Где гниёт небо

Даниил Потапов

Где гниёт небо

От автора:

Это не история жизни. Это хроника после.

Я хотел исследовать, как смерть может быть не исчезновением, а воссоединением.

Вступление:

«Ты думаешь, что живёшь. Но ты – запись.

Каждый твой шаг – строка, которую я уже вычеркнул.

Я не сохраняю. Я стираю.

И если ты читаешь это —

значит, ты уже исчезаешь.»

– Архивариус, цитата из ненаписанной книги.

Глава I: Комната без окон.

Ты – не персона.

Ты – эхо.

И эхо всегда возвращается туда,

где его забыли.

Она проснулась в комнате – стены дышали.

Воздух был густым, как кровь, которую не успели свернуть. Обои были влажные, будто их только что содрали с тела. На потолке – трещина, как чужая усмешка. Света не было, только серый гул – шепчущий сквозь бетон. Лея не помнила, как оказалась здесь. Её руки были испачканы чернилами, а на внутренней стороне бедра надпись: «Ты – архитектура». Она встала, провела пальцем по стене – и тот оставил след, как ожог. Пол скрипел, как суставы, которыми давно не пользовались. Каждый шаг отзывался эхом в её груди. В углу – зеркало. Оно показывало не её, а женщину с глазами, полными гвоздей. Та смотрела, и беззвучно шевелила губами. Лея шагнула ближе, нога оказалась рядом со знакомой фотоплёнкой. От дыхания на хрупкой поверхности образовался конденсат, но отражение оставалось ясным. Женщина в зеркале помахала – и Лея почувствовала, как её собственная ладонь дрожит.

Знает ли она меня?

Я никогда её раньше не встречала. Кто она? Откуда?

На стене – дверь, нарисованная углём. Лея неспешно приблизилась, коснулась. Дверь была холодной. Из-за неё доносился звук – как будто кто-то перелистывал страницы, но слишком быстро, наверное, боялся, что текст исчезнет. Лея закрыла глаза. Вдруг увидела лестницу ведущую вниз, вглубь, в плоть города. Ступени были сделаны из костей, не человеческих – слишком длинные и гладкие, их специально вырастили для этого. На каждой – гравировка, словно кто-то пытался записать сны забытым языком. Лея спускалась медленно. Колени дрожали. Пространство вокруг не расширялось и не сужалось – оно дрожало. Стены были покрыты тканью, похожей на эпителий под микроскопом, и из неё торчали лампы, похожие на зубы – резцы, готовые вгрызаться в свет. На шестой ступени она услышала голос.

– Ты не Лея. Ты – её эхо.

Он был внутри неё, но говорил снаружи. Лея не ответила. И продолжила робкое движение.

Если заговорить, язык станет чужим.

Внизу – зал. Пустой, но не мёртвый. В центре – кресло, изготовленное из натянутых мышц и сухожилий тех, кого забыли навсегда. На нём – фигура, закутанная в плотную белоснежную ткань. Освещение было недостаточным, а запах был концентрированным и металлическим, как память о боли.

– Наконец-то ты пришла! – крикнула фигура, разбрызгивая ржавчину. – Город ждёт.

Лея подошла. Ткань заколыхалась. Из-под неё – рука, покрытая странными письменами. Каждая буква – шрам. Каждое слово – имя.

– Прежде чем ты станешь – ты должна забыть.

– Что?

– Всё, что не было болью!

Фигура исчезла. Кресло разорвалось на лоскуты. На полу – карта, нарисованная ликвором. Она показывала улицы, которых не было. Названия – глаголы: «падать», «расплываться», «забывать», «страдать». Лея коснулась карты. Её пальцы начали трескаться. Из щелей – свет. Не белый, не жёлтый – цвет, который нельзя назвать. Она вышла из зала. В длинном коридоре на стенах – фотографии, вместо лиц психотическая мазня. Некоторые изображения двигались, будто пытались выцарапать из себя память о себе. В конце – дверь, настоящая, с ручкой и замком. Лея неспешно подошла, вздохнула, открыла тяжёлую дверь и вошла. Комната была другой. Но всё ещё без окон. На полу из камня было много сколов, а ближе к углу – её тело, сидящее на лавке. Лицо было пустым и спокойным. Руки – на коленях. Лея села рядом. Коснулась лба. Кожа была холодной, как бетон после дождя.

Это я.

Нет. Это то, что осталось, когда я ушла.

Почему оно дышит?

Память не должна дышать.

Я не хочу вспоминать.

Руки начали дрожать, она провела пальцем по щеке – кожа треснула, как старая плёнка.

Ты ждала меня?

Или ты – ловушка?

Я боюсь тебя.

Я – эхо.

А ты – голос, который когда-то был моим.

Губы тела дрогнули, но не произнесли ни слова.

Если я заговорю…

Если я спрошу…

Я уже другая…

Я – то, что осталось после тебя.

Она наклонилась ближе. Лицо тела медленно стало гладким, как поверхность воды перед бурей.

Комната начала рушиться. Стены трескались. Потолок сыпался как песок. Из пола – руки, сотни, тысячи, все кривые и без ногтей. Они тянулись к ней, но не хватали – просто касались, как будто хотели вспомнить. Лея подняла голову и закрыла глаза. Стало тише и спокойнее. Внутри – лестница. Но теперь ведущая вверх. Она спешно поднялась. Всё исчезло.

Остался только город.Он дышал.Он ждал.

Глава II: Детство.

«Некоторые маршруты начинаются не с шага, а со взгляда из окна. Некоторые города – не место, а ожидание.»

– Из записей, найденных в тетради Леи

Лея родилась в городе, где окна были важнее дверей.

Они смотрели на улицу, на деревья, на людей, которые шли мимо, не зная, что кто-то наблюдает. Она часто сидела на подоконнике, облокотившись на стекло, и рисовала пальцем линии – маршруты, которые никто не проходил. Её детство было тихим. Не безмолвным – просто без громких слов. Мать говорила мало, но всегда точно. Отец работал допоздна – Лея запоминала его шаги: по скрипу половиц, по ритму ключей в замке.

В школе она не выделялась. Сидела у стены, ближе к окну. Любила географию – не за карты, а за название. Ей казалось, что у каждого города есть своя температура, свой запах, свой голос. Она записывала эти мысли в тетрадь, как будто собирала коллекцию чужих дыханий.

У неё была подруга – Ана.

Та жила в доме напротив, и они переписывались записками, приклеенными к стеклу.

– Ты дома?

– Я думаю о том, как выглядит страх

– А ты когда-нибудь хотела исчезнуть?

Они не обсуждали это вслух. Только глазами.

Иногда Лея просыпалась ночью, и выходила на кухню. Пила холодную воду из-под крана, слушала, как холодильник дышит. И думала:

Сегодня особенно тихая ночь.

Вспомнить бы, что приснилось.

Как пройдёт завтрашний день?

Глава III: Плоть улиц.

«Города не строятся – они растут из страха.