Обманный бросок

Кеннеди Кей Оберн.

Кеннеди в моей постели.

Когда телефон звонит снова, она рычит, закрывая уши ладонями, демонстрируя свою левую руку… и безымянный палец на левой руке.

Воспоминания о прошлой ночи всплывают в моей затуманенной памяти…

Она тянет меня в часовню.

Я спрашиваю ее бесчисленное количество раз, уверена ли она в том, что делает.

Она была уверена. Это то, чего она хотела.

Я услышал только слова о том, что Кеннеди хочет выйти за меня замуж.

Моим последним воспоминанием было то, что в этот раз худший день в году стал лучшим временем в моей жизни.

Я резко вдыхаю, осознавая это, потому что смутно помню, как надевал то кольцо ей на палец. Но я мог бы поклясться, что все произошедшее прошлой ночью было лишь сном.

– Что? – задыхаясь, спрашивает она и садится.

Какое-то время ее сонный взгляд блуждает по мне, прежде чем Кеннеди понимает, где находится.

– Исайя? – Она откидывает волосы с лица. Тушь расплылась у нее под глазами, а помада размазалась по щеке.

Я никогда не видел идеально ухоженную Кеннеди такой неопрятной. Она выглядит именно так, как я сам себя сейчас чувствую.

– Почему ты в моей комнате?

– В моей комнате, – поправляю я.

Кеннеди обводит взглядом гостиничный номер и понимает, что он – не ее. Затем ее взгляд падает на одежду, в которую она одета со вчерашнего вечера.

– Боже мой! – Она вскакивает с кровати, как будто та объята пламенем. – Боже мой… Неужели мы?.. Пожалуйста, скажи мне, что мы этого не делали.

– Чего не делали?

– Неужели мы… – Она отчаянно жестикулирует, прижимая другую руку ко лбу. – Разве мы, ну, ты понимаешь…

– Кенни, – произношу я ее имя, – мы оба взрослые люди. Ты можешь произнести слово «секс».

– Пожалуйста, скажи мне, что мы этого не делали!

Эти карие глаза умоляют меня сказать «нет», что, если честно, немного бьет по самолюбию.

– Судя по тому, что мы одеты, а я был слишком пьян, чтобы что-то предпринять, я готов поспорить на хорошие деньги, что нет, у нас не было секса.

Она выдыхает, с облегчением закрывая глаза. Еще один удар по самолюбию.

Продолжая сидеть на кровати, я поднимаю левую руку.

– Тем не менее мы поженились.

Она широко распахивает глаза.

– Что это, черт возьми, такое?

– То же самое, что и у тебя на руке.

Правой рукой она прикрывает рот, одновременно вытягивая левую для осмотра.

– Нет, мы этого не делали.

– Мы это сделали.

– Мы этого не делали!

– Как громко! Господи… – Я морщусь, проводя кончиками пальцев по вискам. – Если я правильно помню, где-то здесь есть подтверждающий документ. Но я тоже почти ничего не помню после фонтанов перед «Белладжио».

Она стоит там в джинсовой куртке и белом платье и качает головой. Ирония в том, что платье, которое она надела на девичник сводной сестры, теперь стало ее свадебным платьем.

Я мысленно смеюсь. Что, черт возьми, мы натворили?

Кеннеди осматривает мой гостиничный номер в лихорадочных поисках упомянутого документа, прежде чем находит его перевернутым и брошенным на пол, как будто это одно из меню навынос, которые подсовывают под дверь гостиничного номера, а не юридически связывающий нас документ.

– Боже мой… – выдыхает она, изучая наше свидетельство о браке. – Что, черт возьми, ты наделал?

«Стоп. Что?»

– Я?

– Да, ты! Как ты мог так поступить, Исайя?

Она что, издевается надо мной?

Я мгновенно вскакиваю с кровати.

– Это была твоя идея. Именно ты на этом настояла. Я спрашивал тебя бесчисленное количество раз, уверена ли ты.

Она качает головой, не веря.

– Я бы не стала… Я не могла совершить что-то настолько безрассудное. Это была твоя идея.

В этот момент с меня как будто слетают розовые очки.

Я никогда не злился на Кеннеди. Никогда не выражал неудовольствие по поводу того, что она говорила. Я никогда с ней не спорил. Но это… Она обвиняет меня в том, что произошло вчера вечером… Впервые за все время, что мы знакомы, я чертовски зол на нее.

– Не вешай это на меня, Кеннеди! Ты сама попросила меня так поступить.

– Нет, – недоверчиво смеется она. – Нет ни малейшего шанса, что из всех людей я попросила именно тебя на мне жениться.

– Ты умоляла меня об этом!

Ее глаза становятся безумными.

– Тогда ты должен был сказать мне «нет»!

– Когда это я мог сказать тебе «нет»?!

Ее челюсть напрягается, мы оба тяжело дышим от гнева.

– Сними это.

– Что?

– Кольцо. – Она указывает на кольцо на моей левой руке – то самое, которое дал нам священник в часовне. Оно такое дешевое, что кажется купленным в торговом автомате. – Сними это кольцо с пальца.

– Сними свое.

– Я же сказала: сначала ты.

– Ну, я и не собираюсь. – Я буквально никогда не отстаивал свою точку зрения перед этой девушкой, но, как я уже сказал, я зол.

– Хорошо. – Она снимает дешевое пластиковое колечко и засовывает его в карман джинсовой куртки оверсайз, которую я купил ей вчера вечером. – В любом случае оно ничего не значит.

– Ты права. Не значит. Для тебя это было просто идеальной местью за то, что произошло у вас с твоим бывшим. Что ж, не за что, Кен! Надеюсь, тебе будет приятно, когда ты ему об этом расскажешь.

Мы сильно напряжены, и проходит слишком много времени, прежде чем взгляд Кеннеди смягчается – в нем читается сожаление.

– А разве в часовнях Вегаса не должны отказывать пьяным?

Мне не нравится, когда другие расстраиваются. Я злюсь на Кеннеди всеми фибрами души, но мои инстинкты буквально умоляют сделать хоть что-нибудь, чтобы она почувствовала себя лучше. Я предпочел бы видеть ее улыбку, а не этот безнадежный, потерянный взгляд.

Я нахожу свой бумажник на прикроватной тумбочке. Из него исчезли все наличные, которые были у меня с собой прошлой ночью.

– Я совершенно уверен, что дал священнику пару сотен, чтобы он этого не сделал.

– Не могу поверить, что мы поженились…

– Милая история, которую мы сможем рассказывать внукам, а?

Она хватает с кровати подушку и швыряет мне в лицо, но я ловлю ее прежде, чем та успевает меня коснуться.

– В этом нет ничего милого. Это ошибка, сделанная по пьяни.

– Я предпочитаю термин «счастливый случай».

Кеннеди пронзает меня взглядом, словно кинжалом.

– Так не должно быть. Я наконец-то обрела свободу и… – Поникнув, она закрывает глаза и сокрушенно вздыхает. – Мы аннулируем это соглашение, как только вернемся в Чикаго.

При слове «Чикаго» ее карие глаза расширяются от беспокойства, изящные руки снова прикрывают рот.

– О боже мой… Я потеряю работу. – В ее голосе звучит отчаяние. – Я потеряю свою работу! Сан-Франциско никогда не примет меня на работу, если в моем послужном списке будет значиться увольнение. Что, черт возьми, мы наделали?

Ее глаза лихорадочно блестят, и я подхожу к ней, чтобы утешить, но как только я распахиваю руки для объятий, Кеннеди вздрагивает.

Проклятье!

Я держу свои руки при себе.

– Ты не потеряешь работу, Кенни. Мы оформим документы о расторжении брака, как только вернемся домой, и никто об этом не узнает.

– Как будто ты не собираешься бежать к Коди, Трэвису или Каю и рассказывать им об этом!

– О, этим троим я точно расскажу.

– Исайя Родез!

– Кеннеди Родез, – передразниваю я.

Она в отчаянии закрывает глаза и прижимает ладони ко лбу.

– В понедельник. Встретимся в офисе моего адвоката.

– У тебя есть адвокат?

– Боже мой… – Запрокинув голову, она обнажает красивую шею и издает стон, который отдается прямо у меня между ног.

Нет. Нет, потому что сейчас я на нее зол.

– У нас даже брачного контракта нет!

– Кен, перестань. Я знаю, что ты не собираешься посягать на мои деньги.

– Да, твои деньги – это не то, что я имею в виду.

Прежде чем я успеваю спросить ее, что, черт возьми, это значит, телефон снова начинает трезвонить.

Она подбегает и поднимает его с пола.

– Привет? Да. – Кеннеди оглядывает комнату, как будто все еще не может поверить в произошедшее. – Черт… Я уже иду. Дайте мне двадцать минут. – Закончив разговор, она складывает наше свидетельство о браке и прячет его в карман. – Я опоздаю на свой рейс домой, если не уеду сейчас. Мы разберемся с этим в понедельник.

Кеннеди снова лихорадочно оглядывает комнату в поисках своих вещей, но все, что было, на ней и надето. Кроме тех белых туфель на каблуках, которые я таскал с собой весь вечер. Она хватает их с комода, прежде чем снова посмотреть на кеды, которые я ей купил.

Ее голос звучит тихо:

– Спасибо, что сохранил их.

– Пожалуйста.

Взявшись за ручку двери, она уже почти выходит в коридор, прежде чем обернуться и посмотреть на меня умоляющими глазами.

– Исайя, я не могу потерять эту работу.

Работу, где с ней плохо обращаются. Работу, для которой у нее слишком высокая квалификация. Работу, которая приведет ее к мечте.

– Мы позаботимся об этом.

Она кивает и снова поворачивается, чтобы уйти.

– Эй, Кенни!

– Да?

– Сейчас я зол на тебя, но прошлой ночью оказалось, что мне с тобой весело.

Она пытается сдержать легкую улыбку.

– Да, насколько я помню, тусоваться с тобой было не так уж и противно.

– Боже! Остынь, Кен. Я понял: я тебе нравлюсь.

Она закатывает глаза, прежде чем закрыть за собой дверь, но я все равно говорю так, чтобы она услышала мой голос даже в коридоре:

– Значит ли это, что медовый месяц уже закончился?

– Ненавижу тебя!

– Увидимся дома, женушка!

6

Кеннеди

Миллер: Нам не хватало тебя на вечеринке в честь дня рождения Макса. Надеюсь, тебе уже лучше. Кроме того, я хочу тебе кое-что рассказать. Когда мы сможем увидеться?

Я: Все еще неважно себя чувствую. Может быть, в ближайшие выходные?

Миллер: Я не могу ждать так долго!

Я: Бейсбольный сезон начинается на следующей неделе. Разве ты не хочешь провести с Каем как можно больше времени, прежде чем мы отправимся в путь?

Миллер: Хочу ли я как можно чаще заниматься с Каем сексом, прежде чем вы отправитесь в путь? Да, ты права. Увидимся в эти выходные.

Я кладу свой телефон на кухонный стол рядом с дешевым пластиковым кольцом, на которое смотрю с тех пор, как вернулась в Чикаго.

Мне неловко врать Миллер, но я знаю, какие у нее потрясающие новости. Я в курсе, что в эти выходные она обручилась с братом Исайи Каем. Я просто не могла прийти на день рождения Макса и вести себя так, будто не связана юридическими узами с его дядей. Не могла перетягивать внимание с Миллер в важный для нее день. Смотреть на нее и лгать, скрывая тот факт, что формально она – моя будущая невестка. И я не смогу спокойно смотреть на нее сейчас, испытывая это неприятное ощущение в животе, пока не встречусь со своим адвокатом и не получу необходимые мне заверения в том, что этот фиктивный брак закончится так же быстро, как и начался.

Я познакомилась с Миллер в прошлом сезоне, когда она начала работать няней у нашего главного питчера – Кая Родеза. Отец Миллер Монти – полевой менеджер «Воинов», и впервые за время моей работы в клубе появилась другая женщина. Это приободрило меня, и я считаю Миллер первой настоящей подругой, появившейся у меня с тех пор, как я переехала в Чикаго три года назад.

До прошлого года все свое свободное время я тратила на поездки домой, в Нью-Йорк, чтобы и повидаться с Коннором, у которого всегда были какие-нибудь благотворительные мероприятия или общественные сборища, где я была нужна ему под рукой. Но Миллер сумела преодолеть мою замкнутость, и я очень благодарна ей за это.

Пентхаус, в котором я живу, – один из множества объектов инвестиционной недвижимости, принадлежащих моей семье. Когда я позволяю себе задуматься, это жилье кажется мне экстравагантным, вычурным и немного одиноким. Но это жилье еще и бесплатное, и кто я такая, чтобы жаловаться, когда моей нынешней зарплаты на многое не хватит?

Это еще одна моя цель – иметь возможность позволить себе, черт возьми, собственное жилье, собственную жизнь без привязки к фамилии Кей. С повышением по службе и новой должностью я смогу этого добиться.

Направляясь во вторую спальню, я роюсь в шкафу, которым никогда не пользуюсь. Деловая одежда, дизайнерские платья и туфли на высоких каблуках стоят дороже, чем некоторые люди платят за аренду. На полке для обуви, где обычно стоят мои белые лакированные лабутены, есть свободное место, но, вспомнив, как Исайя таскал их с собой по Вегасу, я не решаюсь убрать их обратно в шкаф. На данный момент я хочу избавиться от тех обрывочных воспоминаниях, которые остались у меня о той ночи.

Я надеваю черные туфли, втискивая ноги в узкий проем, а затем натягиваю блейзер верблюжьего цвета и черные зауженные брюки.

Я совершила набег на этот гардероб ради девичника Мэллори, но, кроме этого, не могу вспомнить, когда в последний раз надевала свою прежнюю одежду. Она предназначена для обязательных общественных мероприятий, будь то роскошный ужин в доме моих родителей или благотворительные балы, которые так любит устраивать моя мать, убеждая своих богатых друзей, что она заботится не только о себе, хотя мы все знаем: она устраивает их лишь для того, чтобы избежать уплаты налогов.

Однако мой адвокат работает на семью, и, если я появлюсь в своей повседневной спортивной форме, это вызовет у матери раздражение. Она и так сойдет с ума, узнав о том, что я натворила в выходные, но я бы предпочла найти решение до того, как она будет в курсе проблемы.

Я не вполне понимаю, почему для меня так важно их мнение. Так было всегда. Я получила лучшее образование, какое только могла. Стала врачом вместо того, чтобы оставить учебу раньше и выбрать другой путь в спортивной медицине. Согласилась выйти замуж за мужчину, которого не любила, потому что так велели родители.

Я едва знаю свою мать: росла в школе-интернате, а летом, когда жила дома, меня воспитывали няни. Мое присутствие требовалось на общественных мероприятиях, но в остальном мы жили совершенно раздельно.

То же самое касается и моих отношений с отцом, и, когда он умер, я даже не плакала на его похоронах. Это было бы все равно что плакать из-за смерти незнакомого человека.

Наверное, поэтому Коннор всегда называл меня холодной.

После этого мать вышла замуж за отца Дина. Он был деловым партнером моего отца, и с финансовой точки зрения логично, что они поженились.

Моя помолвка с Коннором тоже была ради бизнеса. Дин не собирался брать на себя управление семейным делом, поэтому я должна была выйти замуж за того, кто готов этим заняться.

Все ради бизнеса…

Однако мой брак с Исайей Родезом, безусловно, не бизнес-ход. И какой-то части меня, хоть я и знаю, что это было ошибкой, нравится этот маленький бунтарский поступок.

Да, нас с Коннором свели родители, но я потратила на него восемь лет своей жизни, и моя гордость была задета тем фактом, что он со мной порвал. Коннор во всеуслышание заявил, что в нашем разрыве виновата я. Меня не было рядом. Я жила в Чикаго, в то время как он и мои родители находились в Нью-Йорке. Я ездила в рабочие командировки и едва прикасалась к нему, когда мы были в одном городе. Список моих проблем гораздо длиннее, но это – то, о чем он упомянул во время нашего разрыва.

Однако теперь, когда у меня было время все обдумать, я наконец осознала, что больше не связана никакими семейными обязательствами. Я могу выйти замуж за того, за кого захочу, и могу ходить на свидания. Я буду обычной женщиной под тридцать.

Но сначала мне нужно решить досадный вопрос с расторжением брака.

На столе вибрирует телефон – на этот раз звонят с неизвестного чикагского номера. Семейный адвокат прилетает из Нью-Йорка, поэтому я предполагаю, что он работает в местном офисе.

– Пол? – спрашиваю я, едва ответив на звонок.

– Э-э-э… – мнется женщина на другом конце провода. – Нет, это Дениз. Ассистент мистера Ремингтона.

Мистер Ремингтон. Артур Ремингтон. Владелец «Воинов Города ветров».

– Он просит о встрече с вами.

Черт.

Я пытаюсь убедить себя, что все это не так уж плохо. Может быть, он назначает встречи всем своим сотрудникам перед началом сезона. Возможно, это не имеет никакого отношения к тому факту, что я нарушила политику компании, не только подружившись с одним из игроков, но и выйдя замуж за шорт-стоп.

Но нутром чую: я в полной заднице.

Я сглатываю.

– Хорошо. Я могу встретиться. Как насчет завтра?

– Он хочет встретиться с вами немедленно.

– Сегодня?

– Через час. Это будет встреча и с вами, и с мистером Родезом одновременно.

И вот оно!

Я уволена. Мне конец.

Но как, черт возьми, он узнал?

Ребята из команды, похоже, не из тех, кто любит поболтать, даже если Исайя и решил открыть свой рот и поделиться.

– Хорошо. Я буду.

– До скорой встречи, мисс Ке… – Дениз прочищает горло. – Миссис Родез.

Отключаясь, я думаю только о двух вещах: о том, что скоро останусь без работы, и о том, что больше никогда не хочу слышать, как кто-то называет меня «миссис Родез».

В служебных коридорах клуба «Воинов» пусто. Стук моих каблуков по мраморному полу – единственное, что звоном отдается в ушах, пока я иду навстречу своей судьбе. Не могу поверить, что после трех лет попыток смириться с сексистским бредом доктора Фредрика, после того, как я вкалывала и ждала, пока откроется вакансия где-нибудь еще в лиге, меня уволят, когда до финального собеседования на место моей мечты остаются считаные месяцы.

Я повела себя невероятно безответственно в эти выходные. Я никогда не поступаю опрометчиво или безрассудно. Но в конце коридора меня ждет мужчина, который идеально подходит под эти эпитеты.

– Черт, – выдыхает Исайя, встречая меня у кабинета Дениз. – Ты выглядишь… – Он присвистывает.

С другой стороны, он…

– Ты серьезно, Родез? У тебя даже носки разные! Ты не мог хотя бы попытаться выглядеть презентабельно, чтобы увидеть, как меня увольняют?

Опустив взгляд, он в замешательстве изучает свои носки, прежде чем снова обратить внимание на меня.

– Ты не должна сейчас грубить. Я все еще злюсь на тебя за то, что случилось тем утром. И тебя никто не уволит, Кенни.

– Не надо. – Я поднимаю руку, чтобы остановить его. – Не пытайся меня подбодрить. Мы оба знаем, что сейчас произойдет. Мы оба знаем, что один из нас потеряет работу, и, учитывая, что у тебя лучший показатель результативности в команде, я бы сделала обоснованное предположение и сказала, что это будешь не ты.

На его губах появляется раздражающая ухмылка.

– Следишь за моей статистикой, да?

– Исайя, это не смешно. У меня вот-вот отнимут все, ради чего я так долго трудилась. Ты можешь повзрослеть и хоть раз в жизни осознать, что у твоих действий есть последствия?

– О, вот и началось! – Он усмехается. – Мои действия? Я не заставлял тебя идти к алтарю и говорить «да». Насколько я помню, ты была чертовски взволнована перспективой сообщить сводной сестре и своему бывшему, что раньше них связала себя узами брака. Так что, Кеннеди, не смей сваливать все на меня!

Я знала, что это его разозлит. Может быть, поэтому я так и сказала. Исайя никогда на меня не злился. Не думаю, что он вообще на кого-нибудь злился. Приятно осознавать, что он может за себя постоять.

– У наших действий, – поправляюсь я. – И я перенесла нашу встречу с моим адвокатом на одиннадцать. Можем поехать прямо отсюда.

– Отлично. – Его голос звучит монотонно, разочарованно.

– Исайя, я не имела в виду, что ты был причиной…

– Все в порядке, Кеннеди. Как только все закончится, мы оформим документы о расторжении брака, и ты сможешь и дальше делать вид, что меня не существует. – Его челюсть напрягается. – Как, черт возьми, Ремингтон вообще узнал?

– Я подумала, может, ему сказал кто-то из команды.

– В курсе только Трэв и Коди, но они не стали бы доносить. И Кай, но он даже Миллер говорить не хотел.

Как, черт возьми, я смогу снова взглянуть в глаза этим троим? С Трэвисом и Коди я справлюсь, но Кай… боже, что он обо мне подумает?

Я всегда уважала Кая. Он заботился об Исайе, когда они были детьми. Заботился о своем сыне, когда Макса оставили у него на пороге. Он, вероятно, возненавидит меня за это… Исайя не только его младший брат, но и лучший друг.

Прежде чем я успеваю углубиться в размышления, дверь в кабинет Дениз открывается.

– Мистер Ремингтон готов вас принять.

Мы молча входим, и я задерживаю дыхание, когда Исайя выдвигает стул, чтобы усадить меня напротив владельца команды. Когда он садится рядом со мной, кислород все еще не поступает в мои легкие.

На стене тикают часы, и в тишине кабинета это единственный звук, который только усиливает давящее напряжение, заполняющее комнату.

Мистер Ремингтон сидит молча, сцепив пальцы под подбородком, и наблюдает за нами.

Часы своевременно отбивают свой ритм, действуя на мои хрупкие нервы.

Рабочий стол огромен и поражает своими размерами даже в гигантском кабинете с целой стеной окон, из которых открывается вид на один из самых знаменитых стадионов лиги стоимостью в миллион долларов. На другой стене висят афиши тех лет, когда «Воины» одерживали победы. На единственной фотографии в рамке Ремингтон запечатлен со своей покойной женой, сыном и невесткой, а также с единственной внучкой, которая, по слухам, вскоре унаследует семейное дело, став владелицей команды, если учесть, что Артуру Ремингтону за семьдесят и он уже вышел бы на пенсию, если бы у его сына имелось желание работать с командой.

– Я слышал, вы отлично провели время в Лас-Вегасе в эти выходные. – Такими были первые слова, сорвавшиеся с его губ.

Вот черт!

Мы с Исайей застываем на своих местах. Тиканье часов, кажется, становится громче.

– У меня есть старый друг, владелец «Чикаго трибюн» [11]. Мы с ним договорились: если появятся какие-либо новости, касающиеся моей команды или моей организации, он предупредит меня, прежде чем они попадут в печать. – Мистер Ремингтон поворачивает к нам экран компьютера, стоящего на его столе. – Это будет на первой полосе завтрашнего спортивного раздела.

Прямо здесь, на экране, мы видим цветную фотографию: я и Исайя запечатлены у маленькой часовни, где мы, пьяные, произнесли несколько клятв. Я в своем белом платье, джинсовой куртке и кедах. Он в черных брюках и черной рубашке, обнимает меня одной рукой, прижимая к себе, и победно вскидывает кулак, размахивая над головой моими белыми туфлями на высоком каблуке.

Я почти ничего не помню об этом моменте. Кажется, что случайный незнакомец сфотографировал нас на улице. Но несмотря на то, насколько подводит меня память, по тому, как я смотрю на Исайю, становится ясно, что я так же, как и он, счастлива.

Обеими руками я обнимаю его за пояс, моя щека покоится на его груди. Боже, я даже кокетливо согнула ножку, словно главная героиня какого-то романтического комикса!

На экране компьютера явственно видно, что он ни в чем не виноват. Я тоже этого хотела. Не было никакого принуждения. Никакого давления. Судя по всему, мое участие было абсолютно добровольным, а я – изрядно воодушевленной.

Большими буквами над статьей было написано: «ЧИКАГСКИЙ ШОРТ-СТОП ЖЕНИТСЯ В ЛАС-ВЕГАСЕ НА СВОЕЙ ДАВНЕЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ».

Я давлюсь собственной слюной.

Если бы я могла справиться с потрясением, то спросила бы, что, черт возьми, это значит, но мне не хватает кислорода, чтобы дышать. Все, что я могу делать, – лишь смотреть на экран компьютера, где в цвете изображена моя судьба.

В наступившей тишине я читаю слова, сказанные сидящим рядом со мной мужчины. Подзаголовок гласит: «Я НАКОНЕЦ ЖЕНИЛСЯ НА ДЕВУШКЕ, КОТОРОЙ БЫЛ ОДЕРЖИМ ДОЛГИЕ ГОДЫ».

Я смутно припоминаю, что Исайя говорил что-то такое, но совсем не это имел в виду. Он не любил меня все это время. Он просто был слегка влюблен в девушку, которую даже не знал, а теперь весь Чикаго станет думать, что у нас с ним были какие-то длительные тайные отношения.

Чья-то нога толкает меня под столом. Я поднимаю взгляд и вижу, что Исайя наблюдает за мной.

– Ты в порядке? – артикулирует он.

Я просто киваю в ответ и тут же замечаю, как в его глазах загорается огонек.

Он кашляет, выпрямляется, смотрит на мистера Ремингтона в упор и произносит:

– Не понимаю, в чем проблема.

Я чувствую, как мои глаза распахиваются от изумления, потому что, хотя я и знаю, что Исайя ведет себя как командный клоун, он далеко не дурак.

– Проблема в том, мистер Родез, что вы и мисс Кей явно нарушили кодекс поведения, принятый в организации. Случайные связи между игроками и персоналом не только противоречат правилам, но и являются причиной для увольнения.