На руинах нашего мира

– Так как она предала всю нашу деревню и Бога Солнца, – сказал Начальник деревни, его голос ни на йоту не дрогнул, – то мы вынуждены принести её в жертву! Но так как она была моей любимой женой, то у неё есть выбор! Я хочу, чтобы она назвала имя, кто это сделает!

Это было не просто жестоко – это было безумно жестоко. Ведь все знали, что у Афины было лишь два близких человека: я и её теперь уже бездыханная, лежащая на земле мать. Сейчас Начальник деревни мстил не только своей уже почти мертвой жене, но и мне – дочери человека, который сбежал, оставив всю деревню.

Глава 2

– Ульяна, выйди вперёд! – Голос Начальника был подобен удару кнута.

Я двинулась. Ноги не слушались, словно налитые свинцом, каждый шаг давался с невероятным трудом. Я шла вперёд – к статуе, к Начальнику деревни, к Духовнику, и к моей подруге, Афине, которая сейчас ждала своего последнего смертного вздоха. Воздух вокруг стал вязким и тяжелым, пропитанным запахом страха и предвкушения неотвратимой смерти.

Начальник города, с улыбкой, больше похожей на звериный оскал, протянул мне клинок. Его рукоять была холодной и неприятной на ощупь. – Ты должна выпустить кровь, чтобы Бог Солнца принял эту жертву и благословил нас на дальнейшую жизнь! – прозвучал его приказ, не терпящий возражений.

Я подошла к подруге. Очень близко. Настолько близко, что могла видеть каждую искорку страха и мольбы в её расширенных глазах. Слезы текли по моим щекам, застилая взор, но я не позволяла себе их вытирать. Руки дрожали так сильно, что клинок едва не выскользнул из ладоней. Я смотрела на это столь любимое и дорогое мне лицо, на человека, с которым делила каждую мысль и каждый вздох, и не могла поверить, что она выбрала именно меня для этого ужасного действа.

Подойдя к ней совсем близко, Афина зашептала, так чтобы услышать могла только я, её голос был похож на шелест осенних листьев, едва слышный, но полный мольбы: – Пожалуйста… пожалуйста, Ульяна… пожалуйста, убей меня. Не выпускай кровь, не делай так, чтобы мои муки продлились часами… Убей меня одним ударом в сердце. Я тебя прошу! Ради нашей дружеской любви… Мы были как сестры, мы были как две души одного целого! Пожалуйста, Ульяна, исполни моё последнее желание… Отец мёртв… мать мертва… незачем больше жить… Я не хочу сражаться… Я не хочу умирать столь мучительной смертью… Пожалуйста, я тебя прошу! – Девушка плакала, шептала, её тело, привязанное к статуе, дрожало от ужаса.

– Что вы там медлите?! – заорал Начальник деревни, и я вздрогнула от его резкого, грозного голоса. А моя любимая и единственная подруга Афина продолжала шептать губами, беззвучно, но я видела: – Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… – Наверное, эти слова на всю жизнь отложатся в моей памяти, в моей голове, преследуя меня даже во сне.

– Выпускай кровь! Да прольется она ради нашего благополучия! – повторил Начальник деревни, его лицо исказилось нетерпением.

Но я не слушала его. Взяв нож двумя руками, словно это был не клинок, а моё собственное сердце, я подошла очень близко и взглянула в глаза моей лучшей подруги. На мгновение наши взгляды встретились, и в её глазах я увидела не только боль, но и безмолвную благодарность, понимание. Представив лезвие к самому сердцу, я посмотрела на неё, и мои губы сами собой произнесли: – Прости меня… И прощай… —

– Спасибо… – ответила моя лучшая подруга, её голос был едва слышен, но в нём не было ни тени упрека.

И я, под истошные крики Начальника деревни …

– Стой! Что ты делаешь?! – всадила моей лучшей подруге нож в сердце. Глубоко. Провернула его несколько раз. Кровь хлынула моментально, хлынула горячим потоком, пачкая мои руки, платье, землю под ногами. Подруга, с легкой, почти блаженной улыбкой на губах, начала умирать. Её глаза закатились, тело обмякло, и она больше не дрожала.

– Ах ты, мразь! – заорал Начальник деревни, его лицо налилось кровью от ярости. Он подбежал ко мне, его огромная, жирная рука взметнулась и ударила меня по лицу с такой силой, что я отлетела в сторону, упав на землю.

Сознание моё не померкло, но в глазах потемнело. Боль была жгучей, пронзающей. – Ты, мразь такая! – продолжал кричать мужчина, его голос был теперь чистым рыком. – Ты должна была выпустить кровь и не убивать её! Она должна была быть жертвой для Бога Солнца! А ты её убила! Взять её! И посадить в клетку, пока я не разрешу выйти! —

Подбежавшие мужчины, грубые и безразличные, схватили меня за руки и поволокли. Они тащили меня к клетке, что стояла рядом с нашим Идолом. Бросили меня туда, как тряпичную куклу. Металлические прутья звякнули, когда меня швырнули внутрь, и замок лязгнул, отрезая от мира.

– Разойтись всем! – закричал Начальник деревни, и все начали разбегаться по своим делам, словно толпа муравьев, испуганных великаном.

А я продолжала сидеть. Обхватив себя руками, я раскачивалась взад и вперед, и плакала. Слезы текли без остановки, смешиваясь с кровью, оставшейся на руках. Я смотрела на два трупа, два безжизненных тела, близких для меня людей: моей любимой подруги и её матери.

– Пусть их дух царит в том месте, где тепло и хорошо, где нет боли и страданий, – прошептала я, помолившись Богу Солнца. Молитва была скорее отчаянным стоном, чем верой. Моим последним желанием было, чтобы им хоть там было спокойно.

Глава 3

До самого вечера я просидела в клетке, как цепная собака, брошенная на произвол судьбы. Никто не подходил ко мне, не приносил ни глотка воды, ни крошки пищи. Мимо проходили люди, но каждый, стоило их взгляду хоть на секунду задержаться на мне, тут же отворачивался. Все боялись навлечь беду на свой дом, на свою семью, и увидеть неодобрение от нашего Духовника и Командующего города. Я была чумной, прокаженной, живым напоминанием об отцовском предательстве и собственной смертоносной воле.

Вечером, когда находиться на улице становилось уже опасно, когда Лес начинал дышать холодом и звериными запахами, за мной пришел мой брат. Открыв клетку, он ничего не сказал, лишь продолжал стоять, ждать, пока я выползу. Я выползла из клетки, как раненое животное, разминая затекшие ноги, руки, голову и спину. Посмотрела на брата. Он ничего не сказав, лишь головой указал в сторону нашего дома. И я пошла. Ноги дрожали от долгого сидения, но я шла, чувствуя каждый шаг, как удар по измученному телу. Услышав лязг закрывающейся клетки позади себя, я поняла, что брат её запер. Он шел за мной по пятам, его шаги были тяжелыми и молчаливыми.

Я первая открыла вход в наш домик. На столе горела лишь одна свеча, её тусклый свет едва разгонял мрак. Мать сидела за накрытым столом, её плечи были поникшими. Увидев её, у меня опять потекли слезы по щекам, горячие, жгучие. Я бросилась в её объятия. Моя любимая мама широко расставила руки, и я плакала, плакала, а она обнимала меня, гладила по голове, по плечам, по спине. А я все продолжала плакать и плакать, причитая, как же мне жаль, как же мне плохо и страшно.

Когда я выплакалась, брат уже доел свою порцию еды и лежал на кровати, отвернувшись к стене. Мать же решила остаться без ужина и из своей тарелки вывалила свою порцию в мою.

– Мама, так нельзя! – протестовала я. – Ты должна тоже поесть! Не надо, оставь себе!

– Нет, дочка, – сказала мама, ещё раз погладив меня по голове. Её прикосновение было таким нежным, таким полным скрытой боли. – Чувство у меня материнское есть, что за чёрной полосой пойдет ещё одна чёрная полоса. Кушай, родная, кушай. – Мать поцеловала меня в лоб и пошла на кровать спать, отвернувшись.

Тогда я ещё не понимала её слов. Тогда я ещё и не знала, что над нашим домиком завис ангел смерти, что Бог Солнца отвернулся от нашей семьи раз и навсегда. Доев еду, я поставила глиняные тарелки в угол. Выпив травянистого отвара, я взяла свечку и отнесла её в самый угол нашего домика. Тихонько, на цыпочках, подобралась к кровати брата и попыталась вытащить одну из книг.

Но тут рука брата схватила меня за руку. Я дёрнулась, но его хватка была очень сильной, словно стальной капкан.

– Что ты делаешь?!

– Это что ты делаешь?! – прошипел мой брат, его голос был полон ярости и презрения. – Ты итак накликала беду! Нас опять заметили! Что ты сделала?! И теперь ты ещё идёшь сейчас ночью читать?! Ты же знаешь, что женщина не может читать! Ты же это знаешь! – Брат шипел, его лицо становилось багровым, вены на шее вздыбились. Сейчас, в такой его злости, он был уродлив.

– Отцепись от меня! – начала шипеть на него я. – Мне больно! – А брат сильней схватил меня за руку и принялся давить, причиняя невыносимую боль.

– Женщина не должна читать! Тебе скоро восемнадцать, а это значит, что ты выйдешь замуж и пойдешь рожать! Рожать и ещё раз рожать! И работать, и рожать! Вот весь твой мозг и удел! А сейчас убери руки от моих книг, задуй свечу и ляг в кровать! – Его слова ударили меня сильнее удара Начальника города. Это был мой родной брат, моя кровь. Мы созданы одной матерью и отцом, мы оба жили и ели в одном доме и ходили под Богом Солнца. И сейчас его лицо, такое злое и незнакомое, смотрело на меня. Он отпустил мою руку, а я вернулась к своей кровати, перед этим задув свечу, и легла.

И опять слезы катились по моим щекам. Слезы боли и непонимания, слезы всепоглощающей безысходности. Я себя чувствовала ненужной, брошенной и всеми нелюбимой. Жизнь с каждым разом подкидывала мне новые удары, и что с этим делать, я не могла знать. Мир вокруг сжимался, давил, лишая воздуха.

Утро выдалось для меня точно таким же, как всегда. Встав, позавтракав, я накинула плащ, схватила корзинку и уже собиралась выйти на стирку, как увидела, что перед нашим домом стоит Начальник города. Я очень удивилась и встала как вкопанная. Мужчина своим мерзким, похотливым взглядом рассматривал меня, потирая свои потные ладошки.

– Доброе утро тебе, Ульяна.

– Доброе утро, – проблеяла я и поклонилась.

– Сегодня ты не идешь на стирку. Сегодня ты идешь на огороды.

Я замолчала, уставившись на мужчину. Ведь после моего чудовищного проступка я должна была сидеть в клетке днями и ночами, а меня… меня повышают? И я иду на огороды?

– Почему? – спросила я, мой голос был едва слышен.

– Не стоит задавать вопросы, девочка. Иди работай.

И я пошла.

Я трудилась и трудилась, пока одна из женщин не подошла ко мне очень близко. – Ульяна… Ульяна… – начала шептать она. Подняв голову, я увидела соседку. Она жила недалеко от нас, и отец, когда ещё жил в деревне, очень хорошо общался с её мужем.

– Да? – удивленно спросила я, ведь разговаривать в рабочее время было очень нежелательно, и люди, если увидели это, могли рассказать Начальнику города.

– Говорят, ты станешь следующей…

– Кем следующим? – удивилась я, хотя в груди уже поселился холодный комок предчувствия.

– Следующей женой …

– Ульяна! – закричал человек, который следил за нами, чтобы мы хорошо работали.

А я, опустив голову, была потрясена до глубины души. Ведь точно! После моего проступка меня повышают по иерархической лестнице. А это значит, что если я теперь работаю с пищей, значит, я становлюсь достойной для нашего Начальника города. Страх заполнил мою душу, руки начали трястись.

– Ульяна, работай! – приказал надсмотрщик, и я принялась рвать сорняки, обрабатывать землю, носить воду, подготавливать продукты. Мне было страшно. Я не знала, что делать. Я не хотела умирать. Я не хотела ложиться под этого ужасного зверя. Я не хотела быть его следующей жертвой. Я не хотела…

– Молитва! – объявил громкий голос, и мы все, женщины, направились на молитву. Все происходило обыденно, как и всегда. Женщины преклонили головы, мужчины поклонились. Духовник деревни зачитал свои духовные наставления, и Духовник вместе с Начальником города, выйдя вперед, громко объявили: – Сегодня дневная молитва для всех! Мужчины и женщины, все должны прийти на дневную молитву! – И мужчины удалились по своим делам. У меня тряслись руки.

Дальше, после утренней молитвы, у нас шел небольшой обед в домах. После утренней молитвы и утренней работы все женщины обедали в своих домах, пока мужчины были на охоте и занимались другими делами. Я побежала в дом. Открыв дверь, я дождалась, пока зайдет мама, и захлопнула её за ней.

– Мама! Мама! Мама! – запричитала я. – Смерть придет за мной! Мне птичка нашептала, что я следующая жена! Мама, я следующая, ты понимаешь это?!

Мама закрыла рот руками и плюхнулась на пол, обнимая мои ноги. Её тело дрожало. – Дочь моя… кровинушка моя… Ты рождена от моей плоти и крови! Ты последняя радость мамы! – Женщина причитала и плакала, причитала и плакала.

– Что делать, мама?! – заплакала я, смотря на любимого, родного человека.

– Не знаю… Ой, не знаю…

– Пойдем есть, – сказала женщина. За обедом она не проронила ни слова. Я пыталась у неё что-то узнать, но женщина была очень задумчива, я бы сказала, она была глубоко в себе, словно ушедшая в иной мир. Обед был сытный, потому что один из мужчин принес нам в небольшой плошке жареное мясо, сказав, что это со стола Начальника деревни. Я не удивилась, ведь я знала, что нас ждет. Я хотела отказаться от еды, но мама сказала, что мне нужны силы, и заставила меня есть это мясо. Мясо я съела одна, мама не притронулась ни к кусочку.

После обеда я пошла на стирку. Стирала белье, была в своих мыслях. Весь распорядок дня шел так же, как всегда, только сейчас все изменилось. Моя душа стала несчастной, оттого что больше моей лучшей подруги нет со мной, оттого что больше я не увижу её приятной улыбки, её звонкого смеха. Оттого что с этого дня вся моя жизнь переворачивается, и оттого что совсем скоро я, вместе с моей подругой, лягу в одну холодную мертвую землю.

После работы мы все пришли на обеденную молитву. Но охотников ещё не было, поэтому Начальник города решил не рассказывать нам новости, а заставил всех прийти на вечернюю молитву. Я напряглась. Ведь ждать неизбежного было тяжелее всего.

После дневной молитвы я занималась уборкой деревни. Это означало, что я должна была подметать веником из прутьев дорожки нашего поселения. А ещё, самое ужасное, я отмывала кровь, которая впиталась в Идола Бога Солнца и в землю. Это было самое ужасное – стирать водой кровь, оттирать её, зная, что это кровь твоей подруги, трупы моих близких людей. Мы не хоронили их – они были предателями, поэтому Духовник нашего города приказал их сжечь. Поэтому перед вечерней молитвой я стояла и смотрела, как горят два тела, как умирают остатки той семьи, которую я знала и любила. Умирает мать и дочь в одном огне, превращаясь в прах.

После вечерней молитвы Начальник нашей деревни вышел вперед. Его голос был громким и пафосным, словно он произносил приговор целому миру. – Мои братья и сестры! Я выбрал жену! Да, которая даст мне потомство! Да, которая даст мне столь долгожданное дитя! Ульяна, выйти сюда!

Все зашептались, а у меня затряслись руки и ноги. На ватных ногах я встала и прошла к Начальнику . – Встань со мной, моя будущая жена! – Он приказал, его рука протянулась ко мне. Я встала рядом и подняла голову. Глаза брата были злые, полные ненависти и презрения. А по силуэту матери я понимала, что её трясет, её тело билось в немой агонии.

– Сейчас мы начнем подготовку к ритуалу. Я думаю, сам ритуал проведем завтра утром, – сказал мужчина, злобно улыбнувшись. А у меня сердце ухнуло в пятки. Страх пронзил меня насквозь. Мне хотелось кричать, кричать!Убейте! Убейте меня прямо сейчас! Я не хочу! Но я молчала. Стояла и молчала, как безмолвная, сломанная кукла.

– Идите, дети мои, идите, – сказал Начальник нашей деревни, отпуская всех. Все пошли. Я уже хотела тоже сдвинуться и пойти, но мужчина схватил меня за руку, притянул к себе и зашептал на ухо, его дыхание было горячим и отвратительным: – Только посмей куда-то деться, мерзкая мразь! Ты теперь будешь моей женой! Ты ответишь за все свои деяния! Ты ляжешь под меня! Ты теперь моя подстилка! Я буду делать с тобой все что захочу! Издеваться, гладить твою кожу… – Я чувствовала его мерзкое дыхание на своем ухе. И он языком от подбородка до виска провел, его слюни, мерзкие, липкие слюни оставались на моем лице. Мне было настолько мерзко, что мне сейчас же хотелось смыть этот ужас с моего лица.

– Ступай, – улыбнулся мужчина, хлопнув меня по попе. И я пошла. Опять на ватных ногах я пошла в дом, где уже меня ждали мать и брат.