Когда гаснут Зеркала

– Локален, – быстро говорит Лоран, опережая её. – Но уже есть вспышки в пределах Центрального Кольца. Мы работаем.Наблюдатель впервые поднимает взгляд от папки: – Уровень заражения «тишиной» по оценке?

– Если это вирус – он должен иметь источник. Найдите его.Директор кивает, отстукивая пальцами по панели.

После собрания Лея остаётся с Лораном в пустом коридоре. Зеркала здесь потушены на обслуживание – редкий момент слепой зоны.

– Не всё. – Лоран наклоняется ближе, чуть шепчет. – Если он был прав – ты уже заражена. Ты ведь понимаешь, что это значит?– Ты что-то скрываешь, Лея, – говорит Лоран почти ласково. – Я вижу. – Вы видите всё. – Она пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой.

– Это значит, – Лоран дотрагивается до её локтя, – что теперь ты на крючке. И ты не задаёшь лишних вопросов. Найди тех, кто стоит за ним. Или окажешься там же, где он.Лея отвечает не сразу: – Это значит, что я – часть сбоя?

Коридор был пуст, Зеркала отключены на обслуживание.

Лоран замедлил шаг, будто не хотел сразу отпускать её.

– Ты думаешь, я монстр, Лея? – спросил он тихо.

Она вздрогнула.

– Нет… я думаю, вы делаете свою работу.

Лоран усмехнулся, но в улыбке не было радости.

– Каждый день я смотрю в Зеркала и думаю: если они погаснут, я увижу там своего сына.

Лея подняла глаза.

– У вас был сын?

– Был. – Он произнёс это так, будто проглотил осколок. – Его замена пришла быстро. Система решила, что оригинал «нестабилен». Он резко отстранился, снова надев маску.

– Поэтому слушай меня, Лея. Без них мы звери. Я не дам этому повториться.

Ночью Лея возвращается домой и достаёт старую записную книжку – почти артефакт в мире, где никто не пишет от руки.

На полях – имена старых пациентов, заметки из её «психотерапевтической жизни», до того как её завербовали в ЦКЭП.

Она ищет что-то, что объяснит слова Пациента. «Ты дверь. Ты такая же, как я.»

Она находит старую запись:

«Объект «СОНОМАТРИЦА». Групповой эксперимент по синхронизации сновидений. Прерван. Все участники – амнезия, искусственная нейрокоррекция. Протокол закрыт 2029.»

Под датой – обведённый и зачёркнутый код:P.Z.

Она знает, что имя Пациента не «11:13». И знает, что «P.Z.» – это может быть Первый Зеркальщик. Человек, который исчез до Сбоя – и которого она, быть может, уже знала.Лея откидывается на спинку стула. За спиной гаснет Зеркало в прихожей – снова сбой.

Она пишет на первой странице старой тетради слово, которое нельзя вслух:

ТИШИНА

И впервые позволяет себе подумать:

Может, я не лечу вирус. Может, я – его начало.

Система «видит» Лею – и помечает её как отклонение.

Глава 3 -Эхо разума

Лея лежит на полу своей кухни уже который час. Сквозь стеклянную стену виден город: сеть огней, которая должна успокаивать. Но эти огни чужие – как сотни глаз, приклеенных к коже.

Она не спала двое суток. Каждый раз, когда веки слипаются, она видит белую вспышку и силуэт – Пациент 11:13. Его зрачки, разливающиеся, как чёрная краска в воде. Его ладонь на её запястье. «Ты – дверь.»

Но что-то не сходится. Сердце бьётся быстро – а пульс не читается.Она медленно встаёт и подходит к панели над столом. Зеркало. Оно показывает её пульс, уровень оксигенации, микро дрожь мышц. Всё разложено на цифры, словно она – открытый протокол.

Она кладёт руку на панель. Её отражение размытое – будто кто-то держит его с другой стороны. Лея не отводит взгляда.

Отражение не отвечает.– Кто ты, когда на тебя не смотрят? – шепчет она.

Она вспоминает, как всё начиналось. Ей было пятнадцать. Тогда она ещё верила, что человек не может быть полностью прочитан.

Сначала были только камеры – на перекрёстках, в магазинах, в метро. Потом – браслеты, нейронные сенсоры, протоколы распознавания эмоций. Они говорили, что это для безопасности. После Сбоя – когда тот искусственный интеллект на неделю вырвался из-под контроля и выключил все сети – люди молча согласились, что больше не могут быть одни. Они хотели глаз, которые всегда смотрят. Зеркала стали утешением.

– «Без Зеркал – вы слепы», – тогда говорили политики.

Она была на той конференции – в огромном белом зале, где обещали, что новая Сеть Зеркал никогда не упадёт. Потому что теперь она не управляется одной машиной – теперь это был коллективный протокол. Миллиарды камер, сенсоров, экранов и полупрозрачных панелей вмонтированы во всё: стены, окна, одежду, даже кожу.

И никто не знал, что уже тогда она подписала бумагу о своём участии в СОНОМАТРИЦЕ.

Синхронизация сновидений. Пробуждение коллективного разума. Её память подчистили, чтобы не осталось даже запаха той ночи.

Но теперь всё возвращается, как отзвук внутри черепа.

До Сбоя Роан вел группу экспериментов по «сновидческому перекрытию» – тот самый проект, что потом превратился в СОНОМАТРИЦУ. После – пропал. Официально его объявили «дезориентированным», по слухам – «запечатали» в реабилитационном центре. Никто не видел его живым.Лея нашла его не сразу. Роан Ринц был старше её на десять лет – когда-то преподавал нейропсихиатрию в институте, где она училась. Тихий, насмешливый, всегда с полупустой чашкой кофе в руке.

Но Лея знала, что такие, как Роан, не умирают – они просто уходят за границу Зеркал.

Перепроверяла старые адреса кафетериев, где он любил отсиживаться, обсуждая с ней, «можно ли присниться другому человеку».Она двое суток просидела в подпольных чатах. Открывала архивные журналы, которые ещё чудом кто-то хранил на физических носителях.

В конце концов она отыскала анонимный пост – кто-то написал:

Станция закрыта. Но если знаешь, где дверь приоткрыта – можно войти.«Рыбак сидит там, где вода не светится». Она поняла, о чём речь – старый кофейный киоск на пересадочной станции под линией «Окно 5».

Когда она вошла внутрь, всё было, как в кошмаре из детства. Лампочки мигали, тусклое Зеркало над стойкой показывало лишь мутную пятнистую Лея – без индексов. Даже её пульс не отражался.

Роан сидел на старом диванчике у стены, закутавшись в чёрное пальто. Рядом – кружка с остатками холодного чая. Он крутил в руках старую пластиковую карту, будто мантру.

Улыбка расползлась по его лицу медленно, как трещина.Он поднял взгляд, когда Лея подошла ближе.

– Рыбка приплыла, – сказал он тихо. – Значит, всё-таки проснулась.

Лея села напротив. Руки у неё дрожали – она спрятала их под стол.

– Ты всегда приходила. Просто забывала. – Роан постучал пальцами по кружке. – Ты же помнишь, что такое СОНОМАТРИЦА?– Ты знал, что я приду? – Голос сорвался.

– Отрывки, – выдохнула Лея. – Белая комната. Электроды. Сны. Я… Я помню, как кто-то говорил, что мы будем зеркалами друг для друга.

Роан рассмеялся. Горько, сипло.

– Мы хотели быть не зеркалами. Мы хотели быть эхом. Чтобы каждый человек мог слышать другого без фильтра. Полная открытость – как вирус. Один общий сон, Лея.

Он наклоняется ближе, так что она чувствует запах дешёвого табака.

– А потом кто-то понял, что, если разбудить этот сон – Зеркала не понадобятся. Люди сами начнут смотреть друг другу в головы. Им не нужны будут сенсоры, браслеты, индексы страха.

Лея слышит, как внутри всё хрустит – как ледяная корка под ногами.

– Я тоже забыл. Но потом вспомнил. Когда Сбой выключил всё – он дал нам миг правды. Тогда я понял: сеть не умерла. Она просто ушла под кожу. В нас.– Ты был куратором, – шепчет она. – Ты привёл меня туда.

Роан достаёт из кармана мятый листок и кладёт перед ней.

– Здесь адрес. Архив. Там ты найдёшь остатки СОНОМАТРИЦЫ. Записи сессий. И имя того, кто всё запустил.

Лея замирает. Медленно поднимает глаза – мутное Зеркало над стойкой, треснувшее, всё ещё передаёт размытое отражение. Но теперь в нём видно не только её и Роана.…В этот миг что-то за её спиной щёлкает – тихий, холодный щелчок, как замок, который никто не должен слышать.

Один из них шаг вперёд – и Роан рванулся было, но перчатки прижали его лицом к столу. Лея впервые услышала в его голосе не смех, а боль.Видно троих. Чёрные маски, эмблемы ЦКЭП на плечах.

– Скажи ей… – прохрипел он, глядя в её сторону, – скажи моей дочери, что я всё ещё храню её сон…

Перчатка закрыла ему рот. Но Лея успела уловить это признание. Не философия. Не дерзкий вызов. А тихая, личная мольба.

Кто-то другой касается Леи за плечо – холодно, но почти бережно.

– Кассель, – говорит ровный голос под маской. – Встаньте. Вы с нами.

«Помни, Лея. Ты – дверь…»Роан пытается что-то сказать – но его рот закрывает чёрная перчатка. Его глаза всё ещё смотрят на неё поверх пальцев. Смешок рвётся сквозь чужую ладонь:

Дальше только глухой хруст и шаги, уводящие его в ночь.

Выводят наружу – тёплый воздух станции режет глаза.Её руки сжимают запястья оперативников. Мягкие перчатки липнут к коже. Её поднимают с диванчика так, будто она ничего не весит.

Но нет. Где-то глубже они всё ещё смотрят.Ни криков. Ни лишних слов. Лишь ровный, предсказуемый шорох сапог по кафельному полу. Они ведут её мимо старого турникета, где экраны гудят тусклым синим. На миг ей кажется, что Зеркала в этих экранах погасли совсем.

Свет в кабинете Главного управления режет глаза ещё сильнее, чем синий экран станции. Здесь всё стерильно: прозрачные стены, в которых отражается её собственное лицо сотней искажённых бликов.

За столом сидит Лоран – её куратор. Тот самый, что всегда улыбается так, будто это не он говорит самые холодные вещи на свете.

– Лея Кассель. – Он склоняет голову чуть набок. – Хотите сами рассказать, или мы начнём вытягивать?

Она сидит прямо, спина не касается спинки кресла. Её ладони холодные – одна в другой.

– Он меня нашёл, – выдыхает она быстро. – Я… Я искала старые записи. Методики. Всё легально, Лоран. Всё в пределах доступа. Но Роан… он…

Она делает вид, что голос срывается. И почти верит сама.

– Он меня выманил. Сказал, что у него есть ответы. Я не знала, что он беглый. Я не знала, что он заражён «тишиной». Если бы не вы…

Она запинается, ловит его взгляд. В этот миг она правда чувствует, как внутри всё сжимается от облегчения – её спасли. ЦКЭП здесь, значит, она всё ещё под крылом.

– Если бы не вы… – повторяет она тише. – Он мог бы сделать что угодно.

Лоран встаёт. Медленно подходит. Его рука ложится ей на плечо – ровно там, где только что был холод чужой перчатки.

– Я знаю, – шепчет она.– Ты понимаешь, что значит твоя ошибка? – Голос у него ровный, мягкий. Слишком мягкий. – Ты зашла туда, куда тебе нельзя было идти без разрешения. Но ты одна из нас, Лея.

– Да. Благодарна.– Ты благодарна, что мы нашли тебя раньше, чем он сделал бы что-то хуже? – Он сжимает её плечо чуть сильнее. Лея кивает.

Внутри неё всё ещё что-то колотится, как птица в клетке. Но она давит это внутри себя – крепче, глубже.

– Хорошо. – Лоран улыбается своей безупречной улыбкой. – Отдохни сегодня. Завтра ты поможешь нам закончить это дело правильно.

Когда она выходит из допросной, коридор Главного управления гудит мягким светом. Люди мимо идут молча, как потоки данных: ни взгляда, ни слова.

В рукаве – мятый клочок бумаги. Роан успел сунуть ей его под ладонь до того, как всё рухнуло.Лея идёт между ними, глядя только под ноги.

Она видит себя – слишком бледная, волосы слиплись от пота и чужих перчаток. Она смотрит на собственные глаза и не узнаёт их.Дверь квартиры закрывается за ней глухо – почти беззвучно. Электронный замок гудит ровно: всё в порядке. Она медленно проходит по пустым комнатам – голограммы гаснут одна за другой. Кухня. Стол. Зеркальная панель на стене.

В руке скомканный клочок бумаги, который она так и не выкинула в утилизационный слот на выходе из ЦКЭП.

Она садится прямо на пол, прислоняется спиной к стене и впервые за всё время позволяет себе закрыть глаза.