Дорога Жидкого Нефрита: Уроки Тихой Пасти

Zyova Noa

Дорога Жидкого Нефрита: Уроки Тихой Пасти

Глава 1 Врата Зеленой Безмолвности

Воздух был не воздухом. Он был супом. Густым, обволакивающим, насыщенным до тошноты влагой и запахом – запахом хвои, раздавленной под невообразимым весом веков, сырой земли, которой здесь не было, и чего-то еще… металлического, как медная кровь. И все это – в оттенках зеленого. Туман, висевший неподвижной завесой, не белел и не серел. Он был болотной тиной, взвесью растертого изумруда и гниющего малахита. Он пожирал горизонт, стирал небо, оставляя Никиту в замкнутом, дышащем аквариуме. И этот аквариум гудел. Низко, монотонно, на самой грани слышимости, вибрируя в костях. Гул земли? Дыхание леса? Или стон запертого здесь пространства?

Никита стоял. Точнее, его тело держалось вертикально, пока сознание барахталось в липкой паутине пробуждения. Где я? Мысль тупая, как удар обухом. Память – белый, звенящий шум. Только имя: Никита. Оно казалось чужеродным, как ярлык на древнем артефакте.

Он посмотрел вниз. Под ногами – не земля. Не камень. Не лед. Дорога. Бесконечная, уходящая в зеленое ничто в обе стороны. Она была из воды. Но воды, какой он никогда не видел. Густой, как жидкий нефрит, тяжелой, как расплавленное стекло. Цвет – ядовито-зеленый, глубокий до черноты в тенях под аркой, мутно-светящийся в редких местах, где туман редел. Она не растекалась, держала форму с невозможной упругостью. Шаг. Не шлепок, не всплеск. Тихий, влажный шип-скрип отрывающейся подошвы, и упругая рябь, медленная, ленивая, как будто вода сопротивлялась движению. Она тут же гасла, оставляя маслянисто-зеркальную гладь, в которой тускло отражались…

Стены. По бокам дороги вставали стены из плоти и дерева. Исполины. Хвойные великаны, чьи вершины терялись в зеленой мути потолка. Сосны? Пихты? Кедры? Они были вне категорий. Стволы – колонны древесного угля, рифленые глубокими трещинами, похожими на шрамы мифических битв. Кора отслаивалась пластами, обнажая ржаво-медную древесину под ней. Иглы – не мягкие лапы, а миллионы крошечных копий из потемневшей меди и черной яшмы, собранных в мрачные, поникшие канделябры. И мох. Его было царство. Он клубился у оснований стволов пушистыми изумрудными волнами, свисал с ветвей длинными, мокрыми, похожими на легкие бородами, обволакивал стволы толстыми, влажно блестящими коврами. Он светился. Тускло, фосфоресцирующим, больным сиянием, единственным источником света в этом вечном сумраке. Весь лес дышал этим терпким, хвойно-гнилостным воздухом, пропитанным озоном и тайной.

И посреди этого подавляющего величия – Оно. Дерево, отвергшее вертикаль. Оно не просто наклонилось. Оно изогнулось в невозможной, божественно-чудовищной дуге. Как спина колоссального дракона, замершего в прыжке над рекой времени. Его ствол, чернее ночи, вздымался из зеленой воды, утолщался в месте изгиба, как напряженная мышца, и плавно, с гипнотической грацией, опускался на другую сторону дороги, образуя титанические ворота. Арка. Высотой с небоскреб. И на его спине, на этом изогнутом хребте, росли другие деревца. Маленькие, но такие же древние на вид, такие же островерхие и мшистые. Они цеплялись за кору гиганта червеобразными корнями, их темные кроны торчали вверх, как диковинные шипы на спине левиафана. Как корона? Или как паразиты, пьющие соки титана?

Мрак. Не зловещий мрак подземелья, а *вечный* мрак океанских глубин. Мрак, пронизанный тусклым зеленым сиянием мха и воды. Мрак, который не пугал, а подавлял. Ошеломлял. Никита чувствовал, как его собственное "я"сжимается до размеров пылинки перед лицом этой немой, дышащей вечности. Восторг – острый, как лезвие – резал ему душу. Восторг перед чудовищной красотой, перед мощью, перед абсолютной инаковостью места. И тут же, как ледяная волна, накатывала тоска. Тоска от одиночества, от потерянности, от осознания, что эти деревья-свидетели стояли здесь, возможно, когда его вида не было и в проекте. Время здесь было не линейкой, а тягучей смолой, сочащейся сквозь трещины реальности.

Рюкзак. Тяжелый. Неудобный. Пришелец на его плечах. Что в нем? Он не помнил. Он боялся снять его, как будто он был частью его кожи, пришитой неизвестной рукой.

Он подошел к основанию Дерева-Моста. Арка нависала над ним, как челюсть. Тень ее была ледяной и влажной. Гул здесь усиливался, превращаясь в вибрацию, которая звенела в зубах. Капли конденсата, холодные и маслянистые, падали с бород мха высоко над головой, оставляя ледяные поцелуи на его лице. Никита протянул руку, коснулся коры исполина. Она была не просто шершавой. Она была… теплой. Или это галлюцинация от контраста с холодным воздухом? Нет. Под пальцами он ощутил ее. Едва уловимую, медленную, невероятно глубокую пульсацию. Тук… Пауза, растянутая на минуты. …тук. Как сердцебиение самой планеты. Или сердца этого конкретного Левиафана.

"Они спят?"– пронеслось в голове. "Или наблюдают? Видят ли они меня – эту соринку у их подножия? Чувствуют ли прикосновение? Помнят ли всех, кто прошел здесь до меня? И куда они ушли?"Вопросы висели в густом воздухе, не находя ответа. Только гул. Только мерцание мха. Только его собственное, участившееся дыхание.

Вдруг – движение. Высоко-высоко, с одной из крохотных ёлочек-паразитов, растущих на изгибе гиганта, сорвалась шишка. Небольшая, темная, как обуглившийся уголь. Она падала медленно, неестественно медленно, будто сквозь сироп. Никита невольно проследил за ней взглядом. Она упала в зеленую воду прямо перед его носками. Не с привычным "плюх!", а с коротким, отрывистым, влажным "чпок!", как камень, брошенный в жир. Круги пошли тяжелые, вязкие, долго не успокаивающиеся, искажая отражение арки и его собственного силуэта в маслянистой глубине.

Никита замер. Сердце колотилось где-то в горле. Это был первый звук, не созданный им самим, с момента пробуждения. Первое событие. Знак? Вызов? Случайность? Или просто… падение шишки в вечном лесу? Он впился взглядом вверх, в зеленую муть, туда, откуда она упала. Ничего. Только тусклое мерцание мшистых бород, острые зубцы хвои да непроницаемая завеса тумана.

Он перевел взгляд вперед. За аркой. Дорога все так же терялась в зеленой бесконечности. Ни просвета. Ни цели. Только путь. Только бесконечная водная лента меж немых стражей.

В груди что-то оборвалось и снова собралось. Не страх. Не отвага. Нечто иное. Чувство предела. Рубежа. Арка была не просто деревом. Она была Порогом. Границей между… чем? Между незнанием и знанием? Между жизнью и чем-то большим? Или меньшим? Между "до"и "после"? Вратами вглубь этого Зеленого Чрева? Вглубь самого себя?

Рюкзак давил на плечи, напоминая о своей неразгаданной тяжести. Вода под ногами тихо шипела при малейшем движении. Гул висел в воздухе, заполняя все уголки восприятия. Деревья безмолвствовали, погруженные в свой немой вековой сон или бдение.

Никита сделал шаг. Не вправо, не влево. Вперед. Под сень Дерева-Моста. Холодная тень накрыла его с головой. Воздух сгустился, стал почти желеобразным. Вибрация гула пронизала каждую клетку. Вопрос "Зачем?"висел в воздухе, огромный и бессмысленный, как само это место. Ответа не было. Не было даже намека. Был только Путь. Эта зеленая, бесконечная, упругая лента под ногами. И странное, нарастающее, почти физическое чувство, что этот шаг под арку – единственный реальный поступок, доступный ему во всей вселенной. Единственное, что имело значение в этом немом зеленом царстве вечности.

Он вошел. Вода под ногами ответила долгим, шипящим вздохом. Арка поглотила его.

Глава 2 Шёпот Исполинов и Камень Памяти

Холод арки проник под кожу, в кости, замедляя кровь. Воздух за Деревом-Мостом был другим. Не просто плотнее – гуще. Как будто Никита шагнул не вперед, а вглубь гигантского, живого органа. Зеленый туман здесь не редел, а приобрел странную слоистость, струился медленными, тягучими потоками, обнажая на мгновения то черную щель в стене исполинов, то мерцающий изумрудным глянцем выступ коры. Гул земли, вибрировавший в зубах, сменился другим звуком. Теперь это был… шепот. Не голос, не слова. Бесконечный, многоголосый, едва различимый шелест-шепот, доносящийся со всех сторон: сверху, из крон, снизу, из воды, из самой толщи мха. Как будто лес наконец обратил на него микроскопическое внимание своей непостижимой доли сознания.

Рюкзак. Его тяжесть стала невыносимой, физическим воплощением незнания. Никита сбросил его на упругую поверхность водной дороги. Зеленая гладь поддалась, образовав неглубокую, медленно выравнивающуюся вмятину. Он опустился на корточки, пальцы дрожали, отстегивая пряжки. Что внутри? Оружие? Еда? Карты? Его прошлое, упакованное в нейлон?

Внутри лежали… вещи. Но не его. Никита был в этом уверен с леденящей душу ясностью.

1. Сверток из грубой, вощеной ткани. Темно-зеленый, почти черный. Тяжелый, но не жесткий. Внутри что-то угловатое, обернутое мягче.

2. Небольшая фигурка. Вырезана из темного, гладкого камня, похожего на обсидиан. Форма – не животное, не человек. Что-то абстрактное, извилистое, как корень или застывший дым. На ощупь – ледяная.

3. "Камень". Не камень. Плоский, овальный, размером с ладонь. Поверхность – не гладкая, а будто покрытая мельчайшими, хаотичными гранями, как чешуя или кристалл. Цвет – глубокий, мутный янтарь, но с зеленоватыми прожилками внутри. Тяжелый для своего размера.

4. Пучок сушеных… чего? Не травы, не коренья. Что-то похожее на тонкие, ломкие веточки, покрытые микроскопическими, смолистыми шипами. Цвет – выцветший охристый. Пахло слабо, но отчетливо – пылью, камнем и чем-то горьким.

5. Кусок ткани. Не грубой, а мягкой, почти шелковистой, но прочной. Темно-синий, выцветший. На нем – вышивка. Странный, незаконченный узор из переплетающихся линий и точек, похожий на карту звездного неба или схему молекулы. Нити – тускло-серебряные.

Ничего полезного для выживания в очевидном смысле. Артефакты. Обломки чужой истории. Или ключи? К чему? Он взял в руки "Камень"– янтарную пластину. Грани чуть царапали кожу. Он был… теплым. Теплее воздуха. И в глубине зеленых прожилок что-то едва заметно шевельнулось, как микроскопическая амеба.

"Зачем мне это?"– мысль обожгла. "Кто собрал этот набор? Кто положил его мне на спину?"Ответом был лишь многоголосый шепот Леса.

Он поднял голову. И замер. В зеленой воде, в полуметре от его отражения, проступило другое. Неясное, размытое. Не человеческое. Очертания напоминали сплетение корней или перекрученных ветвей, увенчанное чем-то вроде мшистой шишки. Оно не двигалось. Просто было. Отражение Обитателя? Сам Лес смотрит на него? Никита не дышал. Отражение медленно растаяло, как пятно масла на воде.

"Не один."Мысль не была страшной. Скорее… констатацией. Лес был населен. Не людьми. Чем-то иным. Немым. Проявляющимся в отражениях, в шепоте, в движении мха.

Он встал, сунув "Камень"в карман куртки – его тепло было единственной точкой опоры. Шагнул вперед, оставив рюкзак открытым. Вода под ногами шипела тише, сопротивлялась сильнее. Шепот нарастал, сливаясь в единый гул, но иной, чем под аркой – более высокий, вибрирующий. Слева, высоко на стволе, огромная борода мха качнулась, хотя ветра не было. Никита остановился, вглядываясь. Мох свисал длинными прядями, и между ними… мелькнуло. Что-то темное, блестящее, как глаз насекомого. Миг – и пропало. Но ощущение пристального взгляда осталось, ползающего мурашками по спине.

"Наблюдай,"– пронеслось в голове. Не голос. Инстинкт? Первый урок Зеленой Бездны? "Не беги. Не прячься. Наблюдай."Он заставил себя стоять, смотреть на то место, где мелькнул "глаз". Дышал медленно, глубоко, втягивая терпкий, озоновый воздух. Шепот немного стих. Мох замер. Взгляд исчез. Или просто отступил?

Никита двинулся дальше. Теперь он замечал больше. Как узоры на коре исполинов складывались в лики, когда смотришь под углом. Как капли воды, скатывающиеся по иглам, светились изнутри тусклым зеленым светом. Как ритм шепота менялся, когда он проходил мимо особенно массивных деревьев. Лес откликался. На его движение? На его внимание? На его страх? Он не знал. Но он учился его слушать. Слушать немой язык масштаба, света и тени.

Рука в кармане сжимала теплый "Камень". Его грани будто впивались в ладонь. Жажда понять пересилила осторожность. Он достал его, остановился, поднял на уровень глаз. Янтарная пластина поймала тусклый свет фосфоресцирующего мха. Зеленые прожилки внутри заструились, заиграли, как нефтяные разводы. Никита вгляделся.

И увидел.

Не картинку. Вспышку. Ощущение.

Холодный линолеум под босыми ногами. Резкий запах лекарств и чего-то сладковато-приторного. Гул – не лесной, а механический, гудки машин за окном. Чужой голос, напряженный, срывающийся: "…не может так продолжаться! Ты должен…"Белая дверь. Рывок руки, чтобы ее открыть. Острая боль в ладони – заноза? Порез? И всепоглощающее чувство – не страха, а ярости. Белой, беспричинной, разрушительной ярости. И решение. Твердое, как сталь. Уйти. Сейчас. Куда угодно. Лишь бы не здесь.

Вспышка длилась мгновение. Физическая боль пронзила висок. Никита вскрикнул, выронив "Камень". Тот упал на водную дорогу с тем же влажным "чпоком", что и шишка. Зеленые прожилки в нем погасли. Он лежал обычным куском мутного янтаря.

Никита стоял, прислонившись к стволу исполина, дыша прерывисто. В виске пульсировала боль. В груди – пепел той чужой ярости и жгучий стыд. Его ярость? Его прошлое? Он сбежал? От чего? От кого? Белая дверь… Боль в ладони… Голос…

"Камень Памяти,"– понял он с ледяной ясностью. И цена воспоминаний – боль. Физическая, душевная. Хотел ли он этого? Знал ли тот, кто положил камень в рюкзак, что он сделает?

Шепот Леса вокруг усилился, стал навязчивым, почти издевательским. Мох на стволе под его ладонью казался теплее, пульсирующим. Исполин знал. Все они знали. Его стыд, его бегство были здесь как на ладони.

Он наклонился, поднял "Камень". Он снова был просто холодным и тяжелым. Но теперь он знал его силу. И его опасность. Сунуть обратно в карман он не решился. Положил в открытый рюкзак, на сверток из грубой ткани. Артефакты лежали там, как обвинение.

Идти дальше казалось невозможным. Каждый шаг – глубже в неизвестность, глубже в себя, к новым обрывкам боли. Он посмотрел вперед, туда, где дорога тонула в зеленом мареве. И увидел. Далеко-далеко, на пределе видимости, там, где туман был чуть светлее, угадывался силуэт. Не дерево. Что-то иное. Угловатое, темное, низко нависающее над самой водой. Как руины? Как гигантская коряга странной формы? Источник света?

Это был ориентир. Не обещающий спасения, но дающий направление. Точка в бесконечности.

Никита тяжело вздохнул. Боль в виске стихала, оставляя пустоту и тяжесть воспоминания-вспышки. Он застегнул рюкзак, взвалил его на плечи. Тяжесть была уже иной. Теперь он нес не только незнание, но и первый осколок своего прошлого. Острый, как стекло.

"Наблюдай,"– снова прошелестел в его сознании урок Леса. "Но что наблюдать? Мир вокруг? Или бездну внутри? И что опаснее?"

Он сделал шаг. К темному силуэту вдали. Шепот исполинов провожал его, смешиваясь с шипением воды под ногами и тихим гулом возвращающейся головной боли. Путь продолжался. Теперь он знал: дорога ведет не только сквозь Зеленую Бездну, но и сквозь разбитое зеркало его собственной души. И следующий шаг мог стоить еще одного осколка.

Глава 3 Испытание Хлорофилльной Пасти

Темный силуэт вдали оказался не спасением, а миражом, растворявшимся по мере приближения, как сахар в зеленом чае вечности. Никита шел часами? Днями? Время здесь было не линейкой, а клубком мокрых корней – путаным, тягучим, бессмысленным. Ориентир исчез, оставив лишь бесконечную водную ленту, стены исполинов и вечный, навязчивый шепот, теперь звучавший как насмешка. Усталость въедалась в кости, тяжелее рюкзака. Голод скручивал желудок пустым узлом. Но хуже всего была жажда. Видеть эту бесконечную, мерцающую зеленую воду под ногами, чувствовать ее влажное дыхание и знать – она не для питья. Она была жидкой смертью, маслянистой плотью самого Леса. Один глоток – и он станет частью этого вечного мрака.

Рюкзак бился о спину с каждым шагом. Артефакты внутри казались не ключами, а камнями на шее утопленника. "Камень Памяти"жгло бедро даже через ткань кармана – немое напоминание о вспышке ярости, белой двери, боли. Он боялся прикасаться к нему снова. Боялся других осколков прошлого.

Мир за аркой становился враждебнее. Водная дорога больше не была упруго-ровной. Теперь она местами колыхалась, как желе, заставляя Никиту пошатываться. В других точках поверхность становилась зыбкой, вязкой, словно пытаясь засосать его по щиколотку. А воздух… Он сгустился до состояния бульона. Дышать было все труднее. Зеленый туман не просто светился – он пульсировал тусклым ритмом, совпадающим с гулом земли, который теперь вернулся, слившись с шепотом в один низкий, гнетущий рокот.

А потом начались они.

Сначала – лианы. Не обычные, а толстые, как канаты, покрытые липкой, черной слизью. Они свисали с исполинов, иногда почти касаясь воды. Никита старался обходить их, но одна, не замеченная в тумане, коснулась его плеча. Боль была мгновенной и жгучей, как от крапивы, умноженной на сто. На коже остался красный, сочащийся волдырь. Лес не просто наблюдал. Он защищался.

Потом – споры. Они висели в воздухе, как микроскопические, фосфоресцирующие зеленые пылинки. Вдыхая их, Никита чувствовал головокружение, тошноту, странные видения – мелькающие тени в кронах, которые не могли быть реальными, звук далекого плача. Он завязывал рот и нос куском синей ткани из рюкзака, но споры проникали сквозь ткань, жгли легкие.

И наконец – сама дорога преподнесла сюрприз. Впереди, там, где туман был особенно густ, вода приобрела странный, мутно-бирюзовый оттенок. И из нее, как щупальца, тянулись к поверхности тонкие, полупрозрачные нити. Они колыхались в такт пульсации тумана. Никита остановился в нескольких шагах. Инстинкт кричал: опасность! Это была ловушка. "Хлорофилльная Пасть"– название пришло само собой, зловещее и точное.

Обойти было невозможно. Стены исполинов здесь сомкнулись, оставив лишь узкий коридор, упирающийся прямо в бирюзовую зыбь с щупальцами. Повернуть назад? Мысль о бесконечном отступлении, о возвращении под Дерево-Мост, было хуже смерти. Он застрял. Кризис накрыл с головой. Ноги дрожали от усталости, легкие горели, голова раскалывалась от токсичных спор и гула. Отчаяние, острое и черное, поднялось из желудка к горлу. Зачем? Зачем я здесь? На что я надеялся? Он опустился на колени на краю зыбкой зоны, не в силах сделать шаг ни вперед, ни назад. Рюкзак съехал на бок. "Камень Памяти"в кармане будто раскалился. Сдаться. Просто лечь. Пусть Пасть поглотит. Пусть Лес возьмет свое…

И тут он увидел их. В зеленой мути тумана, высоко на стволах по обе стороны ловушки, проступили силуэты. Не размытые отражения, как раньше. Четче. Темные, угловатые, как сплетение сучьев, увенчанные чем-то, напоминающим раскрытые шишки или глазастые наросты. Они не двигались. Просто висели там, наблюдая. Ожидая. Испытывая? Шепот вокруг стих. Воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь бульканьем бирюзовой воды и собственным прерывистым дыханием Никиты.

"Они ждут моего выбора,"– пронеслось с ледяной ясностью. "Сдаться или… что?"Вспомнился урок: "Наблюдай". Но что наблюдать здесь? Смерть? Он заставил поднять голову, вглядываясь в щупальца. Они были не просто нитями. Каждая была живой трубкой, по которой пульсировала густая, бирюзовая слизь. На их концах – микроскопические, но отчетливые жала. Как у медуз. Или хищных растений.

"Кодекс Мха… Уроки… Рюкзак…"Мысль билась, как птица в клетке. Артефакты! Он рванул застежку рюкзака, вываливая содержимое на упругую поверхность воды рядом с собой. Сверток, Фигурка, Камень, Синяя ткань… И Охристый Пучок. Ломкие веточки с шипами. Горькая пыль, камень… Что с ними делать? Сжечь? Бросить в воду?

Интуиция, та самая, что подсказала "Наблюдай", толкнула его руку к Пучку. Он схватил его. Веточки хрустнули в пальцах, испуская облачко едкой, охристой пыли. Горький запах ударил в нос, перебивая запах гнили и озона. Никита, не раздумывая, поднес Пучок ко рту и дунул изо всех сил прямо в сторону бирюзовой зыбью.

Пыль, густая и горькая, рассеялась в воздухе. Она не осела. Она… зависла. На мгновение образовав туманное облако. И случилось невероятное. Бирюзовые щупальца *дёрнулись. Резко, как от удара током. Они стали хаотично биться, скручиваться, словно в агонии. Пульсирующая слизь внутри них помутнела. Тусклый свет зыби погас. "Пасть"сжалась, съежилась, превратившись в мутное, безжизненное пятно на поверхности воды. Ловушка была нейтрализована. На время.

Но цена… Цена пришла немедленно. Горькая пыль попала и Никите в рот, в нос. Мир перевернулся. Не физически. Восприятие. Шепот исполинов превратился в оглушительный, нечленораздельный рев, наполненный болью и яростью. Пульсация тумана стала резкими, болезненными ударами по вискам. Он увидел лес не глазами человека, а… чем-то иным. Стволы исполинов предстали гигантскими, пульсирующими сосудами, по которым текла не сок, а темно-зеленая энергия, густая, как кровь. Мох светился не тускло, а ослепительно, обжигая сетчатку. А самое страшное – он почувствовал боль "Хлорофилльной Пасти". Острую, жгучую, как от кислоты. И гнев. Немой, древний гнев Леса на вторжение, на насилие, на пыль, нарушившую его плоть.

"Плата!"– проревело в его искаженном сознании. "Плата за путь! Плата за знание! Плата за каждый шаг по моей спине!"Это был не голос. Это было знание, вбитое ему в мозг пылью и болью. Лес не просто был местом. Он был живым, чувствующим, страдающим существом. И Никита причинил ему боль. Намеренно. Чтобы спасти свою шкуру.

Эффект пыли начал рассеиваться, но откровение осталось. Он стоял на коленях, трясясь, выплевывая горькую слюну. Бирюзовая зыбь перед ним была мертва, но он чувствовал отголоски ее агонии. И гнев Леса, висящий в воздухе тяжелым, раскаленным свинцом. "Обитатели"на стволах не исчезли. Они смотрели. И в их немом наблюдении читалось не любопытство, а… приговор.

"Испытание,"– понял Никита, поднимаясь на дрожащих ногах. Его охватила не ярость, не страх, а странное, леденящее спокойствие. "Это было испытание. Не ловушка природы. Испытание от самого Леса. На силу духа. На готовность действовать. На готовность платить."

Он посмотрел на смятый Охристый Пучок в руке. Половина веточек истолчена. Он сунул его обратно в рюкзак. Не как инструмент. Как напоминание. Напоминание о цене. О том, что его путь – это не просто скитание. Это взаимодействие. Часто болезненное. Часто разрушительное. И Лес требует оплаты за проход. Не монетами. Болью. Его болью? Болью Леса? Или это одно и то же?

Он шагнул вперед, по еще теплой, но уже безжизненной бирюзовой зыби. Вода под ногами не шипела. Она стонала. Тихим, чуть слышным стоном. Шепот исполинов вернулся, но теперь в нем слышались нотки чего-то нового… уважения? Нетерпения? Предвкушения следующего испытания?

Никита шел, не оглядываясь. Усталость никуда не делась. Голод и жажда грызли по-прежнему. Но внутри что-то перестроилось. Исчезла надежда на спасение. Появилось… понимание. Жестокое, но ясное. Он здесь не случайный гость. Он – участник. Участник древней, бесконечной игры по правилам, которые ему еще предстоит понять. И рюкзак на его плечах – не обуза. Это его ставка. Его арсенал для оплаты дальнейшего пути.

Впереди туман снова сгущался. Но сквозь его зеленые слои, далеко-далеко, угадывались новые очертания. Не мираж. Что-то массивное, темное, уходящее не вверх, как исполины, а вниз, в саму водную дорогу. Как переплетение гигантских, черных корней, образующих арку или пещеру. Источник? Ловушка? Новые Врата?

Глава 4 Корни Забвения и Узы Вышивки

"Корни Забвения"не были миражом