Плутон меняет знак

В дверях показался тощий мужик в татуировках на хилых руках и в резиновых тапках. За ним маячил хмурый старик с коричневатыми мешками под глазами.

– Можно бритву взять? – робко спросил татуированный.

– Бери, но через десять минут чтоб была на месте.

Мужик суетливо подошел к ячейке, к которой была скотчем прилеплена бумажка с именем и первой буквой фамилии, схватил бритву и исчез.

– Это Антон О. Алкоголик. А мужик, который за ним стоял, – подселенец. Давно умерший алкаш Григорий. Антон его на кладбище случайно зацепил, когда обряд делал на конкурентов по работе. Ну и все, Григорий этот к нему подселился и продолжает через него бухать. Он безобидный, глаза, правда, страшные, голодные. Но это и понятно: Антоха у нас уже полгода, не употребляет, Григорию жрать нечего, вот он и грустит. Еще немного – и должен от него отвалиться.

– А что это за ячейки? – Я кивнула на полки.

– С личными вещами. Личные вещи, телефоны у нас при себе иметь нельзя, особенно бритвы, ножницы – все, что колет-режет. Многие пациенты, как я уже говорил, с двойными диагнозами. А это риск суицида. Да и обычные могут с собой что-то сделать или друг на друга кинуться. Были случаи… Поэтому все колюще-режущее выдается по запросу и ровно на десять минут. Даже в столовой – только ложки.

– И много таких, с суицидальными наклонностями?

– Ну а вы попробуйте у нас полежите полгодика-год… Конечно, жить не захочешь. Но это и есть наша основная задача – сделать жизнь пациентов невыносимой насколько, чтобы больше всего на свете они боялись сюда вернуться. На этом и основано выздоровление. На страхе.

– Я думала, любой терапевтический процесс основан на любви к себе. Так говорили в институте психологии…

Алим посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Ну вот и попробуйте им рассказать тут про любовь к себе. Посмотрим, что у вас получится.

В кабинет зашел Алексей. В руках у него были пакеты.

– Нового привезли. Алкоголь, наркотики, биполярка. Зовут Андрей. В употреблении лет двадцать. Острый психоз. Заказчик – мать. Надо дело завести. В смысле, историю болезни заполнить.

– Ты вещички-то сперва проверь, – почесал лоб-гармошку Алим. – А то вдруг там колбаса. Колбаса у нас запрещена.

– Почему запрещена? – удивилась я.

– У пациентов свой рацион, по ГОСТу. Колбасы и прочие деликатесы мешают лечению. Это гедонизм. Здоровый человек должен уметь обходиться без колбасы. Объясняем это родственникам, объясняем, все без толку. Особенно бабки с дедами этого не понимают. Кладут в передачки то сервелат, то буженину. Недавно один дедуля внучку своему бри притащил, да еще так хитро спрятал – в мешок с баранками. Но мы бри этот нашли, наполовину сожранный. И внучка наказали.

– Как?

– Написал триста гербов.

– Что за гербы?

– Это от Герберта Спенсера пошло. Наверное, в ваших университетах о таком рассказывали. – Алим иронично улыбнулся.

– Герберт Спенсер – английский философ и социолог, – вспомнила я.

– Ага. Ему принадлежит фраза «Презрение прежде, чем исследование». Знаете, о чем это?