Женское крыло

– Прошу всех встать!

– Прошу садиться….

Заседание сегодня никак не могло набрать обороты. В бюрократическом механизме всё время что-то застревало, потом проскальзывало, и дальше буксовало. Сначала секретарю – белолицей девушке Миле сделалось плохо, она буквально рухнула со стула и ударилась всеми частями хилого тела об пол. Объявили перерыв, вызвали скорую. Оказалось, что у неё какая-то редкая болезнь. Не беда – прислали другого секретаря и продолжили.

Затем ждали истицу Зубареву. Долго. Сперва она позвонила из дома и сообщила, что едет. Вновь объявили перерыв. Потом позвонила и прояснила: скачет давление, просила провести заседание с её адвокатом…

Когда все разогрелись. Кирилл пошёл в атаку:

– Ваш доверитель указала, что в результате падения на скользкую плитку пола в моечном отделении получила телесные повреждения. В бане на полу действительно лежит специальная нескользящая плитка, к тому же работники бани её периодически протирают. Помимо предупреждающих знаков «Осторожно, мокрый пол», имеется и другой знак – «Посещение моечной – строго в не скользящей обуви!».

– Да не было там такого знака! – воскликнул адвокат.

– Как не было?! Он и сейчас там есть, хотите посмотреть?

– Не пререкайтесь! – крикнула судья обоим, – Представитель, продолжайте…

– Во время посещения бани никаких просьб к работникам протереть пол от истицы не поступало. У нее могла закружиться голова, всё-таки возраст, что и привело к падению. Повторюсь, в моечном отделении пол регулярно протирается, в помещениях установлены предупреждающие таблички. Документов, подтверждающих затраты на медикаменты, нет. Полагаю, что ответственность за причинение вреда здоровью ответчик нести не должен…

Адвокат Шутка тоже старался отрабатывать гонорар:

– Причиной получения травмы явилось ненадлежащее исполнение ответчиком – МУП обязанности по содержанию своего имущества, а именно помещения банного отделения, где Зубарева и упала. Ответчиком не представлено доказательств того, что травма получена не по его вине. В банном отделении используется напольное покрытие, выполненное из старой, простите допотопной глянцевой плитки, не имеющей вообще какой-либо рифлёности, что является грубейшим нарушением всех мыслимых строительных норм. И не доказано, что к падению привело состояние здоровья…

– В чём выразился причиненный ей моральный вред? – пыталась выяснить судья.

– Ваша честь, это же очевидно – психическая подавленность, эмоциональные переживания, в результате падения у нее стало ухудшаться состояние здоровья, появились: головная боль, слабость, боли в спине, я уже не говорю про сломанную руку. Кроме того, повышается артериальное давление, необходимо дорогое лечение, а она вынуждена доказывать свою правоту, требовать у ответчика выполнения им его обязанностей, предусмотренных законом…

Заседание отложили. Судя по всему, судье Петькиной не хватало доказательств для вынесения решения.

Кирилл с адвокатом, слегка утомлённые, вывалились на залитое солнцем крыльцо. Потянулись в карманы за сигаретами, отошли к притихшим кустам. Про себя оппонент Калугина иногда повторял: «Если Шутка в деле – это серьёзно…».

– Этот сраный Пролетарский…

– Чо он тебе? – Калугин прикурил от огонька поднесенной ему бензиновой зажигалки.

– Здесь все дела разваливаются, даже самые беспроигрышные. Эта Петькина нам откажет…

– Почему так решил?

– Предчувствую…

В это время моложавый судебный пристав нудно пререкался с двумя полупьяными посетителями, которым край как необходимо было попасть на слушание уголовного дела, где обвиняемым проходил их приятель.

Шутка с отвращением взглянул на них и продолжил:

– Эта Танька Петькина, вредная. У неё мужик работал у нас. Потом забухал – выгнали. Они и развелись. Она с тех пор всех валит. Адвокатов не любит…

– Хм.

– Ты ей, кстати, Кирилл понравился. Я видел, как она на тебя смотрела, когда ты выступал.

– Да не выдумывай, Давидыч.

– Ха-х. Я её знаю. Мне то поверь… Кстати, что у Вас там по «Фрегату»? Какие-то претензии пошли я слышал?

– Тебе зачем?

– Так… Приходили вчера, жаловались, – засмеялся, – Деньги предлагают…

– Пускай лучше крышу перекроют.

– Да… Грёбаный Пролетарский. А про Таньку Петькину подумай. Баба свободная. В наши то дни, да с судьёй, голодным не останешься, и не пропадёшь, – снова усмехнулся.

– Ладно тебе.

– Ты вроде не женатый?

– С утра Бог миловал…

– Кирилл Александрови-ич! – секретарь Мила видимо очухалась и, повиснув на противно скрипучей двери, с крыльца махнула серой бумажкой, – Зайдите, распишитесь за повестку!

– Ну? Что я говорил? – подытожил Шутка, докуривая, – Зовёт тебя Танька. Хочет…

– Да иди ты…

– Ладно, давай.

– Давай.

Пожали руки и разбежались. Адвокат, сутулясь, побрёл с кожаным портфелем к серебристой «девяносто девятой», стоявшей около разлапистых елей. Пиликнула сигнализация…

– Идёмте, скорей… – торопила девушка.

Поднялись на второй этаж, в приёмную, она подала ему огрызенную кем-то ручку и сунула бланк. Ткнула сухощавым пальчиком туда, где нужно оставить закорючку.

Кирилл положил расписку на стол, черкнул размашисто.

– Ещё Татьяна Абрамовна просила Вас зайти… – Мила поглядела на него кокетливо.

«Вот гадство…», – подумал Кирилл, – «Как в воду глядел… Шутка, старый кот».

Кирилл включил дурака зачем-то.

– К ней?

– Да-а к не-ей.

– Она на месте?

– Ага…

Мила уткнулась в старый пожелтевший монитор компьютера и принялась монотонно стучать по клавишам.

Кирилл покрутился, оставил плащ и шляпу на стуле с вытертым почти до фанеры сиденьем. Глянул в зеркало, подошёл к высокой обитой дерматином двери с пластиковой табличкой, в которую под оргстекло вогнали полоску с трафаретными синими буквами: Судья Петькина Т.А. Выдохнув, потянул ручку, дверь пискнула.

– Можно?

– Войдите, – спокойно ответила Татьяна Абрамовна.

Он шагнул вперёд. В большом кабинете пахло новым линолеумом, светло-голубым, дешёвым и некрасивым. Она сидела в офисном кресле за широким столом, сосредоточенно листая дело. Чуть смуглая, невысокая. Внимательное лицо. Ровный нос и губы. Тёмные волнистые волосы были аккуратно заплетены, на заколку, над круглыми бровями – прямая чёлка. В голубой, застёгнутой на все пуговицы блузе. Брошь придавала наряду старомодность. Чёрная мантия висела неподалёку на спинке стула. На стене, на бледных обоях возвышался герб. Жёлтые шторы колыхались, форточки в окнах – приоткрыты. С улицы было очень слышно машины, скрипели тормоза, внизу располагался перекрёсток.

– Вызывали?

– Присаживайтесь, – предложила, не отвлекаясь от чтения.

Кирилл тихо прошел и уселся на скрипнувший стул около шкафа с разношёрстной юридической литературой. Она, наконец, подняла на него утомлённые карие глаза, слегка улыбнулась.

– Садитесь ближе, – Татьяна Абрамовна кивнула на кресло, задвинутое к приставному столу.

– Благодарю, мне здесь хорошо, – не решился Кирилл.

– Я не кусаюсь.

На всякий случай он приподнял уголки губ. Кашлянул в кулак. Поглядел на неё, мол: «ладно, давай начинай, слушаю…».

Поёрзав чуток на «троне», она аккуратно сняла стильные очки в черной пластиковой оправе, положила их на полировку и откинулась на спинку, повернула голову, посмотрела в окно. Луч солнца коснулся волос, выдав крашеный тёмно-фиолетовый оттенок.

«В профиль она тоже ничего. Приодеть бы нормально…» – подумал Кирилл.

– Я вот что Вас пригласила, Кирилл Александрович. Вы человек, насколько мне известно, порядочный. Болтать не любите, что и кому попало. Не у многих, к сожалению, в наше время такая репутация. Поэтому. Могу я с Вами, так сказать, почти откровенно?

– Вполне.

– Хорошо, – она даже как-то расслабилась, снова улыбнулась, слегка наклонила голову вбок, медленно крутясь в кресле, глядя на него, монотонно продолжила, – У Вас по доказательствам слабовато. Пока перевес на стороне истца. Понимаю, что будут наверняка ещё свидетели, но те, что допрошены – все лица заинтересованные, Вы же понимаете? Такой, неутешительный расклад.

– Ну да, в основном это наши сотрудники. Но не только… – попытался осторожно вставить Кирилл.

– Отмена в кассации мне ни к чему. Надо процент качества повышать… Поэтому я решение хочу принять обоснованное. Понимаете?

– Понимаю.

– Посодействуете?

– Да, конечно, а в чём именно?

– Я вот знаете, не представляю, точнее никак не могу понять, как там у вас всё это выглядит, как устроено?

«Так, так, кажется, началось…»

– Где?

– В моечной этой вашей… Где, какая плитка? Где она упала? Где эти таблички, если они вообще были?

– Были, и сейчас есть…

Она будто и не слышала его, не давая времени опомниться, подвинулась к делу, снова начала быстро листать:

– Ни осмотра места происшествия, ни экспертиз. Ничего. Оно пустое…

– Понятно.

– Что понятно? Придётся экспертизу проводить. Возможно…

– Какую?

– Независимую, платную. Но, прежде хотелось бы убедиться, что там за напольное покрытие и есть ли реально таблички? Тогда будет проще решать дальнейший ход дела.

«Вот оно…», – думал Калугин, – «Чёртов Давидыч…».

Она глядела на него как кобра на кролика. В пространстве подвисали вопросы один за другим.

– Кхм. А, простите, что Вы имеете в виду, Татьяна Абрамовна? – Кирилл понемногу очухался.

– Это ваше заведение во сколько открывается?

– Эм, пятница… Сейчас закрыты… В четыре…

– Вы на машине?

«Только не это…».

– Ну да, – Кириллу стало совсем не по себе. От мысли, что придётся везти эту женщину, судью на раздолбанном «Москвиче» Сергеича, сохло в горле.

Но Петькину, как ледокол «Ленин», остановить было невозможно.

– Какой номер, марка, где припарковались?

«Шансов избежать – никаких!».

– …Эм, – он не помнил номер, с цифрами всегда было туго, только последние буквы всплыли в сознании. Знак у Сергеича был советский и оканчивался на «ЮК», – Простите, машину взял у знакомого… Номер не помню, последние буквы «Ю», Юля, и «К», Константин. Бежевый сорок первый… э-э, в смысле «Москвич, 2141»… Здесь…, на парковке, – он, вспомнив третью часть вопроса, махнул рукой в сторону двери, хотя понятия не имел, правильное ли указывает направление.

Она шевельнула уголками губ, записывая старательно и невозмутимо добытую информацию в блокнот. И, не поднимая головы, вынесла вердикт:

– Что ж, я к Вам сейчас выйду… Надеюсь, время есть? Позволяет?

«О чем она? Я ведь на работе…», – он машинально глянул на левое запястье, но часов там не оказалось, мельком тут же вспомнил, что потерял их летом на даче у Левинского, когда пьяный под утро ушёл спать на берег. И тут до него дошло, что ехать то как раз и предстоит на работу, в «баню» …

– Да, конечно, свободен… Ну, я Вас жду? Внизу?

– Внизу. Не здесь же… – Вдруг Татьяна Абрамовна резко отвернулась к компьютеру, схватив со стола дело Зубаревой, и, прикрывшись им, смачно чихнула….

– Будьте здоровы.

– Спасибо. Простите…

Когда Кирилл, в прилипшей к спине сорочке, покряхтывая, вышагнул к Миле, та не отвлекаясь от экрана, быстро спросила с ноткой ехидства:

– Всё решили?

– Да-х. До свидания… – он схватил плащ, шляпу и поспешил.

– Всего хорошего…

Денёк был сегодня ясный, долгожданный, по-сентябрьски тёплый. Погожий и лучистый. Изрезанные тени деревьев накрыли лужи, засыпанные листьями, на сухом асфальте. Было около обеда. Не успел Калугин выкурить сигарету, крутясь в волнении около машины, как увидел парящую в его сторону Татьяну Абрамовну. Она шла гордо, уверенно, красивой женской походкой, застёгивая на ходу молнию чёрной сумочки. На ногах – туфли, сама в сиреневом полупальто, и модном белом палантине, свободно обвивающим шею.

«А, хороша», – поймал себя на мысли Кирилл, и бросил окурок в лужицу.

Она, приближаясь к капоту, кивнула на его авто, настороженно улыбнувшись, мол: «Это и есть твоё говно?».

– Да, прошу Вас, – Кирилл не стал бежать к ней и открывать пассажирскую дверь, посчитав это ненужным низкопоклонством. К тому же, в глазах её коллег и посетителей, возможно наблюдавших, это могло выглядеть двояко…

«Все современные люди итак умеют открывать двери легковых автомобилей».

Когда он уселся за руль, вместо уже привычной затхлости вытертого до дыр салона, пространство наполнил вишнёвый аромат явно не дешевого парфюма. Её духи были необыкновенными. Он вставил ключ в замок зажигания, не снимая шляпы и стараясь не глядеть на неё, потянулся к ремню безопасности. Чувствовал, как она наблюдала за каждым его движением. В этот момент мимоходом, шурша покрышками, медленно прокатилась «девяносто девятая». Проезжая, скрытый за тонировкой водитель дважды коротко посигналил.

«Чёртов Шутка. Дождался ведь, гад, высмотрел…» – подумав, чуть покраснел Кирилл.

– Это кто? – спокойно спросила судья, глядя вслед мигающим стоп-сигналам.

– Адвокат. Шутка.

– А что он сигналит? – сейчас она говорила как-то по-иному, проще, казалось. Тон стал помягче. «Возможно», – подумал, – «это связано с нахождением в тесном закрытом пространстве».

– Увидел нас. То есть Вас. Простите.

– Увидел и увидел… – держа сумочку на коленях, одетых в тёмные колготки, она, посмотрела зачем-то в боковое зеркало заднего вида.

– Может использовать… Напишет в коллегию, к примеру. Компромата не боитесь? – попытался предупредить Калугин.

– Пошёл он на х..й – это было столь естественно и неожиданно, что Кирилл, не решился выбрать ни единого варианта ответа или реакции, будто всё так и должно быть, и, взявшись за ключ, повернул его в замке. Стартер издал что-то вроде предсмертного «Ху-х». И всё. Это было фиаско. Севший аккумулятор передал очередной привет от Сергеича.

– Что, не заводится колымага? – спросила Татьяна Абрамовна.

– Да, не хочет…

– А что, у тебя нет своей тачки? – будто бы удивилась судья.

Кирилл глянул на неё:

– У меня и прав то нет, – серьёзно ответил.

Она нахмурила брови.

– Я пошутил. Извините.

Прыснув, Петькина рассмеялась, около глаз показались блестящие слезинки:

– О-ой, спасибо Вам…

– За что? – улыбался Кирилл.

– За позитив… Давно так не смеялась… – она полезла в сумочку, достала зеркальце, салфетку и принялась за работу, приводя тушь в порядок.

Кирилл уставился в боковое окно, не зная, что делать. Выдохнул. Потянулся, нащупав, дёрнул рычажок капота, взялся за ручку двери, намереваясь по-джентльменски выйти, глянуть, и в общем проделать весь этот дурацкий мужской ритуал.

– Куда Вы? – уже второй раз судья перешла обратно на «Вы».

«Наверняка…», – подумал, Кирилл, – «Поездка срывается, вот и решила: отмена шалостям».

– Посмотрю, что там случилось.

– Аккумулятор у тебя сел.

«Так…, обратно на «Ты», что-то задумала, бестия».

Она сама потянулась к дверному рычажку:

– Поедем на моей машине…

Кресла в «Гранд Чероки» по-американски широкие и удобные. Зеленоватая кожа приятно обнимает задницу. Могучий мотор с лёгкостью разгоняет джип по проспекту от светофора до светофора. В салоне тихо. Машина катится мягко на широких шинах, бескомпромиссно, словно поезд. Водитель судья Петькина в затемнённых очках с широкими дужками, не напрягаясь, держит руль пальчиками, демонстрируя маникюр, и поглядывает в зеркала, почти не шевелясь. До того всё удобно под неё подогнано в этом авто. Коробка-автомат не требует никого к себе внимания. Работает климат-контроль, в салоне подходящая прохлада. Пахнет приятно, не то, что в прокуренном «Алеко» – дерьмом. На магнитоле включено радио, негромко, слышится «Белый снег» Аллы Пугачёвой, спрятанные в обшивке салона динамики, глубоко и качественно передают звук…

– Хороший автомобиль… Какого года?

– Девяносто пятого.

– Свежий… Сейчас желательно перестроиться в правый ряд, там ремонт теплотрассы, налево не повернуть, по Кутузова придётся обходить, через кольцо.

– Ладно, как скажете.

Индикатор правого указателя поворота на панели затикал. Впереди, чадя адским выхлопом, оттормаживался гружёный песком «Камаз». Однако в салоне джипа запаха гари не чувствовалось совсем.

Ехали, казалось, долго. Скорость она не превышала.

– Я вопрос хочу задать? Можно?

– Конечно.

– Что такой человек как Вы, неплохой, в общем-то, юрист, делает в какой-то там «бане»?

«Опять перешла на «Вы», осторожничает».

– Я не такой уж и хороший… В смысле специалист.

– Да, ладно. Скромность, конечно, украшает, но есть и пределы. Я серьёзно.

– В самом деле, Татьяна Абрамовна. Иногда мне кажется, что я вообще ни в чем не разбираюсь.

– Ну, это у всех бывает. Порой страх накатывает, неуверенность в себе. Временами.

– Может поэтому я в женском крыле.

– Что?

– В женской бане. У нас два крыла, то есть отделения. Женское и мужское.

– И в мужском свой юрист?

– Была, Ольга. Сейчас там свободная вакансия.

– Интересно. И всё же, почему не ищешь нормальную работу? В ту же прокуратуру, адвокаты бы подался, да мало ли, можно и в приставы, или частной практикой заняться.

– Мне нравится моя…

«Зачем я вру? Может правду сказать? Мол, ну да, «баня» – дерьмо полное… Сам в поисках работы, периодически…»

Он сделал вид, что тема наскучила, и поглядел на огромный расположенный под мостом продуктовый рынок.

– И зарплата наверняка маленькая? – не отпускала Петькина.

– Да, к сожалению, не большая. Но, пока я не вижу себя в другом месте.

– Вам не хватает самооценки.

– Не первый раз это слышу.

– Значит это правда, – она глянула на него очками-хамелеонами.

– Каждый приспосабливается по-своему, – он опять отвернулся, рассматривая опережавший их автомобиль.

– Неужели тебе не хочется такой машины, не знаю, красивой, шикарной женщины, квартиры в хорошем районе? Не интересно?

«Это она себя имеет в виду?!»

– Что ж, факт отсутствия у меня автомобиля привёл Вас к мысли, что и женщины у меня нет и квартиры? Хорошего Вы обо мне мнения…

– Я ничего такого не думала. Напротив, у человека вроде тебя, всё должно быть. Но впечатление складывается противоречивое.

– Вы видите только оболочку…

– Я ещё и с людьми общаюсь. Мне многое про тебя известно.

– Что ж, ладно, допустим. И что я со всем этим буду делать?

– Как что? Жить. Пользоваться, наслаждаться.

– Наслаждение – это иллюзия. Рефлекс в мозге. Учёными доказано.

– Понятно. Учёными… Лучше ничего не делать? Ходить пешком и жаловаться на то, что всё складывается неудачно.

– Разве я жаловался?

– Нет, но…

– Что?

– По тебе видно, что ты не особо доволен.

– Может, я сам по себе такой… С чего мне казаться довольным? Даже если у человека будет всё, что Вы перечислили, не факт, что это его осчастливит.

– Но ведь жизнь станет легче, Кирилл, удобней. Интересней. Ты взрослый человек, а несёшь бл..дь чепуху. Извини.

Калугин сделал отрешённый вид, словно опять не заметил общения «по-свойски», точнее его элемента. Улыбнулся, пощурился от солнца, глядя куда-то: