Золотой Зосор

Сергей Шкребка

Золотой Зосор

«Самый сложный засор – не в канализации, а в душе.

Пробивается не вантузом, а совестью».

Господа хорошие! Василий Кузьмич к вам взывает. На сей раз история не о простом прорыве канализации, а о таком деле, от которого мороз по коже идёт, будто на холодный унитаз голой пятой точкой присесть. Речь пойдёт о деле, что заставило меня, старого перца, поверить в то, во что нормальный сантехник верить не обязан.

Вызвали меня в одну квартиру. Дом старый, дореволюционный, пахнет сыростью, лавандой и вековой тоской, которую не могут перебить даже самые дорогие, но насквозь протухшие духи. Хозяин – гражданин, по паспорту, значится, лет сорока. А выглядел… Будто его через мясорубку прокрутили, да не один раз. Лицо осунувшееся, глаза впалые, глубокие, как провалы в полу. Руки трясутся мелкой дрожью. Ну, я виду не подал – мало ли, кого жизнь перекосила. Квартира была настоящей кунсткамерой Плюшкина: завалена хламом, старинными шкафами, горками пожелтевших книг, из-под которых выглядывали то фарфоровая кукла с пустыми глазами, то голова какого-то чучела. Пыль, паутина. И лишь одна дверь – в гостиную – была наглухо закрыта.

Вызвал-то он меня, видите ли, из-за унитаза. Тот, по его словам, «ведёт себя неадекватно». Вода после слива уходит, как положено, а потом… возвращается. Не сразу, а через минуту-другую. Возвращается мутная, с лёгким радужным, маслянистым отливом. И на поверхность всплывает какая-то взвесь, мелкие частицы.

– Стружка, – прошептал хозяин, который представился как Степан Игнатьевич. – Металлическая.

Я, естественно, покрутил у виска. Полез смотреть. Трубы в доме – аховые, гнилые, канализация на ладан дышит. Решил, что это какая-то ржавчина или отложения из чугунного стояка столетней давности. Но, заглянув в снятый бачок, обомлел. Вода внутри была чистой, но на дне, на белом фаянсе, лежало несколько крошечных, тончайших, как паутинка, блестящих завитушек. Они были тяжёлыми, не по весу таким воздушным созданиям. Я подцепил одну на палец. Она была холодной и на ощупь… маслянистой. И не ржавой. Я провёл ею по краю бачка – осталась тонкая золотая царапина.

– Василий Кузьмич, – голос Степана Игнатьевича прозвучал прямо у моего уха, заставив вздрогнуть. Он стоял бледный, как смерть. – Это он. Точно он. Пока его не было, всё работало. А теперь… Теперь он моё золотишко по трубам гоняет!