Полная версия
Зов Гималаев. В поисках снежного барса
Билл Крозье
Зов Гималаев. В поисках снежного барса
Bill Crozier
BEYOND THE SNOW LEOPARD
Перевод с английского Анны Тимофеевой
© Bill Crozier, 2024
This edition published by arrangement with Carlow Books, an imprint of SCHWARTZ BOOKS PTY LTD and Synopsis Literary Agency.
© Тимофеева А. Г., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Азбука», 2025 КоЛибри®
* * *Секрет гор в том, что они просто существуют. Они есть, как и люди, но в отличие от людей в их существовании нет смысла, а только величие бытия.
Питер Маттисен «Снежный барс»Пауле, Николе, Мэделин, Джорджу и Джейку посвящается
ГОРНЫЙ СОНЕТМеж воздухом и небом. Связь с землёйХрупка, пока кричат от боли мышцы,И страх, из холода собравшийся, зовётИскать – как будто нет идеи выше.Шаг. Вздох. И горло жжёт от пустоты,Но в голове лишь жажда выше, дальше,И мантра Джорджа «потому, что онТам есть[1]» не объясняет нас, стоящихЗдесь на скале безжалостной. ОгоньИз сердца черпая для будущих свершений,Когда желанный пик мы покорим,Чтобы взглянуть на тихий свет вечернийИ с высоты судить о собственной судьбе,О нашем месте в мире, на Земле.Билл Крозье, 2010
2013. Ладакх[2]
1. Ладакх
Мою палатку шумно затрясло, и я очнулся – в полной темноте. Над головой раздался голос: «Чаю в постель, саиб?»
Ещё не рассвело. Мороз стоял −20 °C.
Шёл пятнадцатый день нашего зимнего похода в Ладакх, в индийские Гималаи, и тем самым утром мы планировали отыскать следы снежного барса.
Пока собирали инвентарь, согрелись; позавтракали в кухонной палатке – и вперёд. Взошло солнце, и небо над головой окрасилось в ярко-голубые тона, однако в тени высоких гор, обступавших нас, было по-прежнему зябко. Дорога по узкому, каменистому уступу привела нас обратно к замерзшей реке Занскар, и мы без колебаний ступили на лёд. За ночь выпало несколько сантиметров снега. Первым шёл наш проводник Лобсанг: он простукивал лёд палкой и проверял на слух, достаточно ли толстая и надёжная поверхность у нас под ногами.
Через полчаса Фил, двигавшийся впереди меня, остановился и начал что-то яростно фотографировать.
– Снежный барс! – крикнул он мне.
Я догнал Фила: на снегу у нас под ногами и правда виднелись чёткие, характерные отпечатки больших лап. Они вели в противоположном направлении, однако оставили их явно сегодня утром. То тут, то там мы замечали след внушительного хвоста, волочившегося по земле. Оглядевшись по сторонам, я вдруг осознал, что в этом тусклом утреннем свете легендарный гималайский кот вполне может подстерегать нас, прячась в тени, невидимый даже на расстоянии в несколько метров. Проследив глазами за цепочкой следов, я приметил место, где зверь пересёк собственную тропу. Вот здесь он определённо спустился откуда-то со скалы, а чуть дальше, очевидно, запрыгнул на тот далёкий, низко висящий утёс. Я снял солнечные очки и положил их на снег рядом со следами, чтобы показать масштаб. Отпечатки лап по ширине не уступали моему собственному лицу. Никаких сомнений: взрослый снежный барс.
Река Занскар, приток Инда, замерзает каждый год на полтора месяца и образует настоящее шоссе, соединяющее столицу Ладакха Лех с отдалёнными селениями в пору, когда прочие горные дороги завалены снегом. Местные прозвали этот ледяной маршрут «Чадар»[3], и вот уже которое столетие он служит единственным торговым путём в зимнее время.
Несколько месяцев назад я связался с моим другом Эйдом Саммерсом и сообщил ему, что хочу попробовать чего-нибудь новенького в свой следующий поход.
– А пойдём со мной на Чадар, – ответил Эйд.
Эйд – валлиец за пятьдесят, профессиональный альпинист и горный гид. Это приятный, спокойный человек с богатым опытом и острым чувством юмора. Он позвал меня в ледяное путешествие, которое собирался возглавить, и я сразу ухватился за эту возможность. Вскоре оказалось, что нас будет всего трое. С третьим нашим товарищем, Филом Мецгером, я познакомился в аэропорту Дели. Фил оказался высоким, грубоватого вида американцем, который прежде работал хирургом в клинике Мэйо в Джексонвилле, Флорида, и недавно вышел на пенсию. Ночным рейсом мы добрались до гор и примерно через час встретились с Эйдом в лехском терминале. Солнце только-только взошло, стояла бодрая температура в −15 °C.
Лех, древняя столица Ладакха, стоит на высоте 3500 метров. Здесь пересекаются старые торговые пути, ведущие на север и на восток, в Тибет, и на запад, и на юг, в Кашмир и Балтистан. Городок цивилизацией не испорчен, и над ним по-прежнему высится девятиэтажный Лехский дворец XVIII в. Над ним, намного выше дворцовых стен, на скалистой вершине в окружении цветастых молитвенных флагов красуется монастырь Намгьял-Цемо.
Высота сразу чувствовалась, стоило только подняться по ступенькам в отель или наклониться, чтобы завязать шнурки. Переход в два километра до города и обратно изрядно утомлял. Два дня мы потратили на акклиматизацию, прежде чем отправиться на джипе к нашей стартовой точке. Путь занял три часа. Миновав то место, где Занскар впадает в Инд, мы оказались глубоко в Занскарском ущелье. Последним поселением на нашем пути оказалась деревня с удачным названием Чиллинг («Холодрыга»). Мы встретились с носильщиками и их сирдаром, то есть главным проводником, могучим тибетцем по имени Лобсанг. Не меньшее впечатление, чем сам проводник, на нас произвела куртка из овчины, в которой он щеголял. Оказалось, ему её прислали родственники из Тибета: такую куртку положено носить мехом внутрь. Куртка была зелёного цвета, с пышной шёлковой оторочкой и обильной вышивкой. Как только машина остановилась, носильщики бросились разгружать снаряжение: вскоре наш багаж уже спускался по льду на импровизированных салазках, приближаясь к нашему первому лагерю и опережая нас метров на двадцать. Кое-как мы тоже спустились и неуклюже, с опаской пошли следом. С детства мы избегали замёрзших водоёмов, чтобы не оказаться на тонком льду. И хотя сначала нам казалось, что затея наша противоречит здравому смыслу, вскоре мы приспособились и научились шаркать по льду, не отрывая ног от поверхности: эта обязательная походка пристанет к нам на следующие три недели.
Лагерь, куда мы следовали, виднелся на противоположном берегу реки всего в километре от нас. Идти по льду было тяжело, так что мы не мёрзли, а в лагере нас ждал горячий чай. Бросив снаряжение в палатках, мы собрались на ужин. В ущелье солнца мало, и ночь наступает быстро. Мороз тут же пробирает до костей. Только пуховые спальные мешки и спасают от холода.
Медленно мы следовали по вьющейся реке, и каждый день перехода дарил потрясающие виды. Путь наш почти всегда пролегал по льду, но тот постоянно менялся. Попадались плотные и тонкие участки, из белоснежного он становился то серым, то голубым, а то и вовсе прозрачным, так что мы явственно видели воду, бегущую под ногами. Иногда попадались места, где лёд сломался и был непроходим, так что мы карабкались на скалистый берег и возвращались на лёд немного дальше. Там, где ущелье сужалось, лёд был особенно толст и крепок, и никакого течения под ним не было видно. Там же, где река становилась широкой, вода свободно бежала по ущелью, а лёд узким карнизом теснился к берегу. Шириной этот карниз бывал меньше метра, так что приходилось снимать рюкзаки и толкать их перед собой, осторожно передвигаясь ползком. Жизнерадостные носильщики часто опережали нас, спеша вперёд, чтобы разбить лагерь и встретить нас у костра с горячим чаем. Удивительно, что наши ладакхские друзья не использовали палаток: они предпочитали сгрудиться у открытого огня, разведённого в неглубоком гроте на берегу, и спать в армейских спальных мешках.
Ночами было очень темно и холодно, однако небо оставалось чистым, и поразительно ясно светил Млечный Путь. Мне было уютно лежать на надувном матрасе, в пуховом мешке, да ещё и накрывшись пуховой курткой. Время от времени в ночи раздавались громовой треск и грохот: это ломался лёд на реке, покорившись могучим силам природы. Мы с радостью приучились к утреннему «чаю в постель», а за завтраком старались накачаться углеводами: кашей с мёдом и сахаром, очень сладким кофе, яичницей и чапати[4]. Хлеб у нас на столе был разный: наан, чапати, а также вкуснейшие тибетские пирожные, удивительно похожие на английское печенье с изюмом. Мы удивились, какое всё свежее и как долго не кончается. Лобсанг объяснил нам, что каждую ночь замешивает тесто, запаковывает в пластиковый пакет и держит в спальном мешке до утра: к утру оно подходит – и можно печь.
На третий день треккинга на реку сошла большая снежная лавина, и дорога стала ещё более опасной. Во второй половине дня мы набрели на молитвенные флаги и на чортен[5], религиозное сооружение, примостившееся высоко на скале. Река сделала новый поворот, и перед нами открылся замёрзший водопад высотой метров тридцать. Лёд играл и переливался разными цветами: то синим, то кремовым, то бирюзовым, то серым, то голубым. Потом мы дошли до шаткого деревянного моста: по нему шёл трек в деревню Нерак в двух километрах от нас. В полной тишине мы стояли на льду, рядом со свидетельствами пребывания здесь человека: чортен, флаги, мост… Как же должно быть весной на этом самом месте, когда талая вода несётся по ущелью могучей белой струёй, грандиозной, оглушительной!
Шесть дней занял переход по Чадару: на шестой день мы вскарабкались на речной берег и пустились дальше в путь. В прошедшие пять суток нам удавалось делать по 10–14 километров за дневной переход, и теперь мы добрались до края ущелья, откуда начиналась широкая Занскарская долина. К деревушкам, лежащим впереди, вела узкая, скованная льдом дорога. Ослепительно-светлым, морозным днём мы одолели 17 километров и доплелись до Пидмо, крохотного поселения у самого подножия гор. В деревне нашлись чортен, гомпа[6], школа и около 20 домов. Там мы переночевали, устроившись в традиционном жилище: наверху жилые комнаты, внизу – яки и козы. У нас была комната на троих с дровяной печкой, которую кто-то смастерил из старой канистры: жестяной дымоход уходил в потолок. Мы расстелили каждый свой спальный мешок и устроились на чаепитие. Мне наконец удалось осмотреть пальцы на правой руке, на кончиках которых появились признаки обморожения. Пальцы стали твёрдыми, побелели и уже покрывались волдырями – но, к счастью, ничего непоправимого. Любые перчатки могут подвести! Между тем в комнату проникли хозяйские дети: не сдержав любопытства, они пришли посмотреть на нас. Самые смелые трогали наши рюкзаки и спальные мешки, словно то были экзотические артефакты.
На следующий день мы двинулись дальше, к поселению Зангла. Оно оказалось крупнее, занимало больше территории, на которой расположились и женский монастырь, и гомпа, и развалины старинной крепости, носящей название «Королевский дом». Здесь мы также остановились в традиционном тибетском доме. В день нашего прибытия было ясно и чертовски холодно, и нас, с сосульками на бородах, встретила хозяйка дома и заливавшаяся лаем собака на цепи. Хозяйке на вид было около восьмидесяти, но на самом деле ей могло быть и сорок, и девяносто. Из-под серой вязаной шапки из шерсти яка торчали чёрные засаленные волосы. Она носила традиционные тибетские украшения из серебра, бирюзы и коралла. Ей недоставало многих зубов, но улыбалась она широко. Комнату нам отвели очень светлую, с печью посередине и несколькими коврами на полу. Стены были грубо окрашены в зеленовато-голубой цвет, неказистые оконные рамы – в ярко-розовый. Этот уютный, гостеприимный дом приютил нас на последовавшие три ночи. Мы базировались в Зангле не только для того, чтобы отдохнуть и согреться, но и для того, чтобы запастись припасами в Падаме, главном селении Занскарской долины, в котором проживает около тысячи человек. Мы отправились туда на джипе следующим утром и купили там ногу яка, рис и другие продукты на обратную дорогу. Также мы провели чудесное утро в живописном монастыре Курча-Гомпа. Крепко стоя на краю утёса, он словно бы парил в морозной дымке над ледяной рекой. Духовный лидер монастыря – Тензин Чогял, младший брат далай-ламы. Дорога на автомобиле к этому интригующему месту была нам в радость – вплоть до того момента, пока наш джип неожиданно не встал на льду как вкопанный. Оказалось, дизель слишком охладился и загустел. Мы быстро решили эту проблему: запалили горелку, на которой кипятили чай, и оставили открытое шипящее пламя прямо под баком на 15 минут. Вскоре мы снова тронулись, но, добравшись до места, неосторожно въехали в стену. Впрочем, после этих автомобильных приключений мы благополучно поднялись к монастырским постройкам, вошли в главную гомпу и побеседовали с монахами. В комплексе находилась школа для совсем юных монахов, и ученики-подростки охотно позировали для фото, нацепив мои синие солнцезащитные очки Ray-Ban.
В Зангле у нас был свободный день, так что мы с Эйдом и Филом беспрепятственно гуляли по округе и знакомились с местными. В деревне было много чортенов, в изобилии ходили овцы, козы, собаки и яки, которым, похоже, не меньше людей хотелось фотографироваться. Взобравшись на высокие стены «Королевского дома», мы были вознаграждены небывалыми видами на долину. Эйд воспользовался случаем, чтобы поднять несколько молитвенных флагов в память о матери своего друга.
Ближе к вечеру мы вернулись на джипах обратно к пасти ущелья и провели ночь в хижинах рабочих, немея от холода.
Следующим утром мы вернулись на лёд – теперь уже не так сильно боясь провалиться. Шли с хорошей скоростью. Очевидно было, что дорога проторённая: нам встречались целые семейства ладакхцев, нагруженные товарами и путешествующие в ту и в другую сторону. Попадались и большие группы индийских туристов, обутых в дешёвую резиновую обувь, которую легко можно купить в Лехе.
В предпоследний день похода дорогу нам перегородил обширный участок ледяной каши. В некоторых местах пришлось полагаться на верёвки, иногда мы забирались на высокий скалистый берег и по нему брели до более надёжных участков ниже по течению. Той ночью над горным хребтом взошла великолепная полная луна, но любоваться ею дольше двух минут не позволял трескучий мороз.
В последний день на ледяном «шоссе» нам всем было грустно: приближался конец живописного трека. Эйд и я прошли последние километры медленным шагом и сделали множество снимков. За километр или около того до лагеря мы услышали гром отбойных молотков: там в скале вырубали новую дорогу. Через несколько лет она должна была соединить Пидмо с Лехом. В Занскаре наконец появится новая зимняя дорога, а значит, жизнь и культура долины разительно переменятся.
В Лехе мы провели несколько долгожданных дней отдыха, которыми воспользовались и для того, чтобы посетить Чоукханг-Гомпа в центре города, взобраться к крепости и ещё выше – к монастырю Намгьял-Цемо на самой вершине. Оттуда открылся потрясающий вид на средневековый Лех, с его древними чортенами и площадкой для поло. Над гомпой в центре города раздавались бой барабанов и песнопения. К югу тянулся Стокский горный хребет, покрытый снегом, с прекрасным пиком Сток-Кангри (6153 метра) ровно посередине. С трудом спустившись вниз по серпантину, мы зашли пообедать в тибетский ресторан на главной улице Леха, где нас гостеприимно встретили чаем и пельменями момо[7].
Через несколько дней мы с Эйдом вернулись в Дели, а Фил отправился в дальний путь домой, в США. Оставшись вдвоём, мы разделили в отеле прощальный карри и за бокалом недурного австралийского вина предались воспоминаниям о треке.
«Давай со мной в Долпо на следующий год», – предложил Эйд.
Дважды можно было не спрашивать. Долпо – земля снежного барса, которую обессмертил в своей книге американский писатель Питер Маттиссен[8]! Без колебаний я согласился. Я мечтал отправиться по стопам Маттиссена и лелеял робкую надежду увидеть снежного барса своими глазами.
2014. В Долпо
2. О снежных барсах и людях
Снежного барса я видел всего раз в жизни – в зоопарке «Таронга» в Сиднее. Большинство зоопарков мне не по душе, и в присутствии этого величественного горного животного, запертого в тропическую австралийскую клетку, мне было грустно и стыдно. И всё же одновременно я чувствовал, как повезло мне оказаться в непосредственной близости к этому гордому, необыкновенному существу.
Снежный барс, или ирбис, или Panthera uncia, подробно описан в зоологической литературе. Этот прекрасный хищник, относящийся к уязвимым видам, обитает в высокогорных районах Центральной Азии. Среди семейства кошачьих он считается средним по размеру, а весит от 25 до 50 килограммов. Тело снежного барса достигает в длину 130 сантиметров, а его толстый пушистый хвост удваивает эту цифру. Мех у ирбиса серого цвета, и по всему телу рассыпаны тёмные, угольно-серые розетки. Снежный барс прекрасно маскируется на фоне скал и редко попадается на глаза человеку, даже там, где делит с ним территорию.
По подсчётам «Фонда снежного барса», американской благотворительной организации, в дикой природе осталось от 3,5 до 6 тысяч особей. Ирбисы настолько неуловимы, что точного их количества не знает никто. Их ареал по площади сравним с Гренландией и покрывает по меньшей мере двенадцать азиатских государств.
В широко известной книге Питера Маттиссена «Снежный барс» рассказывается о путешествии автора в отдалённый непальский регион под названием Долпо. Несколько лет назад я уже читал эти путевые записки и обратился к ним ещё раз, как только вернулся из Ладакха в Австралию. Эта культовая книга – одновременно и травелог, и буддистские духовные искания. Она рисует чудесные картины далёкого, вольного уголка планеты, где благодаря труднодоступности долины Долпо сохраняются в неприкосновенности древние тибетские традиции.
Маттиссен родился 22 мая 1927 г. в Нью-Йорке. С детства он интересовался дикой природой и пронёс этот интерес через всю жизнь. Отслужив в 1940-х гг. в американском флоте, в 1950 г. он окончил факультет английского языка Йельского университета и твёрдо решил стать писателем. В 1951 г. он женился на Патси Саутгейт, и вскоре они переехали в Париж. Там в 1953 г. Маттиссен участвовал в создании литературного журнала The Paris Review. Впоследствии стало известно, что в тот период своей жизни он работал на ЦРУ. У них с Патси было двое детей: Люк, родившийся в Париже, и Сара, появившаяся на свет в 1954 г., уже после возвращения в Штаты. В 1958 г. Питер и Патси развелись. В 1963 г. он женился на писательнице Деборе Лав, и оба они увлеклись дзен-буддизмом. В 1965 г. Питер написал роман, где рассказывается о встрече американских миссионеров с коренным племенем в Южной Америке. Роман называется «Игры в полях Господних», и впоследствии он лёг в основу голливудского фильма. Отношения Питера и Деборы были сложные, но в конце концов они нашли подход друг к другу и семейная жизнь наладилась. В конце 1972 г. Дебора скончалась от рака. У них было двое детей: Питер удочерил дочь Деборы Ру, а в 1964 г. у них родился общий сын Алекс. В книге «Снежный барс» Маттиссен часто говорит о смерти жены и тоске по детям.
Питер всегда много путешествовал, и в 1969 г. в африканском Серенгети он познакомился с Джорджем Шаллером.
Джордж Билс Шаллер родился в 1933 г. в Берлине и подростком переехал в США. Он получил высшее образование в Университете Аляски, окончив его в 1955 г., и в 1962 г. защитил докторскую степень. В возрасте двадцати шести лет в 1959 г. он отправился в Центральную Африку изучать горных горилл[9]. В дальнейшем его работа вдохновила известного приматолога и защитницу дикой природы Дайан Фосси[10] на изучение крупных приматов.
В 1966 г. Джордж с женой Кей уехали в Танзанию, чтобы изучать популяцию львов. Встретившись в Серенгети в 1969 г., Маттиссен и Шаллер договорились о совместной поездке в Гималаи, куда Джорджа звали его дальнейшие исследования.
Питер понимал, что в научной экспедиции с Джорджем он сможет наконец познакомиться с тибетским буддизмом на месте.
Их совместное путешествие состоялось только в сентябре 1973 г., когда Питеру было уже сорок семь. Оно началось в Катманду и легло потом в основу его книги «Снежный барс». Травелогу было суждено выйти в свет в 1978 г. Маттиссен и Шаллер собирались наблюдать и документировать поведение голубых баранов, или бхаралов. С помощью нескольких групп носильщиков они добрались от Катманду до Покхары. Оттуда они двинулись на юг, к массиву Дхаулагири, повернули севернее у долины реки Бхери, вдоль реки Сулигад добрались до озера Пхоксундо и, наконец, попали в Ше-Гомпу. Скорее всего, для Маттиссена с его глубокими буддийскими убеждениями это путешествие стало поисками самого себя после недавней кончины жены. Дорожные тяготы, красоты внутреннего Долпо и добрые местные жители, описанные в книге, – всё это стало катарсисом для автора. Писал Маттиссен также и о своих спутниках, в том числе о ДШ, как он обозначал Шаллера. Путешественники наняли проводников – пастухов из долины Кхумбу к северо-востоку от Катманду. Возглавлял их шерпа Джанг-Бу, Пху-Черинг служил поваром, Гьялцен и Дава помогали в лагере – всем им было около тридцати лет. Их сопровождали ещё двое проводников постарше, Бимбахадур и Туктен, бывшие королевские гуркхские стрелки. Все они получали гроши за свою работу.
Перечитывая «Снежного барса», я убедился, что Джордж Шаллер хорошо изучил Долпо. В 1973 г. он провёл там полтора месяца, вдвое дольше Маттиссена. Шаллер написал много книг об изучении дикой природы по всему свету, в частности, в 1967 г. он выпустил труд под названием «Немые камни. Путешествие в Гималаи».
Я купил «Немые камни» онлайн, и оказалось, что это не менее увлекательная и познавательная книга, только более серьёзная и научная, чем «Снежный барс». В начале книги, в главе о Долпо, Шаллер так и пишет: «Хотя у нас и разные причины ехать в Гималаи (Питер ищет себя, а я – научные знания), пути наши пересекаются».
Именно из книги Шаллера я узнал о первых чужаках, которым удалось попасть в этот отдалённый участок Гималаев. До 1950 г. Непал был закрыт для иностранцев, а Долпо – ещё дольше. Шаллеру пришлось получать специальное разрешение, и его сопровождало постоянное беспокойство, что власти Покхары или Дунаи начнут чинить ему препятствия. Маттиссен почти ничего не пишет о путешественниках, которые бывали в Долпо до них с Шаллером. Лишь однажды он упоминает: «Выше когда-то стоял лагерем исследователь тибетского буддизма, который посетил Ше-Гомпу в 1956 г. (благодаря его превосходным книгам я могу рассуждать об иконографии региона с уверенностью, которая мне не принадлежит)». Сноска ведёт к примечаниям в конце книги, где указано просто: «Дэвид Снеллгроув. Гималайское паломничество».
Шаллер, напротив, по-настоящему отдал должное своим предшественникам: особенно хвалил он того самого англичанина по имени Дэвид Снеллгроув. Он высоко ценил исследования Долпо, которые Снеллгроув совершил раньше него.
Дэвид Снеллгроув был всего на семь лет старше Маттиссена: он родился 29 июня 1920 г. в английском Портсмуте. Ранние годы Снеллгроув провёл в сельском Гэмпшире, учился в интернате «Христов Госпиталь» в Сассексе. Изучал иностранные языки в Саутгемптонском университете. Когда началась Вторая мировая война, Снеллгроува призвали на службу и причислили к корпусу королевских инженеров. Он попал в новое подразделение радиоразведки и в 1943 г. отправился морем в Индию. Снеллгроув тяжело переносил тропическую жару, и начальство отправило его в госпиталь в долине Лебонг, за городом Дарджилингом. Там он впервые посетил буддийские монастыри и начал учиться тибетскому по классическому труду Чарльза Белла «Грамматика и словарь разговорного тибетского языка». Последующий отпуск он провёл под Дарджилингом и подружился там с молодым тибетцем по имени Пасанг, который помог англичанину освоить местный язык.
Позже Снеллгроува перевели в другое подразделение, и в марте 1944 г. какая-то специальная миссия привела его на остров Цейлон, где он посетил важнейшие буддийские центры. Остаток времени, проведённого в Индостане, позволил англичанину несколько раз съездить в Сикким и окрестности. Он постоянно практиковался в тибетском языке.
Демобилизовавшись, Снеллгроув три года посещал Кембридж, потом ещё год проучился в Риме у профессора Джузеппе Туччи, после чего поступил на восточное и африканское отделение Лондонского университета. После учёбы он смог вернуться, наконец, в Индию, отправиться в Гималаи, а после в Непал, только открывшийся для туристов. Первая экспедиция Снеллгроува продлилась с конца 1953 по 1954 г. и легла в основу двух книг: «Пристрастие к Азии. Странствия и искания на Индийском субконтиненте и в Юго-Восточной Азии» и «Буддийские Гималаи». Последняя мне очень понравилась: в ней понятно описывается развитие буддизма и его распространение вначале в Индии, а в дальнейшем и по всей Азии.