Невозможность

Ирина Одарчук Паули

Невозможность

Пролог

Он проснулся от ощущения, что забыл сделать что-то очень важное. Не выключить утюг или не закрыть дверь. Нет. Нечто большее. Что-то экзистенциальное. Что-то, что должно было быть сделано очень давно, еще до его рождения, и теперь этот долг висел на нем тяжким, невидимым грузом.

Антон открыл глаза. Свет раннего утра, серый и безразличный, просачивался сквозь щели жалюзи. Рядом тихо дышала Лена. Он посмотрел на ее расслабленное лицо, на знакомую родинку на скуле, и мысль, резкая и холодная, как лезвие, пронзила мозг: «Я не могу ее любить. Не так, как надо. Не до конца».

Это была не правда, конечно. Он любил ее. Он заботился о ней, готовил ей кофе по утрам, смеялся над ее шутками, чувствовал тепло ее руки. Но где-то в самой глубине, под слоями привычки, привязанности и желания быть хорошим мужем, жила другая правда. Правда о том, что полное, абсолютное слияние душ – это миф. Что между двумя людьми всегда остается стена. Прозрачная, тонкая, но непробиваемая. Стеклянная стена одиночества.

Он назвал это чувство – Невозможность.

Часть первая. Стеклянная стена

Антон был архитектором. Он проектировал здания, в которых люди должны были чувствовать себя счастливыми, защищенными, свободными. Он рисовал линии, которые становились стенами, окнами, дверями. Но чем больше он работал, тем яснее понимал: он строит не дома, а клетки. Клетки из бетона и стекла, в которых люди будут отгораживаться друг от друга, от мира, от самих себя.

Его собственная жизнь была проектом, который он пытался довести до совершенства. Красивая квартира с панорамными окнами, вид на город, успешная жена, работавшая искусствоведом в престижной галерее. Они ходили на вернисажи, ужинали в модных ресторанах, их фотографии собирали лайки в социальных сетях. Со стороны это выглядело как идеальная жизнь.

Но внутри Антона росла пустота. Он ловил себя на том, что во время разговора с коллегами он мысленно рисует в воздухе геометрические фигуры. Что, целуя Лену, он анализирует угол наклона ее головы. Что, глядя на шедевры мировой живописи на выставках, куда его таскала жена, он видел не гений художника, а трещины на подрамнике и просчеты в композиции.

Однажды вечером они сидели на диване, каждый со своим планшетом. В комнате играла тихая музыка.

– Слушай, какая мелодия, – сказала Лена, отрываясь от экрана.