Загадка поместья «Ливанские кедры»

Но, несмотря на то что план был практически готов, Вивьен не была абсолютно уверена, что у нее все получится. И это ее сильно беспокоило. Пока еще взаимное недовольство месье де Кринье и его дочери носило характер домашнего брюзжания. Но что станет, если кто-то из них не выдержит и наговорит другому массу неприятных слов? Завяжется настоящая ссора с серьезными последствиями. Тетушка своих доходов не имела и жила на содержание, которое ей выдавал Диди. Кстати, довольно щедрое. Но он мог и пересмотреть условия, никто бы не мог ему в этом помешать. При всем своем добродушии и беззаботности он бывал иногда очень решителен. Даже резок. А содержание – единственное оружие, которым он мог отражать нападки. Нет, совсем без средств он бы ее не оставил, что-то бы выдавал. Но сколько? Вивьен не могла ответить на этот вопрос. Она в таком случае, разумеется, не позволила бы тете бедствовать. Но вопрос не в деньгах. Такой поступок тут же стал бы известен в обществе и был бы принят с осуждением. И для Диди это стало бы серьезным ударом по реноме. Леди Алертон раз за разом рассматривала сложившееся положение с разных сторон, но ничего другого придумать не могла. А так хотелось для спокойствия иметь под рукой запасной вариант.

Погода для октября была чудесной – сухой и солнечной. Вивьен оставляла Мари в гостинице и подолгу гуляла с Монти по променаду. Сезон уже закончился, и у моря людей ей встречалось совсем немного. Леди Алертон это радовало, она всегда плохо переносила шумную толпу. Монти носился по пляжу, гоняя чаек, а она медленно брела, погруженная в свои мысли. Когда уставала, заглядывала в кафе и заказывала чашку горячего бельгийского шоколада с ее любимыми вафлями с корицей. Вивьен садилась у окна, пес сворачивался клубком у ее ног, и она снова задумывалась.

А мысли были не радостные. Нет, не о семействе де Кринье. О себе. Потерять близких людей само по себе было очень тяжело. Но что намного хуже, Вивьен осталась практически одна. Конечно, у нее были брат и сестры, были Диди и тетя Катрин, масса дальних родственников. Но каждый жил своей жизнью и прекрасно мог обходиться без нее. Ребенка она родить Роберту не успела, а снова замуж совсем не хотелось. Конечно, теперь у нее была полная свобода, и можно ездить куда угодно, не спрашивая ни у кого на то разрешения. Но сколько это могло продлиться? Год, два, три? А потом? Изо дня в день наносить визиты, танцевать на балах, посещать театр? И это все? Этим леди Алертон и занималась, как только ее начали вывозить в свет. Сперва все казалось новым и безумно увлекательным. Но постепенно блеск высшего общества стал тускнеть. К чему сводилось большинство разговоров? К сплетням, злословию и обсуждению нарядов. Но как это можно терпеть годами, десятилетиями? Это же невообразимо скучно.

Как бы ей хотелось родиться мужчиной. Можно было бы найти себе какое-нибудь достойное занятие. Например, стать врачом, архитектором или географом-первооткрывателем. Как бы это было замечательно! Но все это только мечты, она даже выучиться этому нигде не могла. Леди Алертон иногда негромко вздыхала и снова смотрела на волны, набегающие на пустынный пляж: «У меня много денег и совершенно нечем заняться. Как грустно…»

По вечерам она писала письма знакомым на материке, сообщая о своем приезде. Два года траура по мужу и по отцу лишили ее возможности поездок в Бельгию и Францию. Теперь же она хотела повидаться со всеми как можно скорее. Стивена она на несколько дней отпустила, вряд ли он мог ей понадобиться. Кажется, он случайно встретил в городе старого приятеля, с которым учился в Харроу, и проводил все время с ним, поэтому Вивьен видела его лишь один раз. Он заглянул рассказать о найденном мальчике и его самочувствии. С его слов, вышла совершенно удивительная история. Но леди Алертон его почти не слушала, в этот момент она читала письмо, пересланное ей из Англии. Ее кузина, Полин Сабатье, писала из своего поместья неподалеку от Шамори, что собирается провести там зиму, а Вивьен могла бы приехать к ней погостить.

Леди Алертон это приглашение не показалось заманчивым. Полин она искренне любила. Когда-то давно, всякий раз бывая в Париже, они виделись и с удовольствием проводили время вместе. Но потом Полин вышла замуж за Франсуа Сабатье. Вивьен откровенно не нравился этот человек – надменный, капризный и требовательный, но Полин этого, видимо, не замечала. Он вполне успешно спекулировал на бирже ценными бумагами и был весьма состоятельным человеком, так что брак считался удачным. Глядя на его успех, отец Полин, Эмиль Пиорри, тоже решил улучшить свое финансовое положение. Какое-то время дела у обоих шли очень недурно, но случился биржевой крах, и они потеряли почти все. Для Пиорри это стало страшным ударом. Он лишился средств к существованию, и сердце его не выдержало такого удара. Не прошло и полугода, как он скончался. Семейству Сабатье повезло больше, у них осталось поместье и небольшой участок земли. Но денег с его аренды хватало лишь на то, чтобы вести мало-мальски сносное существование. Со времен биржевого краха прошло не меньше пяти лет, а их дела так и не поправились. Полин и Франсуа отчаянно нуждались в средствах и не скрывали этого. Но что еще хуже, постоянно рассказывали всем о своих бедах. И слушать их было довольно утомительно, и леди Алертон стала стараться избегать частых встреч. Однако категоричный отказ от приглашения мог ее обидеть.

Не поняв из рассказа Стивена ни слова, Вивьен лишь рассеянно покивала и сообщила, что очень рада, раз все обошлось. Ее больше волновал не какой-то мальчик, а это злосчастное приглашение. Она не знала, как поступить, дважды садилась к столу, чтобы написать ответное письмо, но так и не решила, ехать ей или нет. Промаявшись весь вечер, леди Алертон предпочла отложить вопрос на следующий день. Однако, укладываясь в постель, подумала, что непременно заглянет к Полин, но только зимой, когда дела с Дидье будут улажены. Все же ей хотелось с ней повидаться. И обязательно напишет кузине о своих планах навестить ее ближе к Рождеству.

Но утром пришла Мари. Она, как обычно, принесла чашку кофе и сообщила, что месье де Кринье будет ждать ее в холле, чтобы вместе ехать в порт встречать лошадей.

– Что за глупая идея? – нахмурилась Вивьен. – Зачем мне ехать в порт? Тем более в такую рань?

– Не знаю, миледи. Но настроен месье де Кринье решительно. Так и сказал: без вас не поедет.

– Очень странно, – леди Алертон недовольно повела плечами.

Тем не менее она довольно быстро завершила свой туалет и спустилась в холл гостиницы. В одном из кресел сидел Диди. Вид у него был крайне мрачный, что выглядело весьма необычно. Вивьен опустилась в соседнее кресло и подозвала одного из служащих отеля:

– Принесите шампанское.

Тот поклонился и через пару минут вернулся с подносом. Пока служащий разливал шампанское, она молчала. Молчала, и пока Диди медленно пил из своего бокала, смотря отсутствующим взглядом в окно. Но вот щеки его порозовели, а в глазах появился привычный веселый огонек. Только после этого леди Алертон произнесла:

– Много проиграл?

Месье де Кринье на одном дыхании допил остатки шампанского и неопределенно покрутил головой. По одному этому движению она поняла, что намного больше, чем мог себе позволить. Но казалось, этот вопрос стал его волновать значительно меньше, чем четверть часа назад. Диди не стал звать официанта и сам налил себе второй бокал.

– Ты знаешь, как мне поднять настроение, – уже довольно бодро сообщил он.

– Разумеется. Я слишком хорошо тебя знаю.

– Ты страшная женщина, – усмехнулся месье де Кринье и с любовью посмотрел на внучку.

– Сомнительный комплимент, на мой взгляд. Но не буду придираться к словам. Лучше задам простой вопрос. Зачем мне ехать вместе с тобой в порт?

– У меня было скверно на душе. А ты – единственный человек, рядом с которым я всегда чувствую себя хорошо. Вот мне и подумалось, что совместная поездка пойдет мне на пользу. Отвлечет от грустных мыслей.

– Теперь все в порядке, грустных мыслей как не бывало, и я могу вернуться к себе? – с надеждой поинтересовалась Вивьен.

– Ни в коем случае! А вдруг эффект шампанского окажется непродолжительным? – Диди изобразил на лице испуг.

– Так возьми его с собой.

– Отличная мысль! Но ты действуешь на меня намного лучше. К тому же что скажет твоя тетя на такое предложение?

– Но ты же ей не расскажешь?

– Конечно нет… Если ты поедешь со мной.

– Шантаж? – в изумлении леди Алертон вскинула брови.

– Безусловно. Но исключительно во благо моего здоровья, – рассмеялся Дидье и сделал большой глоток. – Не о нем ли ты так рьяно пеклась?

Вивьен невольно рассмеялась вслед за ним. Желание деда ехать вместе было чистым чудачеством. Но отказать ему она была просто не в состоянии.

Лошади прибыли, как и обещала леди Алертон, точно в срок. Когда пароход подошел к причалу и опустили грузовой трап, месье де Кринье встал совсем близко, чтобы не пропустить волнительный момент. Вивьен за ним не последовала. Вокруг сновали грузчики, одни тащили на спине мешки, другие катили бочки. Мимо все время проезжали подводы с тюками и ящиками. Она предпочла остаться в стороне, чтобы ненароком не испачкать платье. И это было весьма предусмотрительно.

Как выяснилось позднее, на том же пароходе перевозили животных для одного из цирков, и клетка с пантерой стояла рядом со стойлами лошадей. Два добронравных тракенена всю дорогу били копытами в перегородки и сильно нервировали кошку, та рычала и бросалась на прутья клетки. В конце путешествия лошади были напуганы настолько, что, когда открыли грузовой трюм и сопровождавшие конюхи стали выводить их наружу, тракенены рванули вперед. Так они и появились на сходнях – с безумными глазами и висящими на поводьях людьми. Те упирались подкованными железом сапогами в деревянный настил, тянули лошадей на себя, но ничего поделать не могли. Тракенены тащили их в гущу толпы на пристани. Первым на их пути, разумеется, оказался месье де Кринье. Тот успел сообразить, что происходит, но оказался недостаточно проворен. От лошади он смог увернуться, но крепкий парень, держащий поводья, задел его плечом.

Диди, скорее всего, упал бы от неожиданного толчка, но за его спиной стояла телега, груженная какими-то мешками. Она и приняла удар тела. В итоге месье де Кринье несильно пострадал, лишь цилиндр свалился с головы и откатился в сторону. Но леди Алертон перепугалась не на шутку. Она невольно вскрикнула и тотчас бросилась любимому деду на помощь. Подбежав, Вивьен убедилась, что все в порядке, и помогла Диди привести костюм в порядок.

В этот момент из толпы вынырнул маленький человечек. Леди Алертон показалось, что это скорее даже подросток. Он кинулся к лошадям, прямо им под копыта. Публика, наблюдавшая происходящее, заволновалась, раздались крики. На них леди Алертон невольно и обернулась. Только поэтому она обратила внимание, что повел себя он несколько странно и, на ее взгляд, очень опасно. Когда тракенены увидели бегущего на них человека, взвились на дыбы. Но, похоже, именно это ему и было надо. Он молниеносно поднырнул под одно из копыт, готовое размозжить ему голову, и прижался к боку животного, развернувшись по ходу его движения. Когда же лошадь опустилась на все четыре ноги, он подпрыгнул, схватил ее за ухо и вывернул его каким-то хитрым образом. Тракенен моментально встал как вкопанный. Убедившись, что его помощь больше не нужна и конюхи надежно держат поводья, он бросился за второй лошадью. С ней было справиться несколько сложнее, поскольку она уже успела врезаться в толпу. Люди метались в разные стороны, но маленький человечек вел себя так, будто, кроме него и тракенена, вокруг больше ничего не существовало. Он обогнул одного из конюхов, вцепился в гриву и одним движением оказался на спине у лошади. После чего точно так же вывернул ей ухо. Лошадь встала, как будто впереди выросла кирпичная стена в десять футов высотой. Удостоверившись, что она не собирается брать препятствие, этот странный человек соскользнул со спины и, ласково похлопывая лошадь по шее, завел с конюхом разговор будто ничего не произошло и они встретились субботним вечером в пабе.

Дидье и Вивьен с восхищением наблюдали за действиями маленького человечка. Больше всего они напоминали какой-то магический трюк. Казалось, еще мгновение, и должна была произойти катастрофа. Но вот одно движение – и все закончилось. При всей своей любви к лошадям и знании их повадок, леди Алертон подобное видела впервые. Она все детство провела на конюшне, и старший грум был ее лучшим приятелем, но вряд ли он знал такой хитрый прием. Невольно родилось восхищение такими удивительными способностями. Вивьен опомнилась первой и тут же поспешила к маленькому человечку, пока тот не скрылся в толпе.

– Благодарю вас, – она протянула ему золотой соверен.

– Не надо, миссис Алертон, – ответил незнакомец с явно американским акцентом.

Вблизи он уже не казался таким юным и вообще производил несколько странное впечатление. Под мешковатой одеждой чувствовались крепкие мышцы, а светлые волосы, выбивавшиеся из-под кепки, в сочетании с прозрачными голубыми глазами навевали мысли о поэме «Гарольд Бесстрашный». Только это был какой-то сильно уменьшенный вариант знаменитого викинга.

– Откуда вы меня знаете? – Рука с монетой невольно дернулась назад. – И почему отказываетесь от вознаграждения?

– Вы помогли мне. Я вернул вам долг.

– Ничего не понимаю. – Вивьен с недоумением уставилась на него и даже отступила на полшага на всякий случай.

– Пару дней назад ваш приятель, Хейворд, принес меня в гостиницу и вызвал доктора. – Человек снял кепку и продемонстрировал часть выбритой головы, где красовался двухдюймовый шрам. Затем расстегнул куртку, поднял не очень свежую рубашку и показал еще один, поменьше. – Тот меня подлатал. Уж не знаю, что бы со мной было, если бы не вы.

– Вы ошибаетесь, мистер Хейворд говорил о каком-то мальчике.

– Это он не разобрался. Ростом-то я не вышел да и в крови весь был. Кто ж там разберет.

В этот момент к ним подоспел опомнившийся месье де Кринье.

– Я в восторге, молодой человек! Какое потрясающее мастерство! Если бы мне кто-то рассказал, я бы ни за что не поверил, – возбужденно сообщил он и протянул несколько монет в двадцать франков.

– Да ни к чему это, – отмахнулся тот, хотя было видно, что соблазн был велик. – Считайте, мы в расчете.

– Ах вот как?! – Дидье на секунду задумался, а затем продолжил: – Тогда я хотел бы нанять вас конюхом.

Леди Алертон едва заметно дотронулась до его руки. Брать человека без рекомендаций, которому кто-то в портовых доках еще и проломил голову, – верх беспечности. Мало ли кем он мог оказаться? И прекрасное знание лошадей не освобождает его от любых пороков. Но месье де Кринье не заметил этого жеста. Он выжидательно смотрел на незнакомца. Тот зачем-то опустил взгляд на свои руки, потом почесал затылок и произнес задумчиво:

– Лошадки неплохие… Да и деньги мне пригодятся…

– Значит, по рукам?

– Согласен, – тот кивнул.

– Отлично! Меня зовут Дидье де Кринье. – Дед двумя пальцами коснулся края полей своего цилиндра.

– А я Турбьерн Энгельбретсдаттер, – собеседник в ответ приподнял кепку.

– Простите… – Диди посмотрел на того в некотором замешательстве.

– Аааа… Ну да. Трудное имечко для вас. Ничего не поделаешь. Зовите меня просто Энгель, я привык.

– Великолепно, Энгель. Тогда вы приступаете к работе с сегодняшнего дня. Будете сопровождать этих лошадей до конюшни в Брюсселе. Я приеду к вечеру и дам распоряжения.

2

– Виви! Ну наконец-то! – Катрин возликовала так, что, вероятно, ее голос был слышен даже на улице.

Она не стала дожидаться гостьи на верхней площадке лестницы и тут же спустилась, как только за леди Алертон закрылась дверь. Не дав ей толком раздеться, мадемуазель де Кринье расцеловала племянницу в обе щеки. Искренне проявив свои чувства, она не обратила внимания на то, что у Вивьен от ее восторга съехала набок шляпка и немного растрепалась прическа. Но если бы и заметила, ничего бы не изменилось. Катрин не придавала значения таким мелочам. Сама она, высокая, жилистая и по-мужски широкоплечая не следила за модой и одевалась несколько неряшливо. Иногда даже нелепо. Казалось, Господь, создавая ее, ошибся дважды – сделав ее женщиной и подарив малышку семье аристократов. Ей бы быть драгуном, на худой конец егерем, а не светской дамой, которой положено в салонах вести утонченные беседы и музицировать. Если бы она появилась на свет не дома под присмотром семейного врача, можно было бы заподозрить, что ее подменили в колыбели. Однако черты лица ее несли знак породы. Возможно, не так очевидно, как у Диди, но определенное сходство просматривалось несомненно. Те же светлые глаза под чуть набрякшими веками, тонкий нос и высокий лоб. Если бы не милые складочки в уголках губ, которые придавали лицу какую-то необъяснимую мягкость и грусть, облик ее казался бы по-мужски грубоватым.

Катрин де Кринье не соответствовала представлениям о женской красоте и утонченности, но в обществе ее любили. Если она помогала, то от чистого сердца, если надо было сохранить что-то в тайне, можно было не сомневаться в ее твердом слове. И во всех своих чувствах и поступках она была искренней. Имелись у нее, конечно, и свои слабости. Среди прочих особенно выделялось упрямство. Если какая-то идея приходила тетушке в голову, выбить ее уже не представлялось возможным. Мадемуазель де Кринье успокаивалась только тогда, когда добивалась своего.

– Садись, садись, моя дорогая! – голосом, коим ротные командиры отдают команды, пригласила она и согнала с кресла дремавшую там кошку.

Дом был под стать хозяйке, такой же слегка нелепый. В малой гостиной, где они расположились, это чувствовалось особенно сильно. Небольшой стол рядом с диваном скрывался под толстым слоем старых театральных программок, газет, журналов, книг и вскрытых конвертов. Каминная полка и комод ломились от статуэток, шкатулок, подсвечников, вазочек, флаконов, бутылочек и фотографий в рамках. В одном углу стояла большая пустая клетка. Вивьен помнила, что последний раз видела в ней птицу лет пять назад. В другом – растение в огромном горшке, которое разрослось настолько, что угрожало в скором времени занять половину комнаты. А на диване и креслах было столько разномастных подушек, что расположиться удобно не представлялось возможным.

Прислуга не очень старалась придать всему этому хаосу какой-то вид порядка, а с пылью боролась изредка – та покрывала все предметы тонкой вуалью. Но Катрин, кажется, это вполне устраивало. Она просто не замечала окружающего ее нагромождения. Остальные комнаты выглядели немногим лучше. Единственное помещение, которое содержалось в безупречной чистоте, – большая гостиная, где мадемуазель де Кринье изредка принимала по вечерам гостей.

Леди Алертон, зная, что ее ожидает, решила остановиться в гостинице. Катрин настойчиво уговаривала погостить у нее, но Вивьен сослалась на то, что Монти на дух не переносит кошек, а у тети их было три. Какой предлог жить отдельно нашел Диди, осталось неизвестным. Но он предпочел снимать дом в Икселе, как только его дочь стала большую часть времени проводить в Брюсселе.

– Как вы, тетя? – поинтересовалась леди Алертон, покорно усаживаясь и беря с подноса чашку с чаем. Она решила начать первой, пока Катрин не успела оседлать любимую лошадь – тему нового замужества. – Легкие не беспокоят?

– Ах, брось. Со мной все в порядке, – отмахнулась мадемуазель де Кринье. – Лучше скажи, как ты добралась?

– Спасибо, благополучно.

– Хвала Господу, все обошлось! Я за тебя очень переживала.

– Отчего же, тетя Катрин? – изумилась Вивьен.

– Ну как же?! Весной сразу два парохода на мель сели. Эта ужасная мель Гудвина. Ты разве не читала? «Бордо» и «Виктория». Люди погибли.

– О да! Страшная трагедия! Но со мной все в порядке. Мы шли во время прилива, да и погода была хорошей.

Мадемуазель де Кринье удовлетворенно кивнула. Она, разумеется, волновалась совершенно искренне, но значительно больше ее интересовала совсем другая тема. И Катрин никак не могла найти благовидный предлог, чтобы к ней подступиться. Промаявшись с минуту, она махнула на условности рукой и заявила:

– Как это неприятно, что сразу после смерти твоего мужа умер и твой отец. Целых два года ты, бедная девочка, прожила совершенной затворницей.

Тетя все же оседлала любимую лошадь. Вивьен и забыла, что оборотная сторона искренности – непосредственность. Ей бы очень не хотелось вспоминать то время, проведенное в Шропшире, но мадемуазель де Кринье решила не тратить время на хождение вокруг да около. В ее понимании, так проще всего добиться желаемого. А это главное.

– Тетя Катрин, поверьте, жить затворницей не так уж и плохо. Смерть близких стала жестоким ударом для меня. Я и не смогла бы после этого появляться в свете, даже если бы это было прилично. А богатая библиотека, оставшаяся после Роджера, стала прекрасным утешением. Я много читала и даже занялась испанским.

Мадемуазель де Кринье только фыркнула в ответ. В ее понимании в юные годы прекрасным утешением от сердечных ран могла быть исключительно охота. Только так, скача на коне в окружении гончих или стреляя из ружья в матерого кабана, можно было справиться с горем, терзающим сердце. Но она решила, что делиться рецептом не стоит, поэтому сразу перешла к следующему этапу:

– Ну это все позади. Теперь пришло время подумать о будущем.

– О будущем?

– Ну конечно. Не собираешься же ты прожить остаток дней в обнимку с книгами.

– Честно говоря, я как-то не думала об этом. – Вивьен решила не посвящать тетю в свои планы.

Скажи она, что собирается совершить для начала большое турне по Европе, да еще прихватить с собой Дидье, тетя Катрин взвилась бы до небес. В ее представлении молодая женщина, отправляясь в далекое путешествие без мужа, подвергалась большой опасности. А в такой компании, как ее отец, месье де Кринье, тем более.

– А ты подумай, дорогая, – мадемуазель де Кринье постаралась придать голосу мягкость. – Ты еще довольно молода, хороша собой и, главное, богата.

– Мне бы не хотелось…

– Мой бог! Какая, в сущности, разница, хотелось бы тебе этого или нет. Ты носительница титула и обязана его передать. К тому же ты богата. Более того, очень богата. Твое состояние одно из самых больших в Англии…

Мадемуазель де Кринье в этот момент напоминала брабансона, эдакого тяжеловоза, который двигается к цели, не замечая препятствий. Вставать у него на пути – себе дороже, растопчет тяжелыми копытами и не заметит. На секунду леди Алертон остро ощутила все то, что испытывал дед в течение последних лет, и ей стало его нестерпимо жаль. «Нет-нет-нет, надо как можно быстрей увозить отсюда Диди», – еще раз убедилась она в правильности своего решения. Но реплика тети требовала ответа, и Вивьен с печалью в голосе заметила:

– Да. К сожалению, я не смогла подарить Роджеру наследника.

– Это не важно, – отмахнулась мадемуазель де Кринье.

– Неужели?

– Не сомневайся. Мы сейчас говорим только о тебе. Кем ты была до замужества? Одной из дочерей лорда Элроя? Знатного, но совсем небогатого пэра. Отец едва наскреб на твое приданое десять тысяч фунтов. А сейчас у тебя сколько?

– Много, тетя. Но зачем об этом?

– Как это зачем? Тебе же надо выйти замуж…

– Не надо.

– Не говори глупостей. Конечно, надо. Я тоже так когда-то думала и отказалась, а потом очень об этом пожалела.

Это прозвучало совершенно неожиданно. В представлении Вивьен соблазниться на прелести мадемуазель де Кринье даже в лучшие ее годы мог разве что конный артиллерист. Да и такой вариант был сомнителен. Где ей было встретиться с военным, если она проводила большую часть времени или в поместье в Арденнах, или на лисьих охотах в Англии.

– Тетя Катрин, вы ничего такого не рассказывали.

– Что же тут рассказывать? Предложение мне делал Эдвард Калвик, сын лорда Алландейла. Но я решила, что мне рано думать об этом. А потом и думать было не о чем, он женился на Флоренс Уэнлок.

Леди Алертон хорошо помнила этого человека. Она несколько раз сталкивалась с ним на приемах. После смерти старого лорда сэр Калвик занял его место и стал одним из самых ярких представителей палаты лордов. Так, во всяком случае, отзывался о нем Роджер. Эдвард Калвик был хорош собой – высокий, стройный, с горделиво посаженной головой. Разве что слишком тонкие губы слегка портили впечатление. Сдержанный, но ироничный, он отличался завидным здравомыслием и удивительной доброжелательностью. Леди Флоренс ей тоже нравилась. Она очень походила на своего мужа как взглядами, так и манерами. Неужели этот человек когда-то мог увлечься Катрин? Чем она могла пленить этого человека? Но судя по лицу тети, она не шутила.

Мадемуазель де Кринье, видимо, поняла, о чем думает племянница.

– Да, да, – заявила она, многозначительно покачав головой. – Не сомневайся, все так и было. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты снова вышла замуж.