Злая. Сказка о ведьме Запада

С утра с холмов налетел резкий беспощадный ветер, принялся играть опавшими листьями и остатками жухлой ботвы на огородах. Няня укутала полные плечи шалью и надвинула чепец на самый лоб. Ей везде мерещились крадущиеся чудовища, она поминутно озиралась по сторонам, но в подлеске среди палой листвы не мелькало никого крупнее кошки или лисицы.

Няня подобрала терновую палку, будто бы для опоры, чтобы перебираться через камни и канавы – но на деле в качестве возможного оружия против голодного зверя.

– Тут такия сушь и холод, – бормотала она больше для себя, чем для слушателей. – И так мало дождей! Конечно, в таких условиях никаких хищников в холмах не будет. Но всё-таки не убегай вперёд, пойдём все вместе, слышишь, зеленушка?

Дальше они шли молча: няня боялась, Мелена злилась из-за того, что ей пришлось пожертвовать своими обычными дневными развлечениями, а Эльфаба вышагивала, ногу за ногу, как заводная игрушка. Озеро обмелело, вода отступила от берегов, и вдоль некоторых шатких причалов можно было пройти посуху по гальке и старым водорослям.

Домик Гонетт был из тёмного камня с прохудившейся соломенной крышей. Из-за больного бедра хозяйка не могла ни тянуть сеть с рыбой, ни обрабатывать, нагнувшись к земле, скудный огород. Поэтому по её двору носилась стайка оборванных детей: они визжали, ссорились и возились в грязи. При виде приближающейся семьи священника Гонетт удивлённо подняла на них взгляд.

– Добрый день! Вы, должно быть, Гонетт, – приветливо сказала няня. Она была только рада зайти в ворота и оказаться в безопасности на чужом дворе, даже рядом с этой убогой лачугой. – Это брат Фрекспар рассказал нам, где вас найти.

– Святая Лурлина, так все слухи – правда! – воскликнула Гонетт, сотворив в сторону маленькой Эльфабы оберегающий знак. – Я думала, это всё гнусные наговоры, – и вот пожалуйста, какая она!

Дети перестали носиться. Там были мальчики и девочки, смуглые и белокожие, одинаково чумазые, и все они заинтересовались новоприбывшей. Они продолжили играть в какую-то игру: то ли что-то перетягивали, то ли кем-то себя воображали, – но в то же время не сводили глаз с Эльфабы.

– Вот Мелена – её вы знаете, конечно. А я вот их няня, – сказала няня. – Очень рады вас видеть.

Она скосила глаза на Мелену и нарочито, со значением кивнула.

– Исключительно рады, – холодно процедила та.

– Мы столько всего хорошего о вас слышали, что пришли за советом, – продолжала няня. – Видите ли, у нашей малышки некоторые трудности, и мы, как ни старались, так и не придумали толком, как нам быть.

Гонетт с подозрительным видом склонилась ближе.

– Она зелёная, – заговорщически шепнула няня. – Вы, конечно, могли этого не заметить – такая она очаровательная крошка. Да и добрых жителей Раш-Маргинс вряд ли смутила бы такая мелочь. Но сама девочка из-за этого очень стесняется. Посмотрите на неё: точь-в-точь маленькая испуганная черепашка. Нам нужно помочь ей выбраться из панциря, стать повеселее, только мы не знаем как.

– Она действительно зелёная, – признала Гонетт. – Неудивительно, что недотёпа Фрекспар так долго не проповедовал. – Она запрокинула голову и рассмеялась хриплым, недобрым смехом. – Но сейчас ему хватило наглости снова вернуться на службу. Да, вот это у мужика яйца!

– Брат Фрекспар, – ледяным тоном прервала её Мелена, – напоминает своим прихожанам о словах Писания: «Никому не дано узнать цвет души». Гонетт, именно эти строки он посоветовал напомнить и тебе.

– Ну, пусть так, – пробормотала Гонетт, смутившись. – Так от меня вы что хотите?

– Чтобы девочка приходила сюда побыть под вашим присмотром, играла, училась понемногу. Вы в этом понимаете больше нашего, – проговорила няня.

«Вот хитрая старая бестия, – подумала Мелена. – Мало того, что она говорит чистую правду, но какими словами её расписывает!»

Они уселись.

– Не знаю, как её примут ребята, – неуверенно нахмурилась Гонетт. – Вы же понимаете, мне бедро не позволит мигом подскочить и остановить их, если они расшалятся.

– Посмотрим. И, конечно, приплатим, чин по чину, Мелена полностью согласна, – пообещала няня.

От её внимания не ускользнул почти пустой огород. Это была истинная бедность.

Старушка подтолкнула Эльфабу к остальным детям:

– Ну, иди, детка, и погляди, что к чему.

Эльфаба стояла на месте как вкопанная. Дети – пять мальчиков и две девочки – приблизились к ней.

– Вот страшилище! – воскликнул мальчик постарше и тронул Эльфабу за плечо.

– Эй, будь повежливее! – оскорбилась Мелена и собралась было подняться на ноги, но няня преградила ей путь рукой.

– Салочки, давайте играть в салочки, – сообразил мальчик. – Кто будет зелёная тля?

– Она, она! – завизжали другие дети и, осалив Эльфабу, бросились во все стороны.

Она неуверенно постояла минуту, опустив сжатые кулаки, затем пробежала несколько шагов и снова остановилась.

– Вот, очень полезная игра, – закивала няня. – Вы, Гонетт, просто умница.

– Я-то своих крошек знаю, – с некоторым самодовольством согласилась Гонетт. – Тут и спорить нечего.

Дети всем шумным стадом снова пронеслись по двору, ещё раз осалили Эльфабу и убежали, но, увидев, что она за ними не гонится, вернулись и окружили её.

– А правду говорят, что у вас поселился лягушонок-квадлинг? – спросила Гонетт. – Он правда ест только траву и навоз?

– Что, простите? – оскорблённо поразилась Мелена.

– Так в народе говорят, – ответила Гонетт.

– Он достойный человек.

– Но он же квадлинг?

– Ну… да.

– Тогда сюда его не приводите, а то они разносят чуму.

– Ничего они не разносят, – отрезала Мелена.

– Эльфи, милая, нельзя так кидаться! – крикнула няня.

– Я что слышала, то и говорю. А вот люди толкуют, что, когда ночью квадлинги засыпают, изо рта у них вылезают души и бродят повсюду.

– Дураки и мелют всякую чушь, – зло и резко огрызнулась Мелена. – Я ни разу не видела, чтобы изо рта нашего гостя во сне выбиралась душа, а возможностей у меня…

– Никаких камней, дорогая! – пронзительно завопила няня. – Смотри, никто больше камни не берёт!

– А вот уже берут, – заметила Гонетт.

– Он самый чуткий человек из всех, кого я знаю, – раздражённо настаивала Мелена.

– Ну, рыбачке от чужой чуткости не шибко много толку, – равнодушно возразила её собеседница. – А как священнику и его жене – ну уж не знаю.

– Ну вот, до крови, какая досада, – посетовала няня. – Дети, отпустите Эльфи, я её вытру. Ох, а я и тряпочки-то не взяла. Гонетт, есть у вас что-нибудь?

– Да ничего, – ответила та. – Они от кровопусканий поспокойнее, меньше едят.

– Уж лучше чуткость, чем глупость, – высказала Мелена, кипя от злости.

– Не кусаться! – рявкнула Гонетт на одного из младших мальчиков, а увидев, что Эльфаба тоже оскалила зубы и нацелилась ответить обидчику, вскочила на ноги, несмотря на больное бедро, и завопила: – А ну не кусаться, кому сказала!

– Ах, что за чудные детки! – умилённо проворковала няня.

На грани тьмы

Теперь каждые пару дней няня брала Эльфабу за руку и ковыляла с ней вместе по тенистой дороге в Раш-Маргинс. Там под надзором угрюмой Гонетт девочка пыталась играть с чумазыми деревенскими детьми. Фрекс снова начал надолго пропадать с проповедями (неизвестно, пришёл он в отчаяние или вновь уверовал в свои силы), и жители окрестных деревень пугались его всклокоченного вида и религиозного пыла. Уезжал он на восемь-десять дней кряду. Мелена наигрывала фортепианные гаммы на немой деревянной клавиатуре, вырезанной Фрексом точь-в-точь по размерам настоящей.

С наступлением осени Черепашье Сердце несколько пал духом, сник, как пересохшее растение. Их послеобеденные развлечения с Меленой постепенно становились менее жаркими и спешными, более нежными. Мелена неизменно ценила внимание Фрекса и сама была к нему внимательна, но в постели её муж был куда менее искусен. Она забывалась сном, пока Черепашье Сердце касался губами её соска, а его ладони, его большие ладони, блуждали по её телу, как умные ловкие зверьки. Закрыв глаза, она представляла себе все части тела любовника по отдельности: как перемещается по её коже его рот, как поднимается, изгибается и толкается в неё его член; его дыхание и тихий бессловесный шёпот ей на ухо ощущались как будто в разных местах, его руки охватывали её тело, точно обручи.

Однако Мелена так и не узнала его столь же близко, как своего мужа; она не видела его насквозь, как многих других людей. Она относила эту особенность в счёт его собственной спокойной и достойной манеры держаться. Но наблюдательная няня однажды вечером возразила, что Черепашье Сердце всего лишь ведёт себя как свойственно квадлингам, а Мелена наверняка и не задумывалась, что они из разных культур.

– Культура роли не играет, – лениво отмахнулась Мелена. – Люди есть люди.

– Неужто? Разве ты не помнишь детские стишки? – Няня отложила в сторону шитьё (с заметным облегчением) и продекламировала:

Мальчики учат, а девочки знают —Так на уроках часто бывает.Мальчики выучат, девочки забудут,Сразу, как только уроки пройдут.Ум гилликинцев остёр словно нож,А манникинцы – скучней не найдёшь,В Гликкусе мужа колотит жена,В семьях у дикков она не одна.Квадлингов бойся – они всех страшней,Ведь по ночам поедают детей,Прямо в болото спускают гробы —Тёмен и зол их языческий быт.Ты все забыл, что тебе говорю?Яблоко дай мне, и я повторю!

– Что ты вообще о нём знаешь? – не отступалась няня. – Он женат? Почему уехал из своего Грязного Придонья или откуда он там родом? Мне-то его расспрашивать никак не годится, не моё это дело…

– И давно ты занимаешься только своими делами? – хмыкнула Мелена.

– Как решу ими заняться, сразу тебе скажу.

Однажды вечером ранней осенью они ради забавы развели костёр во дворе. Фрекс был дома и в хорошем настроении, а няня снова заговорила о скором возвращении в Кольвен-Граундс, что привело и Мелену в благое расположение духа. Черепашье Сердце приготовил ужин – неаппетитного вида смесь из мелких кислых яблок нового урожая, сыра и бекона.

Фрекс ощущал в себе желание поговорить. Последствия от приезда проклятой машинерии, Часов Дракона Времени, наконец-то пошли на спад – хвала Безымянному Богу, – и бедняки-грешники снова стали выходить послушать его пламенные проповеди. Двухнедельный миссионерский поход в деревушку Три Мёртвых Дерева увенчался успехом. Наградой Фрексу стал кошелёк медяков и почтительные, а временами даже искренне увлечённые взгляды многих прихожан.

– Возможно, мы не задержимся здесь надолго, – рассуждал Фрекс, вольготно закинув руки за голову и откинувшись назад.

Вечно мужчины так относятся к счастью, подумала Мелена, – то и дело стремятся напомнить, что оно не вечно. Её муж тем временем продолжил:

– Возможно, вдали, за пределами Раш-Маргинс нам открывается новая дорога, Мелена? К великим делам и высоким целям?

– Да ладно уж, – хмыкнула она. – Моя семья девять поколений выбиралась из грязи, чтобы после этого я заново ступила в неё по колено в этой страшной глуши. Я уже не верю в высокие цели.

– Я говорю о высотах духа. Никто не собирается штурмовать Изумрудный город, чтобы сделаться духовником регента Озмы.

– А ведь ты мог бы занять пост духовника и самой Озмы Типпетариус, – оживилась няня, вообразив себе возможность обосноваться при дворе в Изумрудном городе, если бы Фрекс получил такую должность. – Наследнице, конечно, всего два или три года, ну и что? Сейчас правит мужчина-регент, ну, будет ещё один. Это же ненадолго – у мужчин иначе не бывает. Ты ещё молод, и она повзрослеет. Ты займёшь самое подходящее положение, чтобы влиять на политику…

– Я не желаю становиться придворным священником, будь новая королева хоть Озмой Богобоязненной. – Фрекс закурил ивовую трубку. – Мой долг – служить угнетённым и смиренным.

– Милости нужно отправиться в Край Квадлингов, – произнёс Черепашье Сердце. – Угнетённые там.

Квадлинг нечасто говорил о своём прошлом, и Мелене поневоле вспомнились насмешки няни над тем, что она ничего о нём не знает. Она отмахнулась от табачного дыма и спросила:

– А почему ты ушёл из Оввельса?

– Там ужасы, – ответил он.

Эльфаба, которая сидела у точильного камня, поджидая возможности раздавить забравшихся на него муравьёв, заинтересовалась разговором и подняла взгляд. Остальные молча ждали, когда Черепашье Сердце продолжит, но он умолк. У Мелены беспокойно ёкнуло сердце – её внезапно посетило предчувствие, что всё изменится прямо здесь, сейчас, этим чудесным тёплым вечером. Что вся их новообретённая мирная жизнь вот-вот пойдёт наперекосяк.

– Какого рода ужасы? – спросил Фрекс.

– Как-то похолодало. Я возьму шаль, – пробормотала Мелена.

– …Или даже исповедником Пасториуса! Регента Озмы! Почему нет, Фрекс? – не унималась няня. – У семьи Мелены есть связи, они наверняка помогли бы тебе достать приглашение.

– Ужасы, – вдруг сказала Эльфаба.

Это было её первое слово, и его встретила полная тишина. Даже сверкающая чаша луны как будто замерла среди деревьев.

– Ужасы? – повторила девочка, озираясь по сторонам.

Она не улыбалась, но глаза её сияли; видно было, что она осознала собственное достижение. Ей было почти два года. Слова наконец-то сумели вырваться из-за её больших острых зубов.

– Ужасы, – снова выговорила она шёпотом. – Ужасы.

– Иди к няне, детка, – позвала её няня. – Иди ко мне на ручки и посиди тихо.

Девочка послушалась, но уселась на колени няни, не прижимаясь к ней – та лишь придерживала её за пояс. Затем Эльфаба выжидающе уставилась на Черепашье Сердце.

А тот благоговейно проговорил:

– Черепашье Сердце думает, что дитя говорить впервые.

– Да, – согласился Фрекс, выпуская колечко дыма, – и спрашивает насчёт этих ужасов. Может быть, ты всё-таки поведаешь нам о них?

– Черепашье Сердце говорить немного. Черепашье Сердце уметь делать стекло, а слова он оставить для Милости, Госпожи и Няни. А теперь и для Девочки.

– Ну расскажи хоть немного. Раз уж ты сам об этом заговорил.

Мелена вздрогнула; она так и не сходила за шалью. Она не могла сдвинуться с места, словно приросла к нему.

– Рабочие из Изумрудного города и других мест, они приезжать Край Квадлингов. Они смотреть, нюхать и пробовать воздух, воду, землю. Собираться строить большую дорогу. Квадлинги знать, что это время и силы впустую. Но те не слушать слова квадлингов.

– Но квадлинги, подозреваю, сами не обучены строить дороги, – спокойно заметил Фрекс.

– Наша страна непрочная, – возразил Черепашье Сердце. – В Оввельсе дома и поля плавать среди деревьев на площадках, привязанных верёвками. Мальчики нырять на мелководье за жемчужинами. Слишком много деревьев – недостаточно света, урожай не вызревать, слабый. Слишком мало деревьев – вода подниматься, и корни плавучих растений не доставать земли. Наша страна бедная, но богата красотой. Люди могут жить, если всё продумывать и объединяться.

– Так вы против Дороги из жёлтого кирпича?

– Не только. Квадлинги не мочь переубедить строителей дороги, которые хотеть сделать дамбы из земли и камней и разделить страну на части. Квадлинги спорить, умолять, подтверждать, но не мочь победить словами.

Фрекс, обеими руками придерживая трубку, внимательно наблюдал за Черепашьим Сердцем. В нынешней пылкой речи его больше всего завораживало воодушевление квадлинга – ему всегда были по душе неравнодушные люди.

– Квадлинги думать бороться, – сказал Черепашье Сердце. – Квадлинги бояться, что это только начало. Когда строители просеивать почву и проверять воду, они увидеть некоторые вещи, о которых квадлинги всегда знать, но молчать.

– Что же это за вещи?

– Черепашье Сердце говорить о рубинах, – горько вздохнул стеклодув. – Камни под водой. Алые, как кровь. Строители говорить: красный корунд в пласте донного известняка под болотом. Квадлинги говорить: кровь страны Оз.

– Вроде того красного стекла, что ты делаешь? – спросила Мелена.

– Рубиновое стекло будет, когда добавить золотой порошок, – сказал Черепашье Сердце. – Но под Краем Квадлингов находиться залежи настоящих рубинов. Весть достигнуть Изумрудного города вместе со строителями. А дальше начаться ужасы.

– С чего ты это взял? – нервозно переспросила Мелена.

– Смотреть в стекло, – ответил Черепашье Сердце, указав на стеклянный круг, который прежде выдул в качестве игрушки для Эльфабы, – значит видеть будущее, красное, как кровь и рубины.

– Я не верю в предсказание будущего. В этом есть что-то от культа наслаждения, – яростно вмешался Фрекс. – Даже от мнимой предопределённости Дракона Времени! Пф-ф-ф! Нет, неизвестная история человечества предначертана Безымянным Богом, а любые пророчества – лишь догадки и страх.

– Значит, страха и догадок хватить заставить Черепашье Сердце покинуть Край Квадлингов, – твёрдо возразил стеклодув. – Квадлинги не называть свою веру наслаждение, но они прислушиваться к знакам и видеть скрытые намёки. Вода, алая от рубинов, обагриться кровью квадлингов.

– Чушь какая! – возмутился Фрекс, сам уже побагровевший от злости. – Им просто нужно хорошенько всё разъяснить.

– И потом, Пасториус ведь просто олух, – озабоченно вклинилась Мелена: она единственная из присутствующих имела возможность составить личное впечатление о королевском доме. – Пока Озма не достигла совершеннолетия, он только и делает, что охотится, обжорствует и совращает служанок.

– Опасность – чужестранец, а не местные короли и королевы, – покачал головой Черепашье Сердце. – Старухи, шаманы, умирающие квадлинги – все видеть короля из чужой страны, жестокого и могущественного.

– Да с чего вообще регенту взбрело в голову строить дорогу в этой богом забытой трясине? – с досадой спросила Мелена.

– Во имя прогресса, – ответил Фрекс. – В тех же целях через весь Манникин провели Дорогу из жёлтого кирпича. Дороги сулят прогресс и контроль. Новые возможности для сбора податей, перемещения войск, для защиты, наконец.

– Для защиты от кого? – уточнила Мелена.

– О, – сказал Фрекс, – это вечный вопрос.

– О, – чуть слышно выдохнул вслед за ним Черепашье Сердце.

– Так куда же ты шёл? – спохватился священник. – Только не подумай, я тебя не гоню. Мелена к тебе очень привязана, как и все мы.

– Ужасы, – подала голос Эльфаба.

– Тише, – шикнула няня.

– Госпожа и Милость очень добры к Черепашьему Сердцу. Он собирался остановиться всего на ночь. Черепашье Сердце шёл в Изумрудный город, но заблудиться. Черепашье Сердце хотел просить разговора с Озмой…

– С регентом Озмы, – поправил его Фрекс.

– …и просить смилостивиться над Краем Квадлингов. И предупредить о жестоком чужестранце.

– Ужасы! – повторила Эльфаба и в восторге захлопала в ладоши.

– Дитя напомнить Черепашьему Сердцу о его долге, – сказал стеклодув. – Разговор вернуть долг и старую боль. Черепашье Сердце забыть. Но когда слова сказаны, должны последовать дела.

Мелена с ненавистью глянула на няню. Та спешно спустила девочку с колен и начала собирать со стола грязную посуду. «Вот что бывает, если совать нос не в свои дела, няня! Видишь? Единственное счастье в моей жизни исчезло в один миг, вот и всё!» Она отвернулась от уродины-дочери – та не то улыбалась, не то гримасничала – и с мольбой перевела взгляд на мужа. «Сделай хоть что-нибудь, Фрекс!»

– Возможно, здесь и кроется наша высшая цель, – задумчиво пробормотал Фрекс. – Нам нужно отправиться в Край Квадлингов, Мелена. Отринуть нынешние излишества и испытать свой дух в огне истинной нужды.

– Нынешние излишества? – негодующе задохнулась Мелена.

– Когда Безымянный Бог изъявляет свою волю устами весьма скромного сосуда, – начал Фрекс, указывая на квадлинга (на лице которого снова было написано отчаяние), – лишь нам выбирать: внять ему или ожесточить своё сердце…

– Тогда послушай вот что, – решительно оборвала его Мелена. – Я беременна, Фрекс. Ехать я никуда не могу. Идти – тем более. А с новорождённым малюткой, да ещё и с Эльфабой на руках, уж никак не выйдет шастать по болотам.

Повисла тишина. Спустя несколько мгновений Мелена добавила:

– Не так я думала тебе всё рассказать.

– Поздравляю, – холодно сказал ей муж.

– Ужасы, – сообщила матери Эльфаба. – Ужасы-ужасы-ужасы.

– Ну всё, хватит уже болтать, наговорились, – попыталась унять всех няня. – Мелена, будешь здесь сидеть – простудишься. Ночи холодают. Иди-ка в дом, а остальное потом.

Фрекс поднялся и подошёл поцеловать жену.

Никто не понимал, подозревает ли он, что отцом ребёнка может быть Черепашье Сердце, Мелена и сама не знала, забеременела от мужа или любовника, но на самом деле ей было все равно. В этот момент она хотела одного: чтобы Черепашье Сердце остался с ней. И яростно ненавидела его за внезапно пробудившееся чувство долга перед его несчастным народом.

Мужчины остались на улице беседовать, но говорили так тихо, что Мелена не могла разобрать ни слова. Они сидели у огня, сдвинув головы, Фрекс одной рукой обнял дрожащие плечи Черепашьего Сердца. Няня переодела Эльфабу ко сну, выпустила её во двор и подсела на кровать Мелены с подносом: на нём были стакан горячего молока и небольшая плошка с неизвестными пилюлями.

– Я как знала, что так и будет, – примирительно сказала няня. – Выпей лучше молока, дорогая, да не хнычь. А то опять как дитя малое. Давно ты узнала?

– Месяца полтора назад, – ответила Мелена. – Я не хочу молока, няня, налей мне вина.

– Нет уж, пей молоко. Больше никакого вина, пока ребёнок не родится. Мало тебе одной зелёной напасти?

– От вина зародыш в утробе не позеленеет, – возразила Мелена. – Может, я и дура, но хоть что-то о человеческом устройстве знаю.

– Так это твоему рассудку вреднее, чем зародышу. Выпей молока и проглоти вот эту пилюлю.

– Это ещё зачем?

– Я сделала то, что обещала, – сообщила няня, заговорщически понизив голос. – Прошлой осенью забралась в самые трущобы нашей славной столицы, в Нижний квартал, да поспрашивала там по поводу твоих дел.

– Что, няня, правда? – сразу же заинтересовалась Мелена. – Вот это да! Как же ты не испугалась?

– Перепугалась, конечно. Но я ведь люблю тебя, дурочку. Я отыскала лавчонку, помеченную тайными алхимическими знаками… – Она сморщила нос, вспомнив резкий запах гнилого имбиря и кошачьей мочи. – Там мы посидели с одной расфуфыренной бабой из Шиза, старухой по имени Яккль, попили чаю, а чашку я потом перевернула, чтобы она прочла по чаинкам твою судьбу. Правда, она почти слепая, едва собственные руки различала – не то что какое-то будущее.

– Да уж, мастер своего дела, – сухо фыркнула Мелена.

– Твой муж не верит в предсказания, так что потише. В общем, я объяснила, что первенец у тебя зелёный, а отчего – никто точно не знает. Сказала, что мы не хотим такого во второй раз. Тогда Яккль натолкла всяких трав и порошков, поджарила на масле гомба, пошептала над ними какие-то языческие заклятия – может, даже плюнула туда, точно не знаю, не видела. Но я заплатила за снадобье на все девять месяцев, чтобы ты начала пить пилюли сразу, как узнаешь, что забеременела. Мы уже опаздываем на месяц, но и то лучше, чем ничего. Я этой Яккль полностью доверяю и тебе советую.

– Почему это? – спросила Мелена, проглотив первую пилюлю. На вкус та была мерзкая, как варёный костный мозг.

– Она предрекла твоим детям великое будущее! – торжественным шёпотом объявила няня. – Сказала, что Эльфаба добьётся большего, чем ты можешь вообразить, и младшенький тоже. Велела тебе не ставить крест на своей жизни – грядут, мол, грандиозные события, и твоя семья сыграет в них не последнюю роль.

– А о моём возлюбленном что сказала?

– Да у тебя одно на уме! Сказала отдыхать и не волноваться. Посылает тебе своё благословение. Хоть она и дешёвая потаскуха, но знает, о чем говорит.

Ещё Яккль была уверена, что у Мелены снова родится девочка, но об этом няня упоминать не стала. А то, чего доброго, решит избавиться от ребёнка – а старуха-гадалка убедительно заявляла, что в великой истории будущего должны действовать две сестры, а не одна.

– И ты благополучно добралась домой? Никто ничего не заподозрил?

– Кто ж заподозрит, что старая нянька будет покупать в Нижнем квартале запрещённые снадобья? – рассмеялась та. – Вяжу себе да знаю своё место. А теперь, голубка моя, пора тебе укладываться. Не пей больше вина, пока не родишь, а лекарство это принимай каждый месяц – и тогда у вас с Фрексом родится приличный здоровенький ребёночек, и брак ваш совершенно выправится.

– Всё с нашим браком в порядке, – проворчала Мелена, забираясь под одеяло. От пилюли ей сделалось нехорошо, но она пыталась не подавать виду. – Если мы не отправимся скитаться по этому закатному болоту, конечно.

– Закат на западе, а не на юге, – ласково поправила её няня. – Но это был очень ловкий ход – именно сегодня объявить, что ты беременна, моя милочка. Да и если вы отбудете в Край Квадлингов, я не смогу вас навещать. Мне ведь, знаешь, в этом году полвека стукнет. Для некоторых вещей нянюшка уже слишком стара.