Золушка. Перезагрузка

Эва Сафо

Золушка. Перезагрузка

Глава 1

Первым вернулось сознание, а с ним – тупая, раскалывающая боль в виске. Я лежала на холодном каменном полу, щекой прилипнув к чему-то липкому и холодному. Воздух пах медью и пылью. Я попыталась пошевелиться, и волна тошноты подкатила к горлу. За ней хлынули обрывки… наших воспоминаний.

Воспоминания накатывали, как приливы, сталкиваясь с моим собственным «я». Я помню стерильный блеск лаборатории «Этерна Косметик». Запах озона от спектрометра, тончайшие ароматы жасмина и антисептика, горький кофе на языке. Собственные пальцы, уверенно набирающие формулу новой сыворотки с наночастицами. Химия была моей жизнью, любовью, и я использовала ее, чтобы помогать людям – лечить кожу, убирать несовершенства и подчеркивать достоинства. Последнее, что помню, – ослепительную вспышку боли в районе сердца.

А потом – другое. Холод. Сквозняк в огромном, неуютном особняке. Запах воска для полов и крики. Собственные, но не свои пальцы – тонкие, бледные, с чернильными пятнами, робко перебирающие страницы книги. Имя, которое шептала умирающая от чахотки женщина с такими же голубыми, что теперь и у меня, глазами: «Элис, моя девочка, будь сильной».

Унизительные щипки сводных сестер. Смерть отца в автокатастрофе. Презрительная ухмылка мачехи, бросающей в лицо: «Ты – вылитая мать, такая же неудачница». И последнее: яростный оскал, толчок между лопаток, короткий полет и удар виском о мраморный угол камина. Острый хруст. Тьма.

Жизнь Элис до рокового толчка была жизнью «Золушки» в самом жестоком и безнадежном смысле этого слова. После смерти обожаемого отца ее мир сузился до пределов холодного особняка, где она из законной наследницы превратилась в обузу, приживалку и мишень для унижений. Мачеха, мисс Тревис, видя в ней живое напоминание о покойной сопернице, испытывала к ней лютую ненависть, а сводные сестры, перенявшие материнскую жестокость, находили удовольствие в мелких пакостях и презрительных насмешках. Элис была лишена всего: ее права на наследство оспаривались, скромные комнаты заняли сестры, а ее саму фактически низвели до положения служанки, заставляя выполнять самую черную работу. Ее единственным утешением были смутные воспоминания о ласковой матери и пыльные книги в заброшенной библиотеке, но даже эти крохи счастья омрачались постоянным страхом и чувством собственной ничтожности, ведь у нее был мизерный магический дар.

Я оказалась в мире парадокса. Снаружи – классическое английское средневековье: каменные стены, факелы, кареты. Но внутри – привычное капиталистическое устройство с поправкой на магию. Наверху иерархии сидели аристократы— старые семьи, веками копившие мощь и влияние. Им служила Гильдия Магов – не столько научное сообщество, сколько могущественная корпорация, монополизировавшая создание и подзарядку артефактов, зелий и эликсиров. Империя, построенная на зависимости. Подавляющее большинство – простые люди, «бесталанные», обречённые пользоваться плодами магии за огромные деньги, вечно зависеть от милости тех, кому повезло больше.

В богатых домах есть самонагревающиеся чайники и холодильные шкафы, работающие на заряженных кристаллах. Улицы столицы по ночам освещают не газовые рожки, а замысловатые фонари, поглощающие солнечный свет днем. Но всё это – лишь видимость удобства, доступная тем, у кого есть деньги на постоянную подзарядку и обслуживание артефактов. И всё это держится на главном догмате этого мира: твой запас магии, данный при рождении, неизменен. Ты либо маг, либо нет. Я, Элис, считалась «магически-бесплодной». Моей силы едва хватало, чтобы зажечь свечу или подогреть остывший чай. Этого было достаточно для унижений, но мало для чего-то большего.

Я лежала в луже собственной крови. Ее медный привкус стоял на языке, густой и тошнотворный. Боль раскалывала череп, пульсируя в такт сердцу – ее сердцу, которое теперь стучало в моей груди. Инстинктивно я потянулась к виску, туда, откуда исходила боль, ожидая нащупать липкую рану, раздробленную кость.

Но под пальцами была лишь гладкая, влажная от крови кожа. Ни вмятины, ни рваных краев. Лишь едва заметная выпуклость, рубец, будто заживавший несколько недель. Сердце заколотилось чаще. Такого не может быть. Черепно-мозговая травма, кровопотеря… я должна быть мертва или, в лучшем случае, умирать. Но я чувствовала слабость от потери крови, а не саму смерть.

Магия? – мелькнула шальная мысль. Я, Алина Воронцова, ведущий химик-технолог, не верила в сказки. Но факт был налицо: я была жива в теле другой девушки, а моя смертельная травма таинственным образом затянулась.

Я попыталась поднять руку – тонкую, слишком хрупкую для моих привычных движений – и чуть не потеряла сознание от новой волны тошноты. Два мира, две жизни столкнулись в одной голове, сплетаясь в чудовищный клубок. Формулы полимеров и правила этикета. Химические уравнения и детские обиды. Моя ярость ученого, которого отбросило неизвестно куда. Ее страх затравленного зверька.

Тихо, – приказала я себе, и эхо этого приказа прозвучало в немом ужасе Элис. Мы либо сдохнем здесь вместе, либо выберемся. Выбираем второе.

Инстинкты Алины Воронцовой уже анализировали ситуацию, оттесняя панику Элис. Сотрясение (несмотря на загадочное заживление, мозг все еще барахлил). Кровопотеря. Вероятность, что мачеха захочет добить. Надо двигаться. Воспоминания Элис, послушные и робкие, тут же подсказали дорогу – в кладовую. Подняться было адом. Каждый мускул вопил от боли, каждое движение отзывалось гулом в раскаленной голове. Я опиралась о стену, чувствуя шершавую фактуру обоев – и вдруг вспоминала, как Элис в десять лет пряталась здесь от новой «мамы», стараясь не дышать..

В кладовой было прохладно. Мои – наши – руки нашли кувшин с уксусом и мешок соды сами, по мышечной памяти служанки, которую заставляли мыть полы. Но мозг ученого уже просчитывал пропорции, предвидя реакцию.

«Уксусная кислота плюс гидрокарбонат натрия… Выделение углекислого газа…… Но недостаточно бурное....» – пронеслось в голове знание Алины.

«…Но можно каплю своей силы, совсем чуть-чуть… для дыма…» – робко добавила память Элис.

Из гостиной доносились приглушенные голоса. Мачеха. Сводняшки – Клара и Алексия. Обсуждали, на какие мои – ее – вещи уже можно претендовать. Я толкнула дверь и, не целясь, выплеснула шипящую, клокочущую смесь на персидский ковер, предварительно добавив каплю силы – её два хватало, чтобы пальцы согрелись. Шипение было яростным и громким. Едкий дым заполнил пространство.

– Пожар! Воды! – завизжала Клара – младшая сводная сестра.

Пока они метались, я пробралась в спальню мачехи. Резной сундук у окна был заперт. Я схватила первую тяжелую вещь с письменного стола – массивную серебряную чернильницу.

«Папа подарил её матери…» – едва слышно прошептала память Элис, но я уже замахнулась и ударила по замку. Дерево треснуло с удовлетворяющим хрустом.

Внутри лежало прошлое. Бархатная шкатулка с кольцом и серьгами. Документы и письма. И… ключ. Большой, железный, с гербом-полумесяцем. Ключ от Лунной Дачи.

Поместья, которое мачеха довела до разорения, но так и не смогла продать из-за тяжб. Память Элис подсказала: мать оставила хитрое завещание, согласно которому право собственности переходило к Элис по достижении совершеннолетия, а до тех пор мачеха была лишь управителем. Все доходы – а в поместье выращивало лён и производило льняное масло – должны были идти на содержание поместья и самой девочки. Но мачехе было недостаточно скромных доходов, она объявила поместье убыточным и пыталась через подконтрольных судей продать его. Юридическая война длилась годами. И этот ключ… был символом того, что мачеха так и не смогла получить полный контроль. Он хранился у матери Элис, а потом – в этом сундуке, как последняя надежда. Поместье всё еще работало, но приносило такой мизерный доход, что мачеха оставила лишь самый необходимый персонал – управляющую, инженера по производству масла и его помощника.

Именно туда, – пронеслось в моей голове. Там можно было укрыться от немедленной угрозы. Там было ее право собственности. И там… там никто не будет мешать думать и планировать. Сама Элис была еще совсем ребенком – едва исполнилось 18 лет, о побеге она думала, но никогда не решалась – она ведь никогда еще не жила одна, не умела.

Я побросала в большой саквояж всё, на что указала память Элис как на собственность покойной матери, и рванула вниз.

Дым внизу уже начал рассеиваться. Мачеха, с лицом, искаженным злобой и кашлем, увидела меня. Ее глаза вытаращились. Она сделала шаг ко мне, и тело Элис задрожало от животного страха. Но я вдохнула полной грудью, сжимая ключ так, что железо впилось в ладонь.

– Ты! – ее хриплый крик сорвался на визг. – Тебя… тебя же…

Она не договорила

– Я уезжаю в свое поместье, – голос прозвучал хрипло, но твердо. Это говорили мы обе. Ученый, привыквший отстаивать свои открытия, и затравленная девчонка, нашедшая наконец свой ключ. – Если тронешь мои вещи или попытаешься меня остановить, я вернусь не одна. С стражей и повесткой в суд. За попытку убийства. И за растрату.

Она замерла. Ее глаза, узкие и злые, бегали по моему лицу, ища слабину, обман. Но находили только холодную решимость. Решимость двух людей, которым уже нечего терять.

Я не стала ждать ответа. Развернулась и вышла в прихожую. Водитель Виктор, старый слуга ещё её отца, стоял у двери, бледный как полотно.

– Виктор, – сказала я, и голос на полуслове сорвался. Но я выпрямила спину. – Подготовьте самоходку. На Лунную Дачу. Сию минуту.

Он молча кивнул и бросился исполнять.

Холодный ночной воздух обжёг лёгкие. На секунду в голове пронеслись два воспоминания сразу: едкий смог мегаполиса и пьянящий аромат яблонь из сада детства Элис.

…Я забралась в небольшое устройство, отдаленно похожее на автомобиль из моего мира. Моя «Ауди», чистая, с подогревом сидений и запахом свежей кожи, казалась сейчас воспоминанием из другой вселенной. Здесь же пахло машинным маслом, деревом и пылью. Рядом за руль сел молчаливый и напряженный Виктор. Самоходка тронулась, увозя меня от дома.

Колеса мерно стучали по ухабистой дороге. Первый прилив адреналина схлынул, оставив после себя леденящую пустоту и всю гамму боли. Я откинулась на спинку сиденья, позволив себе наконец дрожать.

Вот так же, закутавшись в плед, я сидела ночами над диссертацией, попивая кофе и вглядываясь в монитор. Тогда я решала задачи кинетики сложных реакций. Теперь моя задача была проще и страшнее – выжить.

За окном проплывали темные силуэты спящих полей. Где-то вдали мелькнул огонек – фонарь, который светил тем, что успел собрать его магический кристалл за день. Этот мир был другим. Магия была повсюду.

Таблица Менделеева против заклинаний. Спектрометр против магического кристалла. Научный метод против слепой веры. Мой внутренний монолог звучал как доклад на сумасшедшем междисциплинарном симпозиуме. Я, Алина Воронцова, кандидат наук, создавшая за десять лет успешный бренд натуральной косметики с нуля, теперь должна была начинать всё с чистого листа. Вернее, с грязного, покрытого пылью и забвением листа под названием «Лунная Дача».

Я закрыла глаза, и картинки поплыли сами собой.

Учеба в институте. Стажировка в косметологической компании, уход на ИП, собственный бренд уходовой косметики…

…и тут же – тихий смех в солнечной комнате. Женщина с добрыми глазами учит меня, Элис, вышивать. Запах свежеиспеченного печенья.

Я резко открыла глаза, глотая воздух. Это воспоминание обожгло своей беззащитностью. Я потянулась к саквояжу, с трудом расстегнула застежки. Пальцы наткнулись на бархат шкатулки. Я открыла ее. Золотое кольцо с большим изумрудом и пара сережек. Память Элис отозвалась тихой, щемящей болью утраты.

Рядом лежал потрепанный дневник. Детский почерк: «Сегодня папа подарил мне пони…» Далее – взрослее и мрачнее. Я пролистала несколько страниц. И наткнулась на запись, сделанную за несколько недель до смерти отца.

«Мачеха вернулась из салона «Сияние Аэлис» в восторге. Какая-то чародейка за огромные деньги сделала ей «омоложение». Щёки стали гладкими, но глаза остались старыми. А вечером на лице выступили красные пятна. Она кричала, но чародейка сказала, что это аллергия, и потребовала ещё денег на новое зелье. Мачеха прогнала её. Через неделю морщины вернулись, а она стала ещё злее».

Мои ученые инстинкты возмутились. Это же чистой воды мошенничество! Никакого протокола испытаний, никаких исследований на совместимость, никакого контроля качества. Грубейшее вмешательство в биохимию кожи без понимания последствий. В моём мире за такое лишили бы лицензии и засудили бы на миллионные штрафы. Здесь же это называлось «магией» и продавалось за бешеные деньги доверчивым аристократкам.

А что, если подойти к этому с научной точки зрения? Я же разрабатывала формулы, которые не маскировали проблемы, а решали их. Магия могла бы стать идеальным катализатором. Беспрецедентным инструментом для точной доставки молекул, для управления процессами на клеточном уровне без повреждений. Не для создания иллюзии красоты, а для подлинного, долговременного преображения. Без «откатов» и побочек.

Мысль была сумасшедшей. Но впервые с момента пробуждения в этом теле меня охватил не страх, а азарт. Тот самый азарт, что я чувствовала, когда после месяцев проб получала идеально стабильную эмульсию или когда первые отзывы покупательниц подтверждали эффективность сыворотки. Это был вызов. Проект. А проекты я умела решать.

Экипаж резко качнулся, влетев в выбоину, и я вскрикнула от внезапной боли в виске. Звук получился слабым, испуганным. Не моим. Я снова потрогала висок. Гладкий рубец. Загадочное исцеление. Доказательство того, что магия в этом мире может работать на глубинном, почти биологическом уровне. Может, стоит не бежать от нее, а изучить? Понять ее законы, как я понимала законы химии?

Я дала себе выплакаться. По недописанной диссертации. По сгоревшей лаборатории. По себе. По ней. По нам. Виктор тактично молчал, лишь иногда сочувственно вздыхая и бормоча: «Эх…».

А потом я осторожно вытерла лицо. Боль притупилась. Дрожь утихла, сменилась ледяной, кристальной ясностью. Я посмотрела в темное окно. В слабом отражении на меня смотрело бледное лицо с огромными, еще влажными голубыми глазами. Лицо Элис. Но взгляд в этих глазах был теперь мой. Твердый. Решительный. Научный.

Лунная Дача. Заброшенное поместье. Полная неизвестность. Но также – уединение. Тишина. И потенциальная лаборатория. Место, где можно экспериментировать. Где можно соединить науку своего мира с магией этого.