Железное сердце. Книга 2. Тайна замка Морунген

– Иначе говоря, – продолжал Кланц, – я хотел получить возможность заменять органы механическими. Конечно, это непростая и в чем-то безумная задача. Тело отторгает металл, живое и изначально мертвое не могут стать одним целым. Я не волшебник, не дьявол и не Всесоздатель, но упорство и любознательность сильнее любой магии! Мне и другим ученым удалось вырвать у Вселенной некоторые ее тайны. Итак, мы знаем, что у каждой вещи, у каждого организма, существует эфирный двойник. Назовем его энергетической репликой.

– Я могу ее видеть. Могу видеть эти токи, что пронизывают наш мир.

– Это редкий дар. Он был у моей жены, он есть у вас. Вам повезло, Майя. Хотелось бы мне исследовать вас получше…

Мэтр Кланц улыбнулся, прищурив черные глаза – такое выражение взгляда бывает у энтомолога, обнаружившего, что к нему на бутоньерку села редкая бабочка.

– Я не столь одарен, но изобрел кое-какие средства… Они позволяют мне манипулировать этими потоками и репликами. Именно они помогают сращивать металл и живое тело так, что они действуют, как одно целое.

Кланц повернулся к камердинеру, который навытяжку стоял в углу. Бартолемос хвастливо лязгнул железными пальцами.

– Но перейдем к сути. Опыты с механическими протезами я проводил с ранней юности. Именно тогда меня заклеймили дьяволом. Дело в том, Майя, что я считал – цель оправдывает средства. Но вы же знаете наших суеверных тупоголовых членов Академии!

Кланц раздул ноздри, в его голосе звучали гнев и презрение:

– Мне запрещали вскрывать трупы. Запрещали проводить опыты с живыми людьми. Меня исключали из Академии – но каждый раз возвращали, когда кому-то из старых жирных академиков требовалось втихую заменить их раздутые подагрой конечности на искусственные, или подлатать их детей, искалеченных войной. В обмен я получал разрешение продолжать опыты. Я подбирал на улице бродяг, которым оставалось немного, наведывался в приюты и богадельни. Каюсь, порой я был начисто лишен… щепетильности. И я даже этим гордился! Но в старости многое меняется, заставляет пересмотреть взгляды.

Кланц вздохнул и на миг наклонил голову, словно его терзал стыд, и крепче сжал руки.

– Я успокаиваю себя тем, что те несчастные послужили науке. Я не жесток по натуре, избегал вивисекции и не причинял никому лишних страданий. Все, что я делал – я делал на благо людей. Стремился им помочь, и это мне удавалось. И все же я не был доволен результатами.

Железные руки, ноги, пальцы, уши – мелочь, пустяк. Я стремился к большему. Создание механического сердца стало моей навязчивой идеей. Мне повезло найти записи мастера Томмазо Жакемара, о котором вы уже немало наслышаны. Он был всесторонне одаренным гением. Злым гением, разумеется… Уж так повелось: добрые гении чаще остаются в забвении, чем добиваются славы. Именно Жакемар сумел впервые сконструировать механическое сердце и вживить его человеку, не убив его сразу. По крайней мере, тот человек прожил какое-то время.

– Читала об этой легенде. Легенда… о Железноруком портном1, верно?

– Да. Но записи Жакемара оказались неполными. Тогда я подружился со старым бароном фон Морунгеном и получил приглашение приехать в его замок. Там я надеялся найти недостающие записи. Все думали, что я ищу сокровища Жакемара, которые, по легендам, он прятал везде, где только жил – как запасливый хомяк.

Старик криво улыбнулся.

– Разумеется, меня не интересовало золото. Я и так бессовестно богат. Мне были нужны знания Жакемара. Повезло: кое-что я нашел. Не все, но достаточно, чтобы суметь по его чертежам воссоздать сложный механизм и поместить его в грудную клетку человека.

– И для этой цели вы выбрали Августа?

Я слушала Кланца со смешанными чувствами. В них сплетались восхищение и ужас. И еще жалость. Я видела, что некоторые откровения даются ему нелегко. И все же не удержалась от вопроса:

– Вы предложили ему золото в обмен на его живое сердце?

– Он сам предложил мне это, Майя. Более того – он настаивал на этой сделке.

Я невольно коснулась рукой груди. Мое собственное сердце выбивало лихорадочную чечетку.

– Замок Морунген – странное место. – Кланц поджал губы. – Шорохи, призраки, атмосфера старого склепа… Пока я жил там, стал свидетелем нескольких неприятных происшествий. Пропали какие-то дети, их долго искали и не нашли. Этот замок словно языческий идол, что требует жертв! Слуги косились на меня и отказывались убирать мои комнаты. Видите ли, я не прекращал опытов – использовал собак, голубей и лис – поэтому меня боялись и при встрече плевали через левое плечо. Мое имя стали вплетать в страшные легенды замка Морунген. Барон уже и сам жалел, что пригласил меня, и мечтал выставить вон неудобного гостя. Август был единственным, кто меня не чурался. Он помогал мне, без конца расспрашивал, брал мои книги. Честолюбивый, волевой мальчик, лишенный предрассудков. Упорно и без жалости идущий к своей цели – как и я.

– Да, он такой, – пробормотала я.

– Мы были похожи, я привязался к нему. Август всегда был белой вороной среди обитателей замка. Его мать – суеверная богомолка, недовольная собственной участью, мужем и сыном, которого она не понимала и, пожалуй, побаивалась. Отец – человек грубоватый, не способный на проявление добрых чувств. Он колотил сына, вы знаете? Но Август любил его, и когда отец заболел, стал искать средства на его лечение. А еще он мечтал вырваться из вашего, простите, лесного болота. Август хотел большего и знал, на что способен. Ему было известно, к чему я стремлюсь. И вот однажды он пришел ко мне и вызвался стать участником моего смелого эксперимента. Я не сразу согласился. Но он настаивал. Он сказал прямо: «Мне нужны деньги. Много денег. Я готов продать вам свое сердце, мэтр Кланц».

Я завороженно слушала Кланца и представляла Августа – мальчишку, которым он когда-то был. Черноволосого, высокого, крепко сбитого, с серьезным и угрюмым взглядом. Вспыльчивого, но рано научившегося владеть собой. Любящего своего отца и мечтающего надеть мундир и покорить мир.

– Что ж, долго уговаривать меня не пришлось. Август прекрасно подходил для моих целей. Он был молод, исключительно здоров. И однажды, хмурым дождливым днем, после необходимой подготовки, я погрузил Августа в магнетический транс и выполнил эту операцию.

Она прошла успешно – вы видели. Спустя лишь неделю Август был уже на ногах. Мы подправили энергетическую реплику его организма, поэтому он стал крепче других людей. Я не сделал сверхчеловека, еще нет, до этого далеко! – но его ждала долгая жизнь без болезней, от которых страдает большинство.

– Вы знаете, что он не погрузился полностью в магнетический транс и чувствовал, как вы его… кромсаете? – спросила я с усилием.

У меня сердце сжималось в груди, волоски на затылке встали дыбом. Рассказ Кланца был страшен в своей простоте и правдивости.

– Да, – помрачнел он. – Операция не обошлась без последствий. Август долго привыкал к боли, которая отныне стала его постоянным спутником. Но он поразил меня своим терпением и мужеством. Не каждый на это способен.

– Боль стала его постоянным спутником? – переспросила я.

– Да, – Кланц глянул на меня с недоумением. – Из-за какого-то дефекта в моем изобретении или в эфирной реплике он постоянно чувствует боль в груди. Она не влияет на работу механизма и не представляет угрозы. Не знаю, насколько она сильна. Август говорил, боль терпима. Он научился с ней жить. Описывал ее так: будто шестеренка с острыми зубцами постоянно проворачивается у него в груди, щелкает на три такта, и он чувствует ее движение. Разве он вам не рассказал? Вы же следили за его механическим сердцем.

– Да… – медленно сказала я. – Он действительно это упоминал. Он говорил, что боль проходит в моем присутствии.

– Не исключено. Вы со своим даром, как камертон, который настраивает и исправляет допущенные мной неполадки.

Это откровение стало еще одним потрясением. Так Августу нужно лишь мое присутствие. Конечно! Оно избавляет его от боли. Я для него – лекарство. Вот как… Вот в чем причина его интереса ко мне… Вот почему он хотел проводить со мной больше времени.

Я помотала головой, чтобы прийти в себя, и спросила:

– Почему Август отказывается, чтобы вы и дальше помогали ему?

– Причина нашей размолвки… Сложно сказать, в чем именно она заключалась. Полагаю, вы уже хорошо изучили Августа. У него железные принципы, несгибаемый характер и крутой нрав, который он умело прячет под ледяной коркой. И вы наверняка знаете, что Август избегает любых привязанностей. Действует только в своих интересах. Он не эгоист, как я, но редко учитывает желания других людей, когда ставит перед собой цель.

– Это не совсем так… – вставила я.

Сначала Железный Полковник показался мне именно таким, каким его описал Кланц. Но когда узнала его ближе, увидела другим.

– Я допускаю, что жизнь и перенесенные испытания смягчили Августа, но верится в это с трудом. – Кланц замолчал и подкрутил фитиль в светильнике. Он пристально смотрел на пламя, глаза его затуманились, обратившись в прошлое.

– Август был именно таким в то время, когда я принимал живое участие в его судьбе, и могу предположить, что годы лишь закалили его и сделали еще тверже.

После этих слов старый мастер горько вздохнул.

– Он редко говорит о том, что беспокоит его, поэтому о мотивах разрыва со мной я могу лишь догадываться. Но вот, что он сказал: «Вашим подопытным кроликом я не буду. Вы получили что хотели, и довольно с вас». Мы наговорили друг другу много других неприятных вещей. В те годы я был весьма вспыльчив. Простительно для мальчишки, но непростительно для старого ученого.

– Но что-то заставило его сказать это, не так ли, мэтр Кланц?

– Вы проницательная девушка! Да, разумеется. – В голосе Кланца появились неуверенные нотки, будто он стыдился говорить дальше. Но все же он продолжил.

– Когда я заключил договор с Августом, я предполагал, что смогу и в дальнейшем следить за работой его механического сердца. Использовать полученный опыт, чтобы создавать еще более совершенные протезы для моих клиентов. Первое время все шло, как задумано.

После того как умер его отец, мальчик приехал в столицу. Я поселил его у себя, подсказал, как правильно вложить деньги, помог осуществить его мечту – стать офицером. И я беспрестанно изучал работу механизма, помещенного в живое юношеское тело.

Я написал трактат, взялся за новые разработки. Но все планы пошли прахом, когда Август взбрыкнул и уехал. Я следил за его судьбой издалека, писал ему, умолял вернуться… Не скрою, для этого были у меня и другие причины. Я стал видеть в нем сына, которого у меня никогда не было. Моя привязанность только крепла с годами. Теплилась надежда, что он отвечает мне взаимностью. Увы. Поэт бы сказал… – Кланц усмехнулся, – что железное сердце не трогают мольбы и уговоры. После нашей размолвки – лет десять назад – он пару раз приезжал ко мне на осмотр – из нужды, не по желанию – и был очень холоден и молчалив.

– Странно, – пробормотала я.

– Ничего странного, Майя. Августу нужна свобода. Независимость. В том числе и от меня, его создателя. Он тяготился мной и не одобрял те принципы, которыми я руководствовался в работе. Я не всегда уважал закон и часто прибегал… к недозволенным приемам.

Я же получил хороший урок на старости лет. Когда занимаешься наукой, нужно полностью исключить чувства. Не привязываться к объекту своего исследования, как привязался я. И выбирать более покорный и безвольный объект. Или такой, который полностью разделяет мои устремления. Я привык видеть подобную покорность и увлеченность от жены, и невольно ждал того же от Августа. Так глупо… Мэтр Кланц – старый дурак.

Я покачала головой и постаралась вернуть его к тому, что волновало меня больше, чем муки совести одинокого старика.

– Но вы говорили, что теперь сердце Августа может остановиться в любой момент.

– Верно. После отъезда Августа я продолжал опыты. Хотя это стало труднее после смерти жены, моей верной помощницы. Были эксперименты и до встречи с Августом – на животных и птицах. Потом я пару раз пытался… спасти обреченных людей. И вот что я установил…

Кланц замолчал, нажал на скрытый рычаг – верхняя панель стола раскрылась, как крылья бабочки, выдвинулся потайной ящик, откуда Кланц извлек кипу пожелтевших бумаг и бросил на стол. Он любовно перебрал несколько листов.

– Чертежи и записи Жакемара были неполными. Главная проблема таких протезов в том, что с течением времени симпатические связи между организмом и механизмом ослабевают. И тогда – конец. Жакемар писал о сроке в двадцать лет. Мои подопытные тянули и того меньше. Железное сердце бьется в груди Августа уже семнадцать лет.

– Но что можно сделать?!

– Вы заглядывали в грудную клетку Августа. Вы видели мой механизм и хорошо изучили его.

– Нет, мэтр Кланц. Я не понимаю, как он работает. Я видела лишь часовой механизм с пружиной. Это знакомо. Но остальное – тайна для меня.

– Вы видели кристалл? Это обычный хрусталь, заряженный эфирной аурой… других живых существ. Он помогает укрепить симпатические связи. Но его заряд не вечен.

– Его можно заменить? Восполнить его заряд?

– Вы ловите суть. Скажу откровенно: я не знаю! Он подстраивается под первоначальный энергетический контур тела, замена может иметь катастрофические последствия. Как бы вам это объяснить… Впрочем, вы часовщица, поймете. Что будет, если вместо истертой шестеренки поместить в часы шестеренку от других часов, неподходящую по размеру или с другим количеством зубцов? Механизм пойдет в разнос.

– Да, понимаю.

– Но мастер Жакемар узнал секрет вечной работы механизма! Однако его записей я не нашел, хотя уверен – они в замке Морунген! Жакемар упоминал, что оставил дневники там. Я надеялся найти решение самостоятельно, изучая работу сердца Августа, но глупый мальчишка лишил меня такой возможности.

– Выходит, вы поместили ему в грудь непроверенный механизм? Тот, что не подлежит ремонту в случае поломки?

– Так бывает в науке. Мы нащупываем путь, иногда вслепую.

– Вы рассказали Августу об этом?

– Да. Кхм… потом. Мне показалось, он не поверил. Решил, что это уловка, призванная удержать его. Кроме того, мое опасение все же может быть и ложным.

От злости мне стало жарко.

– Вам нужно было сразу предупредить его о возможных последствиях.

– Не вините меня, Майя. Август знал, на что шел. Я вообще не был уверен, что операция закончится успешно. И это Август тоже знал. Одно дело – собака, которой я заменил кости на железные, а сердце – на механическое. Другое дело – ребенок.

– Пес до сих пор жив. Его зовут Кербер.

– Рад это слышать! Но скажите, Майя… Август сейчас жалеет о том, что заключил со мной тот договор? Я знаю, что эти годы он жил насыщенной и полной жизнью.

– И да, и нет.

Я нехотя повторила те слова, которые Август сказал мне ночью, когда сидел у моей кровати.

Кланц изумился.

– Август не прочь вернуть себе живое сердце? Кто бы мог подумать! Впрочем… – Кланц подался вперед, – это был бы интересный опыт. Я не делал ничего подобного, но уверен: мне бы удалось.

– Вы можете его осуществить? Вернуть Августу его живое сердце?

– Да, – кивнул Кланц и глаза его загорелись немного сумасшедшим огнем.

– Но где вы его возьмете? – спросила я с опаской.

– В той банке, в которую я поместил его семнадцать лет назад. Я умею поддерживать жизнь органов вне тела, вы же сами видели. – Он горделиво кивнул на столик, где шевелился кожаный чехол.

– Сердце Августа росло все эти годы, билось, получало достаточно питания. Оно в отличном состоянии! Здоровое, не изношенное. Хотите на него посмотреть?

Кланц привстал и ткнул пальцем в шкаф с закрытыми деревянными дверцами. К шкафу шли провода и каучуковые трубки.

– Нет! – взвизгнула я. – Пожалуйста, не нужно. Я вам верю.

Старик пожал плечами и сел на место.

– У меня есть изобретенный мной аппарат, который сращивает эфирные токи изъятого органа и живого тела, так что никаких сложностей в приживлении не будет. Ведь это его собственное сердце, не чужое.

Я облизала губы. У меня кружилась голова от обрушившейся информации.

– Вопрос в том, согласится ли Август. Впрочем, у него не будет выбора, если мы не сумеем починить его механическое сердце. И тут, милая, без вашей помощи не обойтись.

– Что нужно сделать?

– Уговорите его встретиться со мной. Забыть обиды и поверить мне. Скажите ему… что мэтр Кланц изменился и полон сожалений.

– Хорошо.

– Вы вернетесь в замок, так?

– Да. Там ожидается прием, который продлится до конца лета.

– Я приеду в замок к этому времени. Постарайтесь, чтобы Август меня не прогнал.

– А если механизм остановится до вашего приезда?

– Не думаю. Полагаю, мы можем не торопиться. Ведь сейчас все хорошо?

– Да, но… – меня кольнуло острое беспокойство. Хотелось бы знать, что сейчас происходит с полковником. Я прислушалась к своему дару, который теперь давал знать о себе постоянно. Даже на таком расстоянии он известит меня, если с Августом беда.

Кланц помаргивал, ожидая, что я скажу. Он понял, почему я замолчала, опустила голову и прижала ладони к лицу…

Далеко-далеко, механическое сердце ровно билось на три такта, этот ритм пульсировал во мне упругими толчками, говорил, что тревожиться нет оснований.

Будем надеяться, что это не каприз фантазии влюбленной девицы.

– Сейчас с Августом все хорошо, – подтвердила я, отнимая ладони от лица.

Кланц издал вздох облегчения.

– И еще попрошу вас о следующем: пока вы живете в замке Морунген, постарайтесь найти недостающие записи Жакемара. Тогда вместо того, чтобы возвращать Августу живое, но такое несовершенное сердце, которое быстро износится, мы бы смогли починить его механический орган. Ищите, исследуйте! У вас есть дар. Вы можете видеть суть механизмов. Моя жена так не умела. Ей открывались только тайны живых. Вы же можете видеть сквозь стены, если постараетесь. Попробуйте. Как знать… – Он лукаво улыбнулся. – Вдруг заодно найдете и сокровища Жакемара. Золото, изумруды – что там еще он спрятал в замке!

– Замок Жакемара – странное место, – призналась я. – Вы видели, сколько там механизмов? Зачем они? В чем их предназначение? И это гигантское железное сердце в лабиринте…

Кланц смутился.

– Я обыскал замок вдоль и поперек. Не опускал глаз ни на секунду. Но считаю, что большинство тех механизмов – просто безделушки. Различные опыты в области пневматики, пиромансии, аквамансии, аэромансии. Гигантское сердце – просто поделка. Скульптура, макет. Он был чудак, этот старый мастер Жакемар. Кукольник. – В голосе Кланца послышалось легкое презрение. – Постоянно отвлекался на всякую ерунду. Метался между наукой и искусством. Как развратник, который не может выбрать лучшую из любовниц. В этом была его слабость. Он был больной человек, со странными идеями. Сам замок Морунген тому подтверждение!

– Да, там все очень мрачное. Скелеты… Пыточное кресло в обеденном зале! Почему Жакемара так привлекала смерть? – я размышляла вслух и не ждала ответа. Но Кланц сказал весомо:

– Все просто. Смерть покрыта тайной. Все, что содержит в себе тайну, вызывает интерес. А что может быть таинственнее смерти, рождения и любви? Три величайших загадки. Но любовь дается не каждому, рождение новой жизни – редкий подарок, тогда как смерть повсюду и в избытке. Возможно, лишь она была доступна Жакемару для изучения. А исследование тайн любви он считал пустой тратой времени. Когда-то и я думал так же. Но жизнь помогла осознать ошибку. Жаль, слишком поздно.

Глава 3 Столичные сплетни

Я дошла до дома тетки, как в тумане. Перед внутренним взором мелькали отблески пламени на медных деталях, мертвая рука беспомощно шевелила пальцами, черные глаза мэтра Кланца, полные страсти и сожаления, горели дьявольским огнем. Я слышала щелчки шестеренок и мерный стук на три такта. От удивительных впечатлений и открытий моя голова словно превратилась в механическую шкатулку, где все пошло вразнобой.

К счастью, мэтр Кланц отправил камердинера проводить гостью. Бартолемос вовремя ухватил меня за локоть металлическими пальцами и не дал шагнуть под колеса кареты, когда я слишком погрузилась в мысли.

Возле дома коммерции советника Холлера камердинер попрощался и ушел, а я поднялась к двери и позвонила. Открыла тетка и начала охать, вздымать руки и ругаться на чем свет стоит. Меня тормошили, расспрашивали, бранили, гладили по голове и целовали.

Понемногу я пришла в себя, стала улыбаться и отбиваться от расспросов. В гостиную, куда принесли чай и пирожные, вошел отец. Я не видела его больше месяца с того самого дня, как сбежала из дома в карете барона фон Морунгена.

Отец не простил моего поступка – это стало понятно сразу. По его чрезмерно ласковым и вежливым речам, и еще по тому, как напряженно он рассматривал меня, когда думал, что я не вижу. Мое сердце горько сжалось. Я не находила в себе прежней любви. Не смогла простить предательства. Может, со временем забудется обида, но сейчас мне было сложно разговаривать с отцом. Пока только и получалось, что улыбаться ему через силу.

Когда я подкрепилась и освежилась, начались разговоры. Отец спрашивал коротко, и, казалось, его совершенно не интересовало, как я провела этот месяц. А вот Берта, моя тетка, не давала мне замолчать ни на миг. Ее очень интересовало все, связанное с бароном. И огорчало, что я прожила в замке холостого мужчины практически без надзора и компаньонки. Мать барона она в расчет не принимала.

– Майя, голубушка… – Тетка обмахнулась надушенным платочком и по-лисьи прищурила рыжие глаза, подбирая правильные слова. – Барон фон Морунген… я понимаю, он мужчина в расцвете лет. Богатый. С большими перспективами. Хоть и из низов. О нем много говорили в столице одно время. Скажи, он… не делал тебе… намеков?

– Каких намеков? – тупо переспросила я, думая о той боли, которую Август постоянно испытывает из-за вращения шестеренок в его груди. Интересно, теперь, когда я уехала, она вернулась? Уже привычно я прислушалась к далекому стуку рядом со своим сердцем. Бьется ровно, на три такта… Чем сейчас занимается Август? Встречается с поверенным или с какой-нибудь хорошенькой дочкой нужного человека, которую ему раздобыл князь?

– Боже, какое же ты еще дитя! – В отчаянии всплеснула руками тетка. – Ты взрослая девушка, Майя. Молодая, красивая. Может… он так привязался к тебе, что захочет жениться? Смотри, на меньшее не соглашайся!

– Нет! – Очнулась я. – Не захочет. К нему скоро приедут гости с дочерями, он будет выбирать невесту.

– Берта, – упрекнул жену коммерции советник Холлер, плешивый, скупой и прямолинейный, – ты даешь волю фантазиям, душечка. Фон Морунген – барон. Военный герой. Если вернется на службу, быстро станет генералом. И пойдет еще дальше. А Майя… при всех ее достоинствах, она ему не пара. Все, на что она может рассчитывать – это стать ненадолго его любовницей. Таким обычно дают место в доме, вроде экономки, чтобы всегда была под рукой.

– Юстас! – Шокировано охнула тетка и погрозила ему пальцем.

– Дружочек, ты уж прости… – дядя нахмурился, – но ты же понимаешь, ее положение у него в доме действительно… кхм… щекотливое. Ей не стоит туда возвращаться. Нужно быстро выдать ее замуж.

– Ты читаешь мои мысли, дружок.

– У Майи есть жених, – деревянным голосом сообщил отец. – Богатый ростовщик. Лео Цингер.

– Ай, Готлиб, ну зачем ей этот деревенский франт! Ростовщик, фу! Мы устроим званый ужин. Я приглашу кого надо. Пусть только девочка не теряется. У мужа в департаменте служит славный молодой человек, очень перспективный, ему прочат большое будущее. И еще один, сын промышленника. Хорош собой, образован, да и состояние у него неплохое.

Я слушала их перепалку и молчала. Женихи, состояния! Званый ужин! Скорей, скорей бы вернуться в Морунген, к его тайнам и его хозяину, подальше от всего этого!

Однако следовало запастись терпением. На послезавтра у меня назначена встреча с доктором Крамером и тем студентом, который готовился сменить меня на посту личного механика барона фон Морунгена. А значит, придется вытерпеть и званый ужин, и знакомство с молодыми людьми.

Назавтра тетка взялась за меня основательно. До обеда таскала по модисткам, пока я не осатанела и не стала соглашаться на все, что она предлагает, лишь бы отделаться. Впрочем, время от времени мелькала тщеславная мысль: вот вернусь в замок Морунген с новым гардеробом, и надену на встречу с полковником… да, хоть вот это платье с открытыми плечами и розочками на рукавах. А когда Август увидит меня в нем, он…

Я вздохнула. Вряд ли все будет именно так, как мечтается.

Званый ужин прошел на удивление приятно. Поначалу я дулась и вела себя, как та деревянная марионетка в доме Кланца, если бы у нее отрезали все нити. То есть, сидела неподвижно и молчала.