Полная версия
Разрывающая нити
Хельга Ход
Разрывающая нити
Глава 1 "Разорванная нить"
**Глава 1: Разорванная Нить**
Минск пекло. Воздух над раскалённым асфальтом проспекта дрожал, густой и влажный, пропитанный запахом горячего битума, пыльцой лип и сладковатым духом цветов. Солнце, беспощадное и белое, висело в безоблачном небе, превращая столицу в гигантскуй парник.
Ольга стояла у входа в Парк Горького, заранее подобрав тенистое место под старым кленом, ожидая Сергея. Десять минут. Двадцать. Ее ладони стали влажными не только от жары. «Восемнадцать лет.» Практически вся ее взрослая жизнь была связана с этим человеком. Они прошли путь от юности до зрелости вместе, их жизни были переплетены так тесно, что она уже не представляла себя без него. Когда он наконец появился, шествуя неспешной походкой, ее сердце екнуло с привычной надеждой. Но его лицо… Оно было чужим. Каменным.
«Сереж, что случилось?» – начала она, пытаясь поймать его взгляд. Но он смотрел куда-то поверх ее головы, на велосипедистов.
«Оль, нам нужно поговорить. Серьезно». Голос его был ровным, ледяным. Металлическим. Он наконец перевел на нее этот пустой взгляд. «Все, что было между нами… все эти восемнадцать лет… это была ошибка. Огромная, фатальная ошибка».
Ольгу будто ударили обухом по голове. Воздух вырвался из легких со стоном. Мир поплыл.
«Ошибка?» – выдохнула она, цепляясь взглядом за его лицо, ища хоть каплю знакомого тепла. «Восемнадцать лет? Сергей, это… это была наша жизнь! Все, что мы построили…» Голос сорвался. Она видела, как он напрягся, но не отозвался.
«Да. Ошибка, – повторил он безжалостно, отрезая каждое слово. – Ты… ты для меня ничего не значишь. Уже давно. Понимаешь? Ничего. Пустое место. Забудь меня. Как кошмарный сон». Он произнес это с какой-то обреченной легкостью, будто сбрасывал гирю, которую тащил годами. Бросил беглый взгляд на дорогие часы, – «Мне пора.»
Он развернулся и пошел прочь. Просто ушел. Не к набережной, не к кому-то – просто ушел из ее жизни. Не оглянулся. Ни разу. Даже под палящим солнцем, оставив Ольгу стоять под кленом, где тень внезапно стала ледяной склепом. Его слова – «18 лет – ошибка», «ничего не значишь», «пустое место» – вонзались в сознание раскаленными ножами, стирая основу ее существования. Восемнадцать лет совместного пути, доверия, планов – объявлены "ошибкой". Она сама – "пустым местом". И его уход был окончательным, бесповоротным, без объяснений и даже направления.
Она стояла, прилипшая к месту. Внутри рушилось все. Зелень парка, смех детей, шум города – все превратилось в бессмысленный, оглушающий фон. Физическая боль в груди была невыносимой – ощущение, будто вырвали фундамент, на котором стоял весь ее мир. Этот разрыв был не просто разрывом связи – это было уничтожение целой эпохи ее жизни. Пустота, оставшаяся внутри, была не метафорой. Она была всепоглощающей черной дырой, затягивающей все, чем она была.
…Ольга шагнула вперед, не видя ничего, кроме расплывчатого красного пятна светофора на перекрестке в конце аллеи. Боль от этих слов – таких конкретных, таких уничтожающих, стирающих целых восемнадцать лет – заполнила все до краев, не оставив места ни для мысли, ни для воздуха. «Ошибка. Восемнадцать лет – ошибка. Я – ничто.»Она должна была убежать от этого кошмара. Перестать чувствовать эту адскую боль от уничтожения собственной жизни. Перестать быть этой колоссальной, позорной "ошибкой".
Еще один шаг. С тротуара на раскалённый асфальт велосипедной дорожки, отделявшей парк от проезжей части. Резкий, пронзительный визг тормозов, перекрывающий все остальные звуки. Яркий, ослепляющий свет фар грузовичка, выхвативший из марева крупные пылинки и кружащий пух. Чей-то отчаянный крик: «Девушка!». Но Ольга уже не слышала. Её накрыла волна невыносимого жара и чудовищного давления – и вдруг всё сменилось абсолютной, беззвучной, леденящей пустотой.
***
Холод. Не влажная духота минского лета, а сухой, колючий, пронизывающий до самых костей холод пустыни. Ольга вздрогнула и открыла глаза. Над ней было не привычное бело-голубое небо, а небо цвета старой меди, по которому плыли два солнца: одно большое, тускло-оранжевое, другое – маленькое, ядовито-сиреневое. Воздух пах пылью, чем-то горьковатым, как полынь, и… озоном, как после сильной грозы.
Она лежала на спине. Под ней был не асфальт и не трава парка, а что-то сыпучее, мелкое. Ольга подняла руку. Красный песок, почти как марсианский, просыпался сквозь её пальцы. Она села, охваченная волной паники, перехватывающей дыхание. Где она? Что случилось? Грузовик… свет фар… визг тормозов… Сергей…
Мысль о нём снова ударила в висок, тупой и тяжелой. И в этот момент что-то случилось с её зрением. Мир на мгновение дрогнул, исказился, как в дешёвом фильме. Ольга зажмурилась, вжав ладони в виски. Когда она снова открыла глаза, она увидела… НИТИ.
Повсюду. Слабые, едва заметные, как паутинка на рассвете, и сильные, яркие, словно сплетенные из солнечного света. Они тянулись от всего ко всему: от колючего куста с фиолетовыми шипами к красной земле, от странной птицы с тремя крыльями, кружившей высоко в небе, к солнцу, от неё самой… к чему-то невидимому вдалеке. Эта нить была тёмной, рваной на конце и пульсировала тупой, знакомой болью – болью Сергея. Но были и другие, тоненькие, новорожденные, тянущиеся от неё к песку, к воздуху, к этому чужому небу.
Ольга в ужасе отшатнулась. Галлюцинации? Следствие удара? Контузия? Она потянулась рукой, пытаясь смахнуть невидимую паутину перед лицом. Её пальцы коснулись одной из тонких, светящихся нитей, тянущейся от её груди к небольшому серому камню неподалеку.
Щелчок.
Тихий, почти неслышный звук где-то в глубине сознания. Ниточка порвалась. Камень вдруг… рассыпался в мелкий красный песок с тихим шелестом.
Ольга вскрикнула и отдернула руку, как от огня. Что она сделала? Что ЭТО было?
«Пустое место…» – эхом отозвалось в голове. Ненавистные слова. И снова – волна ледяной боли от разорванной связи с Сергеем. Она сжала кулаки, ногти впились в ладони. Нет! Она не пустота!
…Она посмотрела на свои дрожащие пальцы. Они только что… уничтожили камень. Превратили его в пыль. Легким, случайным движением. Так же легко, как Сергей уничтожил восемнадцать лет ее жизни.
Ужас охватил ее с новой, леденящей силой. Это не было галлюцинацией от жары или удара. Это было реально. В ее руках была сила, страшная и неконтролируемая. Сила, которая рвет что-то в самой основе вещей. Что она натворит, если рядом окажется не камень, а… человек? Или животное? Мысль о повторении этого жеста с чем-то живым заставила ее содрогнуться.
«Пустое место…» – эхом отозвалось в голове, но теперь это звучало как предупреждение. Она не была пустотой. Она была бомбой замедленного действия.
Она не могла оставаться здесь. Сидеть среди красных дюн под двумя солнцами означало сойти с ума от жажды, страха или… случайно уничтожить себя этим даром. Ей нужно было найти людей. Цивилизацию. Узнать, где она, что это за место, и главное – понять, что с ней происходит и как это остановить.
Она встала, игнорируя дрожь в ногах. Ее взгляд упал на угрюмые очертания черных башен на горизонте. Постройки. Значит, там могла быть жизнь. Или ответы. Цель.
Ольга пошла.
Путь был пыткой. Раскаленный песок жег ступни сквозь тонкую подошву кроссовки. Солнце (оба!) выжигало последние силы. Жажда стала огнем в горле, а голод – тупой болью. Она шла, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь. Она научилась сжимать руки в кулаки, пряча пальцы. Каждый раз, когда мир искажался, и перед глазами всплывали те самые светящиеся нити – между скалой и песком, между редкими колючими растениями и почвой – она зажмуривалась или отворачивалась. Страх перед собственной силой был сильнее всего.
На второй день (или третий? время слилось в одно мучение) она увидела следы. Не животного – отпечатки подошв в более плотном песке у подножия дюны. Несколько пар. Идущие в том же направлении – к башням. Надежда, острая и болезненная, кольнула ее. Она ускорила шаг, забыв на мгновение о жажде и усталости.
…Она нагнала их на закате. Небольшой караван из трех низких, крытых грубой тканью повозок, запряженных странными, медлительными существами, похожими на гигантских бронированных черепах без панцирей. Рядом с повозками шло человек пять-шесть фигур в длинных, пыльного цвета плащах с капюшонами, плотно закрывавших лица. Они двигались устало, но целеустремленно.
Сердце Ольги заколотилось. Люди! Или… кто они? Страх смешался с отчаянной надеждой. Она замерла в нерешительности, наблюдая за ними с гребня дюны. Один из путников, казавшийся ведущим (его плащ был темнее, а посох в руке выглядел массивнее), внезапно остановился и медленно повернулся в ее сторону. Капюшон скрывал лицо, но Ольга ощутила на себе пристальный взгляд.
Он поднял руку, указывая на нее посохом. Голос, донесшийся по ветру, был низким, хрипловатым, но понятным:
«Стой! Кто ты, Одинокая Тень? Как твое имя?»– голос ведущего, низкий и хрипловатый, прозвучал по ветру.
Вопрос застал Ольгу врасплох. Ее имя? Ольга. Оно казалось таким чужим здесь, под двумя солнцами, в этом море красного песка. Оно принадлежало той жизни, что закончилась под колесами в Минске. Но как еще представиться? Она должна была сказать правду. Попросить помощи.
«Я… Ольга!» – крикнула она в ответ, делая шаг вперед и поднимая руки, показывая, что не вооружена. Голос сорвался от сухости в горле, звук получился хриплым, сдавленным. «Ольга! Мне нужна помощь!»
Ветер донес ее слова, но исказил их. «Оль…га?» – переспросил ведущий, его голос дрогнул с внезапным недоверием и настороженностью. Он сделал шаг назад, его рука с посохом напряглась. «Хельга? Ты сказала… Хельга?»
Ольга замерла. Хельга? Почему он так переврал? Она снова открыла рот, чтобы поправить: «Нет! Я Оль…»
Ольга покачала головой, пытаясь перекричать ветер: «Нет! Я Оль…»
«Х…ель?» – переспросил ведущий, его голос дрогнул с внезапной настороженностью и проблеском древнего ужаса. Он сделал шаг назад, рука с посохом напряглась. «Хель? Ты сказала… Хель?» Имя богини разорванных уз прозвучало как гром среди ясного неба.
Ольга замерла. Хель? Почему он так переврал? Она снова открыла рот, чтобы поправить: «Нет! Я Оль…»
В этот момент мир дрогнул. Она увидела нити – и особенно яркую, теплую связь между ведущим и ребенком на повозке. Не думая, потянулась рукой к этому свету…
«Отойди!» – рявкнул ведущий, делая предупредительный шаг вперед с поднятым посохом. Он почувствовал угрозу, но не видел ее источника.
Но Ольга уже машинально сжала пальцы в воздухе, желая лишь удержать это тепло.
Щелчок.
Ведущий вдруг схватился за грудь. Не от удара – от острой, рвущей пустоты, как будто вырвали кусок плоти и души одновременно. Он застонал, пошатнулся, лицо исказила гримаса непонимания и муки. Ребенок на повозке вскрикнул – не от боли, а от леденящего чувства отдаления, как будто его самого отбросило в ледяную пустоту. Он растерянно уставился на ведущего, глаза полные внезапной тоски и страха.
«Что… что это?!» – прохрипел ведущий, выпрямляясь с трудом. Его глаза метались: на Ольгу, на ребенка, на пустое пространство между ними. Он не видел нитей. Он лишь ощутил катастрофу – внезапную, необъяснимую потерю чего-то жизненно важного, теплого, что только что было. Его взгляд впился в Ольгу, в ее сжатую руку. «Что ты сделала, ведьма?! Какое колдовство?!» Страх сменился яростью и полным, паническим непониманием. Он не видел разрыва – он видел лишь странную девушку, которая что-то сделала рукой, и ему стало невыносимо больно и пусто.
Ольга отпрянула, сжимая руки: «Я… я ничего! Я не хотела!» Ее паника была искренней. Она сама не понимала, что именно произошло, только что это причинило боль.
«Хель…» – пробормотал ведущий, давясь от боли и нарастающего ужаса перед неизвестным. «Нет…» Его взгляд упал на ее лицо, искаженное страхом, на ее сжатую в кулак руку – ту самую, что сжалась в воздухе в момент разрыв. Инстинктивная, животная догадка пронзила его сквозь боль: Она что-то рвет. Разрывает. Только что… между мной и малым. «Хель…» – вырвалось у него, уже как кличка чудовища, воплощение непостижимого ужаса. – «Ты… Разрывающая! Хель!»
Имя прозвучало не как пророчество, а как крик человека, нащупавшего в темноте имя своего кошмара. Хель. Усеченное. Зловещее. Его спутники, видевшие лишь его муку и крик ребенка, услышав это имя, впали в панику. Хель! Шепот пробежал по каравану. Они не знали всех легенд – но знали, что Хель – это имя богини, рвущей связи, и их вождь в агонии назвал так эту странницу.
«Прочь!» – заревел ведущий, больше не пытаясь понять. Он отчаянно махнул рукой к своим. «Уводите малого! Уезжайте! Быстрее!» Он сам отступал к повозкам, не сводя с Ольги широких, безумных от страха глаз, прикрывая собой ребенка. «Уходи, Хель! Куда угодно! Прочь отсюда!»
Караван рванул с места. Люди в плащах гнали животных, бросая испуганные взгляды назад. Ребенка почти силой втащили в повозку, его плач смешивался с криками погонщиков. Ведущий прыгнул на ходу на подножку последней повозки, все еще смотря на Ольгу – не с ненавистью, а с животным ужасом перед тем, чего он не мог ни понять, ни контролировать.
Ольга… Хель… осталась стоять одна. Ветер гнал алую пыль вслед каравану. Имя Хель звенело в ее ушах. Оно родилось не из легенд, а из крика боли и непонимания. Разрывающая. Так он ее назвал. Потому что она разорвала что-то внутри него, чего он не видел, но без чего не мог жить.
Она посмотрела на свои сжатые руки. Они были орудием чего-то ужасного и невидимого. Мир не дал ей имени – он впихнул в нее кличку, рожденную его страхом перед ее необъяснимой силой. Хель. Не Ольга. Не человек. Хель.
«Хель…» – прошептала она, и пустыня, казалось, впитала это имя. Башни на горизонте манили. Там, может быть, были те, кто понимал. Или те, кого она могла бояться больше, чем сама себя.
Глава 2 "Бремя имени и зов башен"
**Глава 2: Бремя Имени и Зов Башен**
Пыль, поднятая бешено улепетывавшим караваном, медленно оседала, затягивая рыжей пеленой следы повозок и людей в плащах. Ольга… Хель… стояла посреди внезапно воцарившейся звенящей тишины Пограничья.
Имя, обрушившееся на нее как проклятие, висело в раскаленном воздухе тяжелее двух солнц – оранжевого и сиреневого. «Разрывающая». Оно прожигало сознание, отдавалось ледяным эхом в опустошенной груди, где клокотала боль от Сергея, и зияла бездна иного рода – осознание собственной, неведомой и ужасающей силы.
Она смотрела на свои руки. Обычные, исцарапанные песком, дрожащие. Орудие невидимого кошмара. Там, где она лишь желала удержать, вдохнуть хоть каплю тепла той светящейся нити между вождем и ребенком, ее пальцы сжались в пустоте – и что-то хрупкое, незримое и жизненно важное разорвалось с тем самым «Щелчком». Она почувствовала его на кончиках пальцев – холодный, резкий разряд, отозвавшийся леденящей волной по всему телу. Ведущий не видел нитей. Он лишь ощутил катастрофу в душе – острую пустоту, отдалившую его от самого дорогого. Его крик – «Хель! Уходи!» – и глаза ребенка, полные внезапной тоски и непонимания, впились в ее память острее ножа.
«Я ничего не хотела…» – шепот сорвался с пересохших, потрескавшихся губ, но слова потеряли вес и смысл. Пустыня не слушала оправданий. Она лишь впитывала имя. Хель. И животный страх, что его породил. Она была Чужим Ужасом. Разрывающей. Не Ольгой. Не человеком. Хель.
Куда идти? Бескрайнее море алого песка под лиловым солнцем не предлагало спасения. Ни воды. Ни тени. Ни надежды. Позади – только быстро заметаемые ветром следы паники. Впереди – лишь мираж, ставший ее единственным компасом: исполинские Башни Знания на горизонте. Туда стремился караван. Туда, возможно, вели дороги понимания… или клетки. Туда, где могли знать о силах вроде ее… или о том, как их уничтожать. Идти некуда. Мысль была проста и неотвратима. Остаться – означало умереть от жажды, зноя, или выпустить наружу этот хаос снова, разорвав что-то уже не поправимое. Она повернулась к далеким шпилям и пошла. Не по следам каравана, а напрямик, через безжалостные дюны, к месту, где ее нарекли и указали путь – пусть и путем изгнания.
Каждый шаг отдавался жгучей болью в босых ступнях, обожженных раскаленным песком. Жажда скручивала желудок узлом, язык прилипал к нёбу. Два солнца неумолимо пекли, выжигая последние силы. В голове, как проклятие, крутились обрывки: лицо Сергея, полное раздражения ("Ты слишком сложная, Ольга!"), визг тормозов, холод асфальта… А потом – искаженное болью лицо вождя, его крик: «Хель!», плач ребенка, ее собственный жест… Щелчок.
«Нет!» – она замотала головой, пытаясь отогнать наваждение, споткнулась о камень и рухнула лицом в песок. Отчаяние, глухое и всепоглощающее, накрыло с новой силой. Слезы, которых не было при разрыве с Сергеем, хлынули теперь – соленые, жгучие, беспомощные. Она не просила эту проклятую силу! Она просто хотела не быть обузой. Не быть «сложной». Не быть одинокой… Не быть Хель!
«Хель…» – простонала она, зарываясь лицом в песок. И тут же почувствовала ответ. Сначала – легкую вибрацию под ладонями. Потом – глубже. Земля дрогнула. Песок вокруг нее вздыбился, закручиваясь в мелкие, злые вихри. Воздух затрещал, наполнился резким запахом озона. Над ее согнутой спиной заискрились крошечные, слепые молнии – хаотичные вспышки боли, стыда и ярости, вырвавшиеся наружу .
Она сжалась в комок, пытаясь втянуть бурю обратно, загнать демона в черную дыру внутри. «Нет, нет, нет!» – бормотала она, впиваясь ногтями в ладони до крови. Физическая боль – знакомая, простая – помогла. Немного. Вихри улеглись, молнии погасли. Она лежала, дрожа, покрытая липким холодным потом, чувствуя, как пустыня вокруг на миг затаила дыхание, ощутив этот всплеск. Нужно встать. Идти. Быстрее.
Башни казались ближе. Их очертания, прорезая марево, обретали четкость. Не просто строения – неприступные исполины из камня цвета лунного света, вонзившие шпили в двойное небо. Вокруг них колыхалось едва заметное мерцание – как дрожащий воздух над раскаленным песком, но упорядоченное, мощное, непрерывное. Защита. Стена между упорядоченным знанием и хаосом пустыни. Между миром и ею. Хель.
Она спустилась в глубокую седловину между двумя исполинскими дюнами. Здесь было чуть прохладнее, а длинная тень от скалы давала передышку. И тут она увидела.
След. Ее следа. Не просто яма от падения. Это был кратер. Идеально круглый, метров десять в диаметре. Глубокий. Песок на дне его был стеклянным. Оплавленным в гладкую, темную, зеркальную поверхность, безжалостно отражавшую лиловое солнце и ее собственное изможденное отражение – Хель. По краям круга – веером расходились трещины в скальной породе, тонкие и острые, как лезвия. И воздух здесь все еще вибрировал, наполненный тихим, высоким звоном – точь-в-точь как после ее только что подавленного рыдания, только в тысячу раз сильнее, глубже, древнее. Это был след ее прибытия. След той силы, что выплюнула ее из мира Сергея в этот ад. Силы, что только что едва не вырвалась снова. След Разрывающей. След Хель. Немое свидетельство мощи, в ней заключенной, и разрухи, что она несла невольно.
Он материализовались на гребне противоположной дюны. Не шагнули – проявились. Две фигуры. Высокие, неестественно худые, словно вытянутые вечерние тени, отброшенные несуществующим светом. Они не были плотными. Их формы мерцали, теряли очертания на краях, сливаясь с воздухом и камнем, как полу растворённые чернильные кляксы. Ни лица, ни рук, ни ног в привычном понимании – лишь сгустки густой, холодной тьмы, постоянно колеблющиеся и перетекающие. Единственное, что выделялось ясно в их полу призрачной субстанции – эмблема на уровне того, что могло бы быть грудью: переплетенные книги и молния. Они не светились, а скорее поглощали свет вокруг себя, создавая вокруг эмблемы легкую дымку абсолютной черноты. От них веяло леденящим безмолвием и ощущением древней, безличной силы.
Стражи Башен. Они висели в воздухе, чуть выше песка, не шевелясь. Наблюдали. Не за ней. Пока. За следом. За этим оплавленным свидетельством хаоса.
Один из теней – та область тьмы, где предполагалась голова – слегка колыхнулась. Ни звука не последовало, но в воздухе перед кратером вспыхнуло призрачное голубоватое свечение, сложное, как паутина. Оно пульсировало над стеклянным дном, над трещинами в скале, ярко вспыхивая в такт вибрации воздуха. Свечение замерло, сфокусировавшись. Полу призрак развернул свою неоформленную «сущность» сначала к кратеру, потом – к Хель, замершей внизу, в тени скалы. Она почувствовала невыносимое давление внимания, холодного и всепроникающего. Ком ледяного ужаса сдавил горло.
«Аномалия: «Падение».
Уровень энергии: экстраординарный.
Характер: не классифицируемый артефакт.
Резонансная подпись: нестабильная, атипичная,» – прозвучали холодные, беззвучные слова прямо в ее сознании.
Второй полу призрак синхронно развернулся к ней. Давление удвоилось. Холодное безмолвие Стражей ощущалось физически, как щупальца льда, проникающие сквозь кожу, пытающиеся понять. Она почувствовала, как внутри все сжалось – и боль от Сергея, и страх, и та самая чудовищная сила, дрожащая под холодным сканированием.
«Сопутствующая биологическая единица идентифицирована.
Локальное обозначение: «Хель»,» – продолжил беззвучный голос.
Эмблема на «груди» первого стража слегка сгустилась, словно фокусируясь. «Энергетическая подпись: синхронна артефакту «Падение».
Уровень угрозы: экстраординарный.
Статус: крайне нестабильный.
Природа силы: не поддается известным таксономиям.
Классификация: невозможна.
В беззвучных словах, в самом давлении их внимания Хель уловила нечто новое – растерянность. Не страх, а невозможность категорировать. Они видели мощь. Чувствовали нестабильность. Но что это было, откуда и как оно работало – оставалось загадкой. Это делало ее еще более опасной в их безличном восприятии.
«Объект «Хель» представляет неконтролируемый фактор риска высшего порядка,» – заключил голос в ее голове. Эмблема на втором призраке тоже сгустилась.– Подлежит немедленной изоляции в контуре максимального подавления. Применение Контура «Абсолют» разрешено.»
Хель инстинктивно рванулась назад. «Нет! Я не… Я не понимаю! Я Оль…» – крик сорвался с губ, хриплый, полный отчаяния и полнейшей потерянности.
Полу призраки не реагировали на звук. Тот, что «говорил», сделал плавное движение сгустком тьмы. Хель почувствовала, как абсолютный, немыслимый холод обрушился на нее. Не туман – а пустота. Пустота, лишающая не только движения, но и ощущения тела. Она не чувствовала ни рук, ни ног, ни дыхания. Только сознание, запертое в ледяной темнице, и подавляющую тишину, заглушившую даже внутренний шум ее хаоса и боли. Она висела в воздухе, абсолютно инертная, лишенная даже малейшей связи с собственными силами. Это было не облегчение. Это было небытие. И в этом небытии – только усиливающийся ужас.
Они остановились перед ее замерзшей формой. Холодная аура была теперь частью ее. Один из призраков приблизил сгусток тьмы к ее лицу. В мерцающей черноте она видела лишь отражение собственных широких, полных немого ужаса глаз. Хель. Неизвестная. Не классифицируемая. Опасная.
«Транспортировка в Башню Предела. Контур «Абсолют» активен,» – прорезало ледяную тишину ее разума. – Окончательная оценка и попытка классификации – Ректору Элиону Торну.»
Она не плыла. Она дрейфовала в полной невесомости и небытии, увлекаемая двумя плывущими тенями назад, к гребню дюны и дальше – к исполинским Башням Знания. Башня Предела. Название звучало как приговор для того, что нельзя было даже назвать. Хель дрейфовала в ледяном небытии, ее разум цеплялся за имя, брошенное как последнюю соломинку: Элион Торн. Последняя надежда на понимание. Или на окончательное заключение. Тот, кому предстояло столкнуться с тем, что поставило в тупик самих бестелесных Стражей Башен.
Глава 3 "Ледяное зеркало и приговор ректора"
**Глава 3: Ледяное Зеркало и Приговор Ректора**
Дрейф. Это было единственное ощущение. Дрейф в ледяном небытии Контура «Абсолют». Она была сознанием, заключенным в черный ящик изо льда и тишины. Ни тела. Ни боли Сергея. Ни страха перед пустыней. Ни даже того жуткого щелчка разрыва. Только пустота. И осознание себя как Аномалии. Не классифицируемой. Опасной. Имя Хель казалось теперь не клеймом, а единственной спасительной соломинкой в этом море небытия, напоминанием, что она была чем-то до того, как стать «Объектом».
Безвременье длилось вечность. Или мгновение. Пока они не остановились.
Ощущение дрейфа сменилось неподвижностью. Ледяная пустота оставалась, но пространство вокруг… изменилось. Исчез запах песка и озона. Его заменил сложный букет: воск старых книг, сухая пыль камня, едва уловимый, колючий аромат странных растений и… что-то еще. Что-то холодное, чистое и невероятно древнее, как дыхание самой вечности. Воздух вибрировал от тихого, мощного гула – не хаотичного, как ее всплески, а упорядоченного, глубокого, как сердцебиение гиганта. Академия. Она была внутри.