Порочные. Ты – мой запрет

Вивиан молча и безразлично наблюдает за этим с балкона второго этажа, стоя в домашнем халате, с чашкой кофе в руках. На улице продолжается движение: официанты торопливо расставляют бокалы, кто-то раскладывает столовые приборы по линейке, декораторы переносят композиции из живых цветов от одного края террасы к другому. Всё вокруг сияет, демонстрирует достаток.

Сегодня Лэндону исполняется двадцать три. Но для неё это уже ничего не значит. Ни его возраст, ни сам праздник, ни он.

Она помнит его первый день рождения после их свадьбы с Филиппом. Тогда Вивиан ещё жила иллюзиями об идеальной семье. Молодая жена искренне старалась, хотела, чтобы Лэндон принял её, пусть не как мачеху, но хотя бы как человека, с которым можно построить семейные отношения.

Тогда она долго выбирала подарок. Остановилась на дорогих часах, заказала именную гравировку, упаковала всё в строгую тёмную коробку.

Лэндон принял её молча. Развязал ленту, открыл крышку, взглянул на часы – и с тем же каменным выражением подошёл к мусорке у бассейна и выбросил. На глазах у всех присутствующих.

– Тебе не понравилось? – неуверенно спросила Вивиан, не зная, как поступить в такой ситуации.

– Спасибо, мачеха, – сказал он тогда громко, чтобы все услышали. – Но у меня уже есть часы, чтобы отсчитывать, сколько времени ты ещё продержишься рядом с моим отцом.

Кто-то из гостей нагло усмехнулся, в Вивиан продолжала лишь ошеломлённо стоять на месте. Тогда Лэндон впервые показал, насколько сильно презирает её. Не взглядом, не шуткой, а прямым действием. Только холодная демонстрация того, что она здесь чужая.

С тех пор становилось только хуже. Он постоянно цеплял её. В его голосе сквозила колкость, в каждом слове слышалась скрытая угроза. Он не просто не принимал её. Наглец делал всё, чтобы она почувствовала себя ничтожной. Словно её существование в этом доме было для Лэндона личным оскорблением.

После того случая она больше никогда не дарила ему подарков. Даже перестала пытаться наладить их отношения. Сын мужа стал для неё чем-то вроде личной душевной боли. Но достаточно сильной, чтобы никогда не забывать о ней.

Филипп возвращается из командировки ближе к обеду. Тонированный внедорожник останавливается у парадного входа, охрана распахивает двери, а водитель тут же берёт его чемодан. Он выходит из машины в безупречно выглаженном костюме, с телефоном у уха и привычно холодным выражением лица.

Вивиан почти бегом спускается по лестнице навстречу мужу. Когда Филипп заходит в дом, она резко останавливается на последней ступеньке и с улыбкой смотрит на него. Он видит её. Но не говорит ни слова. Никакого «привет», никакого радостного взгляда в её сторону. Ни улыбки, ни банального «скучал». Только быстрый кивок в знак приветствия, и снова его внимание возвращается к телефону.

Вивиан остаётся на месте. На секунду ей кажется, что она стала невидимой. Будто в этом доме он замечает всех, кроме неё.

Филиппа волнует только одно – чтобы всё прошло безупречно. Чтобы на вечеринке были нужные лица, правильная музыка, идеально расставленные бокалы.

Он ходит по террасе с привычным холодным лицом, молча раздаёт указания, придирается к сервировке, осматривает зал и делает замечания официантам. Как будто это его единственный повод для беспокойства сегодня.

Вечером собираются гости – мужчины в дорогих костюмах, с часами на запястьях дороже некоторых машин, и женщины в дизайнерских платьях, усыпанных камнями. Бриллианты сверкают в каждом движении, улыбки одинаково белоснежны, манеры – отточенные, как у актёров на сцене.

Все улыбаются друг другу, ведут вежливые светские беседы, смеются над шутками, которые не смешны.

Вивиан проходит среди гостей легко, с той самой улыбкой, которую так ценит Филипп. Слушает, кивает, поддерживает разговоры, делает вид, что ей интересно. Идеальная хозяйка дома.

Она ловит на себе взгляды – кто-то восхищается её платьем, кто-то перешёптывается о чём-то личном. Она привыкла. Привыкла прятать усталость за макияжем, скуку – за вежливостью, а равнодушие мужа – за натянутой улыбкой.

Она не может его подвести. Всё должно быть безупречно.

И она – часть этой идеальной картинки. Хотя внутри всё давно трещит по швам.

Сам именинник появляется ближе к девяти – намного позже, чем планировалось. В полупьяном состоянии, с бутылкой виски в руке. Волосы взъерошены, рубашка расстёгнута на несколько пуговиц, кроссовки в пятнах засохшей грязи.

Кто-то из гостей произносит ему поздравления, но Лэндон даже не оборачивается. Делает глоток из горлышка, делая вид, что не слышит. Или нарочно игнорирует.

Вивиан наблюдает за этим со стороны. Стоит у колонны, с бокалом шампанского, стараясь не выдать ничего на лице.

Она видит, как Филипп, стоящий чуть поодаль, бросает в сторону сына быстрый, жёсткий взгляд. Тот самый, что с детства вбивал в Лэндона, как нужно себя вести.

Но виновник торжества будто издевается. Идёт дальше, медленно, глядя поверх голов, не обращая на гостей внимания.

И именно тогда он замечает Вивиан.

Их взгляды сталкиваются. Уголки губ тут же приподнимаются в наглой, насмешливой ухмылке. От этого взгляда по спине Вивиан пробегает неприятная дрожь, будто тело подаёт сигнал тревоги.

Он идёт дальше, не отводя от неё взгляда. А она остаётся стоять, словно вкопанная, в окружении чужих людей, с бокалом в руке и чувством, что праздник только начинается – но не для гостей. Для него.

Вивиан игнорирует его взгляд и поспешно отводит глаза, делая вид, что рассматривает гостей.

Она стоит в облегающем чёрном платье до колена – элегантном, сдержанном, но при этом подчёркивающем каждый изгиб. Волосы аккуратно собраны в пучок, макияж – идеален, как с обложки. Она выглядит безупречно. Но только снаружи. С какой секундой становится всё сложнее удерживать равновесие – и на высоких шпильках, и внутри.

Лэндон крадётся к ней. В этом нет сомнений. Вивиан старается не выдать себя, но сердце уже стучит чаще, а ладони мгновенно становятся влажными.

Снова скажет что-то язвительное, грязное или просто унизительное – прямо здесь, на виду у гостей. Он всегда так делает. И ей придётся улыбаться, держаться, как будто всё в порядке.

Она выпрямляется. Дышит через нос, стараясь держать лицо. Сейчас нельзя поддаваться на провокации. Нельзя, чтобы все эти люди усомнились в идеальной жизни мужа.

– А вот и главная красавица вечера, – дразнит он, приближаясь. – Надеюсь, ты придумала мне подарок? Или просто оделась как подарок?

Вивиан игнорирует его и оглядывается по сторонам, в надежде, что никто их не слышит.

– О, а что это мы молчим? А как же поздравления и крепкие объятия? Поцелуй хоть своего сыночка, который стал уже таким взрослым мальчиком, – он криво усмехается, а затем наклоняется чуть ближе и почти шепчет ей на ухо, – Или подарок будет попозже в моей… то есть теперь уже твоей спальне?

– Ты пьян, – спокойно говорит она, наконец подняв голову и посмотрев ему прямо в глаза.

– Ага. Настолько пьян, что выпрашиваю твоей ласки. Женщины вообще недостойны внимания, особенно такие как ты. Хотя… – он окидывает её слишком откровенным взглядом, – тебя я бы всё-таки отлюбил. По-семейному, конечно.

Вивиан прикусывает губу от закипающей злости и молча делает шаг назад. Несколько гостей уже явно слышат их разговор. Кто-то отводит взгляд, кто-то усмехается. Филипп в это время флиртует с официанткой – смеётся, кладёт руку ей на талию, и та даже не сопротивляется.

Лэндон тоже замечает это. Делает медленный глоток из бутылки и снова поворачивается к Вивиан.

– Смотри, какая семейная идиллия. Мой старик такой верный и идеальный муж. Трахает всех, кроме тебя, потому что так сильно любит, что боится даже прикасаться к тебе, чтобы не навредить. Просто эталон семейных ценностей.

Вивиан не отвечает. Просто продолжает стоять с маской абсолютного равнодушия. Но её пальцы медленно сжимаются на тонкой золотой цепочке у горла. Как будто эта деталь одежды – единственное, что ещё удерживает её от того, чтобы сорваться.

Она делает глубокий вдох. Поднимает голову, пристально смотрит в глаза наглого, пьяного, довольного собой парня. И в этот момент что-то в ней щёлкает. Она делает шаг вперёд. Потом ещё один. Подходит к нему почти вплотную. И, прежде чем он успевает вставить очередную саркастичную реплику, она резко, с холодной решимостью толкает его в грудь.

Лэндон не успевает удержать равновесие. Отшатывается, делает два неуверенных шага назад и, с громким всплеском, на глазах у всех, падает в бассейн.

На террасе мгновенно наступает тишина. Кто-то застывает с бокалом на полпути ко рту. Кто-то отворачивается, будто не хочет быть свидетелем происходящего. Вивиан остаётся стоять на месте, как будто ничего особенного не произошло. Никакого сожаления в случившемся. Просто предел её терпения.

Лэндон всплывает и начинает громко беззаботно смеяться.

– Вот это да, – присвистывает он, вытирая с лица воду. – Теперь это официально мой лучший день рождения. Спасибо, мачеха.

Филипп подходит медленно, будто хищник, выжидающий момент. Ни один мускул на лице не дёргается. Он останавливается рядом, бросает короткий взгляд на Лэндона, потом – на Вивиан.

И вдруг Вивиан осознаёт, что сделала. Сердце срывается в бешеном ритме. Она не должна была… не при гостях… не при Филиппе.

В горле пересыхает, руки становятся ледяными. Она старается не показать страха, но внутри уже начинает нарастать паника. Глупо надеяться, что Филипп оставит это. Он обязательно отреагирует. Вопрос лишь – когда и как.

– Вивиан, сейчас же иди в дом и не выходи. А ты, пьяное недоразумение, убирайся, – произносит он, тихо, но так, что все слышат.

– Что, уже? – Лэндон всё ещё смеётся. – Ну хотя бы тортом угостишь? А ещё я хочу задуть свечи, зря чтоли желание уже придумал.

– Прочь из моего дома, – приказывает Филипп. – Немедленно.

Лэндон, пошатываясь, вылезает из бассейна, откидывает мокрые волосы со лба и смотрит прямо в глаза отцу.

– Окей. Отличный праздник ты устроил, кстати, узнаю твой стиль. Всё, как всегда, по богатому, на показ. Не забудьте передать гостям сувениры на прощание. Может, трусы Вивиан подойдут в качестве прощального подарка?

Филипп уже поднимает руку. Ладонь замирает в воздухе. Все вокруг замирают, не веря, что он действительно это сделает. Но хозяин дома быстро берёт себя в руки. Вспоминает, где находится, кто на него смотрит. Медленно опускает руку, выпрямляется, делает вид, что ничего не произошло. Его лицо снова становится непроницаемым, как и положено хозяину вечера. Лэндон, заметив его движение, только усмехается. Качает головой, разворачивается и уходит.

Филипп возвращается к гостям, как будто ничего не произошло. А Вивиан стоит у двери в дом. Смотрит на всю эту сцену отстранённо, как будто наблюдает за спектаклем. Ни один из присутствующих её уже давно не удивляет. Ни отец, для которого репутация важнее всего. Ни сын, которому всё давно безразлично. Ни гости, которые делают вид, что ничего не случилось.

Глава 4

Лэндон ещё не до конца протрезвел после вчерашнего, а уже снова сидит в баре, продолжая отмечать день рождения по-своему. Один. Его единственный друг, с которым он до сих пор поддерживает отношения, в очередной раз обдолбался и не пришёл. Поэтому Лэндон проводит этот вечер в компании алкоголя, сигарет и гремящей музыки, от которой дрожат стены и уже болит голова.

Он развалился на кожаном диване в углу, с очередным стаканом виски в руке, рубашка, как всегда, расстёгнута, сигарета тлеет в пальцах. В тяжёлом воздухе помещения смешались запахи табака и пролитого по всему полу пива. Кто-то истошно орёт, думая, что поёт, кто-то уже спит прямо за столом, пара человек кидает дротики в мишень, даже не попадая в круг.

Девушки, такие же посетительницы бара, то и дело бросают на него взгляды. Одна подходит ближе под предлогом спросить, есть ли зажигалка, другая – просто садится рядом, проводит рукой по его груди, хитро прищуриваясь, третья в открытую, без стеснения, спрашивает не хочет ли Лэндон развлечься в туалете бара втроём с её подругой. Они смеются, наклоняются к нему, засматриваются на его торс. Расстёгнутая рубашка только подчёркивает то, что он даже не пытается скрыть – бархатная кожа, рельефные мышцы. Лэндон надменно улыбается, отвечает на флирт, пьёт медленно, наблюдая за ними, будто выбирает, которая из них заинтересовала его больше. Но дальше игры дело не идёт. Он смотрит на них с интересом, но без желания. Ни одна не вызывает у него ничего, кроме равнодушия.

Лэндон делает очередной глоток, будто пытается стереть из памяти вчерашний вечер. Он был сильно пьян, но, к своему собственному сожалению, запомнил всё. Наигранный смех гостей, показуха, холод в глазах отца, и толчок в грудь от женщины, которую он… сам даже не знает, как к ней относится. Стараясь не думать об этом, возвращает внимание в пристающим девушкам. И просто продолжает глушить стакан за стаканом.

Праздник продолжается. Только теперь более настоящий. Среди грязи, шума и алкоголя. То, что остаётся, когда он снимает с себя маску золотого сыночка из влиятельной семьи.

К полуночи Лэндон почти не стоит на ногах. Перед глазами всё плывёт, дышать спёртым воздухом становится тяжело. Он выходит на парковку, чтобы немного проветриться, но тут же натыкается на чей-то пьяный смех и тупую шутку в свой адрес. Сначала он просто резко отвечает, в своём саркастичном стиле. Но когда кто-то случайно задевает его плечо, Лэндон окончательно срывается. Пара рядом стоящих людей пытаются его успокоить, оттащить в сторону, но он вырывается. Напряжение нарастает. Лэндон бросается первым. Один удар, второй. Начинается драка – кулаки, маты, шум. Всё смешивается в один сплошной хаос.

Вскоре, когда драка и так уже закончилась, к бару подъезжает полиция. Лэндон стоит в стороне, тяжело дышит. Его губа рассечена, от чего по подбородку стекает кровь, рубашка насквозь пропитана потом. Рукав порван, на кулаках ссадины. Кто-то из прохожих спешит отойти подальше, а другие снимают происходящее на телефон. Он поворачивается к последним, смотрит прямо в камеры, оскаливается и показывает средний палец.

Лэндон не шатается, но видно, что уже еле держится. Алкоголь почти выветрился – осталась только злость, усталость и напряжение в челюсти. Он молчит, смотрит на полицейских, которые без особого желания пытаются разобраться, кто виноват в этой пьяной драке.

Один из парней что-то говорит полицейскому и жестом указывает на Лэндона. Тот даже не задаёт лишних вопросов – сразу направляется к нему. Несколько секунд – и Лэндон уже стоит лицом к стене, на руках за спиной щёлкают наручники. Он не вырывается, не возмущается, даже не удивляется. Только расплывается в довольной улыбке, будто всё это часть заранее спланированного сценария. Словно арест – просто эффектное завершение затянувшегося вечера.

В участке его молча проводят по коридору. Металлическая дверь камеры открывается со скрипом, и Лэндон заходит внутрь, не оборачиваясь. Через секунду решётка захлопывается за спиной, оставляя внутри гулкое эхо.

Он с трудом опускается на узкую деревянную лавку у стены. С минуту сидит, не двигаясь, потом откидывается назад, упираясь затылком в холодную бетонную стену. Смотрит в потолок с пустым, ничего не выражающим взглядом. Ни раскаяния, ни страха, ни злости – только усталость.

Тыльной стороной ладони медленно стирает кровь на губе и закрывает глаза. И в этом жесте – вся суть момента. Не конец. Просто ещё один круг по замкнутому маршруту.

Лэндон какое-то время сидит на узкой лавке, когда вдруг слышит щелчок двери. С трудом открывает глаза и поднимает голову. Перед решёткой стоит Вивиан.

Он хмурится.

– Серьёзно? – спрашивает, с хрипотцой в голосе, облокачиваясь локтями о колени. – Ты какого чёрта припёрлась?

– Из участка позвонили домой, – на удивление спокойно отвечает она. – Филиппа не было. А по их правилам тебя могут забрать только ближайшие родственники.

Лэндон откидывается обратно на стену.

– Ну, поздравляю. Теперь ты официально мать года. Пришла за сыночком после драки в баре. Прямо как в лучших традициях семейных ценностей.

Вивиан не реагирует. Только смотрит на него с лёгкой усталостью.

– Поехали уже, – говорит она.

– Ну, раз мама зовёт домой – значит, пора, – усмехается он, поднимаясь.

Лэндон с усилием поднимается с лавки. Движения даются тяжело, будто тело налито свинцом. Голова гудит, в висках пульсирует, перед глазами всё плывёт. Он моргает, пытается сфокусироваться, делает первый неуверенный шаг. Еле как, но подходит ближе к решётке.

И тут замечает на скуле Вивиан лёгкий фиолетовый след. Его взгляд цепляется за него, и Лэндон замирает на полпути. Алкоголь всё ещё затуманивает разум, но синяк он видит отчётливо.

– Это что? – спрашивает жёстко, не отводя взгляда, и показывает на неё пальцем с бурым пятном засохшей крови.

Но Вивиан не отвечает. Подписывает какую-то бумажку и направляется к выходу.

– Он ударил тебя из-за вчерашнего? – резко переспрашивает Лэндон.

– Это не твоё дело, – коротко бросает через плечо, не останавливаясь.

– Да, не моё, – фыркает парень. – Но если он поднимает на тебя руку за такие мелочи, то даже по меркам моего отца, это полная хрень.

Вивиан разворачивается и с упрёком смотрит ему прямо в глаза.

– Если бы ты меньше пил и доставал меня, а больше следил за своей жизнью, то, может, этого бы и не случилось. А сейчас – помолчи.

Она резко отворачивается и идёт дальше. Не ждёт его, не оглядывается. Лэндон молчит. Стоит, не двигаясь, несколько секунд. Потом, с коротким раздражённым выдохом, плетётся за ней.

– Ты сама знала, на что шла, – не унимается он, садясь в машину Вивиан. – Хотела жить в роскоши, вот и терпи. Так выглядит богатая жизнь, не забыла?

– Будь добр, пристегнись и постарайся не заблевать мне тут всё, – Вивиан заводит двигатель, крепко сжимает руль и выезжает с парковки.

Выехав на главную дорогу, Вивиан тут же давит на газ. Машина срывается с места, рывком набирает скорость. Внутри – только одно желание: чтобы эта поездка закончилась, как можно скорее. Словно каждый лишний километр рядом с ненавистным парнем – это испытание на выносливость, которое она не готова проходить в очередной раз.

– Ты знала, кто он, – продолжает Лэндон, не унимаясь. – Деньги не пахнут, Вивиан. Особенно его.

– Я вышла за него не ради денег, – говорит она тихо, но твёрдо. – Я правда его полюбила. Мне казалось, что с ним у меня будет семья. Настоящая. Без бедности, без страха, без забот. Хотя тебе не понять, что значит любить искренне.

– Ты и правда наивная, – с какой-то злостью смеётся Лэндон. – Семья? Любовь? Это сказки для бедных. У нас всё продаётся и покупается. Тем более такие жадные и хищные женщины, как ты.

Светофор впереди загорается красным, и Вивиан резко жмёт на тормоз. Машина останавливается с коротким рывком, и ремень безопасности врезается ей в плечо. Она молчит, смотрит прямо перед собой.

Лэндон фыркает сбоку, потирая рукой рассечённую губу.

– Да сбрось ты уже эту маску невинной влюблённой дуры, – бурчит он. – Все эти красивые речи про любовь и семью тебе самой не в кайф. Ты просто не хотела возвращаться в бедность. И нашла самого удобного богача, который был не против купить тебя.

Вивиан поворачивает голову, смотрит на него спокойно, не кричит, не истерит, а просто холодным тоном произносит:

– А ты просто избалованный, недолюбленный ребёнок, которому не хватает внимания. Вот и тявкаешь на всех женщин, которые не дают тебе того, чего ты сам не понимаешь. Я тебе не игрушка, Лэндон. Не надо приравнивать меня к себе.

Он замирает. Несколько секунд просто молчит, будто не ожидал такого дерзкого ответа от той, которая всегда молча проглатывала все его издёвки.

– Выходи, – говорит она равнодушно. – Мне правда больше нечего тебе сказать. И слушать тебя тоже нет сил. Ты уже взрослый мальчик, разгребай своё дерьмо сам.

Лэндон резко отстёгивает ремень и выходит. Хлопает дверью так сильно, что машина чуть вздрагивает. В салоне наступает тишина.

Светофор загорается зелёным, но Вивиан не сразу трогается с места. Она будто не замечает смены сигнала. Руки по-прежнему сжаты на руле – так сильно, что побелели пальцы.

Губы сжаты в тонкую линию, а глаза – опущены вниз. Внутри всё обмякло, как после долгой борьбы. Дерзость, с которой она говорила пару минут назад, куда-то испарилась. И вместо неё приходит дрожь – мелкая, почти незаметная, но предательски выдающая её состояние.

Она делает глубокий вдох, стараясь успокоиться. Воздух в салоне кажется тяжёлым. Вивиан смотрит, как Лэндон, слегка шатаясь, идёт прочь. Он удаляется, и с каждым его шагом ей становится легче.

Она опускает глаза, медленно соскальзывает с сиденья вперёд и, не в силах больше держать голову прямо, наклоняется. Лоб ложится на руль, плечи подрагивают. Она не плачет – просто глубоко дышит, пытаясь снова найти в себе силы. Но их, кажется, уже не осталось. Лишь истощение от того, сколько ей приходится терпеть.

Глава 5

Лэндон идёт по пустой улице, закинув руки в задние карманы джинсов. Голова гудит от алкоголя и недосыпа, в висках пульсирует. Он вынимает из кармана мятую пачку сигарет, достаёт одну, зажимает губами. Левой рукой лезет за зажигалкой, но не находит. Проверяет другой карман – тоже ничего.

Он резко выдыхает сквозь зубы, срываясь почти на рычание. В следующую секунду сжимает в ладони пачку т так, что та хрустит. Не раздумывая, с размаху бросает её на асфальт. Подошва кроссовка с глухим хрустом врезается в картон. Один раз. Второй. Он топчет её, как будто это не кусок бумаги, а всё то, что в нём копилось: злость на отца, на жизнь, на себя самого. Бессмысленно, глупо, но с тем яростным упрямством, с каким человек вымещает боль на том, что ещё можно сломать.

Он идёт дальше, чуть ускоряя шаг. Пальцы дрожат, челюсть сжата. Не потому, что холодно, а от злости. Дом уже рядом, но возвращаться туда совсем нет желания. Хочется отвлечься на что-нибудь. Или снова кого-то ударить. Он решает, что ему просто нужно идти вперёд, чтобы не взорваться.

Лэндон вдруг вспоминает мать. Её лицо всплывает в голове – красивое, но уставшее. С тихим голосом и мягким взглядом, который всегда смотрел на него с тёплой материнской любовью. Она ведь тоже всерьёз любила его отца. А он просто женился по расчёту. На красивой, удобной, подходящей. Такой, которую можно показать, родство с которой помогло ему пробиться в этом мире обеспеченных людей ещё выше.

Он тогда ещё не понимал всего. Был ребёнком, которому хватало того, что мать была рядом, а отец хотя бы формально присутствовал в их жизни. Но, пока взрослел, всё больше понимал, как устроена жизнь.

Отец никогда никого не любил. Он вообще не умеет чувствовать. Всё, что ему присуще – это расчёт, холодный ум и нужные связи. Отношения с окружающими для него всегда были как товар: полезные – сохраняем, мешающие – выбрасываем. Люди для него служат лишь ресурсами. Жена – для статуса. Сын – чтобы фамилия не прервалась. Женщины, партнёры, даже друзья – всё по той же схеме. Пока выгодно – ты рядом. Как только теряешь ценность – ты никто.

Лэндон сжимает кулаки в карманах. Он вспоминает, как мать пыталась спасти их брак, как верила, что всё можно наладить. А отец – просто устал от неё и забыл, как ненужную больше вещь.

И Лэндон считает Вивиан такой же. Та же наивная дура, только более хитрая и наглая. Думала, что купит себе сказку – молодая жена, богатый муж, дом с прислугой, лучшие вещи. Захотела красивую жизнь? Вот и получай. Он не сочувствует. Не жалеет. Её никто не заставлял – сама полезла в эту блестящую клетку. Раз сделала такой выбор, пусть теперь терпит. Ведь должна была понимать, с кем связывалась. Видела, какой Филипп. И всё равно пошла под венец.

А теперь жалуется? Ждёт уважения, любви, тепла? Глупо. Лэндон не верит в такие истории. Ни одна женщина не остаётся рядом с Филиппом по любви. Только ради выгоды. Тогда пусть и платит за это по полной.

Он злится. На неё, на себя, на мать, на отца – на всех сразу.

На заплетающих ногах подходит к подъезду, молча заходит внутрь и нажимает кнопку лифта. Пока кабина поднимается, смотрит в отражение – уставшее, испачканное в крови лицо и стеклянные глаза. Лифт звенит, двери открываются, и он выходит на свой этаж. Достаёт ключ, поворачивает в замке и заходит внутрь.

В квартире тихо и темно. Он щёлкает выключателем, и почти сразу в коридор выбегает собака – большой шоколадный лабрадор по кличке Бруно. Виляя хвостом, пёс с тихим поскуливанием бросается к нему, словно не видел несколько дней. Прыгает, радостно тянется к лицу, трётся о ноги.