Расстрел

В. Корбл

Расстрел

Дисклеймер

Автор не имеет цели и желания оскорбить кого-либо. Все персонажи вымышлены и не имеют реальных прототипов, утверждение обратного – вымысел и проецирование знакомых читателю чужих сценарных образов и собственных мыслей на персонажей произведения, осознавая их через собственный субъективный образ, а не через образы, используемые автором.

Автор презирает любые оскорбления по расовому, половому, возрастному, умственному … и по всевозможным остальным признакам.

Автор ничего не пропагандирует, ни к чему не призывает и если после прочтения данного произведения вам захотелось что-то сделать, то истоки этой мысли нужно искать вне рамок произведения, ведь всё чего автор хочет – развлечь вас и дать вам возможность на какое-то время покинуть реальный мир и погрузиться в мир чужой фантазии.

Заходя в гости к авторам, просьба, разуваться, снимать верхнюю одежду и никого не оскорблять. Критика обустройства и интерьера фантазии приветствуется автором.

Также просьба не заносить в неё ничего своего и не пытаться переиначить или перевернуть образы, а в случае, если всё же очень хочется с ними поиграть – то убраться за собой перед уходом и вернуть все мысли, идеи и символы на места.

Автор не несёт ответственность за фантазию своих читателей, но всегда рад показать им свою.

Данная книга является художественным произведением: все персонажи вымышленные, как и события. Не стоит воспринимать данную книгу как призыв к каким-либо действиям или какую-либо пропаганду.

Любые параллели с реальными событиями или аналогии с реальным миром – ошибка восприятия.

В первую очередь помните, что Человек должен руководствоваться исключительно собственными мыслями и самостоятельно влиять на свою жизнь. Другие люди не должны руководить вами или побуждать вас к каким-либо действиям.

Интерлюдия

Прозвучал выстрел.

По округе разнёсся крик.

Взгляд Леи опустел.

В тот момент в моей голове не было мыслей о скорой смерти, мне было совсем не до этого. На моих глазах они лишили её жизни, всё, о чём можно было думать – о том, что Лея не увидит моей гибели. Это была лучшая… хорошая новость.

Её футболка заливалась кровью, она лежала на моих руках, пока какой-то военный зачитывал мой приговор и готовился к новому приказу. Рядом с ним, вокруг нас, стояли люди, в чьих руках были автоматы и пистолеты. Они за свои короткие жизни уже таких, как мы много убили и рука их даже не дрогнула в тот миг, когда прозвучала команда: «Огонь!».

У меня не было желания смотреть на них. Мы боролись, сопротивлялись, бунтовали… но теперь было уже поздно. В этом мире не было смысла без Леи, как и не было смысла без искусства.

В тот миг, до её смерти, пока была возможность смотреть ей в глаза, пока в её теле была душа, в голове крутилась лишь одна фраза:

Искусство можно подавить, его можно задушить цензурой, но оно останется жить в сердцах людей пока, будет биться хоть одно сердце поэта, писателя, художника, скульптора… пока будет хоть один человек, что желает вызвать эмоции у другого своим творением!

Эта фраза подарила нам жизнь. За Леей готовы были идти люди, но за всеми нами шли другие, люди, что исполняли приказ.

Идя по траве, к эшафоту, у меня было лишь одно чувство – благодарности вселенной за то, что я могу держать Лею за руку.

Мои слёзы стекали с лица на красные волосы, мои руки скользили по её коже, а сердце надеялось проснуться от страшного кошмара, что начался год назад.

Лея умерла мгновенно. Она не издала и звука, лишь пала на пол, передо мной.

Приподняв её и облокотив на себя, в надежде в последний раз услышать её голос. Забыть её последние слова и вновь услышать это волшебное:

– Люблю! Любила и буду любить тебя вечно, Орфо!

На что я вновь отвечу:

– Я найду тебя, моя Эвридика.

Проснувшись, мне желалось лишь сказать всё это ей, по ту сторону кровати, не понимающей ещё ничего. Дождаться, пока сонная дурь отпустит её и она поцелует меня. А я улыбнусь и в этот раз нас не разлучат пули.

Честно, время до моего выстрела было мучительно долгим. Приговор Леи казался мне моментальным, будто бы состоящим из одного слова, за которым последовало второе:

– «Огонь»!

Сидя над её телом, в ожидании своей участи, хотелось уже как можно скорее услышать свой вердикт, что не отличался бы от Леиного – «Приговорить к расстрелу, за экстремизм!»

Слов не было слышно, всё вокруг замерло.

Тогда мир остановился на самом деле и оставшись в вечности, было невозможно оторваться. Сидя, смотря на покинутое, окровавленное тело, пришло осознание того, что это и есть Рай. Остаться наедине со своим самым дорогим человеком и с улыбкой на лице, с мыслью о том, что она не увидела твоей смерти – вот, что было моим счастьем в ту минуту.

Из моей головы исчезло всё. Лишь цвет глаз Леи оставался светлым пятном в моей памяти. Сидя, вспоминая каждую минуту нашего с ней времени, поглаживая её тело, я…

Приходила жалость того, что мы с ней не остались на том самом пляже, на тех двух гамаках, на которых мы лежали под пальмами. Греясь докрасна на солнце. Два самых счастливых в мире человека.

Недели, что подарила мне больше эмоций, чем вся моя короткая жизнь.

Мне должны были дать последнее слово. Должны были его выслушать и из моего рта бы вырвалось:

– Если бог есть, то он вернёт меня туда, где Лея. – Хоть мы с ней были противны его последователям, оставалась надежда на то, что справедливость в этом мире ещё осталась.

Лея уже потеряла красоту своих губ, её лицо начинало бледнеть. Кровь уходила в землю, а её душа покидала меня. Сидя и держа её на коленях, в голове держала меня мысль, что она сейчас рядом. Она стоит надо мной и смотрит, как я печалюсь. Это было бы хуже всего. Лея не заслужила этих мук.

Моё тело всё дрожало, его нельзя было больше контролировать. Лишь одно смогло вернуть меня в реальность – Лея стала чернеть и белеть. Её волосы, тело, одежда обрели новый оттенок и лишь когда её зрачки почернели пришло осознание, что вот она – Смерть.

Сбросив слезу, у меня получилось поднять голову. На меня смотрело дуло автомата, но в нём не было цветка, из него выходил застывший в вечности дым. Чёрный, как в сказках о смерти, клубок тянулся вверх и вытягивался в каплю.

Человек не двигался, он лишь держал орудие убийства, он лишь выполнял приказ. Лишь исполнял закон того, кто дал ему работу. Того, кого избрал народ. Того, кто лучше знает. Кому нужны люди, что задают вопрос.

Задают один вопрос, а не сотню и задают конкретный: «– Как мне это сделать?», а не спрашивают: «Зачем?». Брэдбери был прав.

Опустив голову на Лею была маленькая надежда, что это и есть тот Ад, куда мы должны были с ней отправиться. Только её голос был нужен мне. Но её тело исчезло.

Вокруг меня стояла толпа и все они не двигались, на небе было облачно, Лея ненавидела такую погоду. Мне получилось осмотреться. Уставившись на дуло ружья, что убило меня – даже получилось встать. Во мне не было лишних отверстий, не текла кровь и в ногах не было видно моего тела. Это не было похоже на смерть. Не было похоже на то, что мне представлялось.

Уже давно не было слышно мыслей в голове, вместо них там звучал крик боли, ужаса и отчаянья, что заглушал собой всё остальное и конечно же её голос. Лейны стихи, вот, что спасло меня тогда от безумия, в которое мне очень хотелось скатиться, чтобы потерять себя на вечность.

Встав, мои уши поймали звук поршней. Такой, какой можно было услышать только в фильмах. Будто бы что-то настолько огромное, решило выпрямить свои суставы, так чтоб об этом узнали все окружающие города.

Это была машина. Это был бог, которого создали люди.

Гигантская машина, в высоту выше любого известного людям здания. На четырёх ногах, с металлическими бликами, она смотрела на меня. У неё были глаза, как иначе, её же создавали люди и с каждым годом совершенствовали её.

Стальная, круглая морда, с лёгкой синевой, с гигантскими глазами и огромной пастью, смотрела на меня. На меня смотрели её красные зрачки и в них виделось презрение. Вот он, монстр-коллектива, вот то существо, что объявило Лею вне закона!

Шире открыв глаза, у меня получилось увидеть в том мире, где тогда блуждала моя душа – движение. Машина подняла голову выше. Её двигатели стали шуметь ещё громче и она сделала шаг ко мне. Двигаться было мне невозможно.

Монстр встал прям передо мной. Он открыл свою пасть и там было страшное – там был целый мир. Мир, который населяло множество, что сдалось, что сами сделали шаг в обратную сторону от своей личности. Там была безликая толпа, что стояли плечом к плечу с пустыми лицами, с пустыми взглядами и среди них был и он – тот парень, что спустил на меня курок. Он стоял рядом с другими, стоял без зрачков. Из их голов тянулись провода, которыми они и управлялись, во благо ВСЕХ.

Машина выдвинула свой длинный язык и протянула его ко мне, как мост. Мост построенный теми людьми, что отдались ей.

Вот она – настоящая смерть. Вот, что лишит меня души.

Сделать шаг вперёд мне евепрвапне удалось, пришлось долго смотреть в красный зрачок, смотреть на эти души, что питают машину, смотреть на лицо человека и на то, как им управляет оно, а не душа. Смотреть, как монстр предлагает мне самую страшную сделку – существование взамен на свободу.

Он хочет забрать меня, хочет убить, хочет подчинить своей воле и поставить в один ряд с остальными, завладеть моим телом, чтобы дальше нести свою волю тем людям, что решили бороться за свою личность. Решили противостоять тому, что породило эту машину и, что отдало ей свою волю – множеству!

Но моё тело уже мертво и отдав свою душу, я умру окончательно. Эта машина обманывала меня. Она хоть и была построена из шестерёнок и поршней, но она была в мире духов из которого и совершала свои преступления. А в мире живых больше не было того, ради чего мне было жить.

Обернувшись мои глаза не увидели тела Леи, не увидели моего тела. Даже сама толпа стала исчезать. Весь мир стал тускнеть, а затем и темнеть. Моё зрение дало сбой. Всё, что оставалось в этом мире в цвете, в свете – это монстр, гигантский робот на четырёх ногах, в стальной одежде с красными глазами и светящимся языком, что проводит людей в последний путь, в конце которого они лишатся себя.

Монстр убийца смотрел на меня, а в его рту жили люди: жили писатели и блогеры, что продали себя и стали клепать не то, что им нравится, а то, за что не наказывают, а платят; жили журналисты, что не стремились подсветить проблемы общества, государства… а лишь повторяли мантру о внешнем враге и объявляли всех несогласных предателями; жили учителя, что стремились научить учеников не мыслить, а следовать алгоритмам и учебникам, карая за нарушения правил; жили политики, что боясь потерять своё место сами голосовали за законы против себя и своей свободы, лишь бы выслужиться перед теми, кто выше них; жили юристы, экономисты и социологи, преподаватели, воспитатели, полицейские, военные и инженеры… в нём жили все те, что помогали ему существовать и совершенствоваться дальше, помогали ему строиться и укрепляться, пока он не пожнёт каждого живого человека и не построит тот мир, где рождённые дети больше не смогут ему противостоять.

Пока не построится тот мир, в котором не останется человека с личностью.

Как под гипнозом моё тело сделало шаг и стали слышны мирные крики людей, звуки играющих детей, какие раздаются в счастливые летние деньки в парках. Новый шаг и уже мир обрёл яркие краски, всё как на парадах, где люди одеваются в самые необычные наряды, лишь бы выразить себя и показать людям своё скрытое нутро.

Третий шаг мне так и не дался. Внутри всё сжалось от чувства обмана. Это не были реальные звуки, это была ложь! Внутри не могли радоваться люди, внутри были одни мертвецы!

Тревога стала съедать меня больше.

Мои ноги не двигались, мозг не знал, что сейчас делать. Руки обмякли и включился инстинкт: «Бей, замри, беги!».

Бей.

Глупая идея, ведь всю свою жизнь выбор падал на бить, бить и бить, борясь против этого монстра. Мы с Леей писали стихи и книги, рисовали свои картины и мультики, лишь бы не дать ему лишнюю душу, лишь бы вдохновить людей творить и жить собственной жизнью.

Замри.

И теперь, мне пришлось встать перед ним, встать и смотреть прямо в его глаза, смотреть на его предложение капитулировать или развернуться и сделать шаг в пустоту. Сделать шаг во тьму и средь света в мире духов выбрать свой путь, а не стоять как те трусы, что пошли ему на встречу, что не сделали и шагу, дав этому монстру обхватить себя этим языком и поставь в ряд с другими живыми-трупами!

Беги.

Мне удалось вернуть контроль, ноги развернули меня и побежали. Предо мной отблёскивала пустота, она отражала тот свет, что исходил из-за моей спины, но с каждым новым шагом – всё темнело. Мне не было известно куда я бегу, мне даже не было дано представить, что меня ждёт там. Моего человеческого воображения было слишком мало, чтобы осознать мир духов, чтобы познать суть того, что когда-то было создано кем-то всесильным.

Ноги мои уже путались, темнота нагнеталась и уже не было видно даже моей груди. Всё! Слепота!

Ад атеиста.

Вот куда попадают индивидуалисты.

Тьма.

Тут нет мук, нет страданий, ровно как и нет радости, нет Леи.

Нет звуков, нет ветра, а под руками лишь что-то гладкое, что-то неосязаемое и отвратительное, что не хочется трогать!

Мои чувства стали глохнуть, тупеть и атрофироваться.

Тогда и наступил новый пик. Хорошая книга идёт по спирали и с каждым новым шагом сюжета, история превращается во всё большую и большую задницу. Так и со мной. Мне удалось пережить в здравом уме смерть Леи и спастись её стихами, сейчас же – всё, о чём мне было думать – она и её творения!

Потеряв всё, у меня осталась память.

Как у глухих усиливается обоняние и осязание, так и у меня, обострилось последнее чувство. Это было не просто воспоминание Леи, она стояла передо мной, она трогала меня за руки, целовала меня и мои губы чувствовали вкус её помады. Уши слышали её стихи, будто бы она стояла передо мной вся голая, выскочившая из душа чтобы поделиться своей новой идеей, новым вдохновением.

Моё тело уже лежало на полу. Оно не могло двигаться, а спиной оно чувствовало тепло. Тепло которое уже было мне известно с того дня, когда Лея и Я поссорились. Она не хотела меня видеть, но всё равно легла со мной в кровать. Мы не трогали друг друга уже несколько часов и тот миг, когда она прижалась ко мне своей спиной, запомнился навсегда.

Это было кататоническое состояние, одновременно полная атрофия и возбуждение до невиданного ранее уровня всех моих чувств. У меня было настоящее ощущение присутствия, чистый и высший эскапизм. Мой мозг сбежал от этой пустоты, от всего этого ужаса туда, где мне было хорошо. Где рядом со мной была Лея.

Я не знаю сколько времени прошло, но мне довелось прожить несколько жизней в своей голове. Моё воображение наполнилось нашим с Леей будущим и что самое прекрасное и страшное – тем будущем, где мы были счастливы. Тем местом, тем временем, где не появились эти ужасные законы, где бы мы могли продолжить жить.

Где у нас с Леей появилась прекрасная девочка, может ещё младенец, может сразу подросток, которая бы выросла не как мы, в семье рабочих, а с самого начала росла в творческой среде. Может нам бы удалось воспитать великого Демиурга.

Я больше не могу об этом говорить.

Вырвать меня из этого мира вымысла смогла рука, стоящая вне рамок моего сознания, а в рамках ощущений.

Открыв глаза и увидев там тебя – меня окатило холодной водой. Это было страшно. Не от вида человека, а от того, что в один миг мою голову заполнили воспоминания о том вечере, когда её убили. В мире фантазий, было проще верить в людей, но в мире реальности – все люди мне казались злом. Каждый из тех, кто отдал свою душу и начал преследовать таких как мы – преступник, от которого нужно бежать, пока их огромная, металлическая и пыхтящая поршнями мамаша, не призвала на помощь остальных.

Моё тело выбрало бежать и драться, бороться, но это было смешно. За время эскапизма мной был потерян весь контроль над своим телом.

Остановившись и поймав себя на мысли, что это могла быть Лея – страх сменился. Теперь он исходил из мысли, что Лея получила удар от меня по своей руке. Она была сильнее меня, она всегда боролась, а не сдавалась и смогла бы найти меня в мире духов. Если бы это было в её силах, то она это сделала. Тогда бы мне пришлось звать её Орфой.

Но разодрав свои глаза и впервые за несчитанные года в фантазии мне удалось увидеть свет. Предо мной стоял толстый парень, лет двадцати, немного выше меня, с каштановыми волосами-чёлкой, на одну сторону, что закрывала его уши и татуировкой с женским именем на руке, которую он протянул мне.

Ты тогда улыбался и хотел подружиться со мной, но мне было не до смеха, ты тот, кто снова убил её, снова убил Лею.

Разбить моё сердце не удалось, гранат уже был съеден и ко мне пришло смирение: вот он, мой ад. Сначала возрождение Леи и прекрасная жизнь с ней, а после ужасная гибель, за которой теряется всякая надежда на новое воссоединение.

Ты заговорил первый:

– Привет, прими мои соболезнования. Я очень хочу с тобой поговорить. Богиня хочет. У меня есть ответы на твои вопросы.

Мне была нужна любая соломинка.

– Что с Леей?!

– Она мертва, как и ты. Я сейчас разговариваю с ней, но в другом месте. Она в том же состоянии.

Кто бы что бы не говорил, но вот оно – чудо. В тот миг, словно к измученному Христу – ко мне пришло воскрешение. Чистое и неподдельное возрождение в мёртвом теле – живого духа.

– Я хочу к ней!

– Прости, но только Богиня может вытащить вас из Лимба. Она это делает часто, но не со всеми. По моему опыту скажу, что у вас хорошие шансы.

– Что нужно сделать? Убить? Искупить вину? Измениться? Пройти круг Хармона? Я горы сверну если нужно будет!

– Остынь. Богиня не монстр. Она создала наш мир ради историй. В её библиотеке куча самых лучших историй. Меня она забрала к себе на работу после того, как я написал книгу, что ей понравилась. О девочке, чей отец убил мать когда ей было 11, оставив дочь саму на себя, отправившись в тюрьму. Её имя теперь у меня на руке.

– Мне нужно написать книгу?

– Нет. Богиня уже знает все те истории, что когда-либо выходили из-под твоего пера. Ей интересны не твои книги, а твоя жизнь. Я помогу тебе.

За моей спиной появился стол с лампой и стульями.

– Расскажи мне свою историю, а я передам её Богине и если она влюбится в неё, то она исполнит любое твоё желание, кроме «исчезновения ненависти», без ненависти у неё будет сильно меньше историй о людях.

– Я лишь хочу оказаться рядом с Леей. Я хочу быть с ней!

– Тогда прошу за стол.

Ты открыл свой блокнот, взял ручку и включил диктофон. Мне же оставалось начать историю.