Наследники двух бездн. Невеста для Каирона

– Если б мы не бухали вчера до трёх ночи, то успели бы на вводную экскурсию перед первым уроком и не плутали бы, как души в чистилище, – угрюмо ответил Тим, с новой силой ощущая вчерашнее похмелье и с тоской глядя на подозрительное рагу, которое от толчка заколебалось мертвыми волнами.

– Да ладно тебе, правильный ты наш, – ухмыльнулся их одноклассник Святослав, грациозно приземляясь напротив. Его глаза, цвета темного дыма, смеялись. – Мы впервые за триста лет выбрались из Глубин на поверхность. Имели священное право это отметить. Так что хватит хмуриться, Юсупов. Лови момент.

Тим вздохнул. Они были правы. Но от этой правоты на душе становилось только тяжелее. Его взгляд снова непроизвольно поплыл в поисках белых волос среди толпы.

Артем грузно уселся напротив, с откровенным отвращением отодвинув тарелку Тима подальше, будто от трупа ядовитой твари.

– Ну, и как тебе здешние? – просипел он, наклонясь поближе. – Светоносцы такие же зануды и ханжи, как о них наши легенды трещат?

Тим вздохнул, и перед его внутренним взором снова всплыли белоснежные волосы и испуганное, но лишенное злобы лицо.

– Не все… – глухо пробормотал он.

– Ну что, уже успел войти в тесный контакт с белобрысыми девками? – заржал Артем, подмигнув Святославу.

Слова друга впились в Тимa не просто иглами, а раскаленными добела спицами, прожигая насквозь. Внутри все сжалось в тугой, болезненный комок из ярости, стыда и невозможности высказать ни то, ни другое. Тим резко, почти опрокидывая стул, встал из-за стола. Его коленка с глухим стуком ударила по ножке, и тарелка с тем самым несъедобным рагу закачалась, едва не упав.

– Нет, – буркнул он сквозь стиснутые зубы.

Не глядя на друзей, он развернулся и направился к выходу.

– Это что с ним такое? – услышал он за спиной недоуменный, отстраненный возглас Святослава.

– Бодун, друг, это бодун, – прозвучал в ответ снисходительный, спокойный голос Артема. Они остались там, в своем простом и понятном мире, где есть лишь похмелье и плохие шутки.

Но Тим уже не слышал. Он шел по коридору, и каждый его шаг отдавался в висках тяжелым, горьким эхом, бившим в такт его сердцу: «Нет. Никогда. Ничего». Это был не ответ друзьям. Это был приговор самому себе. Приговор той глупой, мимолетной надежде, что посмела родиться в его проклятой груди.

Глава 3. Отсчет

– Ты почему ещё не сделала мой вариант? – прошипел Лев, нависая над её партой, как гора жира и самодовольства. Его дыхание пахло сладкой булкой и чем-то неприятным, кислым. – Я же сказал, сначала мне, потом себе. И попробуй только допустить хоть одну ошибку.

«Всё в порядке. Скоро всё закончится. Просто привыкай», – монотонно, как мантру, твердила себе Настя, чувствуя, как горячая, колючая волна обиды и гнева подкатывает к горлу, грозя вылиться словами, о которых она потом будет сто раз жалеть. Она молча, отведя глаза, отодвинула свой почти законченный листок с элегантным решением и потянулась к его испещрённому неразборчивыми, жирными каракулями черновику.

Где-то в самой глубине души, словно из-под толщи льда, шевельнулась крошечная, едкая, опасная мысль: «Интересно, Порождения Тлена тоже так заставляют кого-то делать за себя домашку? Или у них… честнее?» Но она тут же, испуганно, прогнала её, как назойливую муху, вонзив взгляд в ненавистные цифры.

Девушка вздохнула и украдкой оглянулась назад, туда, где сидел Тим. Он больше не опаздывал на занятия, и она могла каждый день наблюдать за его сосредоточенным, отрешенным профилем. Но вот заговорить он больше не пытался. Между ними выросла невидимая, но прочная ледяная стена.

Причина была ясна, как острый осколок стекла в сердце. Лев. Он ворвался в библиотеку в тот день, словно грозовая туча, заряженная яростью и ревностью. Появился именно в тот миг, когда Тим, наконец, вышел из своего странного ступора, сделал шаг вперед и снова назвал свое имя – тихо, но четко.

Все произошло мгновенно. Лев приблизился к ним тяжелой, гулкой поступью, грубо впился пальцами в ее руку выше локтя – так, что синяк потом проступал сине-желтым пятном несколько дней, – заставив её вздрогнуть от боли и унижения. Он наклонился, и его противный, слюнявый голос прошипел прямо в лицо Тиму, брызгами мелкой слюны:

– Руки прочь от моей невесты, тварюка! Ещё раз подойдёшь – сожгу твою жалкую душу дотла!

Тим не ответил. Он лишь резко отшатнулся, будто от прикосновения раскаленного металла. Его лицо стало абсолютно каменным, бесстрастным. Но во взгляде, мельком брошенном на Настю, читалась не злоба и не страх. Что-то другое… Возможно, горькая жалость. Или разочарование. Такое, какое испытываешь, когда понимаешь, что не можешь ничем помочь.

С тех пор он смотрел сквозь неё, словно она была пустым местом, стеклянным сосудом, уже принадлежащим другому. А Лев после этого случая стал ещё бдительнее, гаже и неприятнее, получив подтверждение своей власти и собственнических прав.

Настя с усилием сбросила с себя тяжёлое, липкое воспоминание о библиотеке, но ни на секунду не могла выкинуть из головы образ Тимa. За два месяца совместной учебы ее первоначальное впечатление о нем как о неуклюжем мямле рассыпалось в прах.

Она узнала его с другой стороны – яростной, мощной и невероятно собранной. Он был нападающим по «адскому футболу» – так с легкой насмешкой называли этот спорт Светоносцы. По сути, это был обычный футбол, но вот скорость и нечеловеческая сила, с которой играли Порождения Тлена, не просто удивляла – она устрашала. Их матчи собирали толпы зевак, ждавших зрелищ и крови.

Но настоящим откровением для нее стал Тим. Он двигался по полю не как человек, а как стихия – стремительная, точная и безжалостная. Мяч становился у него на ноге частью тела, продолжением воли.

И была одна игра, которую Настя запомнила в деталях. Забивная ничья, последние секунды тайма. Тим получил пас у самой штрафной, развернулся и нанес удар. Воздух завизжал, словно от рассекаемого клинка. Мяч, превратившийся в сгусток чистой энергии, врезался в сетку ворот – и не остановился. С треском, который заглушил рев трибун, сетка порвалась пополам, а сам мяч, сплющенный, впился в металлическую штангу, оставив на ней вмятину.

На стадионе на секунду воцарилась гробовая тишина, а затем содрогнулся от оглушительного рева. Но Настя не кричала. Она замерла, завороженная.

Ее это не пугало. Это восхищало. В этой грубой, ничем не сдерживаемой силе была какая-то пугающая, но абсолютная искренность. Та самая, которой так не хватало в выхолощенном, лицемерном мире Светоносцев.

Пугало её другое. Не сила Тлена, а беспросветная клетка собственного будущего.

Оставался жалкий месяц до её совершеннолетия, а значит, и до неминуемой, как приговор, свадьбы со Львом. С каждым днем дата приближалась, словно стук копыт похоронной процессии.

Ей смутно, по-детски нравилась иллюзия свободы, так как пока она не была скреплена с ним печатями и договорами. Пока она, хоть и на бумаге, всё ещё принадлежала родителям.

Но даже эта иллюзия исчезала под его мерзкими шепотами. Он уже неоднократно, наклоняясь к ней за партой так близко, что она чувствовала его дыхание, нашептывал ей низким, противным голосом детали. То, что он будет с ней делать в первую брачную ночь. Как будет ломать её сопротивление. Как насладится её слезами.

От одной этой перспективы у Насти перехватывало дыхание, и мир уплывал из-под ног. Ей хотелось плакать, кричать, биться в истерике.

Она украдкой, с тоской, посмотрела через плечо на Тима. Он что-то живо, с горящими глазами обсуждал с Артемом предстоящий матч, и на его скулах на мгновение легла та самая уверенная, острая тень, которую она видела на поле. Та самая уверенность хищника, знающего свою силу. Уверенность, которой так отчаянно не хватало ей самой в этой удушающей неволе.

Молча, сжавшись внутри, Настя протянула исписанный ее изящным почерком листок Льву. Тот ухмыльнулся, выхватил работу и тут же отвернулся к своим приятелям, даже не кивнув в знак благодарности.

Настя опустила глаза в свою собственную, еще чистую контрольную, но цифры плясали и расплывались перед глазами в горьком тумане. Все мысли крутились вокруг одной, навязчивой и мучительной.