика, потому что, черт возьми, как он может говорить Кеннеди – женщине, которая образованна не хуже, чем он, и претендует на позицию главврача в другой команде, – что во время сегодняшней игры она будет выполнять приносить игрокам воду? Более того, для этого у нас есть восемнадцатилетний стажер. Он, наверное, описался бы от радости, если бы смог наполнять водой наши бутылки.

– Поняла, – откликается Кеннеди, не показывая своего разочарования.

– Сандерсон, – он поворачивается к другому нашему тренеру, мужчине, – мы с тобой будем работать на скамейке запасных, а ты, Уилл, – это второй врач, которого он нанял в этом сезоне после того, как не повысил Кеннеди, – ты работаешь и в раздевалке, и в буллпене [12].

– Почему?

Этот вопрос слетает с моих губ прежде, чем я успеваю сдержаться. Фредрик в замешательстве поворачивается в мою сторону.