Так не бывает: мужчина из сна

Елена Ночь

Так не бывает: мужчина из сна

Глава 1

Этот жест, как он пальцами перебирает от ее плеча до локтя, а потом уже не отрывая ведет до ладони…

Рыжеволосая кудрявая Женя отодвинулась назад для объятия – ведь он стоял сзади. До этого она раскладывала морковный пирог по тарелкам у плиты, но, разумеется, объятья были более заманчивым делом.

Сильные надежные руки тут же обняли.

– Пока дочка в садике, – прошептал он на ухо.

И все куда-то уплыло и стало из яркого сна обычным сном.

Звук будильника, максимально мерзкий, напомнил Женьке, что она должна собираться на смену. Утро начиналось солнечно, вид из окна был совсем не тот, что во сне – там были пальмы, а здесь – величавые осенние сосны в новом наспех возведенном жилом комплексе в живописном пригороде, чтобы заманивать молодых дешевыми студиями.

Сон был как всегда волнующий и захватывающий. Было одно «но». У нее в реальности не было мужа и парня тоже. И детей не было. Женя только-только закончила медучилище и по счастливому совпадению в местной больнице были места, иначе ехать ей в большой город сначала на автобусе, потом на электричке. Что ж, квартиры, купленные живущими на скромные средства родителями, такими шикарными и близкими к центру не бывают. Чтобы подарить такое на совершеннолетие, были привлечены к помощи все возможные и невозможные родственники и задействованы неизвестного размера кредиты.

Женя вошла на работу. Воздух в отделении был с привычной ноткой антисептика.

Цокая туфлями по кафелю, рыжая стройная Евгения прошла до поста медсестры.

Заполнив все журналы и приняв дежурство, Женя оглядывалась в разные стороны коридора, ища завхоза. Ветошь на посту заканчивалась.

В ее жизни не было ничего из ряда вон выходящего: работа, квартира, кот, редкие визиты в гости к маме с папой и такие же редкие встречи с подругой Юлей, блондинкой, которая работала лаборантом в отделе анализов. Все логично и предсказуемо. Даже рыжий кот Метроном (Метрик) встречал ее одинаково: требовательное «мяу» у полной миски и равнодушный взгляд, полный кошачьего высокомерия. Вот только эти сны сбивали с толку.

В училище она встречалась с однокурсником, но после обучения он уехал на родину. Она стала молодым специалистом и, честно говоря, шарахалась, когда с ней в интернете или в кафе пытались познакомиться и сразу спрашивали:

«Где живешь? Квартира своя?»

– Пффф, – она поморщилась, вспоминая таких парней, занимаясь при этом регулировкой капельницы для бабы Нади.

– Вот еще, – подумала она еще раз, – мужчину в свою квартиру? Чтобы туда пришел на готовое?

– Да, дочка, сейчас такие мужчины жадные пошли.

– Ой, баб Надь, я что, вслух сказала?

Обе засмеялись.

Баба Надя была местной легендой. Лет семидесяти, с живыми, острыми глазами и седыми волосами, убранными в аккуратную шишку. Она знала все сплетни городка за последние полвека и была ходячей энциклопедией чьих-то родственных связей, удачных и неудачных замужеств, скандалов и радостей. В больницу она попадала с завидной регулярностью – то давление подскочит, то суставы прихватят, то «просто прокапаться для профилактики». Персонал ее любил за неунывающий характер и за то, что она никогда не скучала и не давала скучать другим.

– Ну вот, красавица, скоро и на свободу, – сказала Женя, проверяя, хорошо ли идет раствор.

– Да уж, погуляла я тут в очередной раз, – вздохнула баба Надя, но в ее глазах читалось скорее удовольствие от внимания, чем тоска. – Дома-то одна, а тут народ, общение. Как в клубе по интересам, только капельницы вместо чая.

Звук мессенджера означал, что скоро обед и Юля ждет ее в столовке.

– Ну что, как ты? – Женя услышала чуть хриплый голос в трубке, – Юля за целый день накурилась в курилке.

– Нормально. Двух новеньких приняла, срочника с аппендицитом прооперировали. Как пробирки?

– Крутятся. Скучища. Давай, жду, я сегодня рыбу взяла по новому рецепту. Попробуешь.

Столовая мирно гудела, народу было мало, пока заходит только персонал, у больных обед чуть позже – вот тогда зашумят.

– Может, в пятницу куда-то рванем? – мечтательно предложила блондинка Юля.

– Посмотрим, – ответила Женя, глядя на запотевшее окно, за которым моросил холодный осенний дождь. – Еще только понедельник. – Она уже знала, что в пятницу будет слишком лень куда-то идти.

Они поели, обсудили зама главврача, который был дотошный, но красавчик, и разошлись по отделениям.

– А нет, облом, – тут же пришло от подруги сообщение в мессенджер. Женя убрала телефон в карман халата, так как навстречу шел тот самый Вадим Генадич. Но успела прочитать «С племянницей попросили посидеть».

– Глаша! – призывно позвала Женя и вдруг побежала в другую сторону от Вадима Генадьича, – Глаша, я тебя полдня ищу. Пойдем на склад, ветошь нужна.

И вот хоть утро и начиналось с солнцем, робкими, но упрямыми лучами, танцующими золотыми зайчиками на стене, – но дальше, будто по какому-то злому умыслу, все переменилось. Сперва это были лишь безобидные барашки облаков на горизонте, белые и пушистые. Но они клубились, темнели, сбивались в грозные свинцовые тучи, подгоняемые резким, порывистым ветром.

Дальше набежали уже серьезные тучи, внезапно пошел и зарядил бесконечно лить дождь, выливая все положенные и неположенные осенние нормы.

Женя на секунду закрыла глаза.

Настало ощущение тепла. Не сухого, от батарей и кварцевых ламп, а влажного, плотного, пахнущего морем и цветущим олеандром. Потом – звуки. Где-то далеко смеются дети, слышен мерный шум прибоя.

Она встряхнула головой и снова ничего морского и южного, как в своих снах, в реальности не увидела. Только промозглый дождь. Такой же, в который она два года назад вытащила из канавы промокший дрожащий комочек – своего Метрика.

Вечером пришла домой. Как всегда включила сериал по кабельному. На этот раз был про какую-то мексиканскую чупакабру. Даже интересно стало, хотя обычно эти низкобюджетные работы не радовали. Но тут маленькая хрупкая девочка с дробовиком, с ней отец, есть конечно подозрительный друг отца и где-то во дворе чупакабра, а у девочки в комнате спрятанный ей мальчик мексиканский беженец который просил не говорить папе, ведь тот шериф…

Рука с пультом свесилась с дивана и дыхание становится ровным. Все-таки слишком долго искали чупакабру – успела заснуть.

Она открывает глаза. Над ней – беленый свод потолка с темными деревянными балками. Сквозь щель в шторах бьет слепящее солнце. Она лежит на широкой кровати, простыни прохладные и мягкие на ощупь.

Дверь приоткрывается, и в спальню входит Он. Высокий, спортивный сероглазый брюнет с модной стрижкой с удлинненными волосами на макушке и челке, и короткими висками, в простых синих шортах и голубой футболке. Лицо обветренное, у глаз – лучики морщин от постоянного солнца. В руках он держит две кружки. «Спящая красавица»,– говорит он, и в его голосе слышится улыбка. Голос обычный, низкий, похожий на диктора радио. Он ставит кружку на тумбочку, и его пальцы на секунду касаются ее плеча. Прикосновение живое, настоящее. «Евгения, вставай, а то дети все панкейки растаскают». Она улыбается и тянется к нему рукой, чтобы ощутить шероховатость его загара…

Что-то блюхается ей на грудь, ах, да, она же все-же лежит в своей квартире. И это Метрик решил, что тут тепло и уютно. Неплохое, в общем, место. «Ну почему я во сне ничему не удивляюсь? – размышляла медсестра, – Не спрашиваю якобы мужа ни о чем? Принимаю все это как данное. Не догадываюсь, что это сон. По какой-то странной узкой улочке во сне выхожу каждое утро на работу. Женя даже помнила, что было вокруг при выходе с этой улочки на набережную. Вдали стояла заправка с манящими огнями. А впереди было одноэтажное синего цвета здание – то ли музей то ли администрация.

Резкий трезвон будильника разрезал сон пополам.

Женя открыла глаза. Серый рассвет. Знакомый потолок. Кот на подушке. Она потянулась, села на кровати, пытаясь поймать ускользающие ощущения тепла и песка. Было странно. Интересно.

Эти сны снились ей уже около года, каждую ночь подряд. Как сериал. Она помнила узор на кафеле в той ванной, вкус местного хлеба, ощущение шершавого ствола кипариса, к которому она прислонилась.

Она встала, потянулась, заправила кровать и лениво пошагала в ванную, периодически спотыкаясь о своего кота Метронома.

О своей проблеме со снами она даже не могла сказать,что это проблема. Сон и сон. Было только странно, что там оказывалось все максимально далекое от реальности. Но и такое бывает. Снятся же людям погони, боевики. Или что они без каких-либо приспособлений летают. В реальности же так не летают.

Выйдя из подъезда и раскрыв зонтик, Женя поправила кудрявый локон и пошла до остановки привычным маршрутом. Ей везло – она почти всегда успевала на автобус, который идет еще до всеобщего утреннего помешательства вида «успеть на работу любой ценой» – не приходилось толкаться.

Опустив зонтик, она заметила на колготках стрелку: «Ах ты ж». Впрочем, в сестринской у нее лежали запасные.

Возможно, пора переходить на джинсы. Но еще после дождей хотелось бы отгулять бабье лето.

Женя заканчивала заполнять журналы у сестринского поста, чувствуя, как спина затекает и ноет от неудобного стула. Воздух был насыщен утренней суетой: звонки телефонов, скрип каталок, приглушенные разговоры.

Вдруг сзади раздался характерный шум – будто кто-то уронил металлический лоток, но поймал его на лету. Она не оборачивалась. Знакомые быстрые шаги приблизились,

Это был Миша – медбрат из травматологии, ее ровесник, высокий, подтянутый, с живыми темными глазами и вечной ухмылкой на лицу. Носил униформу с неизменной каплей хаоса: то один из карманов халата оттопырится от обилия случайных предметов внутри, то за что-то зацепится Волосы всегда слегка растрепаны, будто он только что вылез из под одеяла Обожал черный юмор (профессиональная деформация), но при этом обладал золотыми руками и невероятной чуткостью к пациентам.

– Верзилина Евгения, доброе утро! – раздался над ее ухом бодрый, слегка хрипловатый голос. – Твое лицо говорит мне, что ты либо не выспалась, либо наш дорогой пациент из 204-й опять тебя донимал. Предлагаю снять с него капельницу и повесить на него табличку «Осторожно, злая собака». Или подсыпать ему в компот успокоительного. Шучу, шучу! – добавил он, видя ее строгий взгляд.

Он принялся с упоением разворачивать какой-то батончик. – Кстати, о странностях. У меня вчера такая история приключилась. Заходит ко мне Бабушка Зоя из 210-й и говорит: «Сынок, а почему у вас тут медведи по коридору ходят?» Я ей: «Зоя Петровна, это санитары наши». А она: «нет, вот, слышу, ты, Мишка, идешь».

Женя фыркнула, не в силах сдержать улыбку.

Он вздохнул театрально и сгреб в охапку папки с анализами. Женя еще не придумала, как именно сегодня от него отделаться и сказала максимально просто:

–Ладно, Миш, я пошла работать,

– Да, золушка. Не задерживайся тут со своими… э… размышлениями. Скоро обход, а у нас в 215-й новый пациент – бизнесмен с приступом. Уже требует кофе, виски и секретаршу. Придется объяснять, что из этого у нас есть только физраствор.

Сегодня кроме бабы Нади в палатах были еще: баба Света, Ника Александровна, Настюшка и еще пара десятков пациенток отделения.

Ну хоть на этой неделе дежурю не в мужском, – улыбалась Евгения.

– Верзинина зайди в кабинет, – писклявый голос низенького лысого всегда веселого главврача был милее голоса громогласного зычного миловидного, но с характером, очень противного всем заместителя.

– Заир Самуилович, мы уже расписали дежурства.

– Пиши заявление на отпуск.

– Так еще рано, – протянула Евгения.

– А потом меня не будет, давай, заполняй, сразу заранее подпишу. Думаешь, ты одна тут в отпуск идешь?

– Хорошо.

Заполнив, она дождалась подписи, поблагодарила и вышла. Никуда вроде не собиралась, но может, купить горящую путевку?

Два года назад…

Дождь был холодным и противным, колол лицо мелкими неприятными колючками. Женя, кутаясь в промокший насквозь плащ, старательно обходила лужи на асфальте, также пытаясь не намочить густую волнистую рыжую шевелюру стекающей с зонтика водой. Училище осталось позади, впереди – долгожданная самостоятельность, новая квартира-студия, которую подарили на окончание. Мама, строгая сухонькая учительница и папа-бухгалтер, помогая с переездом, строго-настрого наказали: «Никаких животных, Женя. Ты вся в работе, забудешь покормить, квартиру всю испортят. Побудь сначала одна, привыкни».

Женя и не собиралась заводить питомца. Серьезно.

Из канавы донесся жалобный кошачий совсем детский писк. Полный отчаяния. Женя помнила такое – у бабушки в деревне были кошки.

В черной ледяной воде сидел крошечный рыжий комочек. Весь мокрый, трясущийся, он сидел под каплями. На всякий случай зашипел на спасительницу, но прижался, ведь выбора у него не было, лапы его не слушались, а она была теплая.

– Новая блузка, ну ой-ой-ой. И куда мне тебя? – Но сама уже вспоминала, где можно купить детское питание или козье молоко. Она читала, что коровье молоко котятам нельзя.

Дома она завернула его в старое полотенце и принялась сушить феном. Из мокрой гадости постепенно проявляться рыжий пушистик с огромными ушами и наглым взглядом зеленых глаз. – Ну все, – сказала она ему, выпаивая смесью из пипетки, – высохнешь – и на улицу. Или в добрые руки пристроим.

Глава 2

Настоящее время…

Ночь наступала долгожданно, что же приснится в этот раз?

В этот раз во сне она гуляла у моря, был шторм, кричали чайки. Какой-то дедуля прошел мимо и проворчал, чтобы она близко не подходила к берегу

– Ну, впрочем, ты и сама знаешь.

Женя даже и не подозревала, что она такое знает. Хотя, если подумать, волны там разбивались о волнорезы с брызгами по высоте раза в три больше ее роста. Наверное, да, не стоило подходить близко. В этом сне сегодня Женя была все время в полузабытье, так бывает в разных снах у разных людей. Так, собственно, было и у нее. Но вот очень откровенные моменты сна, в которых сплетаются два тела – о да, у нее во снах с незнакомцем было «все», и по высшему классу. Эти минуты были яркие, четкие, капелька пота на лбу была как в макросъемке, шершавость мужской кожи царапала, слова, которые он шептал на ухо, растекались вязким кайфом по сознанию.

Но сейчас в своем царстве Морфея она находилась одна на пляже в шторм. Немного нетипичное для ее сна окружение. Вдруг она увидела какую-то тень впереди и поняла – молоденькая девушка, еще совсем девочка, очень худенькая бледная, белые волосы, пошла к берегу.

– Женя, там кто пошел? Куда она пошла? – ворчащий дедуля, оказывается, ее все-таки знал, раз называл по имени

Сон становился тревожным.

Женя побежала увести девочку от волн, но ее рука вдруг стала проходить сквозь нее. Девочку невозможно было толкнуть.

Следующий эпизод сна был минут через 20, Евгения не запомнила, как это все случилось. Она была мокрая, она лежала на берегу, видимо, девчонку все-таки вытащила. Она делала сердечно-легочную реанимацию. Все как положено. Все как учили. Туманный берег озарился мигалками, собралась толпа, Женю оттолкнул кто-то , подошла бригада, сказала «жива». Она запомнила что девочка вдруг сказала: «Ничего, скоро я вернусь и меня не остановят».

Женя пошла домой, в свой потусторонний, постоянно появляющийся в грезах приморский дом, она же знала куда идти – найти синее здание, вдали будет заправка, от синего дома надо идти по холмистой улочке наверх.

– Ты что такая мокрая? – нахмурился Кирилл. На этот раз он сидел в кресле в классической белой рубашке и черных брюках, отложив в сторону планшет. Его взгляд был полон не столько упрека, сколько настоящей тревоги.

Кир. Его зовут Кир. Вспомнила!

Женя лишь беспомощно пожала плечами, с одежды капало, а по телу пробегала мелкая дрожь. Он вздохнул, встал и быстрыми шагами направился к ней.

–Ну-ка давай сюда, – его голос прозвучал мягко, с ноткой переживания и волнения за нее. Он не стал ничего выспрашивать. Просто взял ее за плечи, повернул к себе и обнял. Крепко-крепко, прижимая к своей груди, к теплой, сухой ткани его рубашки. Она замерла, уткнувшись лицом в его плечо, вдыхая запах свежего стирального порошка и его кожи. Ее мокрый халат моментально пропитал его рубашку, но он, кажется, не обращал на это никакого внимания. Он просто гладил ее по спине широкой ладонью, медленно, успокаивающе, шепча что-то неслышное прямо в ее мокрые волосы.

Дрожь постепенно утихла. Его тепло проникало в нее, согревало куда лучше любого пледа. Она обняла его в ответ, вцепившись пальцами в ткань на его спине, боясь, что это мираж, что он вот-вот исчезнет.

– Всё хорошо, – наконец ясно произнес он над ее ухом, – всё уже позади. Ты дома.

Он осторожно отпустил ее, держа теперь за плечи на вытянутых руках, и внимательно посмотрел в лицо. – Иди, переоденься во что-то сухое. А я пока чаю горячего сделаю.

Женя кивнула, не в силах вымолвить и слова, и потопала в спальню, чувствуя на спине его заботливый взгляд.

Но сон есть сон, все снова поплыло и поехало куда-то.

И, в первый раз за последний год, сны нарушили свой собственный ритуал, и внезапно вторым сном Жене приснилось когда-то законченное училище.

Она стояла в длинном, до боли знакомом коридоре с глянцевыми полами, пахнущими хлоркой и старостью. Стены были выкрашены в унылый зеленый цвет, а вдоль них тянулись строгие ряды закрытых темных дверей с табличками: «Анатомия», «Хирургия», «Процедурный кабинет». Было пусто и тихо, неестественно тихо – не слышно было ни привычного гомона студентов, ни скрипа тележек, ни окликов преподавателей. Только ее собственное сердце, отчаянно колотившееся где-то в горле, нарушало гнетущую тишину.

Она понимала, что опаздывает. Ноги были ватными, и она еле передвигала их, скользя по блестящему линолеуму, как во сне, что, собственно, и было на самом деле. Двери в аудиторию была приоткрыта. Она толкнула ее, и скрип показался ей оглушительно громким.

Внутри за столом, спиной к доске, исписанной замысловатыми формулами и схемами нервной системы, сидела экзаменаторша – тень из прошлого, женщина с лицом, лишенным черт, но внушающим первобытный ужас. Перед ней на столе лежала зачетная книжка. Женя знала, что это ее зачетка.

– Верзилина, – прозвучал голос, холодный и безжизненный, как скальпель, – ваша очередь.

Она села на единственный свободный стул посреди аудитории. Перед ней на парте лежал абсолютно чистый, ослепительно белый лист бумаги и карандаш. Больше ничего.

– Начинайте, – сказала тень.

Женя взяла карандаш. Он был холодным и скользким в ее потных пальцах. Она уставилась на чистый лист, пытаясь понять, что же ей нужно писать. Какой экзамен? Анатомия? Фармакология? Терапия? Ее мозг был абсолютно пуст, как этот лист. Она не могла вспомнить ни одной формулы, ни одного названия препарата, ни единой косточки из человеческого скелета. В голове крутилось только одно: «Все уже сдали. Я одна. Я не успеваю».

Она подняла глаза. Аудитория была пуста. Стулья аккуратно стояли на партами. Никого. Но она чувствовала на себе десятки невидимых, осуждающих взглядов. Слышала сдавленный, издевательский шепот, доносящийся отовсюду и ниоткуда одновременно: «Не сдаст. Опозорится Все всегда знали, что она троечница.»

Она снова посмотрела на лист. На нем стали проступать строки, но не буквы, а какие-то замысловатые, пульсирующие узоры, похожие на кардиограмму или на следы волн на песке. Она пыталась их разглядеть, понять их смысл, но они ускользали, расплывались, стоило лишь сфокусировать на них взгляд.

– Время вышло, – раздался ледяной голос.

Женя вздрогнула и с ужасом увидела, что белый лист перед ней снова абсолютно чист. Она ничего не написала. Она провалила экзамен. Провалила то, чего даже не знала.

Чувство стыда, паники и полнейшей беспомощности накатило на нее волной. Она хотела что-то сказать, объяснить, попросить еще один шанс, но не могла издать ни звука. Горло было сжато тисками.

Утро началось с бардака. Главная медсестра Милена Харитоновна, женщина с лицом бульдога и золотым сердцем, устроила разнос на всю округу. Женя, стараясь быть незаметной, пробиралась к своему посту, но нарвалась.

– Верзилина! Ты со сменщицей вчера последняя с ней пересекалась? Она тебе ничего не говорила?

– Нет, Милена Харитоновна, – честно ответила Женя. – Видела ее только в полдесятого, когда шла сдавать смену. Она как раз кофе пила. – С кофе она у нас и засыпает!

– Ладно, иди, работы выше крыши.

Женя кивнула и было уже пошла, но Милена Харитоновна окликнула ее снова, понизив голос:

– Кстати, насчет твоего отпуска. Заир Самуилович – душа-человек, но голова-дуршлаг. Он всем подписывает, не глядя. Ты уж если куда собралась, предупреди заранее, чтобы я смены могла нормально составить. А то тут одна уже, – она многозначительно хмыкнула, – все время в последний момент заявления кидает. Думает, если с начальством особыми отношениями пользуется, то ей все можно.

Женя насторожилась. Это был явный намек. «Та самая» любовница зама главврача? Вадима Геннадьича? Интересно.

Мысль отвлекла ее от вчерашнего сна, но ненадолго. Ощущение мокрой одежды, липкого песка на коже и беспомощности, когда рука проходила сквозь девочку, было пугающе реальным. И слова этой девочки: «Меня не остановят». Что это было? Кошмар на фоне усталости?

Еле как доработав смену, Женя списалась с Юлей, обсудила слухи о красивой медсестре и заместителе главного врача и пошагала домой.

– Да-да-да, ты видела ее новую сумочку? – Завистливо писала Юля, – брендовая.

«Слава богу, мне на эти сумочки как-то параллельно. Хоть со смешных цен, хоть с рынка», – подумала Женя.

В магазинчике у дома она купила краковской колбасы. Захотелось.

Черт, Метроном начнет же просить. А ему жирное не надо бы. Закрыться в ванной и съесть там?

Женя зашла домой, пока кинула колбасу в холодильник, привычным жестом включила телек.