ВЫБОР СИЛЬНОГО ДУХОМ

Не все «химики» вели себя спокойно. Первые партии были исключительно мужскими с преобладанием молодежи и это сразу сказалось на поселковом «женском фронте». Какой-то умник из высокого начальства решил исправить такое положение и следующей навигацией в поселок была доставлена женская партия условниц. Что тут началось – Содом и Гоморра! Кончилось тем, что весь женский «химический» пол вскоре был вывезен в неизвестном направлении и сразу стало легче. Семейным условникам разрешалось выписывать жен с детьми и в таких случаях все было в порядке – подавляющее большинство из них впоследствии стали уважаемыми горожанами, обрели здесь свое человеческое счастье, подняли на ноги детей и внуков. А вот молодые «химики» доставляли много хлопот, с ними часто не справлялась даже спецкомендатура, расквартированная в поселке. К таким «авторитетам» потянулись местная шпана, участились драки и другие небезобидные шалости…

Со временем в криминальную подростковую тусовку втянулся и мой младший брат Валерий. Помню, как уже после армии летом 1970 года я вместе с ним и его приятелем Володей устроились на работу монтажниками связи или по другому – «слаботочниками». Однажды нас послали монтировать линии радио и телефонной связи в поселке дорожных строителей в Мушкино (ныне Пойковский). Добирались туда на рейсовом вертолете, автомобильных дорог тогда не было и в помине, а чтобы вернуться обратно Володе пришлось звонить своему отцу, районному рыбинспектору, и только благодаря ему мы, еле уместившись втроем на маленьком инспекторском двухместном вертолетике Ми-1, вылетели в Юганск – такие были тогда невообразимые очередищи на единственном воздушном пути сообщения с Нефтеюганском. После той ненормальной командировки я уволился и устроился по прежней доармейской специальности – токарем в НГДУ «Юганскнефть», а ребята через какое-то время отправились в колонию для малолетних отбывать свой первый срок за кражу. В дальнейшем их ждала долгая дорога уголовно-криминальных приключений, в конце которой Володя стал юганским «авторитетом», а своего брата, тяжело заболевшего туберкулезом, я сумел вытащить из тюрьмы только в 1995 году. Такая вот история из реальной жизни того времени…

Кстати, с разрешения брата хочу поделиться интересной информацией из прошлого для всех искателей «царского золота», которое уже долгое время ищут в окрестностях города Сургута. Валера однажды поделился со мной, что на одной из встреч на зоне Володя рассказал, что его отец, общаясь со старыми местными рыбаками-хантами, узнал про возможное место захоронения царских драгоценностей. Как было сказано аборигенами, искать их надо не в Тундрино, что недалеко от Сургута, а в «шестаковских борах», куда добрались уже заболевшие к тому времени то ли чумой, то ли еще какой-то болезнью военные из отряда сопровождения ценного груза. А что, вполне возможная версия. Видимо, командир отряда планировал по юганским протокам добраться до Салыма, а оттуда по старой ямской дороге до Тобольска и далее в штаб Колчака, но планы изменились и они закопали ценности то ли в Шестаковском (недалеко от села Чеускино), то ли в других ближайших борах, расположенных в ближайших окрестностях на возвышенностях. Так или иначе, но известный тюменский историк-краевед и «кладоискатель», полковник ФСБ в отставке Александр Петрушин убежден до сих пор, что забрать золото никто из них так и не смог, и оно на долгие годы осталось укрытым на берегу Оби под Сургутом (см.: https://86.ru/text/gorod/2024/08/08/73931231/)…

Между тем, Нефтеюганск рос и менялся вместе со страной и нами. Менялась и жизнь всех нефтеюганцев, включая мою собственную. Вообще-то я принадлежу к коренным жителям этого города-новостройки, моя семья переехала сюда осенью 1962 года из поселка Назарово Кондинского района Ханты-Мансийского автономного округа, где неожиданно закрылась школа и наш отец, работавший в Шаимской нефтеразведочной экспедиции, был вынужден завербоваться на новую стройку в Усть-Балык Сургутского района. Это случилось ровно через год после открытия геологами легендарного Фармана Салманова первого Усть-Балыкского нефтяного месторождения. Изначально же наше семейство из Архангельской области, но по воле родителей в канун шестидесятых поехали «покорять Сибирь» и остались здесь навсегда.

Сначала пионерный поселок Усть-Балык, а затем и новый город Нефтеюганск росли на наших глазах, здесь я закончил среднюю школу, начал работать, отсюда призывался в армию и уезжал учиться в Ленинград. Все было привычно и знакомо – от охоты и рыбалки до разнообразного досуга в кругу семьи, сверстников и друзей юности. При этом никогда не было желания надолго или навсегда расставаться с этой землей, ставшей по-настоящему второй родиной. И только партийно-советская карьера, начавшаяся здесь же в Юганске, заставила два раза переезжать в Тюмень: сначала в 1980-ом, а затем в 1986 году и оба раза на работу в обкоме КПСС. В первом случае трудился инструктором, во втором уже заведующим отделом областного комитета партии. В перерывах между этими «командировками» с 83-го по 86-ой работал председателем Нефтеюганского райисполкома, избирался первым секретарем Нефтеюганского горкома партии, а затем снова был возвращен в Тюмень. К тому времени в моей семье уже подрастали маленькие сын и дочка.

Конечно, вполне естественно, что со сменой моего социального статуса менялись привычки и окружение, но та простота и близость к реальной жизни, вошедшая в кровь и голову благодаря базовым устоям нашей многодетной семьи, добрым примерам товарищей по работе, армии, спорту и особенно во время учебы в Ленинграде никогда не отпускала и не давала повода возгордиться или забыть откуда я родом и о людских болячках при «развитом социализме». В итоге все мои хождения во власть кончились грандиозным конфликтом с руководством областной парторганизации и окончательным расставанием с коммунистическими иллюзиями. Этот кардинальный и даже трагический поворот в моей судьбе произошел в конце 1989 – начале 1990 годов, как раз перед окончательным распадом и гибелью Советского Союза. Более подробно об этом рассказано в одной из моих предыдущих книгах «Кто всю кашу заварил», изданной небольшим тиражами и опубликованной в интернете.

Возвратившись осенью 1995 года в родной город из Тюмени, я не сразу узнал его. Он стал другим – прежний Юганск напоминали всё те же до боли знакомые дома, строения и улицы, но сами нефтеюганцы изменились почти до неузнаваемости. Точнее, жизнь моих земляков превратилась в кромешный ад, устроенный по воле прозападных горбачевских либеральных «перестройщиков» и таких же прозападных ельцинских «махновцев-демократов». В лихие девяностые рыночные беспорядки, слишком часто переходящие в беспредел, лишили нефтеюганцев привычной стабильной жизни. Город потух и съежился – горожане разобщились и обособились, потеряли былой оптимизм и уверенность в завтрашнем дне, многие стали заложниками тощего кошелька и потери накопленных сбережений. Чтобы хоть как-то выжить, с головой окунулись в мелкую коммерцию, челночный бизнес и личные огороды. Поневоле привыкали к диким ценам, бесчисленным ларькам и киоскам, безудержному росту платных услуг, мизерным пенсиям и зарплатам, девятому валу наркомании, алкоголизма и криминала.

Непривычные рыночные отношения, вторгшиеся не только в экономику, но и в быт, разрушали многолетние устои и связи, делили людей на бедных и богатых, кланы, слои и элиты. Общим явлением стало растущее обнищание еще вчера не шибко бедного юганского населения. Пожалуй, единственная надежда оставалась на производственное объединение «Юганскнефтегаз», бесперебойную добычу и выгодную продажу нефти. Но и здесь, как черт из табакерки, вдруг выскочил бесстыжий московский покупатель с огромными деньгами, готовый платить только за беспрекословное подчинение и резко упавший в цене труд. Люди, отдавшие десятилетия своих жизней освоению нефтегазового Севера, оказались чужими на празднике жизни дикого капитализма, где существовало лишь одно правило – ничего личного, только бизнес.

Расслоение нефтеюганцев на богатых, более-менее сводящих концы с концами и откровенных люмпенов было видно невооруженным глазом. Однако между ними никогда не случалось каких-то резонансных столкновений или отчаянных «разборок». Уголовные преступления не в счет. Пожалуй, сказывалось заложенное еще со времен первопроходцев-первоосвоенцев неписанное правило – живи сам и помогай жить другим.

Горожане, сохранившие прошлые сбережения, сосредоточились на закупках оптом муки, соли, сахара, крупы, макаронов, рыбных и мясных консервов. В ожидании худших времен до предела затаривали этим добром балконы, подвалы и гаражи, не забывая при этом делиться с нуждающимися соседями и знакомыми. Возродились промысловые охота и рыбалка, сначала медленно, но потом все увереннее стали развиваться фермерские хозяйства и другие частные производства.

Оказавшись в экстремальной ситуации, многие нефтеюганцы не растерялись и не опустили руки. Развивали свое дело, становились меценатами и благотворителями, с пониманием и сострадательно относились к неимущим и социально незащищенным землякам. Город, раздираемый противоречиями, не потерял главного – ощущения единой человеческой общности. Я не раз становился свидетелем, как местные предприниматели, среди которых всегда на слуху было имя Владимира Семенова, помогали неимущим, организовывали бесплатные обеды для пенсионеров и других стариков-ветеранов. Одним словом, нефтеюганцы как и многие россияне выживали тогда по принципу «не благодаря, а вопреки». Не могу судить как это происходило в других городах бывшего СССР, но здесь, в родном Юганске, сильные всегда помогали слабым. Честно говоря, государству и олигархам тогда было не до этого, они делили власть, страну и большие деньги…

Одновременно в постсоветскую жизнь нефтеюганцев врывались и новые, доселе незнакомые краски и оттенки. Рыночный колорит все решительнее входил в повседневную жизнь города, играл яркими огнями ресторанов, разноцветными витринами супермаркетов, видеосалонов, бильярдных и ночных клубов, уличной иллюминацией, оригинальными подсветками. Состоятельные горожане активно осваивали заграницу, привыкали к теплым курортам Средиземноморья, Турции и Испании, вояжам и шоп-турам. Школьники и дети за счет городского бюджета и родительских сбережений в летние и зимние каникулы регулярно выезжали на болгарские, турецкие и другие черноморские курортные побережья. Возникла широкая челночная коммерция, породившая массу частных магазинчиков и забегаловок на любой вкус. На улицах и дорогах замелькали импортные авто, в магазинах и на рынках предлагался широкий выбор заграничной вкуснятины и ширпотреба. Появились первые мигранты из ближнего зарубежья и местные «крутые пацаны», с которыми непосредственно общался и наш герой. Власть и деловой бомонд обзавелись охранными легионами, многие спортсмены двинули в телохранители. Такие вопросы решались просто – если не можешь устроиться на престижную работу к нефтяникам, пробивайся в охранники или собирай металлолом. При всех плюсах новой реальности вариантов слететь с катушек и в нашей провинции было гораздо больше, чем выбиться в люди. Возрождающийся рынок безжалостно ломал старую жизнь и диктовал свои законы…

Вернувшись в Нефтеюганск по приглашению главы администрации Нефтеюганского района Александра Клепикова я стал работать его советником. С того момента вплоть до 1998 года происходящее в нефтеюганском регионе стало не только буднями повседневной жизни, но и главным предметом моего профессионального внимания. Знание обстановки и настроений нефтеюганцев, личные контакты с главами города и района, менеджерами ЮКОСа и другими знаковыми фигурами позволяли не только держать руку на пульсе событий, но даже в какой-то мере влиять на происходящее. К тому времени производственное объединение Юганскнефтегаз уже второй раз проходило «крещение» ЮКОСом.

Впервые это название официально прозвучало в указе президента Бориса Ельцина № 1403 от 17 ноября 1992 года, которым предусматривалось создание крупных нефтяных компаний – ЮКОСа, ЛУКОЙЛа и Сургутнефтегаза. Аббревиатура «ЮКОС» была образована из заглавных букв Юганскнефтегаза и КуйбышевнефтеОргСинтеза, ставших основными акционерами нового нефтяного холдинга. Шесть месяцев спустя, 15 апреля 1993 года, председатель правительства Виктор Черномырдин подписал постановление № 354 «Об учреждении акционерного общества открытого типа «Нефтяная компания «ЮКОС». В состав новой вертикально интегрированной компании вошли семнадцать предприятий добычи, переработки и сбыта нефти и нефтепродуктов. Председателем совета директоров и президентом компании ЮКОС был утвержден Сергей Муравленко, сын легендарного организатора нефтяной промышленности в Тюменской области и Западной Сибири Виктора Ивановича Муравленко. Девятого июля того же года было официально зарегистрировано Открытое акционерное общество «Юганскнефтегаз» с уставным фондом 10,7 млрд неденоминированных рублей.

Процесс реформирования Юганскнефтегаза – приватизация, акционирование и вхождение в ЮКОС – проходил трудно и проблематично. Оно и понятно, такой крупный нефтегазодобывающий комплекс представлял лакомый кусок для многих отечественных и зарубежных покупателей. Обычным рэкетирам, вооруженным только утюгами для «глажки» не желавших делиться прибылью мелких коммерсантов, тут делать было нечего. Для приватизации флагманов нефтедобычи и других гигантов рухнувшей плановой экономики Советского Союза требовались огромные деньги и очень серьезные люди с большими связями, которые были готовы смести всех на своем пути. Случалось, несогласным «випам» даже на уровне замов гендиректора Юганскнефтегаза ломали ребра в подъездах, избивая битами до полусмерти. Что уж говорить о простых работягах, которые буквально за копейки, часто не по доброй воле, а по острой нужде, расставались с ваучерами и акциями.

В процессе смены форм собственности предприятий всего народно-хозяйственного комплекса, а проще говоря – раздербанивании и дележе страны, были отброшены в сторону все фиговые листки под названием «справедливость» и «интересы народа». Организаторы приватизации и либерализации увлеклись распилами настолько, что не считали нужным подготовить необходимые условия и идеологию, организовать широкое обсуждение, силовое прикрытие проводимых реформ. Рабочие продолжали трудиться, ловкие финансисты прокручивали их кровные и прибавочную стоимость, а директора занимались сменой табличек на дверях кабинетов – многие из них в одночасье становились полновластными хозяевами заводов, фабрик и пароходов. Ну прямо 1917 год и Великая Октябрьская социалистическая революция, только все наоборот. Но и это было еще полбеды. Настоящая вакханалия началась тогда, когда абсурдные залоговые аукционы окончательно украли у государства принадлежащие ему акции в капитале ведущих предприятий бывшего советского народного хозяйства. А приватизационные чеки и акции, находившиеся на руках рядовых граждан, быстро скупались разными ПИФами и ЧИФами, завершая таким образом окончательное приобретение и переход в частную собственность доходных производств…

Именно все так происходило и в нашем случае, когда руководитель вновь созданной нефтяной компании ЮКОС Виктор Муравленко и московская бизнес-команда Михаила Ходорковского нашли точки пересечения интересов и начали процесс приватизации Юганскнефтегаза с категоричным «сбросом» всех стоящих на его балансе объектов жилищно-коммунального хозяйства, здравоохранения, торговли, городского аэропорта и подсобных сельхозпредприятий на муниципальный баланс. Правда, на жизни, работе и зарплатах рядовых нефтеюганцев эти игрища пока особо не сказывались, но в воздухе уже висело предчувствие большой беды. Гром над Нефтеюганском грянул весной 1993 года, когда в далекой Москве было принято решение о создании новой вертикально интегрированной нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей структуры с сохранением одноименного названия ЮКОС. В этом решении, как и с либерализацией цен, уже изначально был заложен конфликт интересов его исполнителей и людей труда. И снова те же грабли – вместо серьезной подготовительной работы вопрос стали решать лихой кавалерийской атакой, видимо, было с кого брать пример. Нефтеюганцы, конечно, терпели сколько могли в ожидании «барских милостей», но не дождались, терпение лопнуло и грозный маятник конфликта пришел в движение.

К великому сожалению, именно так и не иначе закладывались тогда основополагающие – часто ложные и неприемлемые – принципы взаимодействия частного капитала, градообразующих предприятий и населения муниципалитетов. Опыта не было. Многое строилось на голом месте и от такого фундамента или как говорят профессионалы – «нулевого цикла» – настоящее и будущее людей подвергалось серьезному риску. Конфликты интересов, сырое законодательство, разгул коррупции и криминала, отсутствие отстроенной властной вертикали – в таком хаосе и турбулентности на первый план выходили личностные качества руководителей. От позиции таких лидеров зависело многое – как, например, организовать новый бизнес и обеспечить людей работой, заявить о своей полезности для города и горожан, какие еще приоритетные задачи предстоит решать, чтобы удержаться на плаву в океане рыночной стихии и т.д. Одним из таких лидеров-драйверов в Нефтеюганске стал генеральный директор фирмы «Досуг» Владимир Николаевич Семенов…

Глава вторая. Историческая природа семеновского «тургора»

Предваряя первое личное знакомство с Владимиром Семеновым в 1996 году, хочется поделиться с читателями еще одним небольшим, но чрезвычайно существенным отступлением от главной темы, другими словами – актуальным историческим экскурсом, в котором особое место будет отведено объяснению такого непривычного для слуха и необычного понятия как «тургор». Которое на самом деле тесно связано с пассионарным характером нашего героя и во многом определило его судьбу на нефтеюганской земле на долгие годы вперед…

Испокон веков, начиная с родоплеменных общин и древних государственных образований, в человеческих сообществах всегда существовала и выделялась особая группа деловых людей – смекалистых и хватких, обладающих предпринимательскими и лидерскими талантами. Сама природа нашей жизни убеждает и доказывает, что такими лидерами всегда становятся те, чей интеллектуальный, психический и хозяйственно-экономический потенциал реализуется эффективнее и успешнее по сравнению с другими соплеменниками, соотечественниками, согражданами.

Известно также, что древнерусская протогосударственность тоже начиналась как стремление вождей и зажиточной племенной знати, включая жрецов, к объединению и защите своих интересов с целью получения соответствующей дани за счет создания условий для безопасной жизни подвластных сородичей и племен. А кто являлся главным данником, т.е. основным производителем налогового обременения? Конечно же самые здоровые и оборотистые члены племенных сообществ, умевшие не только сами добывать добавочный оброчный продукт, но и вовлекать в этот процесс сородичей и невольников. Во времена правления первых Рюриковичей число таких «предпринимателей» было незначительным, но они объективно существовали и множились, что, безусловно, служило общему благу. А когда Древняя Русь начала активно сближаться с Византией и западным миром, то великий князь киевский Олег Вещий и княгиня Ольга наверняка думали не только о строительстве русского государства на основах христианской веры. Не меньшее внимание обращалось на хозяйственное устройство и передовые экономические практики, сложившиеся к тому времени в аграрно-ремесленном и торговом секторах более развитых европейских стран.

Крепкий хозяин и предприимчивый человек был далеко не редкостью и в системе крепостного строя в русском государстве. Сотни и тысячи таких даровитых и смекалистых крестьян сумели «выбиться в люди» и стать вровень с лучшими представителями не только отечественных аристократических верхов, но и мирового сообщества. Это они вместе с потомками дружинников и других служилых сословий, единоверцами и всем народом прошли трудный и тернистый путь становления древнерусской государственности при Рюриковичах, одолели Орду, отстояли в смутное время Москву и Русь от иноземных интервентов и вполне демократически на великом Земском соборе в марте 1613 года положили начало новой царской династии Романовых. Жизнь любого человека «на земле» всегда зависела не только от природных факторов и государства, а прежде всего от таких вот состоятельных крестьян и их фамильных родов. В первую очередь вокруг них – «в круге первом» – складывались все человеческие, хозяйственные и общинные отношения, позволявшие людям обретать семью, хозяйство, веру и неизбывную надежду на лучшее будущее.

После крушения СССР в 1991 году о предпринимательстве заговорили как об историческом феномене, во многом благодаря которому российскому народу и государству удавалось выжить и выстоять вопреки всем невзгодам на всех досоветских этапах развития. Пропитанная классовой борьбой и тоталитаризмом советская историография так и не сумела подняться в оценке предпринимательства выше идеологем, изложенных в трудах классиков марксизма-ленинизма и сталинском учебнике «История ВКП (б). Краткий курс». И только в наши дни мы начинаем узнавать правду о настоящей природе русского купечества и деловой активности разных сословий дореволюционной России и, самое главное, – о формировании в системе крайне противоречивых и сложных отношений того времени вольного труженика, хозяина и собственника, который не раз выручал государство в периоды многочисленных смут, войн и окаянного ордынства.

Даже несмотря на все притеснения рядового населения крепостными и тягловыми обузами при Романовых, особенно в царствование Петра I и Екатерины II (не говоря уже о нескончаемых войнах, эпидемиях, природных катаклизмах и связанных со всем этим демографических потерях), в самой гуще крестьянской и простолюдинской жизни на Руси бил родник неиссякаемой жизнеустроительной энергии, созвучной высшим целям суверенной и независимой российской государственности. Эпицентром этой центростремительной силы всегда выступали зажиточные и близкие к такому имущественному цензу сословия – вчерашние крепостные крестьяне и талантливые ремесленники, ставшие знаменитыми купцами, заводчиками и видными творческими мастерами. Когда их собственные интересы попадали в унисон с интересами власти и околовластной олигархии, тогда государство получало максимальную выгоду от такой объединительной синергии. И наоборот, когда подобная «симфония» исчезала, а власть не могла оптимизировать свои отношения с подданными и сословиями, «несущими золотые яйца», тогда государственная и экономическая жизнь начинала проваливаться в тартарары. И далеко за примерами ходить не надо.

В 1611–1612 годах, когда, казалось, еще немного и сбудутся планы ненавистных бояр-коллаборационистов и польской шляхты об иноземном царе на Руси, случилось очередное «русское чудо». Из центральных и волжско-нижегородских земель поднялись две мощные волны народных ополчений, состоящих не только из представителей второго поколения слуг государевых – потомков служилых людей и опричников, по воле царя Ивана Грозного получивших в собственность земли, конфискованные у боярской и прочей опальной знати. Вместе с ними в первых рядах финансовых и материальных спонсоров ополчения выступили многочисленные купцы и промышленники – вчерашние крепостные, а теперь владельцы крупных хозяйств и состояний. Под руководством нижегородского земского старосты, говядоторговца и отважного воина Кузьмы Минина безо всякой казенной поддержки они обеспечили огромную армию ополченцев оружием, амуницией, денежным довольствием, обмундированием, пропитанием и еще многим другим, без чего был немыслим поистине всенародный поход на Москву и ее освобождение от польских захватчиков. Вдохновленные патриархом всея Руси Гермогеном, они не только спасли государство, но и восстановили самодержавие самым что ни на есть народно-демократическим способом на всесословном Земском соборе в марте 1613 года, опираясь при этом исключительно на собственные ресурсы, веру и патриотический дух…

Другой пример, безусловно демонстрирующий роль «крестьянской буржуазии» как одного из главных элементов социального и экономического баланса в самодержавно-крепостной России, относится ко временам провозглашения манифеста императора Александра II об отмене крепостного права в 1861 году. Организация радикального народничества «Земля и воля», созданная в том же году в Петербурге под влиянием идей Чернышевского, Герцена и Огарева, рассчитывала на мощное крестьянское восстание в 1863 году, которое планировалось организовать в союзе с боевым крылом землевольцев из числа польских революционеров. Но надежды на страшный русский бунт не оправдались – прогрессивность начавшихся в Российской империи реформ постепенно переломила крестьянское сознание. И здесь большую роль сыграли крестьяне с достатком, деловой хваткой и более грамотные, для которых первые три года внедрения реформы, в отличие от хронической бедноты, принесли обещанную свободу и обернулись большими плюсами. Теперь окрепшие хозяева уже не желали поддерживать антиправительственные протесты, а поскольку в деревне состоятельные крестьяне имели наибольший авторитет, то малоимущие бедняки, оставшись без реальных вожаков, так и не смогли подняться на восстание.