Хрупкая тайна

Здесь же все о хоккее… Как я могла не понять этого раньше? Как вообще пропустила все детали мужской раздевалки, кричащей о том, что тут не место девушкам?

– Это что, новый прикол от студенток? – морщится Коул. – Думаете, мы тут трахаем всех, кто входит внутрь?

Что…

Я резко поворачиваюсь к нему, не отрывая рук от тела, и пытаюсь возразить. Правда пытаюсь, но не выходит. Выгляжу, как рыба на суше.

– В прошлый раз с Джо это тоже было намеренно?

– Я не…

Останавливаюсь, задумавшись над его словами. Он ведь имеет в виду то, что я специально зашла в мужской туалет? Кровь от осознания его подозрений резко приливает к лицу, окрашивая его в красный.

– Нет! – хрипло возражаю, бегая глазами по комнате, и приоткрытая дверь успокаивает. Остается только забрать вещи, выбежать и никогда больше не возвращаться в это крыло университета. И не спрашивать людей ни о чем. – Я не… Мне сказали, что тут раздевалка. У меня теннис…

Коул вскидывает брови кверху, не забавляясь, а злясь еще больше.

– Передай тому, кто придумал эту херню, что они подобрали не лучший день. Никто не в настроении для женских игр после отвратительной тренировки.

– Но я не…

Не успеваю договорить, как вдруг через дверь вваливается толпа незнакомых парней, громко переговаривающихся между собой. Заметив меня по центру раздевалки, они тормозят. Тело охватывает страшная дрожь, когда голые по пояс молодые люди – вероятно, хоккеисты – подходят ближе ко мне. Кто-то начинает свистеть, кто-то с отвращением косится на меня, а кто-то (как Джо и еще пара парней около него) осторожно заостряет внимание на Коуле, не уделяющем вошедшим и капли внимания. Он сосредоточен на мне. И я совру, если скажу, что это пугает меньше, чем толпа из двадцати парней.

– Неужели кто-то новый? А я думал, что Анна и Бриджит не пускают новеньких, – раздается смешок незнакомого мне парня, который подходит ближе остальных и закусывает губу, оценивая меня. – Не люблю костлявых, хотя лицо довольно симпатичное. Давай не здесь, ладно? Подождешь меня у раздевалки, я быстро…

Не успеваю отреагировать и попытаться объясниться – только вижу, как Коул грубо хватает меня за запястье, на ходу хватая мою сумку, и выводит из раздевалки под громкие крики парней. Глаза застилает пелена слез. Невероятно обидно. Я ведь ничего не сделала тем двум девушкам, указавшим путь сюда. Я ничего не сделала, чтобы на меня злился Коул. И я ничего не сделала, чтобы люди отпускали отвратительные комментарии, пялясь на мое оголенное тело. Разве они не видят, что мне страшно, и из-за этого нарушена двигательная система?

– Что, черт возьми, со всеми вами не так? Хоккейная команда – не ваш источник приколов! В прошлый раз разве непонятно вам объяснили? – он отпускает мое запястье, и я пячусь назад, уже через полметра ощущая спиной холодную поверхность стены. – Передай Анне и Бриджит, что если они снова посмеют подослать к нам девушек, я повешу их парней за яйца в главном зале университета!

Не получается сдержать слезы от повышенного тона. У меня и в детстве были проблемы с переживанием агрессии со стороны других людей, а сейчас все хуже в разы.

– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – всхлипываю. – Прости, я… Я спросила, куда идти, а они указали на вашу раздевалку и сказали, что здесь женская зона. Я не заметила никаких надписей.

Смотрю на ноги, которые троятся от влаги в глазах, и ощущаю, что Коул не двигается с места. Спортивная сумка с треском падает на пол. Наверное, термос с травяным чаем треснул и залил вещи. На мгновение повисает молчание, и мне кажется, будто Коул ушел, но нет. Я слышу, как громко он дышит.

– С Джонатаном все тоже было не специально, – добавляю, пытаясь оправдаться и справиться со стыдом. – Я иногда не замечаю, куда иду, – снова срываюсь на всхлип. – Прости. Я правда не хотела. И я не хочу переспать с кем-то из вас, честно! Мне… Мне просто нужно переодеться для занятий по теннису. Я не хотела никого из вас беспокоить.

Как же стыдно и до тошноты обидно! Отлипаю от стены и пытаюсь выбежать, куда угодно, лишь бы не оставаться с ним, но мне не позволяют скрыться, преграждая путь. Я чуть не впечатываюсь во все еще голую грудь парня, но успеваю затормозить, стираю ладошкой слезы – и зрение наконец фокусируется. Три холодильника, набитых напитками и снеками. Фурнитура, обложенная по сторонам подписанными кружками. Вытянутый стол с барными стульями. Все в красно-черных оттенках, и везде – логотип хоккейной команды «Брукфилд Флеймз»… Кухня. Так можно описать помещение, посреди которого мы стоим. Нужно быть слепой, чтобы не заметить этого. И я, оказывается, слепая. Или настолько погружена в мысли, что не вижу вокруг себя ничего.

– Держи, – голос Коула меняется, когда он протягивает мне из моей сумки белую футболку. Он звучит спокойней. Не так пугающе, как несколько минут назад.

Дрожащими руками обхватываю протянутую вещь и поворачиваюсь к нему спиной, быстро натягивая ее на себя. Грамм успокоения возвращается в тело, когда мнимая защита в виде футболки оказывается на мне.

– Сегодня была ужасная тренировка, Кэнди. Тренер Флорес надрал нам зад, и мы… В общем, немного перессорились все, – зачем-то информирует меня Коул, когда я поглядываю на тарелку фруктов на столе, только бы не смотреть на него. – И еще этот Дейв со своей Оливией на тренировке, которая отвлекала всех…

Не могу взглянуть ему в глаза, и от состояния истощенного короткой истерикой организма уже не ясно, по какой причине – то ли от стыда за свою оплошность, то ли от обиды.

– Ну я же не знала, что тут тренировка и что у вас сложный день. Я не хотела никого из вас отвлекать. Я вас не знаю. И Анну с Бриджит тоже. Это всего лишь мой второй день в университете!

– Прости.

Мне послышалось? Наверное, сознание играет злую шутку со мной. Я откашливаюсь, теряя дар речи, и перестаю сверлить взглядом еду хоккеистов, заглядывая ему в лицо. Влажные капли скатываются по губам, спускаясь к подбородку. Брови больше не хмурятся, разглаживая морщинку, а карие глаза мечутся по мне.

– Что?

– Прости, я был не прав, Кэнди, – он за одну секунду преодолевает расстояние между нами, но я отскакиваю назад. Правда, ему была нужна не я: Коул набирает воду из фильтра и протягивает мне стакан, замечая все еще рвущиеся наружу всхлипы. – Я должен был сдержаться и не срываться на тебе, не разобравшись.

Не принимаю стакан, продолжая пялиться на него, как на инопланетянина. Не ожидала от него извинений. Я вообще от людей не ожидаю ничего хорошего.

– Я не буду к тебе подходить, – Коул поднимает руки вверх в знак капитуляции и ставит стакан на стол. – Выпей.

Отрицательно качаю головой, не принимая ничего и стараясь привести мысли в порядок, чтобы взять сумку и уйти.

– Не нужно, я ухожу.

– Кэнди, сядь и выпей, – снова приказной тон, заставляющий волноваться.

– Я не хочу никого отвлекать и…, – замолкаю, вспоминая того парня, – не хочу, чтобы тот парень подумал, что я жду его тут.

– Не волнуйся насчет него, я разъясню все команде. А теперь сядь за стол и выпей воды. Тебе нужно успокоиться.

Я кошусь на приоткрытую дверь, прикусываю внутреннюю сторону щеки и часто дышу. Из коридора раздается топот. Кто-то идет к нам – возможно, это один из тех полуголых парней, который подумал, будто я готова переспать с ним. А я не… Это последнее, чего я хочу.

Коул замечает мой взгляд и захлопывает дверь, оставляя нас наедине в комнате размером четыре на четыре метра, не больше. Естественно, я волнуюсь, но все же делаю несмелый шаг в надежде, что после первого глотка меня выпустят отсюда.

– Не беспокойся, никто сюда не зайдет.

Киваю, но беспокоиться не перестаю.

– Поговорим?

– О чем? – давлюсь глотком воды, рассматривая покрасневшие пальцы, сжимающие стакан.

– О произошедшем. Не хочу, чтобы ты думала, что я такой мудак.

– А я и не думаю.

– А должна была бы, Кэнди. Потому что так я себя и повел.

Я пожимаю плечами – единственная реакция тела, которая остается не замороженной. Я просто не думаю о людях. Правда, не знаю, может ли Коул воспринять это как комплимент.

– Бриджит и Анна постоянно устраивают представления в нашей раздевалке, подсылая к нам полуголых девчонок, которые вешаются на нас. Не думай, что я как-то осуждаю этих девушек, нет. Хотя… Немного, потому что такое поведение разваливает спортивный дух и настрой на игру. Мы здесь должны тренироваться и не отвлекаться, поэтому моя реакция и была столь эмоциональной.

– Я правда не знаю никаких Бриджит и Анну, – мы снова устанавливаем зрительный контакт, и от него становится некомфортно. Не знаю, создается впечатление, что он лезет в голову.

– Знаю. Теперь знаю. Я сказал это не в укор тебе, а как разъяснение, почему повел себя так, – Коул снова делает шаг вперед, и я спиной отклоняюсь назад, чуть не теряя равновесие и не падая на пол, в последний момент ухватываясь за столешницу. – Черт возьми, Кэнди! Я не хочу причинить тебе боль. А если тебе так показалось, значит, я еще больший мудак, чем думал.

– Дело не в тебе, – тараторю из-за его взгляда, полного вины. – Я на всех так реагирую, – не успеваю закрыть себе рот, а после жалею, жуя тонкий слой кожи щеки. Коул замечает мою реакцию.

– Ладно, – он делает глубокий вдох и не двигается с места. – Я все же задам сейчас тебе один вопрос, а ты постарайся ответить правду, хорошо?

– Я…

– Всего один вопрос.

– Ладно.

– Твои родители как-то причастны к твоему страху? – медленно начинает он и сразу берется за изучение моих эмоций. – Слушай, я не собираюсь никому ничего рассказывать. Я ведь еще тогда, в кафетерии, заметил, что ты напугана. Скажи, может, тебе нужна какая-то помощь?

– Что… Нет! – вскрикиваю и вскакиваю с места. – Родители тут ни при чем. Они у меня замечательные! Я…

– Кэнди, не бойся, хорошо? – его глаза округляются от моей реакции, и, наверное, он лишь находит в ней подтверждение своим словам. А вдруг теперь у родителей будут проблемы? Что, если он решит пожаловаться полиции? – Я не собираюсь ничего делать, успокойся.

А я уже не могу, накручивая себя до такой стадии, что ноги немеют.

– Не нужно, пожалуйста, Коул. Просто забудь. Я клянусь, что родители тут ни при чем.

– Тебя обижают в университете? Или обижали в школе?

И эта фраза произнесена по-другому. Легче. Будто получив положительный ответ на такой вопрос, он выйдет с облегчением. Насколько же Коул ошибается, стоя передо мной и произнося слово «школа» с выдохом и спокойствием!..

Слово врывается в тело, как пуля, разрывая кожу в районе груди.

Школа.

Обижали ли меня там? Нет.

Убила ли она меня? Да.

Я смотрю на него, уходя мыслями глубоко внутрь себя. Снова и снова прокручиваю воспоминания, которые от одного слова развеивают все крупицы тишины в голове.

– Прости, я не хотел… Кэнди, ты слышишь меня? Вот я идиот.

Он подбегает ко мне и останавливается в нескольких сантиметрах. Запах Коула по чертовой несправедливости приобретает нотки морского бриза, и я резким движением вжимаюсь в сзади стоящий холодильник, мгновенно ощущая боль в пояснице от толчка.

Мои глаза расширяются от ужаса.

– Я не должен был спрашивать у тебя про школу… Успокойся, пожалуйста. Просто забудь о моих словах.

– Отойди, – сипло хриплю. – Пожалуйста, не трогай меня.

Эти слова грохотом проходятся по помещению, когда звук не переходит за черту шепота. И Коул, который не успел и прикоснуться, отстраняется.

– Я идиот. У меня не было цели напугать тебя.

– Они бы никогда… – отворачиваюсь в сторону, борясь с новым потоком слез.

Парень, которого я едва знаю, набрасывается с вопросами о моем странном поведении. Неужели все люди вокруг видят, что я готова умереть от остановки сердца, если кто-то начнет громко говорить или делать резкие движения? Да и вообще делать любое действие, которое происходило тогда?

Неужели моя сломленность – это такая же очевидная вещь, как и то, что земля круглая?

Я отвыкла находиться в обществе неосведомленных людей и не знаю, как реагировать на них. А что, если в следующий раз кто-то решит поговорить не со мной, а с родителями? Мама снова впадет в состояние ужасной апатии, а отец будет по десять раз заходить в комнату и проверять, жива ли я.

– Я не имел права давить на тебя. Особенно после того, как сорвался.

– Ты… Ты можешь никому об этом не рассказывать? – я делаю глубокий вдох и на пару секунд задерживаю дыхание, борясь со всхлипами. – Ты можешь не рассказывать об этом родителям?

– Кэнди, я не знаю твоих родителей и не стану искать их, чтобы что-то рассказать. Не стану, слышишь?

– Спасибо, – я стираю рукой накопившуюся влагу и устало пытаюсь улыбнуться. – Мои родители будут очень волноваться, а я не хочу, чтобы это происходило.

– Хорошо, – Коул несколько раз кивает, чувствуя облегчение, потому что мой голос уже не дрожит так сильно. – Знаешь, Кэнди, старшая школа – рассадник для ублюдков. В университете все иначе: здесь строго следят за этим. Поэтому обратись после пар к секретарю и расскажи о случившемся, хорошо? Бриджит и Анна больше не тронут тебя.

До меня не сразу доходит, о чем он говорит. Фразы, слетевшие с его губ, кажутся бессмыслицей, потому что «старшая школа» у меня ограничивалась компьютером. Коул думает, что я пугаюсь людей из-за пережитого буллинга.

Эх, как бы и я хотела, чтобы моя реальность была таковой…

– Хорошо, – соглашаюсь я, чувствуя себя намного спокойней от того, что правда ему неизвестна. Так легче воспринимать разговор.

– А если все же ситуация сложится так, что что-то произойдет… Бриджит или Анна захотят снова сотворить подобное… – он делает паузу, засовывая руки в карманы спортивных шорт, – Джо поможет тебе разобраться. Просто найди его, когда будешь в этом нуждаться, и он поможет, если ты не хочешь, чтобы это делал я. Считай, это моя плата за сегодняшний день.

Для меня не имеют смысла фразы о защите. Сколько бы людей ни говорили о том, что защитят меня, я не верила. Сколько бы слоев брони на меня ни надели, я все равно не буду чувствовать себя в безопасности.

– Хорошо.

Мы оба понимаем, что я никогда не попрошу ни у него, ни у Джо помощи, поэтому через пару мгновений, поникнув, Коул приоткрывает дверь кухни и доводит меня до выхода. Мы не прощаемся, даже не пересекаемся взглядами, надеясь истребить из памяти совместные воспоминания.

Глава 5

Коул

Я тяжело стону и устало поглядываю на часы. Десять вечера. Обычно в это время я нахожусь в тренажерном зале, доводя тело до физического истощения, а после, как старик, ложусь спать.

Но не сегодня.

Каждый год за неделю до начала сезона наша команда собирается в пабе около университета и пьет до рассвета. Чертова традиция, запущенная тридцать лет назад. И до сегодняшнего дня я не видел в ней ничего плохого. Только, едва войдя в здание паба, я буду вынужден собрать максимум усилий, чтобы не послать каждого игрока к черту и не уйти домой.

– Коул, такое чувство, что ты хочешь в туалет. Может, расслабишь лицо? Сегодня не Хэллоуин, – Джо облокачивается на спинку дивана и переводит на меня взгляд. В его руке блестит банка пива – четвертая за эти пару часов. И если сегодня судьба надо мной не сжалится, к утру мне придется оттирать рвоту от пола в гостиной.

Я знаю, о чем говорю.

– Я расслаблен, – хватаю нетронутую за весь вечер банку пива.

– Ага, я это слышу уже на протяжении двадцати дней. Не пора бы забыть?

Я сжимаю челюсти, отворачивая голову в сторону, и прикладываю прохладную банку к вискам. Забыть? О чем конкретно мне следует забыть? О том, что я, как последний психопат, довел незнакомую мне девушку до слез своими расспросами?

Что со мной не так? Кэнди Митчелл – не мое гребаное дело.

И меня даже больше злит не то, что я решил узнать, причиняют ли ей боль, а то, что мой разум не поддается контролю. В тот день я провел четыре часа в тренажерном зале, стараясь выкинуть ее испуганный вид из головы и забыть, но все равно не смог, вновь и вновь вспоминая, как голубые радужки исказились от страха под моим напором.

Или мне стоит забыть о бесчисленном количестве сообщений от матери, которые по удивительному стечению обстоятельств начали присылаться мне в тот день?

«Не хочешь вернуться домой?»

«Я скучаю по тебе».

«Мы можем поговорить?»

«Слушай… У нас с Джеком сейчас сложная ситуация в жизни: мы оба на мели. Ты не мог бы одолжить пару сотен баксов?»

«Я же твоя мать, Коул».

И каждое сообщение остается проигнорированным, хоть тревога в груди и нарастает всякий раз, когда я ничем не занят. Я не могу следовать своему простому правилу: хоккей – единственная жизнь, которая у меня есть и когда-либо будет. Не могу отпустить ситуацию с Кэнди Митчелл и продолжать жить дальше.

Я идиот, чей разум иногда совершает прогулку в другую вселенную.

– Все нормально, Джо. Я забыл.

– Ты забыл о Кэнди так же, как и я – о Джослин Росс, – усмехается он, делая глоток пива. – До сих пор не понимаю, в чем проблема.

Мне не нравится, что он проводит столь странное сравнение. К Джослин Джо имеет непрекращающееся желание быть ближе, а я к Кэнди – чувство вины и просьбу отмотать время назад и никогда не заходить в кафетерий.

– Скажи, ты когда-нибудь срывался на девушку, которую знаешь пару минут?

– Нет. Но зато я трахался с теми, кого знаю не больше пары минут.

– Вот и я о том же.

– Тебе нужно расслабиться. Пара глотков виски – и жизнь заиграет новыми красками.

Нет. Алкоголь только усугубит ситуацию, и я, скорее всего, возьму телефон и наберу номер мамы, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. А после, не выдержав, скину ей свои последние деньги.

– Коул, ну давай же. Всего на один день в году нарушим правила твоего скучного мозга, – подталкивает меня в плечо Джо. – Или как насчет тех девушек, что сидят в углу и смотрят на нас?

Я не перевожу взгляд на танцпол в баре. Сейчас мне это не интересно. Вообще-то я – не чертова ханжа и редко отказываюсь от секса в свободное время, но за последние двадцать дней предпочитаю воздерживаться от любого контакта. Черт возьми, если бы это услышал Коул Найт год назад, он обозвал бы меня кретином и выстрелил бы себе в голову.

– Джо, ты не обязан сидеть около меня, как мамочка. Присоединяйся к остальным, мы с Тобиасом отлично проводим время.

Как и всегда, вратарь нашей команды не подключается к всеобщему веселью: он сидит напротив нас и держит в руках книгу. Иногда нам кажется, что если бы у него была возможность, он читал бы даже прямо во время матча, – вот насколько реальный мир не устраивает Тобиаса.

– Ваш ментальный возраст составляет более восьмидесяти лет, – уже громче вспыхивает Джо, указывая на нас двоих пальцем.

– Мне просто это не интересно, – сухо отвечает Тобиас, не отрываясь от книги. – Камю интересней пива.

Одной рукой вратарь зачесывает назад доходящие до плеч волосы и поправляет воротник черной водолазки. Всегда поджатые губы, уголки которых не тянутся вверх, – так можно описать Тобиаса, если не брать в расчет его черные глаза, кажущиеся всегда стабильно… никакими. Просто бо́льшую часть времени ему плевать на всех и вся. Девушки, может, и хотят познакомиться с ним, но их желание быстро отпадает, когда они приближаются к нему вплотную.

– Вот только не надо вставлять умные имена и думать, что мы поймем, какого хрена ты сидишь в пабе и читаешь книгу, когда вокруг играет музыка.

Тобиас даже не моргает на его заявление, перелистывая очередную страницу. Как ни странно, сегодня я ощущаю себя ближе к нему, чем к кому-либо.

– Отстань от него, – я поворачиваюсь к Джо, который уже успевает выхватить мое пиво и начать его пить. – Клянусь, если тебя вырвет, я окуну твою голову в унитаз.

– Ну и кто из нас тут ведет себя, как мамочка?

– Я просто боюсь за наш ковер.

Я замечаю приближающуюся фигуру Дейва Флетчера, форварда1 нашей команды, на шее которого виснет Оливия Льюис, его девушка и «королева», как она сама себя называет, социальных сетей. Они громко смеются, садясь около Тобиаса, смещая его с места, на что он недовольно отрывает взгляд от книги и смотрит прямо на них. Джо называет их пару «противной». Если бы меня это волновало, то я наверняка бы согласился. Оливия и Дейв – та самая мерзкая парочка на выпускном в старшей школе, которая раздражает присутствующих не только характером, но и видом. «Золотая пара Брукфилда», – такое прозвище им придумали студенты. Дети богатых родителей с Манхэттена, уже связанные договоренностью о браке.

– Аккуратней, Флетчер. Вообще-то помимо вас двоих тут есть еще люди, – грубо высказывается вратарь.

Да, Тобиаса Дэвиса нельзя отрывать от чтения, потому что он становится похож на тафгая2, готового напасть в любой момент. Поэтому мы с Джо и не проявляем к нему никаких телесных контактов.

– «Аккуратней»? И это мне говорит человек, который пропустил сегодня на тренировке больше двадцати шайб в ближний? – смеется Дейв, сильнее ухватываясь за талию Оливии. Она сжимает его черные волосы на корню, вызывая в нем громкий стон.

– Полегче, – обрываю Дейва. – Не здесь и не сейчас.

– А что, разве я не прав, кэп? Если Тобиас не включит наконец свое зрение, мы вылетим еще до начала сезона.

Я чувствую, как Джо напрягается. У него личная неприязнь к Дейву, которая уж точно не должна вылиться сегодня в конфликт. У меня же все обстоит легче: я просто мысленно матерю этого придурка, не проявляя никаких эмоций к нему в реальности.

– Ты сегодня на тренировке играл, как чертова фигуристка со сломанными ногами, Флетчер. Твой неправильный пас из зоны атаки как раз и привел к тому, что Тобиаса начали расстреливать, – монотонным голосом проговариваю я, смотря ему в лицо, которое с каждым моим словом ярче окрашивается в пунцовый.

Как капитан я стараюсь никогда не говорить об ошибках конкретного игрока при остальных, если те же самые ошибки не присутствуют и у других. Но пыл Дейва Флетчера стоит осадить. С момента, когда «Брюинз» заинтересовались им, он ведет себя, как королева с замашками. И это выводит из себя. Последнее, чего мне хочется в десять вечера, – это сидеть и смотреть, как один из главных форвардов нападает на вратаря.

– Эй, разве обязательно быть таким грубым? – Оливия приподнимает брови и откидывает блондинистые волосы назад, обращаясь ко мне и поправляя короткое розовое платье на бедрах. Ее взгляд воинственный, как и обычно. И, как обычно, меня это мало волнует. – У Дейва была… сложная ночь.

– Если ты не прекратишь болтать, меня вырвет раньше времени, – закрывает глаза Джо и проводит рукой по горлу, морщась от отвращения.

– Не разговаривай так с ней, – Дейв выпрямляет спину, поглядывая на него и не реагируя на поцелуи Оливии, спускающиеся к ключицам.

– А то что? Проговоришь при всех и мои ошибки?

– Заткнитесь оба, – жестко приказываю. – У нас через неделю начало сезона! Какого черта вы ведете себя, как игроки разных команд?

Тобиас (с которого, собственно, все и началось) снова утыкается в книгу и не вслушивается в разговор.

– Держи своего друга на поводке, кэп, потому что в следующий раз я не буду сдерживаться. Даже присутствие девушки не помешает мне подправить ему лицо.

– Тебе мешает не присутствие Оливии, а маленькие яйца, – выплевывает Джо, слегка сжимая банку в руках, отчего капли пива начинают течь по его пальцам. – Так что прекрати делать из себя Хабиба, когда ты не больше, чем Кеннет Аллен.

Если паб в ближайшее время не загорится от их взаимодействия, я удивлюсь.

– Что ты сейчас сказал, Харрис?! – Дейв резко встает, отталкивая от себя Оливию, которая присасывается к его шее. Она громко ойкает, но не реагирует.

Джо, не терпя больше ни секунды, через стол хватает его за воротник рубашки.

Твою мать.

Мы с Тобиасом одновременно вскакиваем, стараясь оттащить парней, но они мертвой хваткой вцепляются друг в друга. Чертовы придурки, у которых вместо задницы шило, ищущее проблем. Хоть сам я и не самый спокойный человек, но всегда стараюсь вымещать злость на льду и на команде противников, а не на собственной.

– Эй, что происходит? – к столу подходит Себастьян Кофилд, нападающий, играющий со мной в одном звене. – Что вы, мать вашу, не поделили?

Я наконец делаю рывок и оттаскиваю Джо, в то время как Тобиас держит в захвате Дейва, пытающегося выбраться.

– Горшок они не поделили, – запыхавшись, проговариваю я, когда мой друг отталкивает меня.

– Тебе повезло, Флетчер.

– Пошел ты, Харрис! – кричит Дейв.

Себастьян вовремя подбегает к Тобиасу, чья хватка с каждой секундой слабеет, и останавливает Флетчера.