До третьего колена

Клинтон Стэгг

До третьего колена

I

Несколько недель главным событием сезона в Нью-Йорке считался вечер у Джимми Рэлтона, ведь он обошелся в полмиллиона долларов. Колонки газет были заполнены известиями о дорогостоящих приготовлениях, чудесных нарядах и миллионах драгоценностей, которые украсят первое появление Рэлтонов в обществе после светского приема у Карлтон-Браунов тринадцать месяцев назад. Пресса напомнила своим читателям о трагической истории с таинственным самоубийством сестры Джимми Рэлтона – миссис Дональд Рей следующей ночью, о последовавшем затворничестве Рэлтонов, о пошатнувшемся здоровье миссис Рэлтон, о двухмесячном круизе на роскошной яхте, который, как говорят, вернул румянец на увядшие щеки. А этим вечером Джимми Рэлтон официально возвращался в высший свет Нью-Йорка. Он снова занял свою нишу, пустовавшую тринадцать месяцев.

Немаленький отряд полиции оттеснял толпу от тротуара, когда к навесу у входа бесшумно подъехал черный лимузин. Зеваки терпеливо дожидались возможности хотя бы мельком взглянуть на знаменитостей. И вот двери лимузина отворились, и первым из него вышел мужчина. Электрическое освещение под навесом подчеркнуло поразительную белизну его лица и седины, контрастировавшие с дымчатыми стеклами очков в роговой оправе на его тонком носу и широкие плечи и грудь мужчины под инвернесским пальто. Новоприбывший постучал по тротуару тросточкой, в то время как сопровождавший его розовощекий темноволосый юноша сказал несколько слов водителю и вышел вслед за ним.

Полисмен коснулся своей фуражки:

– Мистер Колтон, вы прибыли пораньше?

– Питерс, все это никогда не интересовало меня, – ответил Торнли Колтон своим глубоким звучным голосом. – Поговорю с Джимми и моей крестницей, пока ещё не собралась толпа, а затем – домой, в тишину и покой.

Он бодро направился к широким ступеням, его розовощекий спутник следовал за ним так близко, что их рукава соприкасались. Полисмен хрипло шепнул своему напарнику:

– Большой человек, Том. Он говорит, что он слепой, и все говорят это, но если это так, то хотел бы и я быть таким! Вот и все.

Двое мужчин взошли на ступени. Служитель с бесстрастным лицом открыл дверь, двое других взяли у прибывших пальто и трости. Повсюду сновали бесшумно передвигавшиеся слуги, наносившие последние штрихи перед приходом гостей. Все свидетельствовало о роскоши, с которой пройдет прием; но эта роскошь была проявлением хорошего вкуса, а не пусканием золотой пыли в глаза. Через холл гостей провели в зал в мавританском стиле, где Джимми Рэлтон с энтузиазмом их приветствовал. Но чрезвычайно острый слух Торнли Колтона уловил в его голосе серьёзные нотки.

– Ограбление? – коротко спросил он, нащупывая своей полой тростью стул.

– Да! – со смехом выдохнул Рэлтон. Затем серьезно добавил: – Колтон, ваши трюки с чтением мыслей бывают просто сверхъестественными.

– Простой метод исключения, – пояснил слепой сыщик. – Случись нечто более серьезное, об этом уже стало бы известно; случись что-то менее серьезное, вы бы не стали вызывать нас сюда за час до прибытия гостей.

– Скорее, это что-то непонятное, а не серьезное, – объявил Рэлтон. – Знаете, сегодня вечером я так счастлив, ведь Дороти снова стала сама собой, так что ничто иное не имеет для меня значения.

Лицо Джимми Рэлтона стало мальчишеским. Он был женат уже пять лет, но их с женой все еще называли «молодоженами».

Джимми взял с инкрустированного столика кожаный футляр и открыл крышку. Сидни Темз, секретарь и постоянный спутник слепого сыщика, не смог сдержать восхищенного вздоха, увидев тысячи сверкающих искр на бриллиантовом ожерелье.

– Я захотел с вами увидеться из-за этой вещи, – насмешливо улыбнулся Джимми Рэлтон, протягивая слепому футляр. Он предчувствовал, что тот наконец-то задаст вопрос.

Взяв футляр, Колтон тут же взвесил его на ладони, провел по камням кончиком указательного пальца и захлопнул крышку.

– Стоили бы пятьдесят тысяч, будь они подлинными, – объявил он.

– Ну и ну! – Рэлтон свалился в моррисовское кресло – единственную несовременную мебель, которую он предпочитал из-за ее комфортабельности.

– Человека с очень чувствительными пальцами не обмануть поддельными бриллиантами – у любого менее твердого кристалла граненная кромка будет не так остра. Когда и как произошла подмена?

– В том-то и вопрос. Утром после приема у Карлтон-Браунов их поместили в банковское хранилище, доступ к которому был только у Дороти и у меня. Знаете, она с тех пор ни разу не надевала их; полгода или около того она была сама не своя. – В глазах Рэлтона появились искорки беспокойства. – Это не только из-за смерти ее сестры, там было что-то еще. Иногда я почти боялся ее настроения. Она больше не хотела оставаться дома с детьми. Ее отец любил путешествовать, а дед умер в Китае – вы знаете, как. Но, хвала Богу, все окончилось. Два месяца круиза на «Морской чайке» сделали ее прежней Дороти.

Он помолчал и вернулся к прежней теме:

– Я достаточно опытен для непрофессионала, так что сегодня я немедленно заметил подмену. Это открытие ужасно взволновало Дороти. Она очень им дорожила – это мой свадебный подарок. Все так сильно расстроило ее, что она определенно заболеет, если только вы не выясните, кто и как совершил подмену. Обратиться в полицию она мне не позволила.

– Где Дороти? – спросил Колтон.

– Лежит внизу. Боюсь, вечер уже испорчен, – в голосе Рэлтона снова появились тревожные нотки. Он коснулся маленького серебряного колокольчика. – Я позову ее. Я хочу, чтобы вы убедили ее: волноваться не о чем. Вы сможете это сделать, ведь она всегда смотрела на вас как на отца.

Вошел слуга. Выслушав приказ, он поклонился и вышел.

Появления Дороти Рэлтон собравшиеся ждали в тишине. Торнли Колтон вспоминал смерть полковника Кэлвина и о том, как пообещал ему стать отцом для его осиротевших дочерей. Тонкие и выразительные губы печально изогнулись. Он подумал о второй девушке и ее необъяснимом самоубийстве.

Слуга вернулся. Его румяное лицо побледнело, а голос дрожал.

– Миссис Рэлтон спит. Дверь заперта, и Дора не может разбудить ее.

Всем троим в головы пришла одна и та же ужасная мысль. Джимми Рэлтон вскочил на ноги.

– О, Торнли! – он бросился к двери, а затем в холл. Торнли Колтон безошибочно следовал за ним по пятам – его острый слух четко различал каждый шаг. Сидни Темз поспешил за ними; слуга замыкал шествие. Они взбежали по мраморной лестнице. На втором этаже служанка заламывала руки, прислонившись к стене.

– Мистер Рэлтон! – всхлипнул она. – Ох, я не могу перенести это!

Торнли Колтон не останавливался, его тонкая трость нащупала запертую дверь. Он обернулся к спутникам с таким выражением лица, которого Сидни Темз еще не видел. Сыщик заговорил с бледным слугой:

– Гости начнут прибывать с минуты на минуту, – сказал он, и его тон был не менее странным, чем выражение лица. – Скажите им, что миссис Рэлтон внезапно заболела. Мероприятие откладывается – на неопределенный срок. Не впускайте внутрь никого.

Слепой подождал, пока слуга не уйдет, затем положил руку на плечо Джимми Рэлтона:

– Мы с Сидни пойдем, – хрипло сказал он.

– Она не… – запнулся Рэлтон.

– Джимми, она не умерла, – грустно покачал головой Колтон.

– Тогда я хочу, чтобы вы остались, – взмолился Рэлтон. – Если она жива, то ничто другое не имеет значения.

Он навалился на дверь плечом. Замок не выдержал. Джимми Рэлтон нерешительно заглянул внутрь и, ахнув от ужаса, остановился. Дороти Рэлтон без сознания лежала на широкой кровати. Ее волосы были взъерошены, а дорогое платье растрепано. С безвольно повисшей руки свисала черная трубка для опиума. На низком прикроватном столике мерцала масляная лампа. Возле нее была опрокинутая жестянка с опиумом. Игла, на которой наркотик разогревался над пламенем, испачкала покрывало. В воздухе витал резкий запах опиума.

Джимми Рэлтон метнулся через комнату и возле кровати пал на колени.

– Господи! – пробормотал он. – Господи!

Торнли Колтон нащупал ручку двери.

– Сидни, пойдем, – мягко пробормотал он. Темз машинально подчинился. Дверь неслышно закрылась за ними. Джимми Рэлтон остался один.

II

Заголовки утренних газет сообщали о странной отсрочке приема у Рэлтонов. Жирный шрифт извещал нетерпеливых читателей о сцене перед домом Рэлтонов, когда прибывшим туда гостям объявили: «Миссис Рэлтон больна. Званый вечер откладывается на неопределенный срок». И двери перед гостями были закрыты перед их носами!

Нетерпеливые читатели узнавали о веренице молчаливых слуг, выходивших с черного хода; об увядших цветах стоимостью в пятьдесят тысяч долларов; о том, что блюда, на которые были потрачены тысячи долларов, остались нетронутыми. Много говорилось и об отказе Джимми Рэлтона говорить с репортерами. Не только желтая, но и вполне консервативная пресса намекала на то, что лишь нечто зловещее могло бы объяснить столь невиданное событие в истории нью-йоркского бомонда. Две газеты выяснили, что популярный в светской среде молодой врач доктор Генри ничего не знал о болезни миссис Рэлтон – его к ней не приглашали, и он услышал о болезни от газетчиков.

Торнли Колтон, склонив голову, сидел в библиотеке своего старинного особняка. У его ног валялись скомканные газеты – их ему прочел Сидни.

– Это самый грустный день в моей жизни, Сидни. Я обещал полковнику Кэлвину присмотреть за его дочерями. Его отец умер от злоупотребления опиумом.

Глаза Сидни расширились:

– Я об этом не знал!

– Об этом мало кому было известно. Я всю жизнь ревностно оберегал эту тайну. Даже девочки не знали об этом, хотя я сообщил Джимми, когда тот женился на Дороти. Полковник Кэлвин очень боялся, что эта склонность у них в крови. Он справлялся с тягой, но за дочерей боялся. Я посмеялся над этим, как над атавизмом, который всегда казался мне лишь предлогом, маскирующим слабость. Теперь же я пожинаю плоды. Одна из них умерла от собственной руки, вторая стала наркоманкой. Никогда не забуду своих чувств, когда я уловил запах опиума перед тем, как открыть дверь.

Снова наступила тишина. Ее нарушил Гонорар – рыжеволосый, веснушчатый и голубоглазый мальчишка, ставший одним из домочадцев Колтона в результате одного из расследований.

– Тама внизу один тип пришел. Хочет вас видеть. Выглядит аки блестящий пятак, грит, его Рейтоном зовут.

Удивление промелькнуло на лице слепого лишь на мгновение.

– Проведи его наверх, – спокойно велел он, и встал чтобы поприветствовать Джимми Рэлтона и его супругу.

Когда они вошли, Сидни Темз воскликнул от жалости. Джимми Рэлтон словно состарился за ночь. На нем был плохо сидящий синий костюм и кепка, надвинутая на глаза. Миссис Рэлтон в безвкусном платье опиралась на руку мужа. Переодевание позволило им благополучно преодолеть кордон из газетчиков.

Торнли Колтон молча пожал им руки, выражение его лица сообщило им то, чего не мог сказать язык; также молча он дал им знак садиться. Джимми Рэлтон заговорил, лишь когда они уселись.

– Мы уезжаем, – безнадежным тоном сказал он. – Будем бороться вместе. Дороти хочет попрощаться… и поговорить с вами.

– Не могу уехать, не увидевшись с вами, – всхлипнула Дороти Рэлтон. – Так станет легче… знать, что вы все понимаете. Я рада… что Джимми наконец-то все знает. – Ее голос стал тверже, и она продолжила: – Если бы не дети, я бы поступила как Марджери – покончила со всем. На Марджери тоже было проклятье. Я и не знала о нем, пока тем страшным утром не проснулась с головной болью и опиумной трубкой подле себя. Я крикнула служанку. Затем она рассказала мне, почему Марджери написала ту записку, умоляя меня забрать Дору, ведь в случае чего ей можно доверять. Дора была единственной, кто заподозрил мою сестру в том же пристрастии к опиуму, какое было у дедушки. Марджери рассказала ей. Дора говорит, что слышала, как я спускаюсь по ночам. Я сквозь сон припоминаю, как вошла в китайскую комнату и взяла набор для курения опиума, который мы хранили как любопытную диковинку. Но все эти воспоминания словно затуманены.

Я спрятала набор в своей комнате. Не осмеливалась выносить его. Каждую неделю меня влекло к нему. Тяга сводила меня с ума, и наутро я просыпалась с опиумной трубкой подле меня, в то время как лампа все еще горела. Раз за разом я пыталась спрятать их, но всегда снова находила. Однажды я передала их Доре, чтобы та их уничтожила, но на вечер я ворвалась к ней и стала душить ее, пока та не вернула их мне. Она не успела выполнить мое поручение. Я не помню, как ходила к Доре, но, проснувшись утром, возле себя я увидела трубку, а на горле Доры были следы от моих пальцев.

Дороти умолкла, рыдания сотрясали ее стройное тело. Сидевший возле нее Джимми Рэлтон обхватил голову руками, он дрожал. Дороти продолжила:

– Джимми посчитал это нервным срывом. Он настоял на длительном круизе. Целых два месяца у меня не было той тяги! Я подумала, что она ушла! Я возилась с детьми, смеялась и шутила с мужем. Затем мы запланировали вчерашний прием. Надо же! Джимми выяснил, что бриллианты в ожерелье подменены, и это довело меня. Поднявшись к себе, я приняла порошок от головной боли, а проснувшись…

Девушка сломалась. Джимми Рэлтон поднял свою опущенную голову.

– Теперь вы все знаете. Будете ли вы хранить наш секрет, пока мы не победим в этой схватке?

– Непременно, – мягко заверил его Торнли Колтон. Он положил руку на плечо Дороти. – Крестница, тебе нужна помощь. Примешь ее от меня?

В ответ она кивнула, так как не могла выговорить ни слова.

– Борьба будет короткой – с твоей верой иначе не получится, – добавил слепой. Он говорил так уверенно, что его голос вселил девушке надежду. Очевидно, им руководило неуловимое шестое чувство, так как его губы расплылись в на редкость воодушевляющей улыбке. – Я знаю, что ты победишь, – повторил он. А затем сменил тему: – Я выясню, как за время вашего отсутствия были подменены драгоценности. Мы совершенно забыли о них.