Любовь падшего ангела

Дмитрий Вектор

Любовь падшего ангела

Глава I. Цвет забвения.

Туман над Темзой в тот октябрьский вечер 1887 года был особенно густым – не обычным лондонским смогом, а чем-то более плотным, почти осязаемым, словно сама память города материализовалась в воздухе. Элиза Торнфилд знала такие ночи. В такие ночи к ней приходили самые сложные случаи.

Она стояла у окна своей мастерской на Блумсбери-стрит, наблюдая, как газовые фонари превращаются в размытые золотые пятна в молочной дымке. Её пальцы машинально перебирали флаконы с эфирными маслами на подоконнике – лаванда для успокоения разорванных нервов, розмарин для восстановления утраченных воспоминаний, вербена для изгнания кошмаров. Каждый аромат был инструментом в её необычном ремесле.

Элиза Торнфилд была реставратором душ.

В отличие от обычных реставраторов, работавших с холстами и красками, она имела дело с гораздо более хрупким материалом – человеческими душами, повреждёнными горем, потерями, предательством или просто жестокостью мира. Её мастерская напоминала одновременно художественную студию и алхимическую лабораторию: здесь соседствовали тончайшие кисти из соболиного волоса с колбами, наполненными переливающимися эссенциями эмоций, а мольберты стояли рядом с витринами, где в хрустальных флаконах хранились дистиллированные воспоминания.

Стены были увешаны необычными "картинами" – это были не изображения, а заключённые в рамы фрагменты исцелённых душ, каждый светился собственным внутренним светом. Золотистое сияние радости соседствовало с серебристыми нитями надежды, а глубокие фиолетовые оттенки мудрости переплетались с нежно-розовыми завитками новой любви. Это была галерея человеческого опыта, преображённого из боли в красоту.

Элиза провела пальцем по корешкам кожаных томов на полке – «Анатомия печали» Мерлина Ашворта, «Трактат о восстановлении разбитых сердец» леди Моргвет, «Алхимия забвения» неизвестного автора. Каждая книга была написана кровью сердца – в буквальном смысле, ведь только так можно было передать истинную суть работы с душами.

Часы на каминной полке пробили девять. Элиза ожидала прибытия последнего клиента дня – молодой вдовы, чья душа была изъедена не только горем по умершему мужу, но и чувством вины за то, что она всё ещё жива. Случай непростой, но типичный для её практики. Элиза уже приготовила специальные пигменты: лунный серебряный для работы с утратой и оттенок рассвета для пробуждения воли к жизни.

Но вместо тихого стука в дверь, который она ожидала, раздался звук разбитого стекла.

Элиза обернулась и увидела, что одна из её самых ценных эссенций – флакон с концентратом забвения – лежит на полу в осколках, а его содержимое растекается серебристой лужицей. Но разбить его было невозможно – флакон был заговорён против любых повреждений. Это могло означать только одно: в мастерскую проникла сила, способная разрушать магические защиты.

– Простите за беспокойство, – раздался голос за её спиной.

Элиза медленно повернулась. В центре мастерской стоял мужчина – высокий, одетый в безупречный чёрный костюм, который, казалось, поглощал свет. Его лицо было аристократически бледным, с резко очерченными скулами и губами, которые, вероятно, забыли, как улыбаться. Но больше всего поражали глаза – они были цвета бури, серо-синие, с серебристыми искрами, и в них была такая боль, что у Элизы на мгновение перехватило дыхание.

– Как вы попали сюда? – спросила она, инстинктивно отступив к столу с инструментами. – Дверь заперта, и на ней защитные заклинания.

– Я пришёл не через дверь, – ответил незнакомец. Его голос был низким, бархатистым, но в нём слышались какие-то неземные обертоны, как эхо грозы в далёких горах. – И ваши заклинания не действуют на таких, как я.

– На таких, как вы?

Мужчина сделал шаг вперёд, и Элиза заметила, что он не отбрасывает тени. В мерцающем свете газовых ламп это было особенно заметно – все предметы в мастерской имели чёткие тени, но он словно существовал в другом измерении света.

– Меня зовут Габриэль, – сказал он. – И мне нужна ваша помощь, мисс Торнфилд.

– Откуда вы знаете моё имя? – Элиза почувствовала, как магические защиты мастерской начинают реагировать на присутствие незваного гостя. Воздух становился плотнее, наполняясь невидимыми искрами.

– Я много знаю о вас. Знаю, что вы единственная в Лондоне – возможно, в мире – кто умеет восстанавливать повреждённые души. Знаю, что ваш дар передаётся по женской линии уже семь поколений. Знаю, что ваша прабабушка лечила самого короля Георга от меланхолии, а ваша мать.

– Не смейте упоминать мою мать! – резко оборвала его Элиза.

Воспоминания о матери были для неё болезненной темой. Изабелла Торнфилд была великолепным реставратором, но её последняя работа – попытка исцелить душу серийного убийцы – закончилась трагедией. Зло, с которым она столкнулась, оказалось слишком сильным и поглотило её саму. Элиза нашла её тело в этой же мастерской семь лет назад. С тех пор она никогда не брала случаи, связанные с настоящим, первобытным злом.

– Прошу прощения, – голос Габриэля стал мягче. – Я не хотел причинить вам боль. Но вы должны понять – я пришёл к вам, потому что больше некуда идти. То, что произошло со мной это невозможно исцелить обычными методами.

Элиза внимательно посмотрела на него. Её обученный глаз видел то, что скрыто от обычного взгляда – ауру человека, состояние его души. То, что она увидела вокруг Габриэля, заставило её отступить ещё на шаг.

Его аура была разорвана.

Не просто повреждена или омрачена – разорвана на части, как картина, разрезанная острым ножом. Но разрывы эти были не хаотичными – в них угадывался странный узор, почти как как будто кто-то намеренно отрезал определённые части его сущности. И в местах разрывов виднелся не мрак, как обычно бывает у повреждённых душ, а ослепительно белый свет, который причинял боль даже через магическое зрение.

– Боже мой, – прошептала она. – Что с вами случилось?

– Я пал, – просто ответил Габриэль.

И тут Элиза поняла, почему он не отбрасывал тень, почему её защитные заклинания не действовали на него, почему в его голосе слышались неземные ноты. Перед ней стоял не человек.

– Вы ангел? – слова давались с трудом.

– Был ангелом, – поправил он. – Теперь я изгнанник. И разрывы в моей душе – это не повреждения от боли или горя, как у ваших обычных клиентов. Это следы от оторванных крыльев.

Элиза опустилась на стул. За двадцать лет практики она видела многое, но это превосходило все её представления о возможном. Ангелы для неё были скорее теоретическим понятием – упоминались в древних трактатах о магии души, но живого ангела она представить не могла.

– Что вы сделали? – спросила она. – За что вас изгнали?

Габриэль подошёл к окну, посмотрел на туман, окутавший город.

– Я попытался изменить судьбу смертного, – сказал он тихо. – Это запрещено нашими законами. Мы можем направлять, можем вдохновлять, но не имеем права прямо вмешиваться в человеческую жизнь.

– И ради кого вы пошли на это?

– Ради девушки. Её звали Серафина. – Голос Габриэля стал почти неслышным. – Она была особенной. Художницей. Она рисовала то, чего не могла видеть – ангелов, небесные города, сады рая. Словно её душа помнила что-то из прошлых жизней. Я был послан охранять её, но влюбился.

Элиза почувствовала странный укол в груди. Ревность? Но это было смешно – она едва знала этого человека этого ангела.

– Серафина заболела чахоткой, – продолжал Габриэль. – По законам судьбы, ей суждено было умереть в двадцать три года. Но я не мог этого допустить. Я использовал свою силу, чтобы исцелить её, нарушив божественный план. За это меня лишили крыльев, изгнали из рая и обрекли на вечное скитание среди смертных.

– И где она сейчас? Серафина?

Габриэль повернулся к ней, и в его глазах был такой мрак, что Элиза поёжилась.

– Мертва. Через месяц после того, как я её исцелил, она погибла в пожаре. Оказалось, что судьба – это не предложение, а неизбежность. Можно отсрочить её исполнение, но нельзя изменить. Я потерял всё ради любви, которая всё равно была обречена.

Молчание затянулось. Элиза пыталась осмыслить услышанное. История Габриэля была трагичной, но она не понимала, чем может ему помочь.

– Мои методы работают с человеческими душами, – сказала она наконец. – То, что у вас это совершенно другая природа повреждений. Я даже не знаю, с чего начать.

– Но вы попробуете?

Что-то в его голосе, в том, как он смотрел на неё, заставило сердце Элизы биться быстрее. Это был взгляд человека – ангела – который потерял всё и держался лишь за последнюю соломинку надежды.

– Прежде чем я соглашусь, мне нужно знать: что именно вы хотите восстановить? Вернуть крылья невозможно – это было божественным наказанием. Но если речь идёт о душевных ранах, о боли утраты.

– Я хочу вспомнить рай, – прервал её Габриэль. – После падения моя память о небесах была стёрта. Я помню лишь обрывки – запах небесных садов, звук ангельского хора, ощущение полёта. Но всё остальное исчезло. И это хуже всех физических мук. Я не помню, каким был до падения. Не помню своих братьев-ангелов, не помню лицо Всевышнего. Это как жить с половиной души.

Элиза поднялась и подошла к своей рабочей витрине. Среди флаконов с эссенциями она нашла один особенный – в нём хранилась субстанция цвета утренней зари с золотистыми искрами. Эссенция воспоминаний – самое сложное в изготовлении и самое опасное в применении вещество из всего её арсенала.