Смерть в июле и всегда в Донецке

Я остановился, стал нервничать, так как опаздывал, и набрал Славу. Слава спокойно и невозмутимо сказал мне вернуться к той дороге, с которой съехал, и просто ехать вперёд. Что мною и было сделано. Оказалось, что, да, там, где навигатор показывал обрыв трассы, дорога длилась дальше, и достаточно, по меркам войны, неплохая, местами даже огороженная рядами лесопосадок. Но на карте её не существовало.

Когда шар войны, громыхая и искря, покатился от Волновахи к Мариуполю, по этой дороге из Докучаевска, как перелётные птицы, возвращались беженцы. Война разметала, разбросала их, и теперь они собирались на привычные до войны места проживания. Но у гравитации в аномальной зоне имеются разносторонние отталкивающие полюса – в это же время из Мариуполя, наоборот, беженцы исходили, человеческие песчинки собирались в струйки, и они текли по дорогам подальше от очага военных действий.

Мы мотались за репортажами в Мариуполь и как-то на середине пути между Докучаевском и Волновахой повстречали на дороге странную группу.

Ряды деревьев вдоль дороги по стойке смирно тянулись к бледному весеннему солнцу, которое пробивалась сквозь белёсую дымку, затянувшую весь небосвод. Сначала мы обогнали пять человек, идущих вместе по обочине в направлении Волновахи. На отдалении перед ними шёл парень с каким-то мужиком. Увидев нашу машину, парень помахал. Мы остановились. Чего, кстати, в зоне делать не рекомендуется – мало ли, кто тебе машет. Но тогда всё только началось, и система безопасного нахождения познавалась на ощупь.

– Подвезите его, пожалуйста, – попросил он. – Мы до Волновахи идём, а он не успевает, отстаёт.

– А зачем вам в Волноваху?

– Нас проверяли в комендатуре и отпустили, теперь мы возвращаемся, – парень, махнув, показал на ещё три идущих впереди силуэта.

То, что он говорил, было похоже на правду. Новые, народно-республиканские власти с беженцами проводили определённые фильтрационные мероприятия. По-видимому, парней вывезли в Докучаевск, они там прошли проверку и после допроса, будучи не уличёнными в поклонении Злому Хoxлу, с чистой совестью были предоставлены самим себе. Беженцы возвращались пешком. Волноваху освободили неделю назад, земля ещё не остыла от боёв и автобусное сообщение пока не наладили.

Свободное место в машине было только одно, к нам подсел мужик, а парень поторопился догонять остальных. Мужчина был в возрасте, худой, шея обвязана шарфом, голова серая от седины. Вид помятый, лицо измождённое, в общем, было видно, что он охренел от таких перемен в его жизни. Он находился в прострации, отвечал мало и невпопад, и выяснилось в итоге, что ему вообще нужно не в Волноваху, а в Мангуш. Как он оказался по другую сторону от Мариуполя, непонятно, но аномальная зона не только увеличивает расстояние между точками, но и, наоборот, сокращает – в результате преломления пространства длинное иногда становится коротким, и этот человек из освобождённого Мангуша попал в комендатуру Докучаевска.

Но вполне возможно он бредил и просто был не в себе. Но и мы все, находящиеся с ним в машине, были немного не в себе, так как не ожидали такую войну. Мы рассчитывали на маленькую победоносную, а СВО длилась уже почти целый месяц. Да ещё как длилось! – треть Волновахи было разрушено – неонацисты здесь долго не хотели сдаваться. А в Мариуполе, куда мы только недавно стали ездить, так, вообще, целый дом трудно было найти. От этих видов и новостей хочешь не хочешь сойдёшь с ума. Это объяснимо – любой попавший в раскрывшуюся аномалию становится немного того. Разница между нами и этим случайным беженцем была только в том, что у нас был бронированный автомобиль, а у него не было, мы были в привилегированном по отношениию к нему положении и его подвозили. Мы высадили его на развилке, предоставив ему фору перед молодыми из его группы. Он побрёл дальше.

Кого только не встретишь на дорогах в аномальной зоне. Помню, только заехал сюда перед СВО ночью морозным февралём. Границы уже перекрыли, в Донецкой Народной Республике началась мобилизация и эвакуация – стал закручиваться вихрь из двух разнонаправленных потоков. Женщины и дети выезжали из Донецка, мужчин всех призывали на фронт. Аномальная зона стала только формироваться, бездна войны ещё не раскрылась, но тёмное будущее уже тревожно мерцало под тонкой плёнкой настоящего. Границы в будущую зону СВО на всякий случай перекрыли, двери захлопнулись сутки назад. Но для меня на пограничном пункте сделали окно – я вёз важным людям спутниковую тарелку для интернета, который мог в новых, аномальных условиях и не работать. Пройдя фильтрацию в виде беседы с офицером ФСБ, я впервые вступил на землю непризнанной тогда Донецкой Республики. Меня встретил по ту сторону нужный мне человек, контакт которого мне дали и с которым я, находясь по ту сторону, интенсивно переписывался по телефону – оказалось, это высокий мужчина в кожаной меховой кепке с мясистым лицом, раскрасневшимся от низкой температуры, и выпуклыми, навыкат, глазами. Несмотря на позднее время, вид у него был бодрый и счастливый, а настроение приподнятое. Ух, сейчас, мы с ними разберёмся, долго же мы терпели – вот как можно охарактеризовать его настрой несколькими словами. Он передал меня с тарелкой, весьма неудобной (а ещё при мне был рюкзак и сумка с бронежилетом) дальше по цепочке – меня посадили к попутному дальнобойщику на фуру до Донецка.

Когда ехали, я с интересом разглядывал незнакомую для меня землю. Тёмные, ночные поля, с мерцающими на горизонте крупинками огней тянулись за окном. Бледный шар Луны катился над чёрными силуэтами острых деревьев. Потом мы проезжали костяные тоннели – такой зрительный эффект создавали голые и серые ветви лесопосадок, которые нависали с разных сторон дороги, тем самым как бы создавая арку.

И вот, на выезде из очередного тоннеля, на повороте, фары выхватили из аспидной темноты одиноко стоящего человека. Место было безлюдное, время позднее – люди в это время спят уже, а не шляются по ночам чёрт знает где. Мы повернули и проехали мимо, странный человек пропал из зоны видимости, но никак не пропал из моей памяти, оставив в ней глубокую борозду. Я тогда ещё долго думал над этой странностью и вспоминаю об этом человеке в ночи до сих пор. Что он делал тогда, на том глухом перекрёстке? Кого ждал? Может предупредить о чём-то хотел. Однако уже поздно кого-либо предупреждать. Всё самое непоправимое уже произошло.

Согласно теории Эйнштейна, гравитация искривляет не только пространство, но и время. В 2014 году внезапно выяснилось, что на Украине не всех нацистов и бандеровцев зарыли в Великую Отечественную, и они восстали из гробов, стали кусать всех подряд, и в 2022-м уже толпы вурдалаков пёрли изо всех щелей, крича своё украинское зигхайль – хероям слава! Однако аномальная зона открыла и другие двери. И повалились скелеты уже из русского шкафа: внезапно вышли в степь донецкую погулять вооружённые советские шахтёры, комбайнёры и колхозники, адепты Российской империи и Советского Союза, почитатели Ленина и царя, казаки и панки, белые и красные, сталинисты и черносотенцы, православные с хоругвями и безбожники. Да ещё и горцы заехали – в начале СВО на меня произвела впечатление картинка с чехами, совершающими намаз под Мариуполем.

Тут нечему удивляться – на каждое действие есть противодействие. Аномальная зона – это всегда игра противоположных сил, потоков и направлений. И если на Украине памятники Ленина сносят, то на освобождённых территориях их упорно ставят обратно – если рассматривать с этой точки зрения карту боевых действий, то Ленины наступают. Хотя у русских монархистов и казаков, например, с Лениным свои счёты. Они ведь считают его во всём виновным, в том числе, и за то, что сейчас на Украине происходит.

Вообще, Ленин – отдельный разговор. Ленин на Донбассе – это аномалия, его здесь огромное количество. Донбасс богат Лениным, здесь его крупные залежи и запасы. На Донбассе Ленин жил, на Донбассе Ленин жив, на Донбассе Ленин будет жить – его именем названы площади, улицы и районы. Наверное, самый известный памятник вождю революции 1917-го стоит в самом центре Донецка, на площади, соответственно, Ленина – отсюда и начиналась Русская весна, русская революция на Украине. Но мне запомнился другой памятник, из одноимённого Ленинского района. Он стоит напротив заброшенного Дома кино с колоннами. Там Ленин золотой. Памятник старый, и местами позолота облезла и растрескалась. Одна золотая рука вождя мирового пролетариата, как положено, сжимает кепку, а другая согнута в локте и вытянута ладонью вверх. Ильич стоит, круто наклонившись вперёд, по-видимому, к народу, но сбоку кажется, что в руках у Ленина мушкет, и он направил его на буржуазию. «Всем оставаться на местах, батеньки, это экс-пго-пгиация!»

Ленина на Донбассе можно встретить в самых неожиданных местах. Например, на базе у Вагнеров.

– Слушай, братан, а можно, я того Ленина сфотографирую, – попросил я начальника службы безопасности музыкантов. – Я не буду выкладывать, чтобы место не палить, я так, для себя.

– Можешь, – разрешил безопасник. К Вагнерам ездили часто в последнее время, я уже примелькался, и мне доверяли.

Бетонный Ленин стоял по голень в снегу напротив ангара, где нас собрали, у входа в другое здание. На Ильиче было модное, приталенное полупальто, под которым виднелась рубашка и завязанный узлом бетонный галстук. Руки опущены, одна в кармане пальто, а другая с классически сжатой кепкой, хотя её-то по погоде следовало и надеть.

Ленин одиноко стоял за деревом с несколькими иссохшими листьями, как будто прятался за ним и наблюдал. Было за чем. Нас, журналистов, собрали на базе Вагнеров на встречу с Первым – или Руководителем – так называли сотрудники его компании. Герой уже нашего времени, как и Ленин, был лыс, но не носил бороды, хотя накладные бороды в целях конспирации у него, как выяснилось позже, имелись. Он тоже работал с маргинализированным контингентом, но ратовал за частную собственность. Хотя тоже, как и Ильич, боролся за справедливость. Правда, революции у него не получилось, хотя он и пытался. Первый или Руководитель похоронен на Пороховском кладбище в городе трёх революций, в Петербурге, вы все его знаете. Судьба одиноко стоящего Ленина в пальто на базе Вагнеров тоже печальна – в итоге базу, всё-таки, спалили, и в неё прилетели «хаймарсы».

Ленина можно увидеть и на втором этаже разрушенного промышленного здания у полотна железнодорожных путей перед Ясиноватой. Из Донецка ведут туда два пути. Один короткий и опасный, так как пролегает вдоль посёлка Спартак, в Спартаке уже начинаются наши позиции, а украинские окопы располагались в километрах двух от этой дороги. Вследствие чего и на Спартак и на дорогу постоянно падают мины и снаряды. После начала СВО Злого Хoxла прижали к Авдеевке (будь она не ладна), но всё равно минно-снарядная опасность сохраняется и сейчас, поэтому перед каждым проездом по этому участку пути мы облачаемся в бронежилеты и на свои разумные головы надеваем каски – техника безопасности превыше всего, тут не место безрассудному и слепому героизму.

Этим путём всегда ездит Раллист, наш другой водитель. Он, согласно своему позывному, предпочитает быстроту и скорость. Как разогнавшийся перед горящим мостом поезд, мы несёмся по дороге. Потом поворачиваем от линии фронта, от Спартака, проезжаем Яковлевку, причём, если мы проезжаем её летним днём, то несмотря на сводки, фиксирующие постоянные прилёты в этом районе, на обочине кто-то из местных бабушек и дедушек обязательно торгует чем-то выращенным у себя на огороде – на Донбассе живут отчаянные люди. Потом за Яковлевкой следует Минеральное, за Минеральным – поле, мы несёмся вперёд. Дорога уходит налево вдоль ж/д путей, мы въезжаем в частный сектор Ясиноватой – и тут живут не менее героические люди.

– О, погляди на окна второго этажа, – сказал как-то мне Раллист, когда мы подъехали к железнодорожным путям, – не обращал никогда внимания?

Я поднял взгляд и увидел Ленина – кто-то выставил в разбитое окно позолоченный бюст. Стёкла выбиты, чёрные рамы покосились, а угол двухэтажной кирпичной постройки был разрушен, скорее всего, ответным прилётом – очень часто, когда мы проезжали это место, были слышны хлопки миномёта, по-видимому, спрятанного неподалёку. Миномёт выплёвывал брюквы мин на позиции окопавшегося в нескольких километрах Злого Хoxла. Ильич, несмотря на контрбатарейную борьбу, невозмутимо смотрел в сторону Авдеевки. Он и сейчас смотрит, я уверен. Можете сами съездить и проверить. Ленин ждёт, когда его бетонное тело снова установят на постаменте в Авдеевке, а то пришлые гайдамаки снесли, небось, ему памятник. Нет уж – мы Ленина вернём назад.

Слава советовал мне добираться до Ясиноватой с другой стороны, через ДКАД, Донецкую кольцевую, чтобы не ездить вблизи фронта. Это кольцо ещё в 2014-м разомкнула война, и странное ощущение возникает, когда едешь этим путём… Городская кольцевая всегда предполагает оживлённое движение, и на части трассы оно действительно есть. Но вот кончаются серые панельки, уплывают за окном назад частные особняки и после последней действующей развязки, если тебе кто и выедет навстречу, то это будет военный грузовик или бронемашина. Или чумазый и прокопчённый адским пламенем «Град» с сорокопалой дланью – этого механического зверя часто встречаешь на просторах СВО. Перед тобой открывается открытое пространство. По правую сторону плывут пирамиды терриконов, по левую – облезлые пустыри с рядами редких деревьев. Наконец, появляется данный Славой ориентир – обрушенный мост. Это конец цивилизации. Дальше тебе никто не сможет что-либо гарантировать, ты можешь выехать из точки А, а вот в точку Б не попасть. Перед мостом ты выезжаешь на встречку, так как твоя полоса запрудилась камнями и заросла джунглями войны – это нормальное явление в аномальной зоне. Зона, напоминаю, это диалектика противоположностей и разнонаправленных потоков. В ней ты едешь не по установившимся в мирной жизни правилам, ты едешь там, где тебе удобней ехать, и где проехать можно. И ты едешь по встречке.

Дальше ты упираешься в блокпост под горой-терриконом и сворачиваешь на дорогу, всю в ямах и ухабах. Ты двигаешься вдоль заброшенных шахтных построек – огромное наличие заброшенных шахт на Донбассе – это ещё одна аномалия. Шахты закрыта – донбасский уголь стал невыгоден, вместо угля сейчас все бросились добывать смерть на поверхности. Смерть стала полезным ископаемым, а жизнь потеряла свою ценность.

По наводке от Славы я выехал на поле перед Ясиноватой со стороны противоположной от той, по которой добирался до железнодорожных путей Раллист. Славин вариант безопасней, потому что есть фора – тебя отделяет от ЛБС ещё и поле. Но дорога разбита, и, чтобы не разбить на ней амортизаторы, ты аккуратно объезжаешь каждую кочку и яму. Можно, конечно, съехать и двигаться параллельно по накатанной в поле колее – это весьма распространённое решение против убитых дорог. Но в поле можно въезжать лишь в случае отсутствия дождя, а то заскользишь и увязнешь в сырой земле.

Станция Ясиноватая – Горка. Железнодорожный переезд. Пахнет, как положено, мазутом и дальней дорогой. Множество рельсов, заросших травой забвения, двоясь, уходят в сторону Авдеевки, в опасный метафизический тупик. Стоят и ржавеют мёртвые вагоны – остатки былой цивилизации. В 2014-м консервный нож войны вскрыл все коммуникации, как полотно Донецкой окружной, так и железнодорожный узел Ясиноватой. Во время перемирия раны зарубцевались, и по ДКАДу и железнодорожному узлу прошёлся грубый шрам. Исходя из этого, для людей, оставшихся жить здесь, проложены новые маршруты. До начала военных действий пеший переход через пути служил только работающим здесь железнодорожникам, а сейчас бетонные секции забора, ограждающие пути, в нужных местах обвалены, и из Ясиноватый в Донецк и обратно, переваливаясь по доскам с рельса на рельс, курсируют гражданские автомобили и маршрутки. Ну и военные машины, это естественно. Кстати, эту дорогу категорически отказывается признать навигатор. При приближении к путям он сходит с ума и вычерчивает бешеную ломаную, как испорченный осциллограф. Но дорога существует – сначала ты пересекаешь первую линейку железнодорожных путей и доезжаешь до островка из ремонтных ангаров и нефункциональных административных зданий ж/д; потом, объехав их, ты переезжаешь другую группу собранных в пучок рельсов.

Ясиноватая. Уже в названии читается предельная и страшная ясность произошедшего – тут и чья-та вина, и осина, на которой кого-то повесили. Сам город подвис в безвременье. Время здесь остановилось, улицы почти всегда пустынны. При упоминании Ясиноватой возникает образ бледной светловолосой девушки в увядшем венке, внезапно появившейся в людном месте. Она бормочет: «Ясиноватая я…» Ночная сорочка в крови и грязи. У девушки подбит глаз. С ней явно что-то произошло, и она заблудилась.

Но мы не заблудимся, маршрут накатанный, находясь в Ясиноватой я уже хорошо ориентируюсь – после переезда, выезжая на основную дорогу, ты сразу видишь обгоревший остов разрушенного здания рядом с церковью и не заезжая в центр, поворачиваешь направо – тебе нужно в Горловку забирать Валька или встречаться с разведчиками из Подмосковья. Или двигаться в сторону Луганской народной республики к Вагнерам, что тоже неплохо. Вокруг тебя Ясиноватая – людей на улицах никого, дорога, по который ты движешься, вся разбита, всё уныло, блекло и печально. Злой Хoxол методично обстреливает город, Ясиноватая постоянно фигурирует в рулонах сводок. Каждый день обстрелы забирают с неё в виде жертв и разрушений пусть и небольшую, но постоянную мзду. Силовое поле войны здесь очень велико – Авдеевка чуть ли не через дорогу. Выехав из города на трассу, можно оглянуться и её увидеть.

– Видишь те высотки через лощину? Прикинь, это Авдеевка! Я охуел, когда узнал! – Раллист был эмоционален от осознания такой близости, и наш автомобиль всегда проезжал въезд на горловскую трассу на большой скорости. На то были веские основания. Это трасса частенько обстреливалась Злым Хoxлом. Сюда летели и грады, и снаряды, и мины, хотя по дороге постоянно курсировали гражданские автомобили – на Донбассе, напоминаю, живут отчаянные люди.

Какая же аномальная зона без летающих объектов.

– Нет, это был не «Град»! – уверяла меня одна старушка в центре Донецка, когда я пришёл снимать последствия очередного прилёта. Тогда весь декабрь блуждающий «Град» Злого Хoxла кошмарил весь Донецк, чуть ли не каждый день систематично наваливая из систем залпового огня в центр города. В тот раз снова досталось студенческому городку, где уже давно не учились и не жили студенты.

– Эта была большая ракета! Она летела вот оттуда, – старушка показала направление, откуда никакая ракета прилететь не могла, Злой Хoxол находился в совершенно другой стороне, – большая, огромная и из неё извергался огонь, я сама видела!

Наблюдаемые мною разрушения не подтверждали сказанное, но пожилая женщина так убежденно, возбуждённо и живописно всё описывала, как будто рассказывала какую-то библейскую апокалиптическую историю. Её визионерство скорее всего было вызвано экзальтацией – у человека, тем более пожилого, после долгого пребывания в зоне постоянных обстрелов нервная система расшатанная, поэтому воображение за действительное рисует желаемое, а в нашем случае совсем нежелаемое, но я не посмел возражать этой пожилой женщине и не стал её разубеждать. Да и как можно разубедить жителя аномальной зоны, когда ты и сам становился свидетелем непонятного и необъяснимого.

– Э… а нам точно надо туда ехать?!

На мой риторический вопрос Раллист нервно рассмеялся. Мы съездили к вагнерам и поздно вечером возвращались из одной народной республики в другую, из Первомайска в Донецк. После ясиноватого железнодорожного узла мы двигались по направлению к Минеральному и Яковлевке, и только что увидели, как сначала одна, а потом и другая, а через минуту и третья красно-оранжевая точка пролетела по тёмному небосводу и упала за лесопосадку в районе Спартака. Как и после двух, так и на третий раз за чёрными деревьями на горизонте после каждого падения «звезды» бесшумно вспыхивала зарница.

Да-а, впереди нас ожидала какая-то неведомая опасность, зона приготовила неприятный сюрприз. Но как-то разворачиваться и ехать в объезд не хотелось. Адреналин разбавил нашу кровь и снял усталость, Раллист сильнее нажал на газ, и мы неслись именно туда, в сторону зарницы – вообще, все русские – отчаянные люди, а мы – русские, с нами Бог или не с нами.

Но здравое зерно в наших действиях присутствовало. Во-первых, мы надеялись проскочить на русское авось. Во-вторых, красные точки, летящие по небу, вроде как закончились. А в-третьих, оставались ещё сомнения – неопознанные объекты летели со стороны Горловки, так что может, это наши бьют.

На подъезде к Донецку оказалось, что нет, наших бьют.

– Ох, блядь! – воскликнул Раллист, резко крутанул в сторону руль так, что покрышки завизжали.

Я сначала не понял, что произошло. Оказалось, что мы чуть не уебались в выезжающий из лесопосадки на дорогу танк. Раллист оправдал свой позывной и сработал профессионально. В упражнениях по экстремальному вождению есть такой «лосиный тест», развивающий навык вождения, очень нужный для езды по аномальной зоне. Состоит он в том, что водитель должен на скорости объехать неожиданно возникшее препятствие – в аномалии всё возникает и исчезает неожиданно. Сам тест придумали в Швеции, там в большом количестве водятся лоси, поэтому и такое название – лоси, живя в естественной среде, презирают достижения цивилизации и очень часто и внезапно выходят на дорогу.

Тогда же под Донецком появились свои сохатые, не такие безобидные – оставшиеся танки из разгромленной колонны пыталась съебаться из-под Спартака.

Да, ещё одно правило движения по аномальной зоне – никогда не двигайся колонной. Тем более – не стой. Одной машине легче проскочить и выжить. И езжай всегда быстро. Как Раллист.

Тогда было темно, и Раллист в последний момент увидел дуло выезжающего на дорогу танка и, резко взяв влево, объехал «лося». Раллист повёл себя безупречно, хотя ехать навстречу падающим звёздам было, конечно, опрометчиво.

Когда же по этой опасной дороге возвращаешься в Донецк днём, то зрительно просматриваешь этот рубец, эту границу между военной и мирной жизнью. Мирной, конечно, относительно.

Подъезжая к Спартаку, ты упираешься в т-образный перекрёсток. Справа и слева стоят мёртвые хрущёвки. В них уже никто не живёт. Внешне они выглядят целыми, но приглядевшись, замечаешь, что стёкла в большинстве окон разбиты постоянными прилётами, рамы покосились, а стены домов в следах от осколков. На этот перекрёсток постоянно прилетает, и остановка, на которую давно никто не выходит, покоцана, рядом выбоина от снаряда. Ты поворачиваешь налево, на Донецк, и проезжаешь мимо пары дворов с такими же безжизненными домами, стоящими в глубине деревьев. За разбитыми окнами и приоткрытыми дверями – темнота, оттуда сквозит тревогой.

Взгляд выхватывает надпись у закрытого решёткой магазина с заколоченными окнами: «Мы открылись» – ещё одно подтверждение игры противоположностей в аномальной зоне. У одного трёхэтажного дома в глубине пологая крыша – вся в решето. Нет, здесь люди больше не живут. Хотя могли бы. И в то же время, в нескольких километрах отсюда, в траншеях и землянках, зацепившись за обломки разрушенных домов, за развалины промышленных зданий, которые неприспособлены для жизни, пытаются выжить солдаты там, где жить, по сути, невозможно. И это тоже причудливая алогичная игра аномалии.

Потом некоторое время ты едешь вдоль лесополосы, за которой тянется нитка железнодорожных путей. В этом небольшом леске появляются несколько разрушенных промышленных строений – как в неприятном сне, они проплывают среди деревьев. Мы едем по мёртвой, заколдованной территории. Но тут мёртвая лесополоса резко заканчивается и неожиданно – совершенно неожиданно – ты оказываешься в Донецке, начинается город. Ты выезжаешь на первый перекрёсток.

Здесь уже начинается жизнь. Ты едешь по Киевскому проспекту. Первые же дома истрёпаны прилётами – облицовка отбита, многие балконы покорёжены, некоторые козырьки обрушены, часть окон забита фанерками. Ты проезжаешь сожжённый магазин на остановке. За остановкой офисная многоэтажка, и на её стенах тоже видны подтёки пожаров и отсутствуют стёкла. Но уже в этом районе живут люди, живут как могут, живут отчаянно, несмотря ни на что, они цепляются за свои квадратные метры.

Мелькают за окном побитые магазины, проплыл бетонный скелет недействующего бизнес-центра с обрушенной стеклянной панорамой. Но с каждым кварталом разрушений всё меньше. Всё больше появляется на дороге машин, а на улицах – людей. Перемигиваются светофоры на перекрёстках, играют на дворовых площадках дети, слышны детские визги и смех. А ведь буквально пять минут назад ты ехал по мёртвой, заколдованной территории. И тут внезапно – бац! – въехал в мирную жизнь.