bannerbanner
Девочка, которую нельзя. Книга 3
Девочка, которую нельзя. Книга 3

Полная версия

Девочка, которую нельзя. Книга 3

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

– Номер, – отводя глаза и отчаянно боясь, что он догадается о моей лжи, пискнула я. – У всех там были номера на запястье, вот здесь… А у меня нет. Я думала, это что-то значит? Что-то… особенное?

– Ах вот вы о чём. Да, отсутствие у вас номера зафиксировано в деле. Но на данном этапе у нас нет причин видеть в этом какой-то особенный смысл. Скорее человеческий фактор, сыгравший, между прочим, в вашу пользу – вам не придётся выводить тату. Что-то ещё? Зореслава Оле…

– Где Мороз? – выпалила я, перебивая. Понимала, насколько это глупо звучит, но что ещё могла, если фамилию-имя забыла едва ли не сразу после первой встречи.

– Кто? – не понял Виктор.

– Мороз! Ну такой, взрослый, с белыми седыми волосами и красным, словно изрытым лицом. Вы должны его знать, не может быть, чтобы не знали, у него высокий чин! Или хотя бы док! Ну уж его-то вы точно не забыли бы, он такой… Доктор Айболит, классический! Прямо как из мультика!

Виктор в два шага оказался возле стула и, крутнув его на ножке, оседлал. Лицо стало сосредоточенным и строгим.

– Давайте подробнее. Кто это? Фигуранты, которых вы встречали на объекте? Тогда почему вы не рассказали о них ранее, во время предыдущего опроса? Но в любом случае, тогда или сейчас, нужно больше подробностей, потому что среди задержанных и ликвидированных подобных лиц не найдено, и это может значить, что части преступников удалось скрыться. Может, какие-то дополнительные приметы? Имена? Чем конкретно эти лица занимались на объекте?

Я зажала виски руками. Голова трещала, при этом Виктор смотрел так въедливо, что становилось страшно.

– Да нет, это не на объекте… Это… Это когда я очнулась уже на поверхности, они же были там. Спрашивали, как себя чувствую, говорили, что, если что, я могу к ним обращаться в любое время. – Глаза защипало, и комната поплыла в дымке наворачивающихся слёз. – Разве нет?

– Айболит и Мороз, так? – Виктор помолчал, задумчиво кивая своим мыслям. – Знаете, по соглашению, которое вы держите в руках, вы не имеете права обращаться к случайным психотерапевтам. Вернее, обращаться-то можете, но не по поводу известных событий и возможных, связанных с ними… эм… затруднений. Поэтому я оставлю вам контакт специалиста, к которому обратиться можно. – Вынув из папки листок, принялся писать. – Замечательная, понимающая женщина, наша сотрудница, ей вы сможете рассказать всё без утаек.

– То есть вы думаете, что я просто поехала крышей?

– Нет. Скорее газ вызвал у вас галлюцинации. Такое бывает довольно часто. Просто зря вы не рассказали об этом вашему лечащему, он назначил бы стабилизирующую терапию. Но, в любом случае, вот, держите контакт психотерапевта. – Протянул бумажечку.

Я взяла, взволнованно потеребила, решаясь.

– А вы что-нибудь слышали о… Об Игнате Гордееве?

– Да, конечно, – после небольшой паузы ответил Виктор, и в его голосе неожиданно проскользнуло сочувствие. – Не переживайте, он объявлен в розыск, и думаю, что рано или поздно обязательно предстанет перед судом.

Я вскинула голову.

– Что? Что вы сказали?!

– Я лично очень соболезную вам в связи с такой жесткой гибелью вашего отца, но поймите, что следствие не всесильно, особенно когда речь идёт о таком подготовленном человеке, как Гордеев.

– Отца?.. – прохрипела я, прозревая вдруг. – А, да… Да, я понимаю… Следствие… И… – Горло перехватило, и я умолкла.

Значит, это всё правда? Игнат действительно добрался до него и устроил показательный самосуд? Публичное торжество справедливости? Священная месть?

А я? Я тогда что, действительно просто одна из жертв лаборатории? И её захват действительно никак не связан ни с Игнатом, ни с Морозом? Да и нет для меня теперь никакого Мороза, и никакого Дока, как и нет их для всех остальных простых гражданских…

– А давайте-ка я зайду в другой раз, – поднимаясь со стула, вырвал меня из хаоса мыслей Виктор. – Скажем, послезавтра. Мне кажется, этот разговор вас растеребил, и вам нужно собраться с мыслями. Соглашение о неразглашении оставлю здесь, чтобы вы могли ознакомиться без спешки. Как раз в новый экземпляр включу дополнительный пункт о том, что вам разрешено обращаться к психотерапевту Илясовой. – На выходе остановился вдруг. – Кстати, такой ещё деликатный момент… Может, ещё до выписки вам стоит серьёзно проконсультироваться со специалистами по поводу беременности? Наши токсикологи говорят, что применённый газ хотя и относится к малотоксичным, но теоретически способен вызывать мутации на сверхмалых сроках развития эмбриона, не вызвав при этом его гибели. А значит, патологии будут выявлены у уже подрастающего плода, и это куда серьёзнее. Поговорите об этом с врачом. Возможно, стоит подумать об аборте, раз уж вы всё равно пока здесь?

Глава 4

Около 7 месяцев назад


– Я ждал тебя, – удовлетворённо откинулся в кресле Дед, – мне ещё в прошлый раз показалось, что мы не договорили.

– Контора готовит мне замену, – без предисловий перешёл сразу к делу Гордеев. – Вы опасаетесь, что мои игры в отношения с девочкой зашли слишком далеко и в решающий момент я не смогу завершить начатое. Так?

Дед развёл руками:

– Чем эффективнее агент, тем пристальнее к нему внимание, кому, как не тебе это знать? И у меня действительно есть ощущение, что ты… – покачал головой подбирая слово, – слегка колеблешься. При этом и не доверять тебе оснований нет, но избегнуть любых сюрпризов мы просто обязаны. А поэтому было принято решение вывести тебя из операции. Не думаю, что это вызовет затруднения с основным сценарием. Даже наоборот, есть мнение, что если девочку отдаст Жагровским кто-то другой, кто-то, кто увёл её из-под твоего легендарно-влюблённого носа – это вызовет больше доверия, чем если её отдашь ты сам. И я очень надеюсь, что тебе хватит ума не идти против Конторы. Не хотелось бы применять контрмеры.

Гордеев пожевал губу.

– Не пойду, это бессмысленно. У меня другая цель.

– Ах вот даже как? И это ты мне сейчас вот так запросто говоришь, да? О том, что у тебя какая-то там другая цель? – Дед недобро нахмурился, но Гордеев выдержал взгляд. – Объясниться не хочешь?

– За этим и пришёл. Дело в том, что я изначально ошибался. Вернее, схема просчитана верно, но она, как теперь выясняется, малоэффективна из-за недостоверной информации на которой основывалась. На самом же деле Жагровские ничего не решают и скорее всего даже не имеют прямого выхода к верхушке. Они лишь пешки, причём, довольно мелкие, и, отдав им девчонку, вы её просто сольёте ни за грош.

– Возможно. Но они всё равно единственный ключ, который у нас есть на данный момент. Только через них можно попытаться продвинуться дальше. К тому же, теперь я вижу, что не ошибался, и ты действительно готов поддаться эмоциям. Ну и что это, жалость? Муки совести? Или иллюзия личного счастья? – с каждым словом изрытое ожогами красное лицо Деда становилось совсем уж пунцовым, слова срывались с губ сухо и жёстко. Льдисто-голубые глаза недобро сощурились: – А тебе напомнить, ЧТО стоит на кону? Или озвучить новые данные разведки? Пожалуйста: в Китае негласно введён оранжевый уровень. А значит, у них уже есть прецеденты. Да, единичные. Да вовремя выявленные и локализованные. Но они есть, а значит лаборатории существуют, а всё остальное – лишь вопрос времени и эффективности работы тамошних спецслужб. А что у нас? Учитывая, что мы который год топчемся на одном месте и только появление этой девочки хоть как-то сдвигает всё с мёртвой точки? Сдвинуть – это самое сложное, ты же знаешь. Стоит лишь сдвинуть, а дальше пойдёт. Так что нет, Гордей, ты не ошибался. Ты, мать твою, с самого начала сделал правильную ставку на Жагровских и создал действительно эффективную схему по внедрению в их группировку! И она будет отработана, как бы ты теперь ни пытался соскочить. И девочка эта твоя в любом случае остаётся у нас! – треснув кулаком по столу, подышал, гневно трепеща ноздрями. В сердцах двинул от себя какую-то папку. – Если её вообще удастся найти и перехватить раньше Жагровских. Вот уж где слив, так слив! И, между прочим, исключительно благодаря твоему самоуправству и несогласованности с центром! Это ты её упустил! Ты! Заигрался, а теперь на попятную? Пытаешься убедить, что девчонка не так уж и важна? А может, она вообще уже давно у тебя, и ты пришёл отводить от неё стрелки, м? Что прикажешь думать?

– Я прекрасно понимаю ставки, – скрипнув зубами, прорычал Гордеев, – и последнее, чего я мог бы захотеть – это слиться. Однако теперь очевидно, что возможен и другой расклад для операции. В разы действеннее, бьющий точно в цель, минуя хороводы вокруг мелких посредников типа Жагровских. То, что позволит нам не только выйти на вершину пирамиды, но и, с огромной вероятностью, выявить расположение самой лаборатории уже в ближайшее время. И я готов дать этот новый расклад… но у меня есть ряд условий.

– Что?! – резко подался вперёд Дед. – Да ты… Ты совсем охренел? Кому нужны твои условия, если прямо сейчас, по щелчку пальцев, я могу закрыть тебя лет на десять за срыв операции и неподчинение в условиях массовой угрозы населению?

– Можешь, да, – отбросив вдруг формальности, Гордеев двинул к себе стул, уселся через стол от начальника. – Но не делаешь, потому что знаешь, что новый расклад у меня наверняка действительно есть, и он наверняка действительно в разы лучше прежнего. И я прекрасно понимаю важность и срочность миссии, а поэтому и расклад обязательно дам. Но только на своих условиях. Просто выслушай. Там ничего сверхъестественного.

Дед ярился, балансируя между справедливым начальственным гневом и рациональностью, и Гордеев действительно ходил по грани… но отступать было некуда. С его собственной лёгкой руки Славка попала в безвыходную игру махин. Но если тогда она была для него лишь меньшим ради большего, то теперь…

Нет, ничего не изменилось, и один по-прежнему не равнялось тысячам, а сам он не превратился из циничного расчётливого мудака в плюс-минус нормального человека. Но стало вдруг ясно, что «меньшее ради большего» – это лишь бесконечный фрактал, в котором и сам он всего лишь меньшее, а вот Славка… Она как минимум имеет право на шанс.

– Ну допустим, – согласился-таки Дед. – И чего же ты хочешь?

Гордеев оборвал напряжённую игру желваками. Взгляд глаза в глаза, безмолвный разговор о степени доверия. И доверие было – крепче стали и надёжнее любых подписей, слишком уж через многое прошли эти двое вместе до того, как один подался в командование, а другой в спецагентуру.

– Мне нужны гарантии, Ген. Для неё.

Дед обречённо мотнул головой.

– Да кто бы сомневался! Но ты хоть понимаешь, насколько это непрофессионально?! Недопустимо!

Гордеев упрямо молчал, и Дед, недовольно посопев, махнул рукой:

– Ладно, продолжай!

…Тот разговор продлился весь день и завершился далеко за полночь. Что-то Дед прекрасно знал сам, но что-то, словно козыря из рукава, вывалил перед ним Гордеев. Например факты, безоговорочно указывающие на Утешева, как на верхушку пирамиды.

– Ты в своём уме? – строго, но, судя по потяжелевшему взгляду «в себя», вовсе не отвергая услышанного, буркнул Дед. – Утешев недосягаем. У него крыша на уровне правительства. Нас либо ещё на подготовительном этапе завернут по бюрократической линии, с понижением в чине, естественно, либо вообще устранят физически, если мы вопреки всему окажемся хоть сколько-нибудь близки к истине. И ты никогда не узнаешь, кто именно из своих сработал против. Слишком высоки ставки. Слишком.

– Именно поэтому я и предлагаю рискнуть в обход вообще всех. До определённого этапа, конечно.

– Рискнуть… – постучал карандашом по столу Дед. Он не трусил, нет. Он уже думал на два-три шага вперёд, и Гордеев это знал. – Только почему-то в расход ты готов пустить наши с тобой головы, а для девочки этой выбиваешь гарантии. Гарантии, которых я тебе дать не могу! И никто не сможет, слишком много тут неизвестных переменных!

– Я понимаю риски. Поэтому прошу лишь главного – это дело буду дорабатывать я. Никого из Конторы ты к Славке и близко не подпустишь, никаким Жагровским или кому угодно ещё её не отдашь. Я всё сделаю сам, но лишь тогда, когда она будет готова, и когда ляжет нужная карта. А когда – это тоже решу я сам. Словом, мне нужна полная свобода действий и незамедлительная поддержка по первому же запросу.

– Охренел совсем! – устало растёр Дед затылок. – Может, тебя сразу в это кресло посадить, да и командуй сколько влезет?

– Спасибо, обойдусь, – так же устало выдавил усмешку Гордеев. – Просто пообещай, чисто по-дружески, что на уровне управления сделаешь всё для её безопасности. А когда это всё закончится, оградишь от любых наседаний Конторы. Просто сделаешь её одной из случайных пострадавших и при первой же возможности поможешь исчезнуть с радаров. Финансы я обеспечу.

Дед поднял на Гордеева прозрачно-голубой взгляд.

– Это что, мать твою, завещание? – Нахмурился, вглядываясь в непроницаемо-тёмные глаза друга и давнего боевого товарища. – Какого хрена ты задумал, Гордей?

Глава 5

Прошёл месяц, за ним второй, третий… Я жила в собственной купленной квартире в новостройке, под настоящим именем и с приличной суммой на счету. Эти деньги, как объяснил, передавая восстановленные документы Виктор, достались мне от мамы. Вот уж не думала, что у неё была возможность накопить столько в тайне от отца! А может, она и правда украла у него камни и успела продать? Куда-то же они делись! Или… Или это послание от Игната?

Ну уж да! Отступные, ага. На случай, если меня случайно не замучают насмерть в лаборатории, куда он меня фактически продал. Нет, бред. Проще поверить в тайный след Коломойца, как раз у него, вроде, папа олигарх. Или я снова всё путаю?

Словом, что-то с этими деньгами было не так, но именно благодаря им у меня теперь имелось всё для красивой, сытой жизни. При этом сама я походила на иссохшее море. Мне не хотелось ничего, пустота выедала изнутри с утра до вечера. А по ночам снился Игнат. Я ненавидела эти сны, но ждала их. Ранилась об них, словно об острый край разбитого сердца, но расстраивалась, если снилось что-то другое.

Периодически мне казалось, что я чувствую его взгляд, и иногда это ощущение становилось настолько нестерпимым, что я оборачивалась и всматривалась в лица прохожих… Но не находила ни одного знакомого. Игнат словно дышал мне в спину, я словно осязала его присутствие, всё глубже погружаясь в болезненно-тоскливый анабиоз. Ни живая, ни мёртвая, потерявшая смыслы, но упорно ждущая чего-то.

Встречи? Да, пожалуй. Хотя и не знала, зачем мне это. Скорее уж понимала, что ни к чему.

Спрашивала его во снах – за что он так со мной? Хотела быть жёсткой и непреклонной, подогревала обиду в сердце, тщательно раздувала, ища в ней спасения… Но в ответ, как на зло, чувствовала лишь его любовь, от которой хотелось жить дальше, и просыпалась в смешанных чувствах – и радостная, и потерянная.

Набравшись, решимости разобраться с этой зависимостью, даже сходила пару раз к той самой психотерапевту Илясовой… Но рассказать ей свою постыдную правду так и не смогла, снова и снова оставаясь с больной любовью к предателю один на один.

Я словно жила в выдуманной реальности, где если и были какие-то обиды, то давно уже найдены все оправдания и подобраны нужные слова для встречи… И самой же становилось от этого тошно – надо же быть такой безвольной тряпкой!

Снова пыталась собраться, забыться, отвлечься… но лишь ещё больше погружалась в злую тоску. А реальная жизнь в это время проходила мимо, и за все почти четыре месяца я не обзавелась ни подружками, ни хотя бы добрыми знакомыми.

А он говорил Феникс. Говорил, восстану из любого пепла. Смогу.

Лжец. От первого до последнего слова – лжец и предатель!

…Хоть бы на миг его увидеть. Может, хоть тогда это наваждение отпустит?

Становилась иногда возле зеркала, смотрела на плавно круглеющий живот и думала – зачем мне это? Я ведь даже не знала, будет ли ребёнок здоровым. Но и об аборте упрямо не желала и слышать. И похоже, что именно беременность и держала меня на плаву. А может и нет. Может, это был всего лишь страх потерять последнюю связующую нас с Игнатом ниточку?

Как же глупо! Как будто не он эту нитку безжалостно оборвал!

А вдруг не он?

Дура. Хватит уже.

А ещё я смотрела на крыло. Шрамы, как и пророчил Игнат, становились всё плотнее и светлее, окончательно походя на невесомый ажур, а то счастливое время, когда я их только выпрашивала и потом, когда шрамы уже заживали, окончательно заволакивалось дымкой, неизменно-ясным в которой оставалось лишь одно – поцелуи. Трепетные, жаркие, жадные, впопыхах или неторопливые, хозяйские или украдкой, мимолётные или долгие, до головокружения и последней капли дыхания… Каждый миллиметра тела, каждый пальчик, каждая прядь волос, каждая родинка… И от этих воспоминаний до сих пор тут же щекотливо высыпали мурашки и наворачивались слёзы.

Если бы я только знала тогда, чем всё закончится, я бы отбросила страхи и сомнения, и жила каждый день, как последний! Целовала бы в ответ его губы, каждую линию на ладонях, каждый шрам. Держала бы его за руку во время ночных приступов, не давая страху и боли власти над ним. Оберегая своей любовью и верностью. И пусть потом было бы его предательство – это неважно пока есть сладкий дурман лжи. Важно лишь то, что тогда я была действительно счастлива, а сейчас… Сейчас меня как будто просто нет, хотя у меня теперь есть всё.

И ведь именно вот это всё и обещал мне когда-то Игнат! Легальность, спокойствие и достаток. Сейчас я даже могла в любой момент поехать на Карибы, хотя, подумать только, ещё прошлой осенью смеялась, как сумасшедшая, услышав об этом! Да, у меня теперь было всё… кроме него. Впрочем, как раз себя-то он мне и не обещал. Никогда.

Так странно. Почему плохое забывается, словно и не было, а хорошее остаётся вопреки всему? Разве не наоборот должно быть?

Снова злилась на себя и, понимая, что сама заточаю себя в склепе никому не нужных воспоминаний, и решительно выходила в люди. Знакомилась с соседями по подъезду, записалась на фитнес для будущих мам, нашла репетитора по биологии, твёрдо решив, что когда-нибудь обязательно снова поступлю на ветеринара.

«…Какой-нибудь большой город, где есть конюшня и академия для лошадиных докторов. Если не передумала, конечно…»

Я не передумала, и это было сущее наваждение. Словно не было ни лжи, ни предательства, и я просто в очередной раз жду его из затянувшейся поездки «кое-куда, кое-что проверить», и единственное чего действительно боюсь, так это этих его «А если вдруг что, с тобой свяжутся…»

Говорят, время лечит, но чем дальше, тем чаще я плакала. И окончательно понимала, что действительно жду его, так мучительно и на износ, что встреча, какой бы горькой она ни случилась и чем бы ни закончилась – стала бы избавлением.

Ещё через месяц, обычным поздним вечером перед телевизором, я вдруг поняла, что, постоянно погружённая в себя, давно уже не ощущала шевеления малыша. И вот тут-то накрыло по-настоящему! Едва дождавшись утра, я рванула в женскую консультацию и сразу же загремела на сохранение.

– Там всё нормально? – с трудом сдерживая дрожь в голосе, пытала я лечащего, а та в это время вдумчиво рассматривала результаты анализов и УЗИ.

– Ну-у, у плода никаких явных патологий не видно, основные показатели в нижних пределах нормы…

– Это опасно? Честно, скажите!

– Честно? – подняла врач взгляд с бумажек на меня, и взгляд её оказался неожиданно строгий. – Если честно, то обратись ты на день-другой позже, то, возможно, и сохранять было бы уже нечего. А если ещё честнее, то либо ты прекратишь издеваться над собой и ребёнком, либо сразу смирись с тем, что не выносишь.

– В каком смысле… – обмерла я.

– В прямом! Посмотри на себя! Ты набирать должна, а не сохнуть день ото дня! Кожа да кости, под глазами чернота, как у енота! На учёт вставала – почти на семь килограммов больше весила! А по анализам, ты гляди-ка, здорова, и на токсикоз жалоб нету! Тогда что, диета какая-то? Фигуру бережёшь? А о ребёнке подумать не хочешь?!

Словом, она отчитала меня до слёз, правда под конец приобняла и, понизив голос, добавила уже по-матерински ласково:

– Вас ведь теперь двое, Слав, и если ты сама о своём ребёночке не позаботишься, то и все доктора в мире будут бессильны…

Меня выписали через две недели, набравшую целых полтора килограмма, в кои-то веки выспавшуюся и словно даже обновлённую. У меня как будто появился новый смысл, которого я раньше не понимала – ребёнок. И я окунулась совсем в иное ожидание. Ожидание не возврата к прошлому, а нового, крепнущего во мне чуда. И моё чудо, я теперь точно это чувствовала, радостными толчками отзывалось на прикосновения к животу и чутко реагировало на перепады настроения, побуждая искать в жизни светлую радость и отпускать печали.

Это было похоже на возрождение, и оно было настолько мощным и уверенным, что потащило за собой добрые перемены – подружки по фитнесу, новая соседка с грудничком, с которой так интересно было болтать о насущном и тискать её карапуза. А ещё, совсем уж неожиданно, в моей жизни появился вдруг мужчина – брат соседкиного мужа.

Почти тридцать, высокий симпатичный владелец клиники детской стоматологии. С открытой, доброй улыбкой и поразительным умением находить общий язык вообще со всеми. Правда, поначалу я отнеслась к нему настороженно, чувствуя непраздный интерес к себе и на корню пресекая любые попытки сближения. И всё же однажды, месяца через полтора деликатных ухаживаний, подумалось вдруг – а почему нет-то? Ребёнку ведь нужен отец, а Роман не только не чурается моей одинокой беременности, но и относится к ней с почти отцовским трепетом…

Мы как бы были парой, но в тоже время просто друзьями – гуляли, ходили в кино и кафешки, он отвозил меня до женской консультации и ждал, пока окончится приём, а потом искренне интересовался как дела у малыша. Рядом с ним я не чувствовала себя одинокой, некогда было рефлексировать и тосковать. И всё же, когда однажды на прогулке он неожиданно позволил себе больше обычного – обнять, заглядывая в лицо так близко, что стали заметны тонкие зеленоватые прожилки в серой радужке его глаз, я испуганно напряглась.

– Поехали ко мне? – осторожно предложил он, но я видела, что за этой осторожностью скрывается целый океан невысказанных, рвущихся наружу чувств. – Давно хочу показать тебе свой дом. Мне кажется, он тебе понравится.

– Да уж наверняка! – неловко хихикнула я. – Мне вообще дома больше, чем квартиры нравятся.

– А уж как они нравятся детям!

– Могу представить…

Мы вроде бы говорили о доме, но на самом деле оба понимали, что речь идёт о нас, и от этого мне почему-то становилось ещё больше не по себе.

– Ну так что, едем? – слегка сжал объятия Роман.

На душе вдруг так заскребло, отдавая застарелой болью в сердце и перехватывая дыхание, что я закрыла глаза. Ну что опять? Отболело ведь уже, забылось и успокоилось, ну?

Только бы не разреветься!

– Слав, ну мы же не дети, чтобы до бесконечности играть в жмурки…

Закрытые глаза всё-таки запекло слезами, но я глубоко вдохнула и решительно мотнула головой.

– Да. Конечно да. Поехали!

Глава 6

Около 7 месяцев назад


– …Какого хрена ты задумал, Гордей?

Пауза, во время которой Гордеев ещё раз мысленно пробежался по схеме. Да, шансы есть, причём немалые. Но лишь при условии абсолютной секретности. И в то же время, и без помощи не обойтись.

– Предлагаю поиграть в кошки-мышки, Ген.

– Это с Утешевым-то? Гениально, да. И если это и есть твоя новая концепция, то…

– Для начала выслушай, здесь действительно есть перспектива. Я бы даже сказал – Джек-пот. И его главная фишка в том, что Утешев знает о нём не понаслышке, но уверен при этом, что больше не знает никто.

Дед обречённо качнул головой:

– Как всегда ничего не понятно, но очень интересно. Тебя бы в рекламщики неведомой херни – карьеру бы построил.

– Спасибо, так и сделаю, – хохотнул Гордеев. – Если случайно не сдохну. Короче, к делу. Наш господин «У» из тех, кто в девяностые активно выслуживался перед пиндосами, так? Интегрировал, так сказать, «Западные ценности» в «немытую Россию» И была тут у нас в то время такая парочка общественников, журналист Грей Джонс и председатель религиозной миротворческой миссии Си Джей Макковерт. Слыхал о таких?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
3 из 3