Божий человек

Леонид Литвиненко

Божий человек

Дверь с лязгом отворилась. В погреб втолкнули щуплого парня, и она тут же захлопнулась.Через пару секунд ее дернули вновь, и в погреб, как птица, развернув страницы влетела книга. Грубый пьяный голос, крикнул.

Изучай! Божий человек! Христу от нас привет! И полицай пьяно хохотнул.

– Ты чего тут? Кто ты, парень? Спросил один из находившихся в погребе бойцов.

– Рядовой, Мальчик Иван! Вытянулся парнишка. Это был щуплый на вид подросток. Внешне, он даже был больше похож на девушку, лет шестадцати. Очень тонкий, стройный, и маленький. Желтые, выгоревшие, как солома волосы, и загар на веснушчатом лице, с тонким носом. Большие, синие, как небо глаза, смотрели на солдат. Он шагнул ближе, и только сейчас, они полностью рассмотрели его. Иван был в форме красноармейца, мешковато висевшей на этой щуплой фигуре, почти подростка.

– Тебе лет то сколько, рядовой, Мальчик Иван? Даже улыбнулся лейтенант, от его вида, и так подходившей его наружности фамилии.

– Семнадцать. Ответил Иван.

– А в армию как попал? – спросил второй, коренастый боец с добрым лицом.

– Год прибавил, – ответил он.

– А тут как? – смотрел на него сверху вниз лейтенант.

– Наши отходили, а я вот уснул у реки. Бродил тут, искал дорогу и вышел на деревню, а она под немцем, – по-детски шмыгнул носом солдатик, прижимая книжку к груди.

– А что это за книга у тебя? – снова спросил коренастый Семен.

– Евангелие от Иоанна, – шмыгнул снова солдат.

– Ты верующий?

– Да, мама с собой дала, – смотрел на бойца мальчик.

– Сам-то откуда? По говору хохол, – интересовался дальше Семен.

– С Таганрога, это рядом с Украиной, – ответил солдат.

– Семен, оставь его в покое! И так дурно, какое-то сборище неудачников! – сказал, теряя интерес к парню, высокий лейтенант.

– Давай хоть выспимся перед смертью, так я устал! – добавил лейтенант. Они сидели тут уже почти сутки, по глупости попавшись полицаям в деревне. Было обидно: солдаты были лучшими в разведроте, и так по дурацки вляпались. Но делать было нечего, разведчики уже всё обсудили. Ситуация явно была безвыходной, и оба они понимали, что, видимо, уже всё! Страха особого не было, была горечь, обида и злость на свою глупость. Бойцы растянулись на полу сырого погреба и попытались уснуть. Не спалось, мысли носились вокруг родных и близких и не давали уснуть пленным; они крутились из стороны в сторону. Мальчик сел в дальний угол этой темницы и, кажется, став на колени, начал тихонько шептать.

– Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! – раздался тихий голос щуплого солдатика, и оба прислушались, отвлекаясь от горестных мыслей о своих семьях. Парень читал какие-то молитвы и иногда очень красиво и тихо пел. Наверное, псалмы. Стало как-то очень спокойно. Под это тихое пение солдаты уснули. Утром, по приезду немецких офицеров, их, со слов коменданта полиции, должны были показательно расстрелять. Выспаться перед смертью, как хотел высокий лейтенант, им не дали. Немцы приехали очень рано, всех троих, толкая прикладами карабинов и матерясь, вывели из погреба трое полицаев. Разведчики шли впереди. Они слышали, как сзади, на ходу, полицаи, развлекая двух немецких офицеров и нескольких солдат, издевались, пугая мальчика винтовкой и пистолетом. Парня трусило, и он, вцепившись в Евангелие, что-то бормотал. Солдаты вяло брели к лесу. Деревня осталась за спиной, и, прошагав метров сто, смертники по команде остановились. Умирать им выпало у красивого, качающегося и шумящего леса. Чуть в стороне уныло стояли жители этой деревни: старики, женщины и детвора. Их пригнали новые власти на показательную экзекуцию.

Полицай, улыбаясь, осмотрелся, подобострастно глянул на одного из немецких офицеров и подмигнул ему. Сунув руку за пояс, он вытащил черный люгер. Ухмыляясь, протянул его Ивану. Спектакль начинался.

– Бери! – сказал он.

– За-а-ачем? – заикаясь, спросил парнишка.

– Бери и стреляй в комиссаров, жить будешь! К нам служить пойдешь, а потом, как у вас там? Во ад, что ли? – он сально и ехидно улыбался.

– Сволочь ты фашистская! Оставь пацана в покое! Дай ему умереть спокойно! – почти крикнул лейтенант.

Полицай обернулся к разведчикам.

– Может быть, ты? – спросил он лейтенанта.

Высокий офицер плюнул ему под ноги и отвернулся.

– Или ты, – протянул он второму бойцу пистолет.

Семен с ненавистью глянул на полицая.

– Давай, сволочь. Спокойно сказал солдат и уверенно протянул руку. У лейтенанта где-то внутри трепыхнулась надежда, а вдруг! Может, получится отдать свою жизнь подороже!

Немецкий офицер, с явным удовольствием наблюдавший за ними, сделал шаг вперед.

– Найн, Найн, комиссарэн! Иван, паф-паф! И он ухмыльнулся, вставляя сигарету в рот.

– Дураков нет, красная скотина! Злобно сказал полицай бойцу.

– Бери, Божий человек! Причащайся! С наигранной нежностью, садист снова протянул оружие Мальчику.

Ивана трусило. Он смотрел то на пистолет, то на разведчиков.

Разведчики безразлично уставились поверх голов этого адского балагана. Они уже не думали выйти живыми из этой переделки. Сопляка, конечно, было жалко, но что тут поделать? Фашисты и есть фашисты.

Трясущейся рукой Мальчик все же взял пистолет. Левой рукой он продолжал прижимать Писание к груди.

– Карашо, Иван! Иван, шнель! – улыбался немецкий офицер.

Парня лихорадило от ужаса происходящего. Он будто стал еще меньше ростом и как-то по-собачьи тихо подскуливал.

– Давай уже! – гаркнул полицай.

Мальчик поднял руку и увидел в перекрестье прицела спокойное лицо лейтенанта.

– Стреляй уже, раз взял.

– Надоело, – спокойно сказал лейтенант, глядя прямо в глаза перепуганного солдатика.

– Господи! Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного! – вслух произнес Мальчик. Немцы и полицай громко захохотали.

– Помилует, конечно! Он всех милует, кроме комиссаров! Ты главное стреляй! – ухмылялся полицай.

И вдруг какое-то спокойствие, как волной, накрыло мальчика. Рука стала твердой, тремор прошел, как и не было. Он резко повернул руку и на мушке увидел смеющегося немца. Тот щурился от смеха и отгонял дым от сигареты рукой. Громко рявкнул люгер! Затылок немца вылетел вместе с пулей, забрызгав лицо стоящего за офицером солдата. Немецкий солдат опешил, и через секунду, размазывая мозги по лицу, упал на колени. Его рвало.

Иван молниеносно повернул руку. Второй офицер стоял бледно-зеленый, с широко открытыми, удивленными глазами. У него был открыт рот, очки съехали на нос, а сигарета, смешно приклеившись к верхней губе, как-то смотрела вверх.