Первокурсница. Городская легенда

Алиса Фредриксон

Первокурсница. Городская легенда

Глава 1 Бес в метро и Ангел у вокзала

– Ну, где же Ленка-бабушка? Ну, сколько её ещё ждать? – нетерпеливо топталась на платформе метро Маша, теребя за рукав подругу Женьку.

– Не знаю Маш. Она обещала, быть здесь, к восьми, – нервно бросила в ответ Женя.

– Мы, уже полчаса её ждём. Ну, сколько можно, – стала капризничать Маша. Она почти не спала сегодня, и с утра ещё ничего не ела. А позади промчался учебный день в универе и дополнительные само занятия по музеям, после. Хотелось спать, есть и уж точно никого ни ждать.

– Ну, а я что сделаю Маш? Сказала, придёт, значит придёт, – утвердительно прицокнула Женя, оглядываясь по сторонам, ища глазами Ленку. Которую, подруги называли бабушкой, за любовь попричитать и поохать.

Вместо Ленки к ним вдруг подошёл высокий мужчина. Не полный, но плотный, в тёмно-коричневой, кожаной куртке, тёмно-синих джинсах, на ногах не по зимней погоде щегольские, носатые туфли, начищенные до блеска. Густая курчавая борода обрамляет мясистое лицо с широким носом, на такой же курчавой голове. Крупные, миндалевидные глаза, масляно светятся за чёрными, частыми ресницами. Полные губы растянуты в хищную улыбку. Зыркнув заговорщицки на Женьку, мужчина подошёл в плотную к Маше и глядя в упор, ей в глаза, стихотворно заговорил:

А помнишь бурю в заливе Венеда?

Свайгон, адмирал там победы держал.

Варворд осминогий хотел взять державу,

Но в битве полёг, город снов проиграл…

Не дав странному мужику договорить, Женька схватила Машку за руку и побежала, по пути выхватив из толпы Ленку-бабушку. Мужчина не отставал.

– Погоди. Постой… – кричал мужчина, размахивая рукой, как в приветствии.

Но девушки и не думали останавливаться. Забежав в подошедший поезд, помчались из вагона в вагон, и перед самым его отбытием выскочили на платформу. Мужчина за ними не успел, выглядывая их через окно поезда. По его лицу было видно, он не расстроился. Растянув улыбку хищным смайликом, помахал на прощание рукой.

– Псих какой-то, – буркнула Женя, – Машкен, а ты тоже, курица. Встала, как вкопанная, рот открыла. Маш, ну, где твой инстинкт самосохранения? Мало ли зачем он подошёл. И эти безумные стихи. Что он там басил? Ох!

– Да, ладно Жень, стихи, кстати, забавные были. Венеда, осьминоги. И мужик вроде не агрессивный, улыбался…

– Улыбался он, как маньяк, Маш. И руки в карманах держал. Вот что там у него в кармашках было? То-то же, не знаешь. Может, там нож в ладони зажат был или платок с фимиамом. Или чем там наивных дев с периферии дурманят. Маш будь бдительной, умоляю. Вот, делать больше нечего, как за тебя переживать.

– Ой, девочки мои, а что произошло-то? Маньяк на Марьку напал что-ли? Ой, беда, беда. Что-ж творится-то? – затараторила Ленка-бабушка.

– Да, не переживай Лен. Псих, какой-то подошёл и начал Машку стихами зомбировать. А она и размякла, уши развесила и поплыла дуриндосей. Хорошо у меня реакция срабатывает на таких, как этот персонаж. Улыбался он… А как за нами бежал след в след, тебя это не насторожило, Маш? Самый натуральный маньяк и точка.

– Ладно, не закипай. Убежали от него и хорошо. Вряд ли ещё его увидим. Не на острове же живём. Город большой, – стала успокаивать Женьку Мария.

– Ох! Девоньки мои, приключенческие. Бывает же-ш. Ладно, забыли. Маш, ну я договорилась на счёт тебя с сестрой. Можешь пожить у неё, пока она в отъезде будет. Ты главное о её коте позаботься и уют наведи. Там ведь берлога, берлогой. И живи пока она не приедет. Пару-тройку дней у тебя есть, на то, чтобы себе жильё подыскать. Значит, расписание прибытие-отбытие поездов на вокзале посмотришь. Выходить на станции Разлив. Там по карте посмотришь куда идти, я адрес тебе записала. Вот карта кстати, – Лена протянула Марии сложенную втрое карту Ленобласти.

– Спасибо Лен, ты очень выручила, – поблагодарила Лену, Мария.

– Да, на здоровье Маш. Аллины друзья, мои друзья, – улыбнулась в ответ Лена.

– Да, кстати по поводу Аллы. Маш, в среду у меня собираемся. Ладка и Маринка придут, подучим танец, да подумаем над костюмами. Алла нас в своём выступлении, на подтанцовку поставила. Так, что на пятницу и субботу, ничего не планируй.

– Хорошо, Жень, – покорно кивнула Мария.

– Лен, слушай, дай номер телефона сестры Алле, она с Машей хочет о чем-то поговорить.

– Хорошо, как до дома доберусь позвоню ей. Передам, что с Марькой, все в порядке и номер продиктую.

– Вот, и славно! Машуль, утром, как проснёшься, набери меня, я у Кэшевой мамы буду. Всё, девчонки, я побежала. Кэш ждёт, едем к его маме сегодня с ночёвкой. Надо помочь ей с перестановкой. Завтра, с утра и целый день будем мебель тягать, – тараторя, расцеловала подружек Женя

– Сил вам и вдохновения, с Кэшем. Я тоже побегу, сегодня и завтра, моя очередь с мелким нянчиться. Машуля, Томочке приветы, – обняла Машу, Ленка.

Попрощавшись с подругами, Маша поехала на Старую Деревню, там, на вокзале купила билет до Разлива.

На платформе холодина. Как ни укутывайся, сквозняки всё равно находят лазейку и на радостях, запускают в неё неистовый табун стремительных, беспощадно жалящих мурашек. Машка попыталась расслабить мышцы. Этот способ помогал усмирить мурашки и не так сильно, ощущать колючий холод. Но только Машка, прогоняла один табун, как резкий порыв ветра, пригонял следующий.

Наконец-то подошёл поезд. Машка благословенно прислонилась на спинку сидения в вагоне. Пусть он и продувается со всех сторон, всё же здесь теплей, чем на улице. Машку стало клонить в сон. Она попыталась отогнать дрёму, вглядываясь в призрачный пейзаж за окном. Фонарям, время от времени, мелькающим вспышкой света, по пути следования поезда, всё-таки удалось усыпить Марию.

– Конечная. Просыпаемся. Выходим, – голос вагоновожатой воткнулся гвоздём в висок.

– Как, конечная? Проспала свою остановку, – встрепенулась Машка, моментально проснувшись.

– Так, конечная. Всё, поезд дальше не идёт, – отрезала вагоновожатый.

– А, когда следующий, обратно в Питер пойдёт? – заволновалась Маша.

– Буквально, через несколько минут. Если поторопишься, успеешь, – кивнула вагоновожатая на поезд за окном.

Машка бегом помчалась туда, куда указала вагоновожатая. Выпрыгнув с поезда, сиганула с платформы и моментально увязла в сугробе. Снег тут же плотно набился в невысокие ботинки Марии. Не обращая внимание на озноб и тающий в ботинках, от тепла ступней, снег, Мария почти влетела в соседний поезд.

– Бррр, успела. Ну и морозина. Ладно, главное на поезд успела. Лишь бы контролёр не появился. Билет-то обратно, не купила. Ох! Ничего, скоро буду у Ленкиной сестры, а там и отогреюсь, и поем, и сладко посплю, – расслабленно думала Мария, вытряхивая снег из ботинок. Поменяв промокшие носки, на новые, тут же снова уснула.

Так, она проспала свою остановку три раза. На третий всё-таки успела сойти с поезда в Сестрорецке. И это был последний поезд на этот день. Следующий придёт только утром.

– И, что теперь? Куда идти? Ладно, не стоять же на месте, пойду в сторону Санкт Петербурга.

От тусклого света фонарей, прочитать названия улиц на Ленкиной карте, было невозможно. В сумраке, буквы выстраивались безмолвным пунктиром. Машка решилась доверится памяти, она была однажды в гостях у Лениной сестры. Хорошо помнила дом, где она жила. Но было, одно большое но, это был день и ранняя осень, а сейчас вовсю разгулялась зима, да и сгустившиеся сумерки обезличили дома, дороги, да и всё вокруг с тех пор и сейчас изменилось.

Машка долго бродила во тьме. Нужный дом, словно прятался от Машки, а дорожки, по которым она ступала, путались, сворачиваясь и разворачиваясь, как им вздумается. Людей у кого бы можно было спросить дорогу, на пустынных, полночных улицах не было. Выбившись из сил, Машка побрела на станцию Разлив, мимо которой проходила не раз, в эту полночь. Там у вокзала, лавочки, хоть чуток посидеть на них, дать ногам отдохнуть, а там дальше двигаться на поиски дома.

Только Маша присела на одну из лавок, как из-за угла вокзала показалась женщина, средних лет. Замотанная с ног до головы в платки; и на голове, и на плечах, и вокруг пояса. Светлая, болоньевая куртка, ниже колен, из-под которой воланчиком топорщится юбка до пола, невнятного цвета. Стоптанные, морщинистые полусапожки на ногах. В обеих руках пакеты с пустой тарой. Не меньше двух в каждой руке. Женщина неторопливо прохаживалась по площадке у вокзала, набивая свои пакеты пустыми бутылками. В какой-то момент она поравнялась с Марией. Оглушённая морозом Машка, безмолвно уставилась на неё.

– Вот, эта ночка. Морозно, свежо, сил сразу столько прибавилось, что и слов не подобрать, – вдруг завела беседу женщина, – я тут с восьми вечера хожу. Вот смотри, сколько пустой тары собрала, да привокзальную площадь прибрала. Всё в плюс. А утром схожу, сдам их, какая никакая копейка будет. Сыну сладкого куплю. Он у меня сладкоежка, дома сейчас, в Питере. Приболел, не ходячий совсем, а так бы со мной точно поехал. Я вот, который год, как темнеть начинает, сразу сюда, в Разлив, для равновесия приезжаю. Над Санкт Петербургом, ведь, знаешь-не знаешь, тёмная сила весит. Ещё со времён первой битвы света и тьмы. Вот мы посланники света и сдерживаем её, темноту-то. Чтоб людей и город не поглотила. По мимо меня ещё четверо светлых, равновесие держат. Трое, как я по сторонам Санкт Петербурга, вахту ночную несут, а один в центре города. Я единственная на улице тьму сторожу, остальные у себя по домам. Темнота тому виной. Мы же с сыном должны были здесь в Разливе жить, после катастрофы на родине. Квартиру долго ждали, а как очередь подошла, выяснилось, что нашу квартиру уже, кто-то занял. Но мы не отчаиваемся. Светлые силы нам помогают, вот адвоката мне послали. Бесплатного. Он сейчас решает вопрос с нашей квартирой. А я не ропщу. Как мне было предсказано, светлую вахту несу. Хочешь со мной, вместе? Может неспроста мы с тобой встретились сегодня. Походим, до утра, Питер посторожим. Как вокзал откроется, кипятка в буфете попросим, чай в пакетиках с собой есть. А тару сдадим, так и сладкой сдобы к чаю возьмём. Что скажешь?

Машка, стуча зубами от холода, прошелестела, что-то невнятное в ответ, а женщина, страж света, продолжила свой эпический рассказ про битву добра и зла, что незримо творилась с наступлением ночи, над Санкт Петербургом.

– Вот, эта точка света, здесь в Разливе находится. А я её страж. Такая моя судьба.

Дав договорить женщине, так как перебивать её, Машке было неудобно, а её рассказ и, правда заворожил и заставил забыть на мгновение о холоде. Наконец, спросила, не знает ли женщина, где находится нужный Машке дом.

– Нет. К сожалению, не знаю, – покачала головой женщина.

Машка сразу потухла и снова стала мёрзнуть. Женщина-же продолжила агитировать Машку, встать на силу добра. Видя, что Мария вяло, реагирует на её притчи, женщина вдруг поменяла своё мнение о знании местности:

– Погоди. Слушай, так дом твой, тут за углом. Точно, недавно там проходила. Вот за вокзал заворачивай, а там тропинка, ты по ней иди, иди, никуда не сворачивай и она тебя прямо к дому нужному приведёт.

– Что, правда? Вот спасибо, – обрадовалась Маша.

– На здоровье! Приятно было поговорить с тобой. И смотри, хочешь Санкт Петербургу помочь, приезжай сюда в ночь. Точку света сторожить. За мной ведь тьма ходит, вдруг чего. За место меня будешь.

– Спасибо вам, ещё раз. Обязательно подумаю, над вашим предложением, – поблагодарила Маша и перебарывая дрожь в замёрзших ногах, устремилась к дому Ленкиной сестры.

– Ну, ты даёшь, Мария. Я уже раз десять выходила тебя встречать, а тебя всё нет и нет. Уже думала, не случилось ли чего, – встретила её встревоженная сестра Лены, Тамара.

– Ой, Том! Сегодня был странный вечер, и странные люди встречались на пути. Бес поэт в метро и здесь, в Разливе, продроглый воин света. Ставь скорее чай, Тамара, и я тебе всё расскажу, – устало прошептала Мария, – и вот, в термос тоже, чаю завари, надо этой женщине отнести, без нее бы, так и плутала до утра.

– Какой, ещё, женщине? – нахмурилась Тома.

– Ну, воину света. Дай, передохнуть пару секунд, и всё, узнаешь. Эхь.

Услышав историю воительницы с тьмой, Тома истово крестясь, оставила Марию отогреваться, отдыхать, а сама помчалась на поиски удивительной женщины. С которой, спустя мгновения вернулась обратно, с жаром обсуждая битву света и тьмы. Нет-нет, бросая удивленный взгляд на Машу, тихонько приговаривая, – Ох! Мария, Маша, Машенька. Сама Богородица тебя, к нам привела. Эх, да, да.

Маша, засоловев, от тепла, уютного гостеприимства и усталости за день, незаметно для себя уснула. Оставив Тому с новой подругой, по интересам и принципам.

А утром обнаружила, записку от Тамары с просьбами и указаниями, что и как в её обители, можно и нельзя. Где, что лежит и куда звонить, если вдруг что случится. Благодарности за знакомство с интересным человеком и добрые напутствия, на дальнейшую учёбу. А так же образок Богородицы, от новой знакомой воительницы, с пожеланиями Мира и Добра.

Глава 2 Кэш, Стэп и Поля Словесности

…Не звенит комар, овод не жужжит, тишина вокруг, воздух не дрожит, словно дух дарымский весь поистратился, и живое всё здесь повымерло. Постояв в тиши, птицы Накии, посмотрев на то, что так грохнуло, молча ввысь, ушли и до города, там решать,…как быть и что делать-то… что делать-то… делать то… то… то…

Вместе с вырванным из уха наушником, все чудесные краски, окружавшие Кэша в полудрёме видения, стали блекнуть, сереть, свернувшись калейдоскопом, втянулись в точку, растаяли. Вместо них, в с трудом открытые, прищуренные глаза Кэша ударил яркий свет электропоезда метро. Кэш снова зажмурился и услышал громкий голос:

– Эй. Парень. Просыпайся, конечная. И давай домой иди уже. Ну, честное слово надоел ты мне. Целый день тебя с поезда снимаю. А ты снова тут, как тут. Ау, парень? Вставай, давай, просыпайся.

– Что? Конечная? Чего? – Кэш с трудом попытался открыть глаза, но от яркого света быстро зажмурился.

– Чего, чего, конечная, говорю. Выходи, давай, – стал торопить вагоновожатый.

– Как конечная? Я же только в Девяткино в вагон зашёл. День был.

– Был, да на закате сплыл. Ладно, поднимайся, поезд сейчас в депо уходит.

– Блин. Мне же за квартиру заплатить надо было. Внести первый взнос за аренду и кредит погасить, – сокрушённо промямлил Кэш.

– Эх, парень, у нас, у всех кредит сейчас. Поработал, получил, заплатил, отдал. Только, глаза прикроешь, а, уже труба зовёт. Так, и живём. Понимаю. Сочувствую.

– А, где я? Какая, это станция? – задал вопрос Кэш.

– Ветеранов это. И, вот совет тебе, поменьше пей всякой дряни. А, лучше бросай, это дело, совсем. Или, раз так надо, то бери самое лучшее, проверенное, и главное в меру, в удовольствия меру. И, вот увидишь, пойдут сплошные плюсы, вместо минусов. Голова ясная, да, и пожить успеваешь. Мы, вот, с супругой решили, пока ипотеку выплачиваем, съездить мир посмотреть, всё равно, в ближайшие годы, позволить не сможем, так, пусть мир сам будет, в гости к нам. Сегодня перед сном, например, три часа Венгрии, фильм тамошний, какой подберём, и что-то из блюд венгерских приготовим. Плюс, жена народные венгерские костюмы подготовила. Красота! Будапетшская ночь, марципан, гуляш, Уникум, – зарумянился мужик, предвкушая, -Ладно, парень, желаю тебе успехов с кредитом. День долгим был, да, вот ночь бы ещё растянуть, – подмигнул Кэшу и бодро зашагал в сторону лестницы к турникету.

– Позер нашёлся, советчик не прошенный. Но, как-же так вышло? Только, ведь, в поезд зашёл, и вот конечная. Чтоб его. Мне же на Ломоносовскую надо было. Аренду оплатить. Хозяйка квартиры, наверное, весь день прождала. Женька расстроится, – Кэш склонил голову набок, всё ещё жмурясь, щёки и уши полыхают огнём от внезапно нахлынувшего стресса. Проверил телефон. Так и есть, хозяйка квартиры звонила, и не раз. Краска паники и отчаяния, залила всё лицо Кэша, и плавно перешла в шею.

– Женька, Женёк, любимая. Что ей теперь говорить? Снова подвёл, опять незнамо, где профилонил. Да, ядрён батона булки, что-же так водит-то меня проклятое болото.

Кэш постоял ещё, чуть сгорбившись под тяжестью наваливающейся глыбой безысходности, разогнулся, выгнулся, пошёл не торопливо к лестнице, на выход.

Шёл не торопясь, домой идти совсем не хотелось. Там мама, скорее всего не спит, ждёт его. Снова будет смотреть с немым укором, мол, эх ты, голова окаянная, да ну, что с тебя взять, весь ведь в папашку. Тот тоже гол, как сокол, полетал, попархал, да всё попусту. Молча укорять будет, лучше бы ругалась.

А там и Женя его, наверное, как и мать, молчаливо, беззвучно в уголку слёзы льёт. Как же он боялся этих слёз, корил потом себя, заснуть не мог, плескался в отчаянии. Да, а разве он виноват, что так в его жизни происходит. Разве не хочет им помочь? Всё для них делает, живёт, работает, любит их больше света, старается. Но вот чтоб не делал, всё через пень-корягу, словно морок кто навёл, словно тень его над ним потешается, водит кругами, туманит.

Эх! А ведь так хорошо сегодня день начался.

– Инокеша, вставай. Давай моряк, с печки быстро бряк и иди завтракать. У меня для тебя поручение, ценное задание есть.

– Корабельщики в ответ, мы объездили весь свет, притомились, подустали. Всё мамуль, проснулись. Встали… Ох! Эх! Мам, я сегодня еду за квартиру первый взнос отдавать. Завтра с Женей переезжать будем. Какое ещё задание? – зевнул Кэш.

– Успеется. Сначала мою просьбу выполни, а потом и своими делами займешься. Хорошо?

– Хорошо, капитан Н-мамо, ладно. Ты здесь главный на лодке. Что нужно сделать. Рассказывай.

– На вот, смотри, лодочник, квитанцию на бандероль принесли, почему-то на наш адрес. Не на новую квартиру. Адрес почты-то новодевяткинский. Но на твоё имя. Странно. Ты давай съезди в Тридевяткино, деньги у наших жильцов заберёшь, квиточки незабудь взять, да заодно сходи на почту тамошнюю, разберись, посмотри что прислали.

– Ну, мам. Я хотел, до встречи с хозяйкой квартиры, в центре прогуляться. Вдохновения нахватить.

– А, ты в Тридевяткино, погуляй. Свежим воздухом подышишь, походишь и вдохновишься заодно. Нахватить, что ещё за слово такое? Выдумаешь тоже. Давай сын, подымайся, да пойдём за стол. А, там скоро съездишь, скоро вернёшься.

– А, Женя где? – спросил Кэш, взяв в руки гитару, насобирал душой лирический мотив.

– А, Женька твоя, с час назад упорхала. Тоже, говорит за вдохновением, с подругами в Эрмитадж подалась. Там выставка новая, интересная проходит. Что-то привозное. Вот, так, вдохновлённые вы мои. Смешные, хорошие, бестолочи только. Ну, да ладно. Лишь бы здоровые были. Живые, – мягко проворчала мама, посмотрела в окно на клубящиеся облака, улыбнулась чему-то своему, сокровенному, пошла, ворковать над завтраком.

День был солнечный, облака красиво кучерявились, под ласковой рукой тёплого ветра, прилетевшего в Санкт Петербург с южных земель. Тут и там о чём-то важном сварились маленькие, черноголовые, серошеии галки. Неспешно, лениво шумел утренний город.

Доехав на метро до Девяткино, Кэш решил не брать маршрутку, а пройтись пешком до деревни. Где, год назад наконец-то достроилась их с мамой новая квартира. Получив ключи на руки, на семейном совете, было решено, квартиру сдавать. Кэш, конечно, думал о том, чтобы самому переехать сюда вместе с Женей. Но спорить не стал, ведь основную часть квартиры оплатил отчим, стало быть, ему и решать. Тем более Женька, любившая всё делить пополам на равных, ещё загодя предложила для начала совместными усилиями снять квартиру, пожить, посмотреть, как получится. Навсегда ли их отношения, подходят ли друг другу. А там уже решится по-настоящему жить вместе, может даже взять ипотеку.

Кэш не спешил. С квартирантами созвонился ещё из дома, предупредил, что будет у них в районе часа. Поэтому неторопливо наслаждался прогулкой. Постоял на мосту, на Главной. По краям заросшего кустарником и травой берега редкие, частные домики. Заворожённо смотрел на бегущую воду, помечтал о том, как будут с Женей обживать первое совместное гнёздышко. Задумался, что же понадобится докупить для комфортного быта. Чем же таким вкусным угостить друзей сослуживцев и Женькиных подружек, которые обязательно нагрянут поздравить с новосельем. Надо бы составить меню, посоветоваться с Женей, что приготовить. Достал из кармана кольцо, семейную реликвию, которое мама торжественно вручила ему, как только он сообщил, что решил съехаться с Женей. Стал представлять, как удивится и обрадуется Женька, когда он предложит ей выйти за него замуж, прямо в разгар застолья, как радостно хором загогочут, как взорвутся поздравлениями их друзья. На долю секунды за переживал, а вдруг Женька не согласиться. Отогнал поскорей эту мысль. Конечно, согласится, ведь они уже не много, не мало, третий год вместе. Чего только не происходило за это время, а она рядом, прощает его, за иногда бестолковость, за промахи и бывало неудачи, всегда так нежно, бережно обнимает, чувствуется, любит его. А он горячо, несомненно, безусловно любит её. Дорожит ею. Вспомнил их первое знакомство, осень в тот момент, уже окрасила листву багрянцем, и вдоволь наигравшись с цветовой палитрой, восторженно сбивала особенно яркие листики порывистым ветром и мелким, точечным дождём. Кэш зарделся румянцем, вспомнив, как стеснялся подойти, в парке Победы, к Жене, окружённой стайкой подружек, на высоких каблуках, в воздушных платьицах, под приталенными пальто. Они, быть может, и выглядели ярче, даже красивей и интересней, чем его задумчивая Женька в простеньких джинсиках, вязаном кардигане и кедах, но он с первого взгляда на неё, понял, что, вот она его судьба. Что, только с ней он хочет познакомиться. Что, его тянет к ней. Только её, он хочет кружить в объятиях. Не отпускать. Держа её за руку, подпевать в унисон мелодиям уличных музыкантов. Стать для неё опорой, быть для неё всем. Целовать её. Гладить её красивые, блестящие, жгуче рыжие локоны, так ярко, благородно, подсвеченные молодой осенью. Слушать её, чтобы она не произносила и даже просто смотреть, любуясь. Женька, такая родная, такая его. Подумал, что не плохо бы после переезда, съездить на дачу с Женей, только вдвоём. Искупаться напоследок лета в озере, нажарить ароматного шашлыка на берегу, запечь в фольге последнюю в этом сезоне молодую картошку. Поваляться вдоволь в траве, поиграть с божьей коровкой, поискать четырёхлистный клевер, по загадывать желаний до следующей тёплой поры, вечерком попариться в баньке, а перед сном посчитать звёзды на низком, загородном небе, тихо радуясь уютному счастью быть вместе. Вот, там-то, а не новоселье он вручит Женьке кольцо и душу, а сердце его и так у неё. Точно! И как вовремя вспомнил о том, что Женя не любит быть в центре внимания. Напугается ещё. А в уютной приватной обстановке точно оценит момент его признаний, и уважит его предложение. Решено. Кэш улыбнулся этой идее, эхово повздыхал, бросил монет в воду, на удачу с хорошей погодой, побрёл в сторону дома, всё ещё мысленно полируя, жемчужа до счастливого, идеального, яркого блеска мечты об их с Женей совместном, прекрасном будущем.

По быстрому забрав, у квартирантов месячную плату за жильё, и квитки за коммунальные услуги, отправился на почту. Которая почему-то находилась в жилом доме, на первом этаже в одной из квартир. На длинной, колченогой лавке плотно сидит местный народ. В пол шёпота гудит ульем, работягами, пчёлками. Очередь почти не двигается, а люди всё идут и идут, заполняя собой весь узкий коридор. Где-то впереди заплакал ребёнок, рядом с Кэшем цокнула в негодовании грузная бабка, чертыхнулся усталый мужик, стоящий в самом углу, сонный полушёпот толпы стал перерастать в недовольный галдёж, атмосфера начала накаляться. Заголосила заполошная тётка.

–Да, что-ж это такое? Зачем вы ребёнка с собой притащили, тут же дышать нечем, битком набито. Ему же воздуха не хватает. Да что-ж за матери такие пошли, бестолковые. Выведете его на улицу или успокойте. Безобразие, – покраснела в гневе тётка, поправляя широкий, коричневый ободок на седой голове.

– А, вы не указывайте, что мне делать. Я сама себе указ, – сразу нахохлилась мать, приобняв хныкающее дитя.

– Дура баба. Чему тебя твой муж учит, – подал голос мужик из угла.

– Да, кому ваша кобелиная наука сдалась? Тьфу, тоже мне мужик нашёлся, умник. Слово одно, а не мужик, – выпалила за мать, из толпы, ярко накрашенная женщина без возраста, поджав ядовито малиновые губы в негодовании, подняв к потолку глаза, часто хлопая густо подведёнными ресницами. Своего вспоминала.