Aurental. Volumen II: Saeculum virti et silentii

Паулин Ленц, Pauline Lents

Aurental. Volumen II: Saeculum virti et silentii

"Tacere potestatem est. Sed in silentio – moritur etiam veritas."

– Молчание есть власть. Но в молчании умирает даже истина.

ГЛАВА 1. Век стекла и тишины

Берлин2024 год

Они несли молчание, как носили когда-то знамена.

Судьба не раздавала прощений. Она лишь отмеряла время до расплаты. И время подошло.

Элара стояла на коленях, волосы падали на лицо, а руки были связаны за спиной. В зале было холодно, хотя огонь в очаге полыхал так, будто должен был спалить весь мрамор. Мордрагон не спешил. Он смотрел на неё, как смотрел когда-то на мятежников – не с ненавистью, а с равнодушием хищника.

– Ты уничтожила не храм, а шанс, – сказал он. – И теперь сама станешь тем, что будет разрушено.

Никто не встал на её защиту. Даже Лирхт. Он был здесь, в тени, но не сказал ни слова. В его взгляде было не презрение – пустота.

Она не кричала, не просила. Только один раз подняла голову, и сказала:

– Она должна была умереть. Это был приказ.

Мордрагон усмехнулся:

– И теперь ты – тоже. Ты знала на что шла. И выбрала молчание.

Пальцы Лирхта сжались, но он не двинулся. Готье стоял поодаль, бледный, с опущенными глазами. Он не простил. Никто не простил.

Когда тело Элары исчезло в огне, ни один голос не дрогнул.

Годы прошли, как проходят только после великой бури – медленно, с болью, но без следов.

Дети выросли. Эстер теперь читала на трёх языках и задавала вопросы, на которые даже жрецы не спешили отвечать. Люси говорила мало, но слушала всех. Она больше не пряталась. Элизиар – сын Паулин и Лирхта – рос замкнутым, но в его молчании была странная зрелость. Он помнил сны, которые никто не объяснял, и тянулся к огню, который никто не учил зажигать. Младшие из новых – те, кто родились после падения Совета – не знали, что значит быть в храме. Они знали только Академию.

Мир изменился. Монархия пала. Альвескарды больше не держали перстней. Люди размножались быстрее, чем их можно было отследить. Те, кто обладал древними силами, снова ушли в тень. И вновь родилось правило: не показывай, кем ты был.

Город утопал в стекле и железе. Машины шумели, вывески мигали, люди спешили туда, где им разрешили быть. В Академии, где когда-то читали молитвы, теперь учили экономику, информационные потоки и «историю древних культов» – как факультатив.

Ориэлла Морель сидела у окна. Её глаза были спокойны. Руки – сложены. На запястье – тонкая нитка чёрного цвета. Почти незаметная. Но она всё ещё там.

Рядом сидела подруга – тонкая, светловолосая, с чуть лисьими глазами. Звали её Тесса. Она жевала кончик карандаша и шептала:

– Если они ещё раз скажут, что Паулин Ленц была сумасшедшей фанатичкой, я встану и брошу в лектора книгу.

Ориэлла не улыбнулась. Но уголок её губ чуть дрогнул.

– Тебя исключат, – ровно сказала она.

– Но это будет эффектно.

На кафедре, меж тем, лектор вещал:

– Согласно записям, Паулин Ленц умерла во время последней битвы. Некоторые верят, что она была реинкарнацией жрицы смерти. Но современные учёные склоняются к версии, что это миф, вызванный коллективной травмой войны.

Тесса шепнула:

– Коллективная травма – это то, что сейчас в моей голове. Эти идиоты правда верят, что кто-то с таким именем мог просто умереть?

Ориэлла посмотрела на стекло. За окном отражение чужого мира – нового, шумного, без веры. Там не было лица. Только призрачный силуэт. И тогда она подумала:

«Скука и только». Потому что иногда легче притворяться пустой, чем вспомнить потом, что говорил лектор.

Лекция закончилась, как заканчиваются все пустые разговоры – без выводов, без смысла. Стук стульев, ропот голосов, шелест бумаг.

Ориэлла медленно поднялась. Тесса уже засовывала тетрадь в рюкзак и ворчала:

– Когда-нибудь я не выдержу. Прямо посреди лекции встану и скажу, что у них мозг, как у гнилой рыбы.

– Пожалей рыбу, – тихо отозвалась Ориэлла.

Они вышли из аудитории. Академия была шумной, но чистой – холлы с белыми стенами, полосы навигации на полу, стеклянные двери, камеры в каждом углу. У входа в библиотеку стоял автомат с водой и столпотворение первокурсников. Вечер опускался на кампус медленно, будто не желал показывать, что день уже уходит.

Они только собирались пройти к выходу, когда экран на стене – один из тех, что круглосуточно транслировали новости и рекламные лозунги Академии – вдруг изменился. Звук стал громче сам по себе, как будто кто-то подкрутил громкость в панике.

– …сообщается о нападении на городской музей истории, – произнёс диктор. – По предварительным данным, пострадали трое посетителей. Нападавших было двое, оба скрылись с места преступления. Мотивы неизвестны, ведётся розыск. Свидетели утверждают, что действия были скоординированы.

Изображение показало обгоревший фасад здания, оцепление, одну из витрин, разбитую ударом. Камера на секунду выхватила девочку лет десяти в белом пальто, которую увозили на носилках. Лица не было видно.

Тесса нахмурилась:

– Опять. Уже третье нападение за месяц.

– Они ищут что-то, – сказала Ориэлла, будто не себе. – Или кого-то.

Они замолчали. Толпа за их спинами рассеивалась – студенты уже отвлеклись, обсуждали вечерние планы и расписание. Но что-то в этом коротком сообщении не отпускало. Ощущение не опасности – скорее, тревожного дежавю.

Ориэлла посмотрела на чёрную нить у себя на запястье. Она не дрожала. Не звала. Просто была.

– Пойдём, – тихо сказала она.

И они вышли из холла, будто за ними никто не следил.

ГЛАВА 2. Те, кто не кланяются

Академия Альвескард не терпела беспорядка. Особенно – в форме.

Каждое утро начиналось с построения: длинный зал с зеркальными стенами, отражающими не студентов, а ожидания. Ноги вместе, руки вдоль тела, галстук ровно по центру. За малейшее отклонение могли отстранить от занятий. За повтор – лишить доступа к архивам.

Над всем этим парила женщина с лицом, вытесанным из мрамора. Не ректор. Не куратор. Её звали Вердиса Эйрхарт. Формально – старший модератор дисциплины. Но все называли её просто: Завуч.

Её каблуки щёлкали по полу, как выстрелы.

– Подол ниже колен. Украшения запрещены. Макияж – только в пределах допустимого. Ты. – Она остановилась у одной из девушек. – Ты это видишь?

Перед ней стояла Ориэлла Морель. Юбка – на ладонь выше нормы. Глаза – подведены, будто шла не на лекцию, а на казнь. Волосы убраны, но не аккуратно – намеренно.

Дождь шёл весь день. Каменные стены впитывали его запах, и теперь даже воздух в галереях был влажным и тяжёлым. Огни в коридорах горели тускло, как будто не хотели светить слишком ярко. Внизу, в арке у библиотеки, Лирхт стоял у окна и смотрел на сад, в котором давно никто не ходил.

Он услышал шаги – лёгкие, отложенные, неуверенные. Но не служанка. Не страж. Он не обернулся сразу. Дождь шёл – и это было важнее. До того момента, пока она не остановилась рядом.

Вижу, – спокойно сказала она.

– Ты нарушаешь кодекс.

– Я дышу.

На секунду повисла тишина. Остальные студенты замерли.

– Прекрасно. Отстраняешься от утренних лекций. Идёшь в модуль пересмотра.

Ориэлла сделала шаг вперёд.

– Не пойду.

– Что?

– У вас нет такой статьи в кодексе. Только если нарушение повторяется трижды – тогда, возможно, модуль пересмотра. Это первое. Лектор может сам выбрать, допускать ли меня к занятию. Ваш контроль – визуальный, но не административный.

Она говорила тихо, почти безэмоционально. Как справочник. Но в этом и был вызов. Потому что каждый в зале понимал: она права.

Вердиса Эйрхарт напряглась.

– Значит, ты выбираешь дерзость.

– Я выбираю точность.

Кто-то в ряду сдержал смешок. Завуч резко повернулась, щёлкнули каблуки. В воздухе завис запах сандала и раздражения.

– Ты – не исключение, Морель.

– Нет. Я – напоминание.

Щелчки каблуков прервались.

Зал на мгновение застыл. Словно кто-то сжал воздух в кулак.

По коридору шёл человек. Не в форме Академии. Не в мантии Совета. В чёрном длинном пальто, с перехваченными перчатками и шагом, которому не нужно было внимание – оно приходило само.

Лирхт.

Его видели только на экранах, в новостных сводках, в старых записях. Говорили, он исчез.

Говорили, мёртв. Но теперь он шёл по академическому коридору, будто и не уходил. Студенты не шептались – они молчали. Это было громче любого вопроса.

Вердиса Эйрхарт ахнула так, что едва не поперхнулась собственным контролем.

– Представитель Совета по наблюдению… – только и выдохнула она.

Он не остановился. Только взглянул на неё – коротко, холодно. Она сразу отступила, словно этот взгляд был приказом.

– Дисциплина страдает, – сказал он. Голос его был негромким, но каждый в зале услышал.

– Я… я немедленно навожу порядок, – торопливо проговорила Эйрхарт и резко обернулась к Ориэлле. – Ты. Уходи. Сейчас же.

Но Ориэлла не двинулась. Не отступила. Только выпрямилась чуть сильнее.

И тогда Лирхт остановился. Повернул голову – и посмотрел прямо на неё.

Не на нарушение. Не на форму. А на неё.

В этот миг всё вокруг перестало существовать. Как будто два мира столкнулись в одном взгляде – молча, без взрыва. Ледяная грань, которую никто не мог понять, пересеклась с другой тишиной – не менее опасной.

Ориэлла не отвела глаз.

Лирхт тоже не говорил.

Он просто прошёл мимо. Ни слова. Ни приказа. Ни угрозы. Он пришёл не за этим.

Когда его фигура скрылась за стеклянной дверью, Вердиса сжала ладони так, что побелели костяшки. На лбу блестел пот.

– По занятиям! Все! Немедленно!

Толпа снова зашевелилась, как проснувшийся улей. Но все шли тише обычного. А те, кто шли мимо Ориэллы, украдкой на неё поглядывали. Уже не как на нарушительницу. А как на ту, на кого посмотрел он.

Тесса подбежала, едва успевая за ней:

– Почему он так на тебя смотрел?

Ориэлла пожала плечами:

– Не знаю. Видимо, понравилась.

Она усмехнулась. Тесса с возмущённым лицом попыталась стукнуть её по плечу, но в тот же миг Ориэлла перехватила её запястье – быстро, почти автоматически. Взгляд стал мгновенно серьёзным. Почти опасным.

Они обе замерли.

Ориэлла медленно отпустила руку.

– Извини, – тихо сказала она. Почти шёпотом.

Тесса растерялась. Потом кивнула.

– Ты странная, Ори.

Все мы странные, просто кто-то делает это красивее.

И пошла вперёд, будто ничего не было.

В кабинете было темно, несмотря на дневной свет. Жалюзи закрыты, лампа включена – тёплая, тусклая. На столе – папки, отчёты, схемы. Грифы допуска. Цифровой планшет моргал статусами.

Лирхт сидел, склонившись над документами, будто искал в них не данные – смысл. Его пальцы едва касались бумаги, но взгляд был сосредоточен. Он не отрывался даже тогда, когда дверь открылась.

– Вызывали, господин куратор? – спросила Вердиса Эйрхарт, робко переступая порог.

– Входите.

Она вошла. Встала по стойке, будто перед старшим офицером, хотя здесь уже не было армии. Лирхт отложил планшет, наконец взглянув на неё.

– Девушка в третьем секторе. Нарушение формы. Резкий словесный ответ. Кто она?

– Морель. Ориэлла Морель. Прибыла год назад по общей программе. Сирота. Родственников не указано. Поведенческий код стабильный, но есть жалобы на отстранённость, пренебрежение к правилам. По оценкам – выше среднего. По дисциплине…

– она замялась, – вызывающая.

Лирхт не моргнул.

– Не вмешиваться. Только наблюдать.

Вердиса напряглась:

– Простите, но если она продолжит…

– Никаких мер. Ни вызовов, ни дисциплинарных протоколов. Всё, что она сделает, должно быть зафиксировано. Но не остановлено. Я ясно выражаюсь?

– Да, господин куратор.

Он вновь посмотрел в бумаги. Она поняла, что разговор окончен, и медленно вышла, не оборачиваясь.

Когда дверь закрылась, Лирхт долго сидел неподвижно. Потом снова посмотрел в планшет. Развернул запись утреннего наблюдения. Пауза. Приближение.

Кадр: Ориэлла. Смотрит прямо в камеру. Как будто знает.

Он выключил экран.

ГЛАВА 3. За столом, где не прощают

Комната была старой, как и все в этом доме. Потолок – высоко. Потолок молчал.

Дубовый стол тянулся почти до стены. Стулья скрипели – слишком редко их касались.

Накрыто было аккуратно. Без излишества. Чай, хлеб, тушёные овощи. Кто-то принес вино – скорее по памяти, чем из желания. Вечера не случались здесь давно.

Эстер сидела, подперев щеку. Она выросла – но всё ещё хранила в лице ту самую девочку, что однажды сказала Мордрагону «я тебя вижу».

Элизиар был рядом. В тени. Он не любил говорить, но всегда слышал.

Люси – с прямой спиной, синяк почти исчез, но внутри – ни капли тепла. Мириэль – её волосы были цвета полированного золота, лицо – спокойное, почти безмятежное, как у тех, кто ещё не научился бояться. Она что-то рисовала пальцем по ободу чашки, делая вид, что скучает. Но взгляд – краем – ловил каждую эмоцию за столом.

Готье вошёл последним, даже не извинившись.

Лирхт уже сидел. Он, как всегда, – был первым.

Молчали. Потому что никто не знал, с чего начать.

Вино плеснулось в бокал. Кто-то кивнул. Кто-то отвернулся. Тарелки зашумели, но никто не ел с аппетитом.

Только когда прошёл почти час, когда разлили чай, когда казалось, что всё уже будет постарому, Лирхт поднял взгляд.

– Я думаю, я нашёл её.

Слова прозвучали не громко. Но стол застыл. Всё замерло.

Готье резко поставил бокал.

Элизиар напряг руку.

Эстер приподняла бровь, будто услышав старую песню.

Люси побледнела, но не из страха – из того, что не хотела вспоминать. Мириэль опустила взгляд в чашку, будто в пророчество.

– Где? – спросил Готье.

– Академия. Альвескард.

– Это невозможно, – отозвалась Люси. – Она…

– Я не говорю, что это она, – перебил Лирхт. – Я говорю: возможно.

Эстер посмотрела на него пристально:

– Ты видел?

– Взгляд. Поведение. Жесты. Она бросает вызов – точно так, как это делала она. Только молодая. Только… будто без памяти.

Готье рассмеялся. Горько.

– Может, тебе хочется, чтобы это была она. Но таких слишком много. Они копируют всё, даже фанатизм.

Не копия, – тихо сказал Лирхт. – Не она. Но что-то от неё.

– Ты говоришь о реинкарнации? – уточнила Элизиар. – Я говорю о возможности.

Опять молчание. Но теперь оно было другим. Острым. В комнате пахло старым огнём и несказанным.

– И что ты собираешься делать? – спросила Мириэль. Лирхт посмотрел прямо на неё:

– Ничего. Пока – только наблюдать.

И это “ничего” прозвучало страшнее, чем любой приказ.

Общежитие западного крыла дышало тишиной.

Шторы закрыты, лампа – в полнакала. На полу – пустая бутылка, две чашки. На кровати – Ориэлла, в растрёпанной форме, с расстёгнутым воротником и бледным лицом. Губы – винного цвета. Смотрела в потолок.

Тесса стояла у окна, разочарованная и уставшая:

– Я не понимаю. Зачем ты это делаешь? Ты же сильнее всех здесь, ты это знаешь. Так зачем?

Ориэлла молчала.

– Ты могла бы просто жить. Просто быть. Не играть в эти странные игры с униформой, с лектором, с этой… сдержанностью, которая больше пугает, чем если бы ты кричала.

– А ты не замечаешь? – тихо сказала Ориэлла. – Всё, что они называют порядком, держится только потому, что никто не дёргается. Стоит один раз – и весь фасад падает.

– Это не повод заливать в себя бутылку вина.

– А может, повод – единственный способ вспомнить, как дышать.

Тесса фыркнула:

– Звучит поэтично. Но ты не поэт. Ты странная, Ори. Иногда я смотрю на тебя – и не понимаю, ты здесь вообще зачем?

Ориэлла приподнялась, улыбнулась чуть криво:

– Может быть, чтобы кто-то наконец задал этот вопрос.

Шаги в коридоре.

Ровные. Чёткие. Остановились у двери.

Тесса всполошилась:

– Вот и прекрасно. Теперь ещё проверка дисциплины. И что мне им сказать?

Ориэлла медленно поднялась и прошла в сторону ванной. – Скажи, что мы читаем. Что я сплю. Что ты здесь одна. – Вечно ты исчезаешь, как тень.

– Лучше тень, чем пустое лицо, – тихо отозвалась Ориэлла и скрылась за дверью.

Стук.

Вердиса Эйрхарт стояла в проёме, строгая, с планшетом.

– Морель в комнате?

Тесса кивнула слишком быстро:

– Она спит. Устала после лекций. Я только убираю кружки.

– В комнате пахнет вином.

– Это старое. Мы не пили. Я просто… я протирала полку, и бутылка упала.

Вердиса посмотрела на неё долго. Потом – шаг назад.

– В следующий раз убедитесь, что “полки” не оставляют следов.

И ушла.

Тесса закрыла дверь и выдохнула.

Ориэлла вышла из ванной, как будто и не пряталась.

– Слишком уверенно, – сказала Тесса. – У тебя это… почти привычка?

– Нет, – ответила она. – Просто я хорошо учусь.

На следующее утро Академия гудела, как потревоженный улей.

Официальное сообщение появилось на внутренней доске в 07:45:

“Урок химии сегодня ведёт приглашённый специалист – доктор Готье Альвескард.” И всё. Ни объяснений. Ни причин.

Те, кто знал имя – уже не могли говорить. Те, кто не знал – чувствовали: это важно.

Когда он вошёл в аудиторию, тишина наступила сама собой.

Высокий, одетый строго, но не в униформу. Тёмные волосы собраны, перчатки в руке.

Глаза – спокойные, тяжёлые. Почти уставшие.

Он не представился. Просто подошёл к доске и написал:

Органическая нестабильность: теория саморазрушения.

И повернулся к аудитории.

– У вас есть мнение, что химия – это предсказуемо. Это ошибка. В любой формуле всегда есть доля хаоса. И вопрос не в том, произойдёт ли реакция. А в том, кто её переживёт.

Он говорил тихо. Без пафоса. Но с такой интонацией, будто говорит лично каждому.

Именно в этот момент дверь скрипнула.

Ориэлла вошла. Поздно. С чуть растрёпанными волосами, без макияжа, с явными следами недосыпа. Осанка – всё та же: ровная, без извинений.

Все повернулись. Но Готье не взглянул. Ни тени удивления.

Она заняла место в третьем ряду. Достала тетрадь. Он продолжил:

– Любая система может быть приведена в точку перегрева. Даже та, что кажется стабильной. Вопрос – в катализаторе.

Он сделал паузу.

И тогда впервые посмотрел прямо на неё.

Не как на студентку. Не как на нарушителя.

Как химик смотрит на вещество, которое он когда-то сам разрушил.

Ориэлла держала его взгляд.

Спокойно.

Не вызов – но и не подчинение.

Готье склонил голову.

– Вы опоздали.

– Не привыкла к утрам, – ответила она ровно. – Тогда постарайтесь не проспать взрыв.

Над аудиторией повис странный смех – короткий, нервный. Но они оба уже больше не улыбались.

В воздухе всё ещё витало эхо слов Готье.

«Постарайтесь не проспать взрыв».

Некоторые нервно переглянулись. Другие записывали дословно – будто от этого зависела стипендия.

Тишину нарушил голос из первого ряда.

– Простите, доктор Альвескард. Но я считаю недопустимым подобное поведение. – Староста группы, – добавил он чётко. – Устин Даллер. И я не потерплю, чтобы ктото срывал урок и проявлял неуважение к вам.

Он повернулся к Ориэлле, уверенный, что все взгляды – на его стороне:

– Прошу вас выйти из аудитории.

Пауза.

Ориэлла даже не подняла головы от тетради. Только сказала:

– Заткнись.

В зале повисло оцепенение. Кто-то выронил ручку.

Устин побагровел.

– Что ты сказала?..

– Ты услышал, – медленно подняла на него глаза Ориэлла. – Или тебе это тоже нужно записать?

Он обернулся к Готье, в надежде на поддержку.

Но Готье смотрел не на него.

Он смотрел на неё.

И в этом взгляде была не злость. Не раздражение. А заинтересованность. Как будто он только что получил ответ на незаданный вопрос.

Он отложил мел.

– Устин, присаживайтесь.

– Но…

– Система измеряется не строгостью правил, а тем, кто их нарушает, – сказал он. – Сегодня вы увидели катализатор. – А теперь – продолжим.

Ориэлла вернулась к тетради.

На лице – ни капли победы.

Просто пустая, спокойная тень.

ГЛАВА 4. Тень над Асквевальдом

Ночь медленно опускалась на Академию Асквевальд. Здания, отлитые холодным стеклом и бетонным камнем, отражали огни уличных фонарей, словно напоминая о своей невозмутимой мощи. Но внутри этих стен царила тревога – тревога, которую не могли скрыть даже хладнокровные лица охраны и преподавателей.

Внезапно раздался оглушительный взрыв – один из складских корпусов, хранивший материалы и редкие артефакты, был охвачен огнём. Пламя заливало небо, а клубы чёрного дыма рвались вверх, вырываясь из разрушенных окон. Паника мгновенно охватила всех, кто находился на территории.

Посреди хаоса стояли две фигуры – Ориэлла Морель и её лучшая подруга Тесса. Лица их были спокойны, а глаза светились решимостью. Рядом слышались крики,

шум бегущих шагов, но они будто находились в другом мире – в мире, где давно привыкли к войнам и взрывам.

Из темноты появилось двое в капюшонах, лица которых скрывали тени. Они приблизились к девушкам без страха, будто пришли за тем, что давно было обещано.

Ориэлла, не моргнув, улыбнулась с лёгкой насмешкой и сказала:

Опять решили устроить шоу? Скучно, ребята. Придумайте что-то получше, или хотя бы маски поменяйте – а то уже как дежавю.

Второй из нападавших хмыкнул, оглядываясь: – Ты уверена, что хочешь продолжать этот разговор?

– Не обижайся, – ответила Ориэлла, повернувшись к Тессе, – но вы, похоже, вообще не умеете выбирать цели. Намекаю – выберите кого-нибудь, кто хоть немного боится.

Мгновение – и холодный голос прервал напряжённость:

– Ну что, снова встретимся.

– Ещё увидимся, – спокойно кивнула Ориэлла. – И постарайтесь в следующий раз не разочаровать.

Тени скрылись так же внезапно, как и появились, оставляя после себя запах дыма и лёгкое послевкусие угрозы.

На следующее утро в комнате для допросов военного сектора Академии царил холод и тишина. Тяжёлый воздух сгущался под тяжестью вопросов, которые ещё предстояло задать.

Лирхт сидел напротив, неподвижный и бескомпромиссный. Его взгляд был острым, как лезвие, он внимательно изучал каждую мелочь – каждую тень на лице Ориэллы и каждое дрожание в жестах Тессы.

– Взрыв, пострадавшие, разрушения… – его голос был тих, но каждому слову придавалась сила приговора. – Почему вы были так близко к эпицентру? Что вы знаете о тех, кто это сделал?

Ориэлла подняла глаза, спокойная и уверенная:

– Мы – не виновники. Мы были там, как и все остальные. Мы – жертвы.

Лирхт улыбнулся, но это была не улыбка радости, а холодный приговор:

– Жертвы, которые оказались слишком близко к разрушению. Совпадение? Или судьба?

Тесса молчала, сжимая руки в кулаки, ощущая тяжесть момента.

– Кто эти люди? – снова спросил Лирхт, голос его стал глубже, глухой. – Те двое, что пробрались сюда среди ночи?

Ориэлла встретила его взгляд и сказала:

– Мы не знаем. Только фанатики, что решили сделать шум. Вероятно, кто-то с манией величия и острым желанием внимания.

Лирхт нахмурился:

– И вы решили не предупреждать? Или считаете, что это – не ваша забота?

Тесса заговорила тихо:

Мы – студенты, не разведка. Ваша задача – разобраться с этим.

Лирхт долго смотрел на них, словно взвешивал слова и лица.

– Вы оказались слишком близко к взрыву, – наконец сказал он. – И это не случайность.

Ориэлла спокойно ответила:

– Тогда найдите виновных. Мы – здесь, чтобы учиться. Не больше.

Лирхт взглянул на девушек с холодом.

– На вас наложены санкции. До выяснения обстоятельств – ни шагу с территории Академии. Поняли?

Тесса быстро повернулась к Ориэлле и тихо сказала: – Лучше не спорь с ним сейчас, это серьёзно.

Но Ориэлла перебила её ледяным тоном: – Заткнись.

Тесса замерла, взгляд её смешался с удивлением и страхом.

Ориэлла, глядя прямо в глаза Лирхту, спокойно произнесла: – Прекрасно. Значит, никуда и не свалим.